<<
>>

Неведомое знание

Как это так выходит, подмечает Ф.М.Достосвский в романс «Подросток», что у человека умного высказанное им л ори зло глупее того, что н нем остается? Отчего, в самом деле, наш язык, изначально предназначенный для репрезентации внутреннею и внешнего миров, вдруг оказывается порой бессильным сделать это? Не может ни уловить ход мысли, ни выразить чувство? Ответ на эти вопросы предполагает обращение к актам артикуляции.

Приступая к их анализу, мы оказываемся почти в такой же ситуации, как и любой исследователь, который изучает свой предмет и описывает его с помощью слов. Знание, вы­росшее из знакомства с предметом и оформленное словес­но, принадлежит к такой разновидности, которую можно определить как знакомое, или ведомое (от слова ведать - то же, что знать141). Изучение несловесных мыслительных ак­тов мы также вынуждены начинать с попыток выделить и описать их в словах. Однако знание, подученное с помощью несловесного языка, артикулировать порой бывает просто невозможно. «Ненареченному хотим названье дать» - так достаточно точно выразил мысль о «неведомом» поэт

В.А.Жуковский. Сходный образ нарисовал и другой русский поэт - Н.П.Огарев:

«О юм, что как-то чудно Лежит в сердечной глубине - Высказываться трудно».

Назовем такое знание «не-ведомым». Неведомое ~ - рациональное знание, его не следует путать ни с «небываль^0 (какими-либо эзотерическими формами), ни е hd ииональным знанием. К не-ведомому относится знание ко торос еще не получило рационального оформления всюис

Проблема отличия рационального от иррационально го обсуждается в теории познания. На необходимость тако­го различия указывают многие авторы. По мнению А.А.Новикова, следует говорить о двух значениях термина иррациональное. Одно из значений «представляет собой ннеразумную форму психической (духовной) активности Homo sapiens, существующую наряду и одновременное дей­ствующим разумом.

Условно второе значение термина «ир­рациональное» свя зано с идейным и идеологическим тече­нием в философии и мировоззрении вообще. Здесь ирра­циональное уже вторично, производно от рационального и представляет собой логическую, гносеологическую и ак­сиологическую альтернативу рациональному. Это уже нечто откровенно антинациональное, несущее в себе исключи­тельно критическую разрушительную функцию гю отноше­нию к рациональному. Его идейное оформление было спро­воцировано не фактом реальности рационального само-по- себе, а сомнительными претензиями на статус единственно возможного эпистемологического средства со стороны дру­гого идейного течения истории философской мысли - ра­ционализма142 .

Иррационализм в первом его значении - эго нерефлек- емвная и нерефлексирующая сфера духа, сохраняющая себя в этом качестве независимо от филогенеза и онтогенеза пос­леднего. Такое иррациональное, продолжает автор, действи­тельно, самодостаточно и самоценно. Это и есть иррацио­нальное само-по-себе, не уступающее разуму своею приро­дой выделенную «нишу» и не претендующее на «чужую территорию», такое иррациональное следовало бы имено­вать нерациональным, хотя и в этом терминологическом оформлении полной корректности достичь невозможно, ибо, используя термин ratio в наименовании двух качествен­но различных форм активности духа, мы вольно иди не­вольно, априорно и произвольно устанавливаем внутри него ценностную иерархию. В системе взаимоотношения нерационального с рациональным сформировались две гипотезы. Согласно одной нерациональное оказывается питательной средой для рационализма ввиду неиз­бежности перманентной рациональной экспансии духа. Поэтому, как замечает автор, «нерациональное обречено на утрату своей качественной определенности и самоцен­ности, т.е. способности остаться иррациональным самим- по-себе. Оно может реально существовать лишь в каче­стве пока-нерационального. Альтернативная гипотеза опирается на идею самобытности и независимости ирра­ционального как особой способности человеческого духа постигать неведомое, не прибегая ни к помощи органов чувств, ни к помощи «очей разума».

Одним из средств нерационального постижения является вера (в предель­но широком смысле этого слова), игнорируемая порой человеческим разумом в силу объективной ограниченнос­ти (но не ущербности) его возможностей. Вера и разум — не антиподы, но взаимно дополняющие стороны едино­го процесса — человеческого духа.

Не-ведение может иметь разные причины. Это и не­доступность прямому наблюдению, и отсутствие у предме­та «практической валентности», и неполнота знаний (нали­чие лишь «следов» знания иди лишь частичной ясности со­держания). Все эти и другие причины не позволяют вывести такое знание «на поверхность». Артикуляция «не-ведомо- го» знания затруднена даже для «самого себя», а не только для «другого». Эпистемический подход к понятию предпо­лагает широкий контекст рассмотрения. Тут для нас важна не столько экспликация исходного понятия, сколько его включение в социокультурный контекст, в другие теорети­ческие построения.

Скрытые смыслы всегда волновали воображение че ловека, будили и направляли мысль к поискам способов артикуляции неведомого, пока-нерационального. Уже в древности был найден такой путь, минуя язык. Мы име­ем в виду гексограммы, пирамиды и иные неязыковые модели, в которых в «материи» воспроизводились основ­ные структурные и функциональные характеристики идеального объекта, моделировали, по мысли их твор­цов, структуру Вселенной. Мысль об отсутствии СЛОВ ДЛЯ выражения смысла прозвучала в парадоксальном утвер­ждении Святого Августина, когда он пытается опреде­лить понятия пространства и времени: «Я знаю, что та­кое пространство и время до тех пор, пока меня об этом не спрашивают». Такой формулировкой Августин под­черкивает реальность ситуации, свидетельствующей о невозможности языковой реконструкции некоторых ви­дов знания.

С поисками причин со-крытости экзистенциаль­ных смыслов мы встречаемся в поэзии древних и Но­вого времени:

«Как будто кто-то развернул в тиши Священный свиток - тайнопись души.

Его никто не смог бы прочитать.

Когда б любовь не сорвала печать»143.

Сходную мысль высказывает Данте в первых стихах пер­вой книги «Рая», утверждая свое пребывание в Раю:

«Я в небе был,

Но вел бы речь напрасно О виденном вернувшийся назад».

По М.Л.Лозинскому, Данте не умеет и не может пере­дать виденное в Раю. Не умеет потому, что забыл, не может по той причине, что, если и помнит и хранит в памяти глав­ное, ему не хватает слов. Наш разум видит многое, для чего, однако, у него нет словесных обозначений144. Отсутствие языковых средств мешает экспликации несловесных струк­тур сознания, делает последнее нечетким, размытым. Ктл- ким малоутешительным выводам субъект приходит не толь­ко потому и даже не столько потому что такова специфика самого «предмета». Существуют и более глубокие корни порождения нечеткости, размытости содержания знания. Мы их связываем с использованием соответствующих гене­рализующих моделей.

Модели генерализации

Путь к экспликации в значительной мере связан с по­исками идентичности. С помошью генерализующих проце­дур субъект пытается понять неизвестное через знакомое, неясное — посредством четко очерченного. Сама процедура экспликации является, как правило, венцом специально организованных исследований и целенаправленных усилий, в итоге которых субъект оказывается способен удовлетво­рить логические и математические требования к понятиям. Предшествующий анализ показал, что понятия «мира не­словесности» вовсе не отвечают таким требованиям. Изна­чальные трудности, встающие на пути их артикуляции, по­буждают нас более внимательно присмотреться к существу­ющим моделям генерализации.

Мысль о том, что за изменчивым, преходящим много­образием мира можно увидеть нечто устойчивое, закономер­ное, волновала мыслителей разных поколений. Интерес к рациональному постижению принципов организации бы­тия и познания зародился еще в античной философии, но не утерян и поныне. Поиски фундаментальных начал как неких сохраняющихся структур оформились в самостоятель­ную познавательную программу: субъект ищет некую опо­ру, незыблемый фундамент, который в поисках истины по­могает справиться с множественностью реальности.

С точ­ки зрения Э.Хайдеггера, истина соукоренена судьбе человеческого присутствия (Dasein). Греческое понятие ис­тины открывает нам внутреннюю связь владычества суще­го, его утаенности от человека, который сообщает сущему его собственную истину»145. Преодоление альтернативнос­ти и изменчивости гносеологической реальности является одной из естественных склонностей и изначальным стрем­лением разума. В этом проявляется консервативно-охрани­тельная сторона человеческого духа, его потребность в дос­товерном знании.

Ассимиляция многообразия является, несомненно, конструктивной процедурой: идея общих начал учила вы­делять непреходящие смыслы. Культурно - исторический опыт показывает возможность ассимиляции разными пу­тями. По большей части сходное понимание достигается либо на конвенциональной основе, либо основанием слу­жи! какой-то обший признак. Смысл последнего видят в обобщении разнообразия. Генерализация, связанная с по­исками единых общих начал, широко использовалась еще в античности.

Поиски исходных начал составили содержание двух разнонаправленных моделей генерализации. Одна из них построена на идее порождения из общих семян-начал: все сушее происходит от «единого корня» (иди «фундамента»); корневое начало придает всему разнообразию универсаль­но-обезличенные черты. Для такого способа восхождения к единству характерна теоретичность: с помошью идеи общих начал субъект научился выделять общие непреходящие смыслы: окружающие его явления согласно такой идее при­обретают упорядоченную форму, теоретически воспроизво­дятся, наступают вовремя и в нужном месте. Назначение «единого корня» состоит в предписании «как» нужно дей­ствовать, «чго» субъекту важно видеть и знать. Существен­но, что такая познавательная стратегия в значительной сте­пени априористична.

Еще в античности была разработана альтернативная модель ассимиляции многообразия, построенная на отри­цании идеи порождения многого из общих семян-начал. Данная модель-альтернатива связана с именем Сократа.

Идея генерализации подучает здесь развитие на основе кон­чен га «причастности» к эйдосу. «Причастность к эйдосу» выражает сходство с эйлосом как неким образцом, выпол­няющим функции идеала. В последнем видят ту конструк­тивную цель, продвижение к которой позволяет достигать похожести, нс теряя при этом исходной индивидуальности.

Сходство в таком случае не является едино-образием. Ска­занное означает, что идея причастности прямо противопо­ложна родству, основанному на идее «единого корня».

Фундаментализм

В истории научного знания модель «единого корня» нашла наиболее широкое распространение. Смысл данной модели, се назначении, эвристические возможности откры­ваются при рассмотрении фундаментализма.

Важную черту фундаментализма как модели познава­тельной деятельности составляет строго очерченный, жест­ко зафиксированный характер исходного базисного знания. Согласно Л.Витгенштейну, исходное базисное знание зада­ется совокупностью элементарных, «атомарных» утвержде­ний; круг этого содержания очерчивает все, что может быть осмысленно высказано; любое осмысленное утверждение, выражающее реальную информацию о мире, должно в прин­ципе представлять собой какую-то комбинацию «атомар­ных», иди элементарных, утверждений; истинность или лож­ность последних привносится в систему идеального языка и определяется внелогическим путем146. Фундаменталистс­кий строй мысли достаточно жестко задает объем содержа­ния знания, формирует представление об онтологии, о су­ществовании объектов определенного типа. Исходным здесь является представление о базовом знании как стандарте, определяющем строй и направление познавательной дея­тельности. Нормативность базового знания может быть ис­следована в самых разных аспектах (истинности, ценности и т.п.), среди которых важное место занимает рассмотрение базисного знания как основания систематизации знания. Данная трактовка вытекает из представлений об исходном фундаменте и уходит корнями к идеям «семян-начал», «пра- материи». «первофундамента» и т.д.

Этот господствовавший в течение ряда веков элемсн- таристский образ науки базируется на постулате о дедуии- руемости, об инвариантности исходной элементарной суш- ности в различных теоретических системах. На историчес­кую изменчивость форм элементаризма в зависимости от смены лидирующей теории неоднократно указывалось в литературе147. Существенно, что фундаментализм выража­ет способность теории к ассимиляции знания, к охвату еди­ной теорией разнообразного эмпирического содержания. Достигаемый при этом эффект систематизации выступает в качестве синонима его теоретичности.

Согласно такой стратегии явление считается обосно­ванным, седи оно поставлено в связь с законом или каким- то другим объясненным явлением. В результате бывают за­фиксированы одни и те же черты, подчеркнута одна и та же сущность. Последнее означает известное единство много­образия, их тождество по какому-то признаку. Вопросы о том, схватывается ли при этом глубинно-имманентное со­держание, достигается ли окончательное объяснение, как бы отодвигаются в тень. Более важным оказывается то, что «ис­ходная схема» становится эталоном, который задает и тем самым предопределяет строй и направление обоснования.

Отсюда истолкование процесса познания как формаль­ного конструирования в соответствии с принятым образцом, как подведение исходного многообразия под общий «зна­менатель». Цель познания сводится в таком случае к усвое­нию, схватыванию базовых структур, понимается как выве­дение иди сведение знания к исходным самодостоверным положениям. Данный способ видения основан на дедуктив- но-номологическом объяснении и предполагает, что связь между посылками и заключением носит причинно-след­ственный характер. Поскольку общее утверждение, входя­щее в экспдананс, составляет, как правило, закон природы, то связь между явлениями приобретает необходимый, жес­ткий характер.

Такое понимание целей и задач познания, зародившее­ся в философии античности, оказывало и до сих пор оказы­вает воздействие на формирование способов и средств ас­симиляции научного знания. Так, опирающаяся на тради- пиомную математику картеіианская модель имела дело с формальными объектами. Ныне фундаменталистская мо- лель конституируется через такие понятия, как определен­ность. точность, полнота, замкнутость, непротиворечивость и лр. Эти идеи лежат у истоков оснований научного позна­ния. ибо оказались включенными в самосознание науки, в обшую духовную культуру. Деятельность ученого строится на представлениях, которые диктуются этими утвердивши­мися осознаваемыми (а порой и неосознаваемыми) норма- швами, выражающими фундаменталистский образ науки.

Весьма важно вытекающее из такой посылки следствие: познавательная деятельность считается эффективной толь­ко при условии использования фундаменталистской моде­ли организации и систематизации знания. Мысли такого плана высказывали такие видные ученые, как М.Планк. МЛауэ, О.Бауэр и др. Из той же самой посылки родилось убеждение об универсальных возможностях логики в мето­дологии науки, о чем еще в 30-е годы писал А.Тарский: «Со­временная математическая логика стремится создать еди­ный аппарат понятий, который мої бы служить общим ба­зисом для всего человеческого знания»148.

Фундаменталистекий идеал приводил к успеху в тече­ние длительного времени в истории науки. Это обстоятель­ство позволило придать ему всеобщий и универсальный ха­рактер и соответственно распространять на любые новые области науки и практики. Следует при знать, что и поныне идеи фундаментализма составляют одну из ведущих пред­посылок познания. Выражением такого строя мысли может послужить высказывание С.Вайнберга но поводу задач фи­зики. Последние, по его мнению, состоят в том, чтобы вы­работать простой взгляд на явления природы, объяснить огромное число сложных процессов с единой точки зрения на основе нескольких простых принципов149. Современный взгляд имеет, как мы видим, историческое родство с пред­шествующими идеями, в частности с идеями М. План ка. Во многих своих работах ученый обосновывал мысль о возмож- носій выведения физики из «единой формулы», о том, что поиски абсолюта являются наивысшей целью научной дея­тельности150.

Возможность объяснения множества явлений с помо­щью базисного знания покоится на абстракции отождеств­ления. Это такой способ ассимиляции фактов, при котором элементы множества принимаются не как полностью само­стоятельные сущности, а как конкретные представители абстрактного элемента. Эти абстрактные элементы «конст­руируются» исследователем путем обобщения свойств кон­кретных, наблюдаемых элементов. Применение абстракции отождествления разбивает множество элементов на классы эквивалентности. Члены каждого класса суть элементы, отождествленные друг с другом. Каждому классу сопостав­ляется абстрактный элемент, вбирающий все то общее, что свойственно всем членам данного класса эквивалентности. Уравнивание, отождествление элементов дают возможность использовать одни и те же понятия и уравнения для анализа объектов разных классов, т. е. реализуют ту особенность ба­зовой теории, которая связана с ее общностью.

Основательно проработанная в физике фундаментали­стская модель стала служить программой в биологии, пси­хологии, педагогике и в других областях, т.е. выступила в определенном смысле идеалом научного объяснения. Хотя новые научные данные и позволили выявить некоторые трудности и противоречия фундаментализма, тем не менее правомерность самой этой идеи не была поставлена под со­мнение. Ее глубинный смысл выражен в поисках способов и средств организации знания, ведущих к систематизации и минимизации. Требование представить научное знание в обобщенной форме тесно связано с самой сущностью ра­ционалистически ориентированной науки, стремящейся объяснить многообразие явления из минимального коли­чества принципов и абстракций. Развитие специально-на­учных теорий в самых различных областях современного научного знания демонстрирует значение исторически и методологически отработанных идей фундаментализма.

<< | >>
Источник: Абрамова Н.Т.. Несловесное мышление. — М.,2002. - 236 с.. 2002

Еще по теме Неведомое знание: