ЗЕМЩИНА

Положение земщин: Новгородской. Киевской, Переяславской, Плицкой, Смоленской, Полоцкой. Волынской и Черниговской. Рязанской и Муромской, Суздальской и Ростовской. устройство земщины.

Положение земщины. Развитие княжеской власти при Владимире по удалении беспокойных варягов в Константинополь, помощь, оказанная новгородцами Ярославу в борьбе его со Святополком, и более тесная связь князя с земщиной, естественно, должны были мало-помалу изменить прежние отношения земщины к князю, и даже в самом устройстве земщины должны были произойти некоторые перемены. Но по смерти Ярослава, по случаю разделения Руси на уделы и по беспрерывным спорам князей изменение отношений земщины к князю и наоборот, а равным образом изменение устройства земщины было незначительно и шло очень медленно. Впрочем, это было неодинаково во всех местностях Руси: в иных местах оно более и скорее сближалось с князем и с дружиной, в других - медленнее и позднее. Начнем наше исследование об устройстве земщины в этом периоде с тех местностей, в которых земщина в большей степени удержала свой прежний характер. В этом отношении первое место принадлежит Новгороду.

Новгородская земщина. Новгородцы, как и в прежнее время, считали себя свободными в выборе князей. К прежним правам в этом деле в настоящем периоде присоединились грамоты Ярослава Великого, будто бы данные новгородцам за помощь в войне со Святополком, как об этом свидетельствуют Софийская и Никоновская летописи. Но эти грамоты до нас не дошли, и в чем они состояли - мы не знаем. В своих сношениях с князьями новгородцы постоянно ссылаются на эти грамоты как на закон, определяющий отношение князя к Новгороду: так, например, в 1228 году новгородцы говорят Ярославу Всеволодовичу: «На всей воли нашей и на всех грамотах Ярославлих ты наш князь, или ты собе и мы собе».

Киевская земщина. С новгородской земщиной было довольно сходно устройство земщины киевской. Постоянное стремление всех княжеских родов владеть Киевом, как первым и богатейшим городом, имело прямым следствием то, что там не утвердился ни один княжеский род, а Киев не сделался отчинным владением. Киевская земщина, при всем своем желании сблизиться с каким-либо княжеским родом, не сблизилась ни с одним, хотя к некоторым и высказывала особенное расположение и преданность, например, к роду Мономаха. В продолжение 190 лет, от смерти Ярослава Великого до покорения Киева монголами, киевскими князьями успели побывать отчинные князья и черниговские, и переяславские, и туровские, и новгород-северские, и смоленские, и волынские, и суздальские, и даже один из полоцких князей, так что, за исключением князей рязанских и галицких, все роды остальных князей русских в разное время владели Киевом, отнимая его друг у друга. Все эти обстоятельства должны были поставить разноплеменную, богатую и торговую киевскую земщину в положение более или менее независимое, так что она в иное время могла произвольно менять князей, оставлять неугодных и приглашать тех, которые ей нравились, или одним помогать, а других оставлять без помощи. Сами князья, до покорения Киева войсками Андрея Боголюбского в 1169 году, уважали голос киевлян и всегда отдавали предпочтение тому искателю киевского престола, который имел на своей стороне киевскую земщину. До княжения Всеволода Ольговича киевляне сами приглашали себе князей; так, изгнавши Изяслава, они пригласили Святослава, после Святополка пригласили Мономаха, а после Мономаха - Мстислава.

Земщины: Переяславская (Переяславля русского), Туровская, Пересотницкая. Курская и др. незначительных городов Приднепровья по сходству своего устройства очень близки к киевской земщине. Здесь князья, по большей части, часто менялись и, следовательно, не могли сблизиться с земщиной, равно как и их дружинники. Впрочем, земщина городов этого разряда далеко не пользовалась тем значением, каким пользовались киевляне: так как эти города были небогаты и незначительны, то охотников княжить в них было немного и они, большей частью, давались в придачу к другим владениям или же отдавались второстепенным князьям по договоренности с киевским князем; следовательно, тамошняя земщина находилась, большей частью, в зависимости от внешних обстоятельств, от перемен в Киеве и других значительных владениях. Это же было причиной тому, что эти города нередко подвергались опустошениям от сильных князей, которые, желая страхом привлечь к себе слабейших, иногда беспощадно жгли и разоряли их области.

Вообще земщина всех этих городов была далеко не самостоятельна. Даже земщина более важного из них, Переяславля, пользовалась, сравнительно с киевской и новгородской земщинами, очень незначительными правами. Они, так же как и киевская земщина, не отличались привязанностью к своим князьям; поэтому князья менялись у них очень часто и, таким образом, они не сблизились ни с одним княжеским родом; от этого и участь большей части этих городов была одинакова с киевской земщиной, под покровительством которой они состояли. Когда в 1169 году Киев был разрушен и киевская земщина потеряла свое значение, то и все Приднепровье, за исключением черниговских владений, было расхищено и разорено. Совсем другое значение имела земщина в тех владениях, которые сделались отчинными в каком-либо одном роде князей: так, например, в Галиче, Смоленске, Полоцке, Ростове, Суздале, Рязани, Муроме, на Волыни с Изяслава Мстиславича и в Чернигове с Всеволода Ольговича отчинность княжеской власти в одном роде произвела то, что земщина более или менее притянула к себе дружину и потому получила большую силу и значение. Но и в этой категории владений значение и сила земщины не везде были одинаковы.

Галицкая земщина была самой сильной среди земщин это - го разряда. В Галиче, где постоянно княжил один род, притом не дробившийся на ветви, утратилось всякое различие между дружиной и земщиной: там дружинники так успели слиться с земщиной, что сделались главными землевладельцами и предводителями земщины, так что летописи постоянно называют их галицкими боярами или мужами, но не княжескими, как в большей части других владений. Дружинники сделались аристократами земщины, в явный ущерб власти князя и свободы народа. Галицкие бояре еще при Ярославе Осмосмысле начали выказывать большое своеволие и вмешиваться даже в семейные дела князя: так, в 1173 году галичане, предводимые боярами, избили приверженцев Ярослава, Чагрову чадь, сожгли княжескую любовницу Настасью, захватили самого Ярослава и обязали его клятвой жить в любви с княгиней. По смерти Ярослава они разделились на партии и стали произвольно распоряжаться и княжеской властью, и обществом; своеволие их дошло до того что они произвели мятеж, изгнали из Галича старшего сына Ярослава, Олега, и перевели на галицкий стол из Перемышля другого сына его, Владимира. Потом, через год, они вынудили и Владимира бежать в Венгрию и после этого, в продолжение 56 лет, постоянно ссорились между собой и продавали галицкий стол разным князьям. Хотя во всех переменах князей главными руководителями были бояре, но тем не менее народ не замер совершенно, и через 56 лет, когда в Галиче стал единодержавным князем Даниил Романович, Галич восстановил прежнюю силу и значение и сделался сильнейшим княжеством на Руси.

Смоленская земщина. В Смоленске, постоянно остававшемся за родом Ростислава Мстиславича, внука Мономахова, земщина также получила большое значение, благодаря тесному соединению с дружиной. Смоленская земщина, хотя никогда не исключала из княжения племени Ростислава, тем не менее принимала большое участие в общественных делах. Князья смоленские были очень ограничены земщиной, так как не могли опереться на дружину, которая была заодно с земщиной, и потому волей неволей должны были считаться во всем с земщиной. Насколько смоленская земщина имела значение в делах междукняжеских, видно из истории смоленского князя Ростислава. Когда Ростислава пригласили в Киев по смерти Юрия Долгорукого, он послал туда прежде себя от смольнян мужа Ивана Ручечника и от новгородцев Якуна договориться с приглашавшими князьями и киевлянами о том, на каких условиях они принимают его в киевские князья. Это посольство земцев, а не дружинников, а прямо указывает на сильное участие земщины в делах княжеских: здесь Ростислав принимает киевский стол явно с согласия смольнян и новгородцев; он считает для себя одинаково нужным как согласие князей и киевлян, приглашавших его в Киев, так и земцев новгородских и смоленских, отпускавших его на киевский престол; следовательно, уезжая княжить в Киев, Ростислав еще дорожил расположением смольнян и, так сказать, не хотел разрывать своей связи со Смоленском. Смоленские земцы, крепко любившие князей, поступавших по обычаям смоленским, являлись непреклонными, как только князья оказывали неуважение к народным правам. Так, сын Ростислава, Роман, когда по воле Андрея Боголюбского занял Киев и, не посовето - вавшись со смоленской земщиной, дал Смоленск своему сыну Ярополку, возбудил негодование земцев, кончившееся изгнанием Ярополка и передачей Смоленска брату Романа, знаменитому защитнику народных прав Мстиславу Ростиславичу. Впрочем, изгнание Ярополка не рассорило смольнян с детьми первого их отчинного князя, любимого народом Ростислава: они через два года признали своим князем самого Романа, когда тот по обстоятельствам вынужден был оставить Киев и возвратиться в Смоленск; а по смерти Романа с радостью приняли брата его, Давида, и все вместе со своим епископом и духовенством вышли встречать его. Но те же самые смольняне, которые так радушно встретили Давида, уже в 1185 году восстали против князя, видя в его действиях нарушение своих прав. Летописец говорит об этом следующее: «... встал бысть в Смоленске промежду князем Давыдом и смоляны и много голов паде лучших муж». Смоленская земщина принимала также деятельное участие и в войнах своих князей. Так в 1216 году, во время войны Юрия и Ярослава Всеволодовичей, князей суздальских, с новгородцами, в союз с последними вступил князь смоленский Владимир Рюрикович, а с Владимиром приняли участие в походе и смоленские земцы своим полком. Об участии земцев в делах мира свидетельствуют договорные грамоты Мстислава Давидовича с Ригой и Готским берегом. В этой грамоте прямо сказано, что для переговоров о мире князь посылал в Ригу от смольнян попа Еремея и сотского Пантелея, а еще прежде сих послов вел переговоры с немцами Тумаш смольняннн. По смерти Мстислава Давидовича смоленская земщина думала иметь выборных князей из других княжеских домов, но это ей не удалось[130].

Полоцкая земщина была давно уже отделена от других земщин. Она выделилась из общей связи русской земли едва ли еще не при Олеге, потому что в это время имела своего самостоятельного князя. При Владимире Святом полоцкое княжение досталось сыну его Изяславу и с этого времени почти постоянно находилось в его роде. Временно, при Мстиславе I, который выгнал Изяславичей из их владений, полоцкое княжение было присоединено к Киеву, но во время междоусобий, происшедших между Мстиславичами, Изяславичи волей полоцкой земщины были вызваны из Греции, где они жили после удаления из Полоцка, и снова стали владеть полоцким княжением. После этого полоцкая земщина получила такую силу, какой, за исключением Новгорода, не имела ни одна земщина. Впрочем, отношения полоцкой земщины к своим князьям были не совсем одинаковы с новгородской. Как в Новгороде, так и в Полоцке князья были выборные, но разница в этом отношении состояла в том, что новгородцы выбирали князей из всех Рюриковичей, а полочане только из потомков Изяслава Владимировича; с другой стороны, князья, избираемые новгородцами, имели где-нибудь свои особенные, отчинные владения, так что если новгородцы прогоняли своего князя, то он удалялся в свое владение. Полоцкие же князья не имели других владений, кроме Полоцка, и если бы полочане вздумали лишить власти своего князя, то ему некуда было бы деваться; поэтому князья в Полоцке были более стеснены, более зависимы от земщины, чем в Новгороде. Чтобы не оставаться без владений, они волей-неволей непременно должны были соглашаться на все условия и требования земщины или искать себе покровительства у соседних князей, или держаться полудикой соседней Литвы. Надо заметить, что Литва была колонизована полочанами и кривичами. Северный край ее, почти до устьев Западной Двины и Немана, был колонизован полочанами, а южный, почти до Припяти, - кривичами, поэтому она зависела от Полоцкого княжества; но так как племена литовские не были ославянены и притом имели своих князей (князцы), число которых было очень значительно, так что чуть ли не в каждой литовской деревне был свой князь, то полоцкие князья в случае раздоров с земщиной, нередко искали покровительства у литовцев и с их помощью занимали то или другое из полоцких владений. При таком порядке полоцкая земщина к концу XII столетия достигла такой степени самоуправления, что заключала мирные договоры с соседними владетелями, не спрашивая об этом своих князей; так, в 1186 году полочане заключили мир с Давидом Ростиславичем Смоленским прямо от своего имени, а не от имени князя: «И сдумаша полочане, рекуще: не можем мы стати противу новгородцем и смольняном, и собрашася вси и идоша к ним и сретоша и на межах с поклоном и честию». Все это довело полоцкую земщину до того, что она лишилась своих отчинных князей, много потерпела от княжеских междоусобий и подчинялась попеременно черниговским и смоленским князьям и, наконец, была покорена литовцами при Гедимине и Витовте[131].

Волынская и Черниговская земщины жили постоянно с одними княжескими родами, первая за потомством Изяслава Мстиславича, а вторая за потомством Давида и Олега Святославичей, следовательно, имели много времени сблизиться со своими князьями и их дружинниками; но частые войны князей с соседями и сильное участие в делах других княжеств заставляли тамошних князей постоянно усиливать свои дружины; а во время войны на дружинную службу было всегда много охотников и из земцев в надежде на добычу. Все это не позволяло земщине поглощать дружину, как это было в Галиче, Смоленске и Полоцке. На Волыни, в черниговской и северной стороне дружина всегда была настолько сильна, что земщина не могла иметь над ней большого перевеса и присвоить себе более решительное влияние на дела общественные; частые нападения соседей и набеги половцев заставляли земщину дорожить княжеской дружиной как надежной помощью при защите родной земли. Поэтому в летописи мы не встречаем ни одного известия, которое бы указывало на несогласие между земщиной и князем ни на Волыни, ни в черниговском крае.

Рязанская и Муромская земщины[132] еще со времен Мстислава Великого имели своих отчинных князей из рода Ярослава Святославича, которые были там постоянно. Эта отчинность князей из одного и того же рода способствовала тому, что земщина этих городов получила огромное значение; она не только участвовала наравне с дружиной во всех общественных делах и войнах князя, но действовала самостоятельно и одна, когда князь ее почему-либо не мог действовать; так, когда в 1154 году Юрий Долгорукий выгнал Ростислава Рязанского и посадил на его место своего сына Андрея Боголюбского, рязанцы ночью подвели к городу Ростислава с половцами и Андрей едва успел убежать из Рязани в одном сапоге, а дружина его была частью убита, частью потоплена в реке; или в 1207 году, когда Всеволод Юрьевич выгнал из Пронска тамошнего князя Михаила, то проняне выбрали себе в князья одного из родственников Михаила, Изяслава Владимировича, и три недели бились с войсками Всеволода. Когда же Всеволод посадил сына своего Ярослава в Рязани, заставив рязанцев выдать ему своих князей, и Ярослав стал поступать не по обычаям рязанским, то рязанцы стали сноситься с пронскими князьями и хотели им выдать своего князя. Хотя замысел этот и не удался, и Всеволод отвел множество рязанских бояр во Владимир, но рязанцы отомстили ему в том же году опустошением окрестностей Москвы и добились того, что сын Всеволода Юрий заключил с рязанскими князьями мир и отпустил взятых в плен бояр. Есть известия, что рязанцы (они называются в летописях буими, гордыми, своеобычными людьми), когда князья присылали к ним наместника, прогоняли его и управлялись сами, так что управление самих родовых князей было сильно стеснено земщиной. По дошедшим до нас рязанским жалованным грамотам мы видим, что даже их князь давал не только от своего лица, но и от земщины. Таким образом, рязанская земщина была настолько крепка, что успела отстоять свою независимость и тогда, когда князья ее были или побиты, или в плену. Такому развитию земщины главным образом способствовало то, что там постоянно был один княжеский род и те же дружинники, которые так слились с земщиной, что составили с ней одно нераздельное целое.

Суздальская и Ростовская земщины[133], прежде почти неизвестные и подчинявшиеся княжеским посадникам, присылаемым сперва из Киева, а потом, со времени Владимира Мономаха, из Переяславля, и не имевшие никакого голоса в княжеских отношениях, с возвышением Юрия Долгорукого так усилились, что стали одними из первых земщин и держали у себя князей, хотя и из одного и того же рода, но не иначе как по вольному избранию. Так, по смерти Юрия Долгорукого суздальская и ростовская земщины избрали себе в князья сына его Андрея Боголюбского не по старшинству, а только по желанию, потому что Юрий в завещании распорядился, чтобы ему наследовали младшие сыновья его Всеволод и Василько, но суздальцы и ростовцы выгнали этих князей и приняли Андрея. А по смерти Андрея Боголюбского суздальская и ростовская земщины, помимо сына его, вольными голосами признали своими князьями племянников его Мстислава и Ярополка Ростиславичей. Этих же князей сначала признали и владимирцы; но когда Ростиславичи стали плохо править, то владимирцы собрали вече и прямо сказали: «Мы по своей воле избрали князей, а они пустошат землю нашу, как бы не думая оставаться в ней князьями» и послали звать к себе в князья брата Андреева Михаила Юрьевича, по смерти которого они избрали другого его брата, Всеволода и целовали крест на него и его детей. Вследствие этого отделения владимирской земщины от суздальской и ростовской началась небывалая до того война земщины с земщиной, война, замечательная тем, что в ней главными деятелями были не князья, а земщины, так что князья иногда были готовы заключить мир, но земщины не соглашались на это. Так, во время этой войны Всеволод предложил племяннику заключить мир с тем условием, чтобы поделить полюбовно владения, и когда племянник согласен был принять предложение дяди, то ростовцы прямо объявили: «Ежели ты дашь мир Всеволоду, то мы не дадим». Или владимирцы, победив ростовцев и Мстислава, требовали у Всеволода, чтобы он казнил взятых в плен ростовцев: «Княже! мы тебе добра хотим и за тебя головы свои складываем, а ты держишь врагов своих просто, а се враги твои и наши — суздальцы и ростовцы, любо казни их, любо слепи или отдай нам».

По смерти Всеволода сын его Ярослав, которому по завещанию назначался Переяславль (Залесский, Суздальский), утвердился в этом городе не иначе, как с согласия самих пере- яславцев. Он, прибывши в Переяславль, собрал вече и говорил переяславцам: «Братья переяславцы! вот отец мой отошел к Богу, а вас отдал мне, а меня вам дал на руки; скажите, братья, хотите ли меня иметь у себя, как имели отца моего и сложить за меня свои головы». И отвечали переяславцы: «Очень, господине, да будет так; ты наш господин, ты наш Всеволод». Но несмотря на сильное влияние земщины в этом крае, очень долго не угасавшая вражда старой ростовской и суздальской земщины с молодой земщиной - владимирской, препятствовала той и другой земщине поглотить в себе княжескую дружину, вследствие чего здесь произошло почти единственное на Руси явление - отдельность и не подчиненность друг другу дружины и земщины при сильной преданности той и другой князю. Это исключительное на Руси отношение между дружиной и земщиной было, кажется, одной из причин, по которой суздальско-ростовский край особенно усилился и впоследствии в лице Москвы подчинил себе всю Русь; ибо собственно дружинникам на Руси нигде не удалось совершенно подчинить себе земщину, и те русские владения, где земщина успела поглотить дружину, все рано или поздно пали, и именно от поглощения дружины земщиной.