ФОНЕТИЧЕСКИЙ звуко-буквенный разбор слов онлайн
 <<
>>

И. ЯЗЫКОВАЯ КОМПЕТЕНЦИЯ И ВЛАДЕНИЕ РЕЧЬЮ

Даже те, кто испытывает раздражение по поводу стенаний о порче русского языка, вынуждены признать падение коммуникативной компетенции у современных молодых людей, примитивизации их коммуникативных практик.

Так, М. Кронгауз рассказывает о своих студентах, которые продемонстрировали неспособность адекватно интерпретировать тексты кинорецензий[43]. Заметим, что речь идет не просто о молодых людях, а о студентах-фи- лологах, учащихся в весьма достойном вузе, т. е. о тех, кто по определению должен быть хорошо подготовлен к сложной коммуникативной деятельности. Что же говорить об остальных?

Наш собственный преподавательский и жизненный опыт позволяет утверждать, что едва ли не большинство современных школьников просто не способно понять тексты классической литературы, входящих в школьную программу. Нет, речь идет не о невладении теми или иными приемами литературоведческого анализа, которым вроде бы должны учить в школе, не о толковании многозначных символов, экспликации импликатур и т. п. Мы говорим об элементарном понимании содержания и самого общего смысла текста, о способности к хотя бы примитивному пересказу. Вот лишь несколько примеров из педагогической практики преподавателя литературы в одной из центральных спецшкол с углубленным изучением иностранного языка в Москве.

Учащимся после прочтения пушкинского «Пророка» было предложено определить, к какой лирике (пейзажной, батальной, философской, гражданской и др.) следует отнести это стихотворение. Поднялась лишь одна рука. Просвещенный отрок заявил, что это любовная лирика; видя немое изумление учителя, он поспешил подкрепить свой ответ цитатой из текста: «Видите, тут же написано: “И он к устам моим приник...”».

Другой молодой человек, которому было предложено ответить на вопрос, о чем же повествует известная поэма М. Ю. Лермонтова, сказал, что там одного купца как-то обидели и он вынужден защищать свою честь с Калашниковым.

Школьникам был предложен для диктанта фрагмент из «Героя нашего времени», в котором была фраза: «Осетины обступили меня и требовали на водку». Половина класса последнее существительное написала слитно с предлогом. Выяснив, что это ошибка, школьники очень удивились, говорили о своей уверенности в том, что герою следовало навести осетин, правда, на вопрос, куда и на что, никто ответить не мог.

Девочка читает вслух текст «Письмо с фронта», в котором есть фраза: «Наш командир в блиндаже сказал...»

Прочитала она это следующим образом: «Наш командир, блин, даже сказал...» На просьбу учителя быть внимательнее она повторила то же самое всё с тем же столь любимым детьми и не только ими блином.

В предложении Охотники, утомившись от долгой ходьбы... многие школьники последнее слово написали через т, объяснив позже, что полагали, что охотники утомились именно от неудовлетворенного желания.

Количество подобных анекдотических примеров можно умножать многократно. При этом мы прекрасно понимаем, что никакой доказательной силой они не обладают и не могут однозначно свидетельствовать о падении языковых нравов. Наверное, любой учившийся в свое время в школе может привести немало примеров подобного рода. Но у нас всё больше складывается впечатление, что сегодня эти анекдотические случаи вовсе не являются исключениями.

Мы, конечно, не владеем статистикой, не знаем даже, существует ли такая статистика вообще, но готовы утверждать, что значительная часть современных школьников старших классов не способна написать связный текст на трех-четырех страницах на самую примитивную тему, например: «Как я провел лето» или «Забавный случай из моей жизни». Повсюду мы наблюдаем «клиповость», бессвязность сознания, рождающие неспособность воспринимать сколько-нибудь развернутые тексты, а тем более создавать подобные.

Не знаем, в чем причина. Виноват ли Интернет с его мелькающими при нажатии клавиши картинками и отрывочными фразами? Может, дело в телевидении, главной задачей которого является, как представляется, не дать человеку сосредоточиться, вникнуть в суть любого, пусть самого незначительного вопроса? Это можно наблюдать и в выпусках новостей, где не связанные друг с другом сообщения калейдоскопически сменяют одно другое.

И в многочисленных ток-шоу, где для обсуждения зачастую весьма сложных проблем приглашаются 15-20 человек, каждый из которых успевает в лучшем случае прокричать пару фраз в отбираемый у него микрофон. Какое уж тут развернутое рассуждение? Телевизионный формат, как нам объясняют, не позволяет. Не говорим уж о программах, именуемых развлекательными, и о рекламе.

Ведь в рекламе воздействующая функция неотделима от экономической. Воздействие направлено на создание привлекательного образа товара, на формирование положительного отношения покупателя к товару, с тем, чтобы убедить потенциального потребителя в необходимости совершить покупку или воспользоваться услугой.

Рекламный стиль, как и другие функциональные стили языка, характеризуется особенностями в отборе, сочетании и употреблении лексико-фразеологических, морфологических, синтаксических средств. Он обладает своей образностью и выразительностью. В нем используются особые приемы убеждения, языкового манипулирования, языковой игры, что делает стиль рекламы неповторимым. «Игра слов и образов, искажение правописания и идиом, “неправильный” синтаксис и необычное использование знаков препинания являются очень характерными для рекламы и нередко способствуют созданию наиболее выразительных и успешных рекламных сообщений»[44]. И если даже этот стиль заимствует у других функциональных стилей отдельные формы, жанры, языковые средства, то они организуются здесь иначе и подчиняются иным целям и задачам. Это значит, что на рекламные тексты нельзя ориентироваться при поиске правильного написания или произношения, для них неправильность, нарушение нормы — залог успеха. Но чем успешнее и ярче рекламные тексты, тем лучше они запоминаются, тем быстрее пополняют список так называемых «новых фразеологизмов».

В качестве примера приведем несколько рекламных текстов, в которых хорошо видны наиболее яркие особенности языка рекламы — графические (сочетание латиницы и кириллицы, произвольное использование прописных букв) и лексические (искажение, трансформация фразеологизмов): «Окна, которые хранят Ґепло»; «SyMaStuecmeue»; «Задай WAPpoc! Найди ответ»; «Приглашаем на eeuegreenKy»; «Не тормози — сникерсни»; «ФАНТАстическое предложение»; «СовершенноЛЕТние деревянные окна»; «ОПТимальные цены»; «НОРМАлъная жизнь»; «уДАЧА на Радио Шансон»; «Гастал.

Старый друг лучше»; «В тихом омуте черти — во!»; «Плюс компьютеризация всей страны!»; «Граждане России имеют “Браво ” на отдых и “Браво ” на труд»; «Гэтовъ сани летом, а фигуру — зимой»; «Если хочешь быть здоров — обувайся!»; «Вольному— “Вольво ”!»

Как видим, в целях создания яркого, запоминающегося образа авторы не только формируют новые слова и словоформы, не только переиначивают фразеологизмы и широко используют жаргонно-просторечные высказывания, но и создают графические гибриды, сочетая в одном слове как латиницу, так и кириллицу. Иногда это удачно, но никак не может служить примером для подражания.

Не знаем, является этот кашеобразный хаос отражением подобного состояния сознания нашего общества, подстраивается под это сознание, или, наоборот, некие злые силы с помощью такого телевидения деформируют нашу слабую ментальность. У любой из данных точек зрения найдется немало сторонников, мы не станем это обсуждать, лишь констатируем результат.

Попробуем сказать о главной, на наш взгляд, причине происходящего. Речь идет о тотальном, насаждаемом, активно пропагандируемом отказе от интеллектуального усилия, интеллектуального напряжения, что наблюдается во всех областях нашей жизни, во всех социальных группах. В качестве примера позволим себе привести случай из преподавательской практики одного из авторов.

Несколько лет назад автор в свободное от основной работы время преподавал в школе-экстернате при МГУ. Это платное (и не очень дешевое) учебное заведение, занятия в котором вели преподаватели университета, а в классах было не больше 12 человек. Уровень речевого развития шестерых 11-классников не соответствовал требованиям, предъявляемым к учащимся 7-го класса, не говоря уж о требованиях к поступающим в университет.

В качестве домашних заданий предлагалось еженедельно писать сочинения. Нетрудно догадаться, что упомянутые шестеро приносили тексты, скачанные из Интернета или переписанные из каких-нибудь «Золотых сочинений». Когда после трех-четырех попыток они с удивлением обнаружили, что преподаватель легко определяет несамостоятельность (мягко говоря) представленных работ, то уже не приносили ничего, что полностью устраивало обе стороны.

Ближе к концу учебного года руководство экстерната заявило, что ученики должны писать контрольное сочинение в условиях, приближенных к тем, которые будут на вступительном экзамене. Любители списывать чужие тексты с ужасом осознали, что придется писать самим. На сочинение было отведено 4 часа. Первый час вся шестерка сидела, не прикасаясь к ручкам. Потом один из них все же начал писать. Между остальными пошли робкие перешептывания, один за другим они попросили разрешения выйти и покинули класс. Вернулись через час с чрезвычайно довольными физиономиями и тут же принялись лихорадочно писать, скашивая глаза под стол.

Преподаватель выждал с полчаса, а потом совершил один из самых жестоких поступков в своей жизни, заявив, что не примет очередную Интернет-продукцию, что для того, чтобы получить свою заслуженную «двойку», не стоило тратить столько усилий и денег в ближайшем Интернет-кафе. Дети были ошеломлены учительской проницательностью, на их лицах отразились ненависть и восхищение одновременно. Почти сразу эти чувства сменились досадой и обидой на мучителя.

Мы так подробно останавливаемся на этом случае, так как он представляется весьма показательным. Ученики готовы были проявлять изобретательность, тратить силы и деньги ради того, чтобы отказаться от интеллектуального усилия, к которому их так грубо и нелиберально понуждали. Интересно, что тот, кто решился писать сам, довел задуманное до конца. Он весь вспотел, громко пыхтел, но все же исписал положенные три страницы, застенчиво признавшись: он даже не думал, что может написать сочинение, а теперь знает, что может. Лицо его светилось счастливой улыбкой. Написанное им представляло собой корявый и не совсем точный пересказ сюжета «Капитанской дочки», но преподаватель из уважения к подвигу юноши поставил ему «3». Последнее: все эти детишки ныне успешно учатся в МГУ, кто бы сомневался. Скоро страна получит замечательных специалистов с высшим образованием.

В обществе, где активно пропагандируется презрение к фундаментальному образованию, где министры и первые лица государства постоянно говорят о необходимости научить молодежь практике, а не всяким там никому не нужным умствованиям, другого и быть не может.

Ставя задачу научить молодых людей ориентироваться в море информации и извлекать необходимое, теоретики как-то не учитывают, что для нажатия трех кнопок на компьютере не нужно учиться 11 лет. «Не ходите в школу, дети: всё, что нужно,— в Интернете». Таков, кажется, лозунг современных реформаторов.

Всё это происходит на фоне заметного падения общего уровня культуры школьников и студентов и тесно связано с этим падением. Вновь позволим себе привести несколько случаев из личной жизни.

Рассказывая о приходе к власти Петра I и о перипетиях борьбы боярских кланов Милославских и Нарышкиных, преподаватель упомянул, что у Петра был старший брат Иван. «Знаю, — отозвался студент-юрист,— Иван Грозный».

Многие из учеников упомянутого экстерната в сочинениях по «Войне и миру» писали о войне 1912 года. Преподаватель, в наивности своей полагая, что это описка, поинтересовался на уроке, о какой же все-таки войне писал Толстой. «1912-го года», — прозвучал нестройный хор голосов. Автор этих строк спросил у будущих студентов, как именно они представляют себе жизнь в 1912-м году, и быстро убедился, что никак. Они с удивлением узнали, что в этом году уже летали самолеты, ездили автомобили, люди пользовались электричеством и звонили по телефону, что почему-то никак не было отражено в бессмертном романе.

Другой пример. В изложении, представлявшем собой фрагмент из «Отцов и детей», была фраза: «Вечерами занимались чтением или музыкой». Почти все абитуриенты, воспроизводя этот фрагмент, написали: «Вечерами читали или слушали музыку». Им и в голову не пришло отсутствие магнитофонов (видимо, они существовали всегда), равно как и простая мысль: чтобы музыка была слышна, ее должен кто-то исполнять.

Особо много впечатлений доставило одному из авторов общение со студентами-журналистами одного из московских вузов. Среди курсов, которые читались у них, был и такой, как «Введение в языкознание». Одним из вопросов на экзамене была генеалогическая классификация языков. Преподаватель не мучил журналистов, просил их знать лишь о государственных языках стран Европы и республик, входящих в состав России. На экзамене автор этих строк узнал, например, что есть, оказывается, северные славяне, на вопрос, кто же это, девушка бодро назвала якутов. Молодой человек объяснял, что Балтийское море находится в Средней Азии. Очень порадовала барышня, которую просили назвать западнославянские языки. Она озабоченно заявила, что их очень много и что они очень сложно называются. Преподаватель успокоил ее, сказав, что просит назвать лишь три государственных языка европейских стран. «Давайте так, — предложил преподаватель, — я называю столицу страны, а Вы отвечаете, на каком языке там говорят». Первой была названа Братислава, но, видя ужас, отразившийся на юном лице, автор этих строк попросил девушку забыть это страшное слово, пообещал, что если два оставшихся языка она всё же назовет, «тройка» будет ей достойной наградой. Следующей оказалась Прага. Этот город студентка знала и ответила, что он находится в Чехии. «На каком же языке говорят в Чехии?» — последовал вопрос. Надо сказать, что из ответа предыдущего студента вся группа узнала, что в Австрии говорят не по-австрийски, поэтому вопрос был совсем не так прост, как может показаться. «На чешском. ..» — неуверенно прошептала девушка. Преподаватель, радуясь, что дело, похоже, пошло, назвал Варшаву, стал говорить, что это довольно большое по европейским меркам государство, что оно граничит с Украиной и Белоруссией, но быстро понял, что географические подсказки никак не помогут, и решил пойти другим путем. «На Красной площади стоит памятник». «Да?» — девушка сделала удивленные глаза. Ей, признаемся, удалось озадачить преподавателя. Оказалось, что живет она в Москве, и родилась, по ее словам, в этом городе.

Повторим, что это не анекдоты, а вполне реальные случаи. Число подобных примеров без труда можно увеличить многократно. Обратим внимание, что речь идет не об учебных заведениях для умственно отсталых и не о колониях для трудных подростков, нет, мы приводим ответы студентов московских вузов. Любопытно, что подобное дремучее невежество самих невежд нисколько не заботит, они прекрасно себя чувствуют и уверены в полноценности своего интеллекта. Вот еще несколько примеров из вступительных сочинений (орфографические ошибки, кроме особо показательных, исправлены):

Своими произведениями, своим поведением А. С. Пушкин давал понять обществу о необходимости помогать друг другу, но больше всего я поражаюсь в'Пушкине как в друге. Пушкин приобрел всех своих друзей еще в лицейские годы. Сначала это были совершенно простые отношения, но со

временем они переросли в нечто иное, и в результате великий поэт стал самым близким для его друзей человеком и наоборот. И я уверен, если бы все население нашей планеты находилось бы в такой же связи, как окружение Пушкина, то род человеческий никогда не исчез бы с лица земли. Я с детства мечтал о таком друге, как А. С. Пушкин. В самых близких своих друзьях я вижу немного от Пушкина.

Итак, Раскольников понимает, что становится маргиналом. Ладно, если бы он подкараулил ее где-нибудь на улице, так нет, он пришел к ней домой, когда бедная старушка сидела на своем кресле, и дал ей в голову, да, да, прямо в голову; бабуля слетела со своего кресла и тихонько, без крика умерла, а этот нахал стоял и смотрел, как бедная старушка лежит в луже крови, и думал, кого бы еще убить. Тут, как на заказ, появилась Лизавета (беременная), и он дал и ей по башке. От этого романа веет холодом и дипри- сивностью.

Читая это произведение, мы знакомимся с образом жизни разных слоев России 19 века. Но центральной линией автор проводит искание нового поколения своего образа жизни. Эта проблема нашла свое обозначение как «лишние люди» своего времени.

Проза Пушкина также затрагивает исторические темы. Его всегда интересовала история своего Отечества. Следует отметить, что знакомясь с его произведениями, ощущаются глубокие познания автора затронутой темы.

В годы жизни Толстого и Пушкина в Москве была жестокая жизнь. Проходили массовые расстрелы, казни. Народ мог сам казнить любого человека. В то время не было судов и выяснений.

Сонечка, защищая близких, вынуждена убить человека. Соня является весьма религиозным человеком, но, несмотря на это, она не чувствует за собой вины. После того, как Соню арестовали, сердце Раскольникова не выдерживает такого наказания. Раскольников понимает, что его сердце близится к сердцу Сони.

Они фанатично шли навстречу смерти, часто смерть дышит им в затылок. Они идут навстречу танкам и бомбам, не страшась за свою смерть, Кутузов и его армия не останавливаются ни перед чем. Они устали, они изголодали и иссяклись морально и физически. Каждый погибший говорит, чтобы за него отомстили.

В этой теме я постараюсь раскрыть идею Раскольникова. Достоевский сразу показывает, про что это произведение: и названием «Преступление и наказание», и где оно было написано, то есть в заключении Ф. М. Достоевского. Мне кажется, что Раскольников был прав в своем преступлении, надо было бы кому-нибудь убрать лгущую бабушку Дуню. Он видел, что она вытягивает из людей, и он не мог поступить иначе, и этому есть подтверждение. Раскольников «однажды» проснулся и увидел, что бабушка Дуня обманывает клиентов. Раскольников решает, что он должен избавиться от нее и тем самым помочь невинным людям. Он боится это сделать и никак не мог собраться духом, и Раскольников говорит себе сам «тварь ли дрожащая», тем самым успокаивает себя и настраивает на это преступление. Я считаю, что он в какой-то мере прав, так как он хотел помочь всем, тем самым избавив их от такого человека, как бабушка Дуня.

Во многих произведениях Пушкина и Толстого Москва предстает перед нами не в лучшем виде. Москва — это гряз-

ный, порочный город. На улицах можно увидеть одни помои, грабежи.

Надо служить, как Понтий Пейлат, просто, без корысти, он просто выполнял свой долг, не гражданский, а человеческий, Он защищал свой дом, который назывался Россия. В этом и есть его успех, он был просто мужик, который любил каждую травинку, выросшую на русской земле.

Родион впоследствии убивает сестру Сони. После убийства Сониной сестры Родион пришел к Соне. Она спрашивает, почему он не пришел к ней с этим раньше, говорит, что не держит зла и что сестра теперь узреет Господа.

Для нас очевидно, что люди с подобной культурной компетенцией не способны создавать сколько-нибудь полноценные речевые произведения, в том числе и документы. Впрочем, им это и не нужно — чтобы смеяться над шутками петросянов (имя нарицательное) такого культурного и языкового багажа вполне достаточно, его увеличение может даже привести к тому, что подобный юмор перестанет казаться смешным, а это обидно.

Пишущие о порче русского языка и их оппоненты основное внимание уделяют именно проблеме нормы. Наиболее популярными темами становятся заимствования, сленг и растущая безграмотность населения. Мы-то полагаем, что эти проблемы при всей их актуальности не столь важны, как указанное выше падение речевой и культурной компетенции представителей русского лингвокультурного сообщества, хотя и связаны с ним. Если бы русскому языку грозили только эти беды, действительно, особого повода для беспокойства не было бы. Но все же позволим себе подбросить свою охапку хвороста в и без того ярко пылающий костер.

Различные социальные диалекты (сленг, жаргон, арго) всегда существовали наряду с литературным языком и всегда будут существовать в дальнейшем, бороться с ними как таковыми бессмысленно и попросту глупо. Они всегда будут привлекательны для носителя языка в силу их экспрессивности, полисемичности (многозначности), предоставляемой возможности экономить речевые усилия и по другим причинам. Глупо заставлять автомобилиста отказаться от удобного слова ручник и требовать, чтобы он говорил громоздкое стояночный тормоз. Замечательное по своей экспрессивности и почти полному отсутствию сколько-нибудь внятного значения слово жесть способно передавать, пожалуй, не поддающиеся исчислению смыслы, часто прямо антонимичные, будет пользоваться повышенным спросом, пока ему не найдется замена. Итак, бессмысленно требовать отказаться от сленга, но надо добиваться того, чтобы представители русского лингво-культурного сообщества хотя бы приблизительно представляли себе границу между литературным языком и тем, что лежит за его пределами.

К сожалению, сегодня носители русского языка плохо представляют себе, где проходит эта граница. Сплошь и рядом приходится читать в абитуриентских сочинениях: Некрасов призывает бороться с беспределом помещиков; Базаров любит Одинцову, но он ей параллелен; Штольца раздражает, что Обломов все время тормозит:; У Пьера бродячий взгляд и пижонская походка; Если взялся за что-то, то постарайся добить его до конца; Произведения Чехова направлены против наглой интеллигенции; Шайка крестьян продолжает свою деятельность и после гибели главаря группировки —Дубровского; Если у тебя есть свободное время, то ты должен его чем-то убивать и т. д. и т. п. Интересно, что написавшие подобное даже не понимают, что совершили речевую ошибку, при указании на нее следует стандартный вопрос: «А как еще сказать?»

Говоря о норме, мы не упомянули об одном важном аспекте — об экземплификации. Таким мудреным словом называется образец, та самая образцовая речь, в которой все нормы соблюдаются и которая призвана служить примером для подражания. В советское время, скажем, та- ким образцом служила речь дикторов телевидения Таким образом, средства массовой информации поддерживали и закрепляли представления о качественной речи, формируемые в ходе школьного обучения. Речь, льющаяся с телеэкрана сегодня, от образца далека. Сотрудники, скажем, молодежных каналов стремятся перещеголять друг друга в использовании сленга, не гнушаясь при этом обсценной (нецензурной) лексики, видимо, чтобы быть ближе к аудитории. Если же таковы речевые ориентиры молодежи и говорящие просто стремятся под них подстроиться, это еще печальнее.

Но и речь на общегосударственных каналах далека от идеала. Из уст корреспондентов новостных программ мы раз за разом слышим об опасных прецеНдентах, кО- Ординальных изменениях и неприятных инциНдентах.

Культура нередко трактуется как система коллективного знания, с помощью которого люди моделируют окружающий мир. Такая точка зрения подчеркивает тесную взаимосвязь восприятия, познания, языка и культуры. В русле этой концепции индивидуальные действия людей, неразрывно связанные с коммуникативными процессами, относятся к комплексной системе коллективного знания, передаваемого через язык.

Посредниками в распространении коллективного знания в настоящее время являются СМИ. Отмечая глобальные изменения в современном информационном обществе, связанные с непрерывно развивающимися возможностями массовой коммуникации, необходимо иметь в виду, что эти изменения влияют не только на условия жизни, но, прежде всего, на способ мышления, систему восприятия современного человека и его речь.

Степень значимости текстов тесно связана с категорией языковой нормы, поскольку именно наиболее влиятельные тексты и определяют степень нормативности/ ненормативности того или иного языкового явления. Как правило, при этом основным критерием является наличие/отсутствие того или иного слова или грамматической конструкции в текстах, которые в настоящее время считаются образцовыми, правильными. Прежде такими образцами служили произведения художественной литературы, поскольку предполагалось, что писатели осознанно относятся к языку своих произведений и не допускают в них ошибок. «Литературная речевая деятельность, то есть произведения писателей, в принципе свободна от неправильных высказываний, так как писатели сознательно избегают ляпсусов, свойственных устной речевой деятельности, и так как, обращаясь к широкому кругу читателей, они избегают и тех элементов групповых языков, которые не вошли в том или ином виде в структуру литературного языка»[45].

Однако в настоящее время авторитет литературных произведений как нормативных образцов существенно снизился. Это объясняется, с одной стороны, тем, что в связи с общим снижением уровня культуры в обществе, переживающем разного рода социальные потрясения, интерес к классической литературе существенно уменьшился. Даже литературные произведения, составляющие основу школьной программы, известны далеко не всем выпускникам школы, как мы неоднократно убеждались. Однако, может быть, эти старые, скучные, не имеющие ничего общего с современностью тома и знать-то не стоит? Ведь современному человеку нужна современная информация и современные взгляды на литературу. Беда только в качестве этой литературы. Да, некоторые по-прежнему читают, но, как указывает С. В. Светана-Толстая, «может быть, важно, что читают и какой стала культура чтения?»[46] С другой стороны, современная литература создает такие тексты, которые пока не могут служить в качестве образцовых, не могут формировать представление о норме литературного языка. Произведения массовой литературы — детективы, боевики, любовные романы — не могут создать адекватное представление о возможностях русского литературного языка, именно поэтому их влияние на формирование речевых предпочтений общества столь опасно.

«Для ортологии релевантна оппозиция высокая литература - низовая литература. Образ языка в определенный период его существования отражается в текстах высокой литературы, которая, обрабатывая “сырой язык”, стремится к отбору заданных языковой системой и соответствующих общенациональным языковым пристрастиям вариантов, закрепляет эти варианты в эстетически воздействующих контекстах, выступающих как образцы для подражания. Для низовой литературы язык не является эстетическим объектом, материалом для обработки. Она стремится к натуралистическому, но не образному воплощению языкового быта. Высокая литература формирует у читателя чувство нормы как условие свободы языкового выражения. Лингвистический натурализм низовой литературы создает иллюзию языковой вседозволенности, но фактически демонстрирует полную подчиненность человека говорящего среде языкового обитания и таким образом направленно ограничивает функциональные возможности языка и языковых вариантов. Интеллектуальный и образный примитивизм, небрежность синтаксического высказывания, косноязычие — всё это способствует формированию ущербного типа языковой личности»[47].

Но потребность в чтении даже примитивных беллетристических произведений возникает не у каждого. Чтение объемного литературного произведения — все-таки работа, требующая неких умственных усилий, которых многие избегают. Визуальные образы воспринимаются гораздо легче, к тому же они могут быть и более приятными. Современная массовая культура ориентирована в большей степени на визуальное восприятие яркой движущейся картинки со звуковым сопровождением, где текст играет подчиненную роль.

Даже традиционные печатные издания существенно повысили свою «наглядность», нередко используя огромные, на полполосы фотографии на каждой странице. Интересно, что часто эти огромные фотографии занимают в газете место, традиционно предназначаемое для передовой статьи, выполняя функцию привлечения внимания. И это понятно: издателю легче показать, чем рассказать. Печатные материалы, таким образом, нередко низводятся до уровня объемной подписи под фотографией, но именно речь СМИ в силу своей действенности и постоянного сопровождения человеческой деятельности становится примером для подражания.

Если до определенного момента СМИ придерживались в своей практике общелитературных норм, эталонных для всего общества, то с конца 80-х годов XX столетия разница между традиционными нормативными образцами и средствами выражения, принятыми в СМИ, становится всё больше и больше. Таким образом, СМИ не только выполняют функцию формирования и закрепления нормативных образцов речи, но и сами весьма динамично изменяются, делая эти изменения достоянием миллионов потребителей, и это в тех условиях, когда литература, имеющая возможность представить иные нормативные образцы, становится всё менее популярной и востребованной.

По данным ROMIR monitoring, почти половина россиян (46 %) живет без хобби. Из остальных увлекаются чтением 20 %, т. е. регулярно обращаются к книгам около 10% населения. И можно предположить, что не меньше половины увлекается чтением современной беллетристики — дамских романов, боевиков, иронических и обычных детективов — то есть произведений, которые не могут служить образцами чистой, правильной и красивой речи. В то же время воздействию средств массовой информации люди подвергаются почти непрерывно, даже не всегда того желая. Таким образом, средства массовой информации благодаря своей распространенности и действенности оказываются более эффективными, чем любые другие нормативные образцы.

<< | >>
Источник: Гудков Д. Б., Скороходова Е.Ю.. О русском языке и не только о нем. - М.: Гнозис,2010. - 206 с.. 2010

Еще по теме И. ЯЗЫКОВАЯ КОМПЕТЕНЦИЯ И ВЛАДЕНИЕ РЕЧЬЮ: