Контрастивная лексикология
Обыденное, являющееся ошибочным представление об изучении второго языка, состоит в том, что это изучение сводится к простому заучиванию лексических эквивалентов Я2, соответствующих словам Я1.
Структурный подход в лингвистике и связанный с ним аудио-языковой метод, делающие упор на приоритет грамматических моделей, пытались в противовес мнению неспециалистов игнорировать ту роль, которую словарь, несомненно, играет в процессе коммуникации. Исследования последнего времени по усвоению языка (как Я1, так и Я2) восстановили равновесие, отметив, насколько дети, а также взрослые, которые изучают Я2 в естественных условиях, полагаются в процессе коммуникации на лексику. Именно эти наблюдения, а также возрождение среди лингвистов интереса к проблемам семантики (в том числе лексической семантики) обещают подъем активности в области контрастивной лексикологии, которая в качестве одного из трех направлений микролингви- стического КА находилась в последнее время в относительно запущенном состоянии (Roos 1976; Da gut 1977). Следует иметь в виду, что, хотя собственно контрастивная лексикология находилась в запустении, многие проблемы, которые так или иначе подлежат ее ведению, в течение нашего столетия рассматривались в рамках смежных дисциплин. В 20—30 гг. Э. Сепир и Б.Л. Уорф занимались проблемой языковогодетерминизма — гипотезы, утверждавшей, что, поскольку язык определяет наше восприятие действительности, то (поскольку языки устроены по-разному) разные языковые коллективы по-разному видят то, что объективно является «одной и той же» действительностью: «Языки имеют тенденцию „структурировать реальный мир“, трактуя как существенные одни различия и игнорируя другие» (Leech 1974, 30). Таким образом, гипотеза Сепира—Уорфа рассматривает язык как фактор, детерминирующий восприятие действительности. Этот взгляд на детерминизм может быть превращен (и действительно был превращен) в утверждение, что в языке отражена культура: «Язык конкретного общества является составной частью его культуры, и ...
лексические разграничения, проводимые каждым языком, обычно отражают важные (с точки зрения этой культуры) свойства объектов, установлений и видов деятельности того общества, в котором функционирует язык» (Lyons 1968, 432)*. Здесь представлен двухступенчатый взгляд на детерминизм: сначала культура детерминирует язык, а затем язык детерминирует наше мнение о реальности.Гипотеза Сепира—Уорфа, как представляется, оказала исключительно стимулирующее воздействие на антропологов. Именно они исследовали относительность в области культуры и при этом пролили свет на многие вопросы лексико-семантической относительности. Две наиболее известные сферы приложения усилий антропологов — это исследования цветовых категорий (Berlin, Kay 1969)8 и терминов родства (Lounsbury 1956; Goodenough 1956). Именно в рамках этой традиции Калиш осуществил КА польских и английских терминов родства (К а 1 і s z 1976).
Вторая сфера, в которой сохранялась контрастивная лексикология, — это область перевода. Здесь также на передний край, особенно среди переводчиков Библии, выдвигались культурные барьеры, препятствующие эффективному переводу (N і d а 1964; W о n d е г 1 у 1968). В книге Вандерли имеется глава о проблемах лексики, в которой многие лексические вопросы получают освещение. Испанское слово cimiento является в ряде испаноязычных стран вполне приемлемым и более привычным, чем слово fimdamento, переводом слова foundation ‘основание’, однако его не следует употреблять в Перу, где это может привести к путанице со словом cemento ‘цемент’. Аналогично в некоторых испаноязычных странах mature/ripe ‘зрелый’ (соответствующее греч. teleios) может употребляться лишь по отношению к злакам и фруктам, но не по отношению к людям. Вандерли предлагает в некоторых случаях распространять переводы: «значение слова to serve ‘служить’ (греч. douleuein) с точки зрения характера службы доопределяется контекстом... с помощью введения в контекст слов для обозначения „рабства" и „хозяина"».
Христиане 6:6 ‘так что мы que no estuvieramos уа еп
можем более esclavitud, sirviendo al pecado
не быть рабами’ сото a un patron
(Wonderly 1968,110). Уилсс (W і 1 s s 1977) в своей работе по теории перевода обсуждает проблемы культурной и лингвистической относительности, сопутствующие передаче на Я2 «отдельных слов, специфических для некоторого языкового коллектива». Он называет такие слова, как esprit ‘дух’, patrie ‘родина’, charme ‘шарм’, gentleman ‘джентльмен’, fairness ‘честность’, Sehnsucht ‘стремление’, Ostpolitic ‘восточная политика’, Tuchtigkeit ‘способность’ (с. 44).
Естественно, там, где есть изучающие язык и переводчики, есть и двуязычные словари. Двуязычная лексикография — это третья сфера, в которой поддерживались если не теоретические установления, то практический интерес к контрастивной лексикологии. Свидетельство этому — любой достаточно хороший двуязычный словарь. Рассмотрим статью hawk в (Cassell. New German Dictionary, 1957). В ней дается три ключевых слова:
hawkj — die Falke, Habicht ‘хищная птица’ hawk2 — verhokern, feilbieten ‘торговать’ hawk3 — sich rauspern ‘откашливаться’
Таким образом, при соотнесении английской и немецкой лексической единицы возникает отношение 1 : 3 (hawk4 в значении ‘инструмент штукатура’ в словарь не включено). Производные от hawk1? такие, как hawk-eyed ‘зоркий’, hawk moth ‘бражник (бабочка) ’, hawk’s beard — ‘скерда (бот.) ’, хотя и являются по крайней мере столь же редкими, как hawk4, в словаре есть. Мы уже можем позволить себе критиковать словарь Кассела с точки зрения эффективности этой словарной статьи. Таким образом, здесь возникает вопрос о том, что должен предлагать пользователям идеальный двуязычный словарь, — вопрос, который будет интересовать нас на протяжении оставшейся части данного раздела, посвященного лексическому КА.
Не следует, однако, ставить знак равенства между лексикологией и лексикографией: последняя — лишь одно из нескольких практических приложений первой.
Соответственно, лексикон языка — не то же самое, что (одноязычный) словарь этого языка. И Новаковский (N о w а- k о w s к у 1977) и Лич (Leech 1974) подчеркивают различие между словарем и лексиконом. Лич (Leech 1974, 202) проводит разграничение между практическим словарем, или «справочником, стоящим на вашей полке или на полке библиотеки», с одной стороны, и, с другой стороны, теоретическим, или «встроенным» словарем, «который каждый из нас носит с собой как часть ментального багажа, присущего ему как носителю языка», и который составляет нашу «семантическую компетенцию». Это определение согласуется с общим принципом, высказанным в другой главе настоящей книги, что КА — это специфическое описание компетенции одноязычного индивидуума в области Я1 и компетенции в области Я2, к которой он стремится как обучающийся языку. Таким образом, задача контрастивной лексикологии — сравнить лингвистические описания (выполненные в рамках одной и той же лексикологической традиции) той лексической компетенции, которая непременно имеется у говорящих на двух рассматриваемых языках. Это, как мы скоро увидим, крупномасштабное и трудное дело, и его не следует путать с созданием двуязычных словарей, даже если они задуманы как контрастивные, как в случае румынско-английского проекта по КА, в котором среди прочего ставилась задача создания контрастивного двуязычного словаря на 20 ООО наиболее употребительных слов румынского и английского языка.Как и в случае других языковых уровней, собственно КА предполагает проведение анализа лексиконов Я1 и Я2. Снова процитируем Лича (Leech 1974): «Лексикон будет рассматриваться как неупорядоченный список или множество лексических статей. В свою очередь лексическая статья будет рассматриваться как сочетание трех подробных описаний: морфологического описания... синтаксического описания... и семантического описания». По ряду причин, среди которых не последнее место занимает чудовищный объем такой задачи, я не буду следовать этому направлению в лексикологии для осуществления лексического КА.
Вместо того чтобы давать «неупорядоченный список или множество», я буду настаивать на предварительном выборе различных семантических областей (или полей) для ограничения объема КА; кроме того, я предлагаю, чтобы лексические статьи, отнесенные к конкретному полю, изучались и описывались в соответствии с их чисто семантическими свойствами, единственная допустимая синтаксическая информация должна выступать в форме утверждений об ограничениях на совместную встречаемость, свойственную отдельным лексическим единицам. Фактически, не отрицая того, что лексикон составляет в высшей степени сложную и в конечном счете монолитную систему (иначе как можно было бы им пользоваться?), для тех целей, которые сейчас стоят перед нами, будет удобно рассматривать его как систему подсистем: эти подсистемы — лексические поля, о которых мы упоминали. Таким образом, мы принимаем полисистемный взгляд на лексику.Принятие этого подхода не означает отрицания важности наших исследований в области общих принципов лексической организации, которые, как мы будем считать, справедливы для всех естественных языков. Хотя каждое поле будет характеризоваться своими особенностями с точки зрения количества и природы составляющих его лексем, а также способов их взаимосвязи, эти отношения будут повторяющимися; мы, таким образом, можем позволить себе рассматривать языковое многообразие и контраст в лексиконе на фоне универсальных формальных ограничений. Поэтому еще одна задача, которую мы ставим перед собой в данном разделе, — это охарактеризовать типы отношений, в которые вступают между собой лексические единицы в пределах одного поля.
4.4.1.