Таксономическая фонология

За исходный объект изучения современная структур­ная лингвистика принимает звуковую структуру языка. Эта звуковая структура изучается в относительном или в полном отрыве от синтаксических образований, в рам­ках которых действуют фонологические процессы.

Рассмотрим четыре возможных уровня представления, связанных с фонологической частью грамматики, а именно уровни:

(31) (I) физической фонетики,

(II) таксономической фонетики,

(III) системной фонетики,

(IV) системной фонологии.

Физическую фонетику Трубецкой рассматривал (1939) как «науку о звуках речи (parole)», т. е. как науку, методы и цели которой совершенно отличны от методов и целей фонологии («науки о звуках языка — langue»). Физическая фонетика занимается «механическим фикси­рованием основных акустических особенностей звуков, что обычно делается в фонетических лабораториях» (Bloomfield, 1933, 85). В настоящей работе физиче­ская фонетика не рассматривается.

Для удобства изложения мы оставим в стороне также и вопрос о системной фонологии (для которой более принят термин «морфонология» в одном из его значений).

Что же касается системной фонетики, а также фоне­тической идентифицируемости фонем (см. выше, стр. 521), то оба эти вопроса широко обсуждались. В большинстве теоретических работ необходимость в уровне системной фонетики решительно отрицается. Так, Блумфилд (цит. раб.) полагал, что единственный тип регистрации языко­вого материала, «имеющий научную значимость»,— это (не считая физико-фонетической регистрации) «регист­рация в терминах фонем, при которой игнорируются все признаки, не являющиеся смыслоразличительными в данном языке». Фонетическая транскрипция отвергается как нечто случайное, бесконечно разнообразное, бес- сйстемное и поэтому не имеющее научной ценности; Блумфилд утверждает, что в фонологии «мы не обращаем внимания на акустическую природу фонем, а просто принимаем фонемы как различаемые единицы и изучаем их дистрибуцию» (цит. раб., стр. 137). Иногда Трубецкой говорит о фонемах как о совершенно «абстрактных» единицах, которые выполняют только смыслоразличи­тельную функцию. Однако в других местах он обращает большое внимание на систематизацию универсальных фонетических признаков, играющих смыслоразличитель­ную ролі? в тех или иных языках (структурная фо­нетика — см. 1939, стр. 93 и сл.). Точка зрения Блумфилда — решительное отрицание уровня структурной фонетики—нашла свое крайнее выражение в работе Джооса (J о о s, 1957), где дается обзор наиболее харак­терных особенностей американской лингвистики. Джоос утверждает, что «языки могут отличаться один от другого беспредельно, самыми разнообразными способами, ко­торые невозможно предугадать» (96), что «различитель­ные признаки вводятся ad hoc для каждого языка или даже для каждого диалекта» и что «никакая универсаль­ная теория фонетических сегментов не поможет решить спорные вопросы» (228). Ельмслев, по-видимому, также отрицает необходимость обращения к фонетической суб­станции при решении вопросов фонологии.

Тем не менее представляется целесообразным считать, что современная таксономическая фонология во всех ее разновидностях прочно основывается на универсальных фонетических допущениях описанного выше типа.

Когда Хэррис пишет (1951 а/66), что «принять решение об объединении р и p^h нас заставляют как простота фор­мулировок, так и фонетическое сходство», то эти слова можно истолковать как отрицание абсолютных фонети­ческих свойств в пользу нефонетического принципа. Если такое толкование соответствует замыслу Хэрриса, то его точка зрения ошибочна. Правильный анализ ока­жется проще только при использовании привычных фонетических свойств для фонетических идентификаций высказываний. Если выбор фонетических признаков был бы свободным, можно было бы добиться более простых произвольных группировок. Опираясь на бесчисленные примеры такого рода, мы, по-видимому, можем сделать вывод, что представители всех разновидностей таксоно­мической фонологии, хотя они и отрицают это, сущест­венным образом основываются на условии фонетической идентифицируемости. Весьма знаменательно, что среди лингвистов наблюдается относительное единодушие в вопросе о том, какие фонетические признаки образуют имплицитно постулируемую фонетическую систему/

Таким образом, статус системной фонетики как осо­бого уровня представления, по-видимому, не подлежит сомнению, хотя, разумеется, остается спорным вопрос о том, какова именно та универсальная фонетическая тео­рия, которая используется в фонетической практике. Во всяком случае, мы можем согласиться, что любое высказывание на любом языке может быть однозначно представлено как последовательность фон, причем каж­дая фона — это сокращенное обозначение набора при­знаков (принятых упомянутой универсальной теорией), в терминах которых определяются такие понятия, как «фонетическое сходство», «простота формулировок», «строй­ность модели» и т.

Теперь мы можем перейти к более подробному рас­смотрению таксономической фонологии. Мы будем счи­тать, что. эта теория требует, чтобы фонологические пред­ставления удовлетворяли, помимо условия фонетической идентифицируемости, еще четырем условиям, которые я для удобства изложения позволю себе обозначить следующими терминами:

(32) (I) линейность,

(II) инвариантность,

(III) взаимнооднозначность,

(IV) локальная определимость (determinacy).

Условие линейности (32 I) означает, что каждое вхож­дение фонемы в фонологическое представление высказы­вания должно быть соотнесено с определенной последо­вательностью фон (одной или нескольких) в фонетической матрице, идентифицирующей данное высказывание; упо­мянутая последовательность является «членом» или «реа­лизацией» данной фонемы. Далее, если фонема А пред­шествует фонеме В (т. е. А левее В), то последователь­ность фон, сопоставленная фонеме А, должна предшество­вать последовательности фон, сопоставленной фонеме В, в фонетической матрице. Это условие вытекает из различ­ных определений фонемы: как класса последовательностей фон (это определение характерно для послеблумфилдов- ской американской лингвистики)^[347], или как пучка разли­чительных признаков (Блумфилд, Якобсон), или как ми­нимального члена фонологической оппозиции (Пражская школа).

Условие инвариантности (32 II) означает, что каждой фонеме Р сопоставлено множество ф (Р) определяющих приз­наков (т. е. P + Q, ТОЛЬКО И если ТОЛЬКО ф(Р) + ф(Ф)) и что для всякого вхождения Р в фонологическом представле­нии можно указать ф (Р) в соответствующем фонетическом представлении. Условие инвариантности не имеет опре­деленного смысла, если не соблюдено условие линейности; я считаю, что об инвариантности нельзя говорить, если нарушена линейность. Условие инвариантности сформу­лировано в явном виде (приблизительно так, как это сде­лано выше), например, Блумфилдом, Трубецким, Якоб­соном и* Блоком; оно, по-видимому, неявно подразуме­вается во многих других концепциях.

[Ложно указать две разновидности условия инвариант­ности. В одном случае привлекаемые признаки считаются относительными (т. е. их значение изменяется по прин­ципу «больше-меньше» по одной из заданных фонетиче­ских координат), в другом — абсолютными. Якобсон явно придерживается «относительной» формулировки ус­ловия инвариантности; Блок, насколько я понимаю его точку зрения, принимает «абсолютную» разновидность. При абсолютном толковании условия инвариантности частичное взаимоналожение (partial overlapping) фон исключено: если мы относим некоторое вхождение фоны Р к фонеме Р, то мы обязаны относить к Р и все прочие вхождения фоны Р. При относительном толковании усло­вия инвариантности частичное взаимоналожение фон в от­дельных случаях допускается.

Существует, однако, пока еще не преодоленные теоре­тические трудности, связанные с «относительной» форму­лировкой условия инвариантности. Пусть, например, имеется бинарный признак F, такой, что фоне Р в контек­сте X —Y приписывается признак [+F] или [—F] в за­висимости от отношения фоны Р (в терминах признака F) к некоторой другой фоне Q в контексте X—Y. Но как можно задать этот контекст X—Y? Если этот контекст за­дается в терминах фон, то, вообще говоря, можно ожидать, что контрастирующий с Р элемент Q встречается не в кон­тексте X —Y, а в контекстах X'—Y', где X' принадлежит той же фонеме, что X, a Y' — той же фонеме, что Y. Если же контекст X—Y задается в терминах фонем, то что случается тогда, когда определяющие X и Y оказы­ваются относительными по отношению к контексту, ко­торый в нашем случае включает Р и Q? Более подробно об этом см.

Условие взаимнооднозначное™ (32 III) требует, чтобы каждая последовательность фон была представлена одной- единственной последовательностью фонем и чтобы каждая последовательность фонем представляла одну-единствен­ную последовательность фон^[348]. Этого условия придер­живаются многие современные фонологи, в частности названные выше. Однако условие взаимнооднозначное™ трудно сформулировать так, чтобы оно действительно соответствовало намерениям этих исследователей. Об­ратимся, например, к рассуждениям Хоккетта по этому поводу (1951). Он рассматривает вымышленный язык, в котором отсутствует морфонологический контраст меж­ду звонкими и глухими взрывными и в котором действует правило

(33) Взрывные звонкие (в интервокальном положении, в середине слов).

Последовательность морф pat#atak фонетически реали­зуется как [patadak], а последовательность морф patat#ak дает [padatak]. Однако, указывает Хоккетт, если мы слышим [padatak], мы не знаем, как следует транскрибиро­вать: /patat#ak/ или /pata#tak/. Следовательно, морфоно- логическое представление не удовлетворяет условию вза­имнооднозначное™ и его нельзя принять в качестве фоно­логического представления, которое должно было бы указывать различия между звонкими и глухими соглас­ными. Но этот иллюстративный пример оставляет многие вопросы без ответа. Допустим, вслед за Хоккеттом, «что в нашем языке нет слова /pada/ или слова /tak/ или что, хотя эти слова и есть, но они не встречаются в такой пос­ледовательности». Или допустим, что в нашем языке существует общее правило о том, что слова никогда не оканчиваются на гласный. И в том и в другом случае «мы можем сделать вывод, что правильное представление будет patat ак» (/patat#ak/); тогда морфонологическое представ­ление будет удовлетворять условию взаимнооднозначно- сти, и если мы станем толковать это условие буквально, то морфонологическое представление можно будет счи­тать фонологическим.

Хоккетт не говорит прямо, согласен ли он признать указанное представление фонологическим, но из контекста вполне ясно, что не согласен. В самом деле, согласие Хок­кетта признать такое представление фонологическим про­тиворечило бы его собственному принципу разграничения уровней — при любом разумном истолковании этого прин­ципа (к нему мы еще вернемся ниже). Совершенно ясно, что даже те лингвисты, которые принимают так называемое условие взаимнооднозначности, тем не менее сочли бы описанные здесь ситуации нарушением взаимнооднознач­ности. Дело в том, что они подразумевают под «взаимно- однозначностью» не просто одно-однозначное соответствие, а такое соответствие, при котором единственное фоноло­гическое представление, отвечающее заданной фонетиче­ской цепочке, может быть получено с привлечением «чисто фонетических» соображений или даже соображений, каса­ющихся только «соседних звуков». Именно это требование, которое трудно сформулировать более точно, я и называю условием локальной определимости (32 IV). Очевидно, в таксономической фонологии обычно придерживаются имен­но этого условия, а не буквально понимаемого условия взаимнооднозначности.

Отметим, что из условий линейности и абсолютной инвариантности выводятся условия взаимнооднозначности и локальной определимости в их наиболее сильной форме. А именно, мы получаем условие, требующее, чтобы фоне­ма, соответствующая некоторой фоне, могла быть опреде­лена независимо от контекста этой фоны. Таким образом, запрещается даже частичное взаимоналожение, и (32 IV) оказывается излишним. Вспомним, однако, что сто­ронники «относительного» толкования условия инвари­антности (хотя ситуация здесь не совсем ясна) запрещают только полное взаимоналожение, но не частичное (напри­мер, Якобсон, Хэррис); как бы они ни интерпретировали условие инвариантности, они тем не менее настаивают на некой «взаимнооднозначности».

Хотя условия (32 I—IV) повсеместно приняты (с уточ­нением, к которому я вернусь ниже в § 4.3) и хотя они вытекают из обычных определений фонемы, имеется много примеров, доказывающих, что они непригодны. Рассмотрим сначала условие линейности. Среди многих примеров, иллюстрирующих его непригодность^[349], пожалуй, самый простой содержится в недавней работе Малеко (М а 1 ё с о t, 1960). Он указывает, что в английском языке последова­тельность «ненапряженный гласный+носовой» часто реа­лизуется как назализованный гласный перед глухим взрыв­ным: например,/kaent/ реализуется фонетически как [kaet], тогда как /haend/ — как [haend]. Наблюдая такие факты, ни один лингвист не сделает вывода, что в английском языке назализация гласных является различительным признаком и что can’t «не может» и cat «кошка» образуют минимальную пару, a can’t «не может» и canned «консер-

вированный» — нет. В подобном случае лингвист, конечно* предпочтет отказаться от условия линейности, и, не­сомненно, поступит правильно. Здесь фонетическое пред­ставление может быть получено из фонологического с помощью фонетических правил (34), упорядоченных сле­дующим образом:

(34) (I) гласныйназализованный гласный в контекс­

те:—носовой+согласный (II) носовой согласный -* 0 в контексте: ненапря­женный гласный — глухой взрывной.

Хотя эти очевидные правила обладают высокой сте­пенью общности, они ведут к нарушению условия линей­ности.

Другой, еще более яркий пример нарушения линей­ности — это рассмотренный выше контраст а—а* (стр. 528, §4.2). Правила (28), (29), примененные в этом поряд-< ке, превращают системное фонологическое представление строки (I) в (35) сначала в промежуточное представление строки (II), а затем в системное фонетическое представле­ние строки (III):

writer rider

«п исател ь» «всад н и к»

(35) (I) rayt#r rayd#r

(II) rayt#r ra*yd#r (по правилу (28))

(III) rayD-i-r ra*yD±r (по правилу (29)) и т. д.

Здесь слова, на фонологическом уровне различаемые только своими четвертыми сегментами, на фонетическом уровне различаются только своими вторыми сегментами. Поэтому, если мы хотим, чтобы фонологическое представ­ление играло в лингвистическом описании сколько-ни­будь серьезную роль (если оно должно использоваться в грамматике, достигающей адекватности описания), то мы вынуждены нарушить принцип линейности весьма суще­ственным образом. Эти нарушения условия линейности в то же время показывают^[350], насколько не обосновано

утверждение, будто фонология может (или, что еще менее объяснимо, будто она должна) опираться на синонимию — в том смысле, что фонетически сходные звуки не считаются принадлежащими к одной и той же фонеме, если и только если замена одного из них другим в каком-либо контексте ведет к изменению значения (ср., например, Dideri- chsen, 1949). Если под «контекстом»понимать «фонетиче­ский контекст», тогда этот критерий заставит признать, что в английском языке «гласный — назализованный глас­ный» и а—а* образуют оппозицию (контрастируют). Если же иметь в виду «фонологический контекст», то тогда, очевидно, тем самым мы попросту предрешаем рассмат­риваемый вопрос. Вообще необходимо отметить, что «минимальная пара» — это вовсе не элементарное понятие. С помощью фонетических терминов такое понятие опре­делить невозможно — для этого необходимо сначала пол­ностью провести фонологический анализ. Следовательно, коммутация (commutation test), если ее рассматривать (что обычно наблюдается) как процедуру для фонологи­ческого анализа, оказывается малопригодной.

Внимательные фонологи-таксономисты и раньше заме­чали подобные нарушения условия линейности, в связи с чем поучительно рассмотреть, какой выход они нашли из создавшегося положения. В «Anleitung» и в «Grundziige» (1939, 46) Н. С. Трубецкой приводит пример, вполне аналогичный примеру (34). Трубецкой указывает, что в русском языке действует следующее фонологическое пра­вило:

{36) (I) о —* о в контексте: —1

(її) і 0 в контексте: гласный—носовой+согласный.

Таким образом, /solnca/ «солнца» фонетически реали­зуется как [sonco], причем нет никакой необходимости вводить новую фонему /о/, противопоставленную фонеме /о/. Здесь, как и в (34), условие линейности нарушается; и больше того, правила должны быть упорядочены именно так, как это сделано в (36). Чтобы объяснить подобные нарушения линейности, Трубецкой предлагает следующее общее правило определения фонемной принадлежности отдельных фон, которое мы можем сформулировать таким образом:

{37) если фона А фонетически сходна с последователь­ностью фон ВС и А—ВС находятся в отношении свободного варьирования или дополнительной дист­рибуции, а ВС является реализацией последователь­ности фонем PQ, то в таком случае фона А должна рассматриваться как реализация PQ.

Поскольку [о] фонетически сходно с [oi] и находится с ним в дополнительной дистрибуции, a [ol] — это реали­зация /о1/, то отсюда следует вывод, что [о] также является реализацией /о1/^[351]. Точно так же, по крайней мере в не­которых диалектах английского языка, назализованные гласные находятся в дополнительной дистрибуции с пос­ледовательностью «гласный + носовой» и поэтому могут рассматриваться как реализация последовательности «гласный + носовой». Таким образом, преодолевается на­рушение линейности, обусловленное в этих диалектах правилом (34). Далее, тот же самый аргумент можно привести и в пользу того мнения, будто английское [д] в интервокальном положении и в конце слова является реализацией /ng/ (хотя, чтобы воспользоваться этим ар­гументом в данном случае, дополнительную дистрибуцию придется определять в терминах фонологического, а не фонетического контекста).

Однако правило (37) представляется мне совершенно неудовлетворительным. Это правило введено ad hoc, из чего следует, что определение фонемы как минимального члена фонологической оппозиции неудачно. Существует немало случаев, когда буквальное применение правила (37) ведет к абсурду. Так, в английском языке фоны [п]— [пу], [уй]—[у] являются фонетически сходными и нахо­дятся в отношении дополнительной дистрибуции, но было бы абсурдно полагать, следуя правилу (37), что [kitn] (kitten «котенок») представляется на фонологическом уровне как /kitny/, a [yat] (yacht «яхта») — как /yuat/. Для таксономической фонологии еще большей трудностью является тот факт, что правило (37) может повести к нару­шению взаимнооднозначности. Рассмотрим, например, контраст [а]—[a*] (write — ride), о котором шла речь выше, [ау] встречается только в начале слова или после согласного и перед глухим согласным; [у] никогда не встречается в этих позициях. Поскольку [у] и [ау] яв­ляются фонетически сходными, а [ау] — это реализация /ау/, то, по правилу Трубецкого, [у] — это тоже реализа­ция /ау/. Не говоря уже об абсурдности подобного вывода, он ведет к нарушению взаимнооднозначности, поскольку /у/ и /ау/ контрастируют (/ауап/ ion «ион» — /уап/уоп «вон там»). Таким образом, правило (37) не только вве­дено ad hoc, но и не может рассматриваться как обобще­ние понятия «фонемы», призванное учесть все случаи нарушения линейности.

Анализ примеров, приведенный самим Трубедким, показывает, что упомянутое правило в его окончательной формулировке, по-видимому, не соответствует полностью замыслу автора. Допустим, что мы должны применять правило (37) только в случаях, когда В — это ненапряжен­ный гласный, а С — плавный или носовой. Тогда удается избежать нарушений линейности в русском (36) и англий­ском (34) примерах (хотя и не в случае с английским /ng/), причем противоречащие примеры, приведенные в преды­дущем абзаце, утрачивают силу. Однако становится еще более очевидным, что правило (37) введено ad hoc. Не­сомненно, что, если оно сформулировано с указанным огра­ничением, никто не станет всерьез провозглашать его частью определения такого фундаментального понятия, как «фонема». Более того, даже при наличии названного ограничения нетрудно привести противоречащие при­меры. Так, во многих американских диалектах [е] в get находится в отношении дополнительной дистрибуции с [ег] в berry, а [ег] является реализацией /ег/; в соответ­ствии с правилом (37), даже если учитывать упомянутую поправку, [е] должно рассматриваться как реализация /ег/, a get на фонологическом уровне пришлось бы пред­ставлять как /gert/.

Правило (37) — это типичный пример приема ad hoc, введенного для преодоления неадекватности определен­ного общего понятия, а именно понятия «таксономической фонемы». Трудности, с которыми сталкиваются, исполь­зуя подобные приемы, могут быть проиллюстрированы многочисленными примерами того же типа. Когда с по­мощью поправок ad hoc пытаются спасти по существу неадекватное понятие, то суть дела обычно остается в стороне. Ясно, что в случаях, подобных вышеприведен­ным, приемлемость той или иной трактовки зависит от того, как эта трактовка сказывается на грамматике в целом. Правила (34 I) и (34 II) носят общий характер и имеют независимое обоснование; грамматика, содержащая эти правила, проще грамматики, которая их не содержит. Однако правила «/уи/-*[у] перед гласными» или «/ег/-* [г] перед согласными», необходимые для указанных аб­сурдных примеров, отнюдь не упрощают грамматику анг­лийского языка. Аналогично и правило Трубецкого для русского языка (правило 36) также опирается на обще­системные соображения, например, на существование таких форм, как /soln,esnij7 [soln,tsntj], а также на то, что если бы правило (36) не было введено в грамматику, то в словаре каждое /о/ в отличие от /о/ должно было бы иметь специальную помету, что весьма усложнило бы граммати­ку (ср. сноску 37). Точно так же необходимость отнесения английского [ij] к фонеме /п/ (точнее, к архифонеме «но­совой») становится очевидной только тогда, когда рассмат­ривается ВСЯ совокупность Примеров сочетания «НОСОВОЙ + взрывной» в различных синтаксических позициях. Тот факт, что общесистемные соображения играют решающую роль, заставляет предполагать, что такие «атомистиче­ские» правила, как, например, правило Трубецкого, непригодны.

Однако общесистемные соображения совершенно чужды таксономической фонологии; их нередко отвергали, по­скольку предполагалось, что они ведут к порочному кругу (например, Т wad dell, 1935, 66). Эта критика справед­лива, если учесть «процедурный» уклон современной фоно­логии. Но отсюда следует лишь, что попытки построить таксономическую фонологию на основе аналитических процедур сегментации и классификации, дополняя ее та­кими правилами ad hoc, как (37), с самого начала были обречены на неудачу.

Нарушение линейности в случае writer—rider (этот случай не удается учесть ни в правиле (37), ни в какой-либо из его модификаций) рассматривается Хэррисом (1951а, 70), который предлагает отнести [ayD] к /ayt/ как к целой единице, a [ayD] к /ayd/ тоже как к целой единице; при этом он исходит из соображений симметрии дистри­буции. Но это весьма нечеткое понятие, и не ясно, как оно может быть уточнено. Допустим далее, что так или иначе удается сформулировать критерий симметричности дист­рибуции таким образом, что в данном случае он обеспечи­вает желаемый результат. Однако этот результат все равно остается случайным и не затрагивает существа де­ла, поскольку очевидно, что и в таком случае решающими факторами снова окажутся общность, независимое обос­нование правил (28), (29) и отношение рассматриваемых форм к другим — в частности, отношение writer к write и rider к ride, которое по синтаксическим соображениям, безусловно, должно выражаться в системной фонологиче­ской транскрипции. Однако все эти факторы непосредст­венно не связаны с симметричностью дистрибуции. Они носят общесистемный характер и поэтому выходят за узкие рамки таксономической фонологии.

Следовательно, как мне кажется, правила ad hoc для описания нарушений линейности не выдерживают кри­тики, а определения фонемы как «пучка [фонетических! различительных признаков», как «класса фон, находя­щихся в отношении свободного варьирования или допол­нительной дистрибуции», или как «минимального члена фонологической оппозиции» могут быть приняты только в том случае, если мы согласимся признать такие абсурд­ные фонологические транскрипции, как /kaet/, /rayD-i-r/, /ra*yD4-r/ для can’t, writer, rider и т. д. во многих анало­гичных случаях.

Рассмотрим теперь условие инвариантности. Заметим прежде всего, что оно нарушается в случаях нарушений линейности, подобных описанным выше. Однако даже там, где линейность сохраняется, это условие представляется мне неприемлемым. Такое мнение подтверждается убеди­тельными примерами «взаимоналожения» (overlapping) фонем. Рассмотрим, например, такой диалект английского языка, в котором [D] является аллофоном фонемы /г/ в throw «бросать» и аллофоном фонемы Ш в Betty (где оно контрастирует с /г/ в berry «ягода» — см. Bloch, 1941). В соответствии с принципом инвариантности мы должны отнести [D] в слове throw к фонеме Ш в контек­сте # 0— , что противоречит не только интуиции носи­телей языка, но и другим разумным правилам дистрибу­ции согласных. Положение осложняется в тех диалектах, где [D] и [г] в указанном контексте находятся в отношении свободного варьирования, а в интервокальном положении контрастируют; здесь вообще в рамках условий (32) не удается предложить приемлемое решение, хотя сами по себе факты описываются очень просто. Наконец, еще более значительные трудности возникают, если принять усло­вие инвариантности в «абсолютной» формулировке, и особенно если признаки (qualities) определяются в акус­тических терминах (ср. Bloch, 1950). В этом случае оказывается невозможным даже правильный анализ ан­глийских взрывных, поскольку /р/, Ш и /к/ взаимно на­кладываются друг на друга (S с h a t z, 1953). Эти и анало­гичные соображения заставляют признать условие инва­риантности неприемлемым — независимо от того, как мы относимся к условию линейности.

Условие взаимнооднозначности плохо поддается ана­лизу из-за отмеченной выше нечеткости формулировок. Однако некоторые следствия из этого условия ясны, и мне кажется, что они будут отвергнуты любым исследова­телем, который стремится к адекватности описания. Халле показал, что вообще невозможно выделить уровень пред­ставления, удовлетворяющий условию взаимнооднознач­ности, не нарушив при этом общности правил, если фоне­тическая система не симметрична. Он приводит следующий типичный пример из русского языка (Halle, 1959b). В (38) в колонке I даны формы в системной фонологической транскрипции, а в колонке III — в системной фонетиче­ской транскрипции:

(38)

II

d'at, l,i d'ad, bi £'ec I,і z+c bi

III

d'at, l,i d'ad, bi z'ec b,i z'ej bi

I

d'at, И d'at, bi z'ec 1,і z'ec bi

Формы в колонке III получаются из форм в колонке I с помощью общего правила:

(39) шумный -► звонкий в контексте: — звонкий шумный.

Представление в колонке I не удовлетворяет условию взаимнооднозначности, как его обычно понимают (в тер­минах локальной определимости), и, следовательно, не может считаться фонологическим в смысле таксономиче­ской фонологии. Представление в колонке II привер­женцы таксономической фонологии признали бы «фоноло­гическим», поскольку t,—d контрастируют, а с—j —нет. Однако если грамматика должна порождать формы колон­ки II в качестве определенного уровня представления, то в ней не может быть общего правила (39), а вместо него должно быть два правила — (401) и (4011), первое из которых связывает «морфонологическое» представление с «фонологическим», а второе — «фонологическое» пред­ставление с фонетическим.

(40) (I) шумный звонкий в контексте: — звонкий шум­ный, кроме с, с, х;

(II) с, с, х звонкий в контексте: — звонкий шум­ный.

Мне кажется, что представители таксономической фонологии до сих пор недостаточно оценивали силу этого примера. Даже если о нем и вспоминали, его все равно рассматривали под неправильным углом зрения. Фергю­сон в своей рецензии (1962) на Халле (1959b) говорит не о том примере, который приведен в рецензируемой книге и воспроизведен здесь, а вместо того ссылается на турецкий пример, первоначально предложенный Лизом в качестве аналогии к примеру Халле, а затем отвергнутый самим же Лизом как неадекватный (Lees, 1961, р. 63). В той же своей части, в какой критика Фергюсона отно­сится к правильному примеру, приведенному Халле, она сводится к замечанию о том, что из чисто фонетической записи можно получить соответствующую системную фонологическую (в терминах Фергюсона — морфонологи- ческую) транскрипцию для с, с, х, но не для других шум­ных. Это верно, но к делу не относится: подобная инфор­мация задается в явной форме как в грамматике, где есть только системный фонологический и системный фонети­ческий уровень, так и в грамматике, где, кроме них, ис­пользуется еще промежуточный уровень таксономической фонологии. Оказывается, таким образом, что единствен­ный результат допущения уровня таксономической фоноло­гии — это невозможность сформулировать обобщение.

В связи с рассмотренным примером Халле становится очевидным, насколько неудобно приписывать русскому языку наличие уровня таксономической фонологии. По­добные примеры легко найти и в других языках. Так, Блок приводит аналогичный пример, рассматривая взаи­моналожение фонем (Bloch, 1941). В описываемом им диалекте английского языка имеются формы, системное фонологическое представление которых дано в колонке I, а системное фонетическое представление — в колонке III.

Формы колонки I не удовлетворяют условию взаимно­однозначности из-за наличия контрастов balm «бальзам» — bomb «бомба», starry «звездный» — sorry «огорченный», father «отец» — bother «беспокоить» и из-за того, что в Pa’d (do it) гласный фонетически тот же, что в pod «стру­чок». Формы колонки III могут быть получены из форм колонки I с помощью простого правила удлинения глас­ных перед звонкими (правило (28)— это частный случай данного правила)^[352]. Однако Блок вынужден, в соответ­ствии с условием взаимнооднозначности, признать формы колонки II формами фонологического уровня. Тогда в полной грамматике английского языка, удовлетворяющей этому условию, приходится заменить общее правило уд­линения гласных двумя правилами: первое применяется только к /а/, а второе — ко всем прочим гласным. Первое связывает «морфонологическое» представление с «фоноло­гическим», а второе — «фонологическое» с фонетическим. Вся ситуация в точности аналогична приведенному выше русскому примеру. Мы снова видим, что условие взаимно­однозначности приводит к усложнению грамматики, а это мешает ей достичь уровня адекватности описания.

Тот факт, что грамматика усложняется, если принять условие взаимнооднозначности, отмечался некоторыми сторонниками этого условия. Так, Блок указывал, ана­лизируя предыдущий пример, что взаимнооднозначность приводит к утрате симметрии. Кроме того, он признавал (1950, прим. 3), что принятая для японской письменности так называемая «национальная латиница» (National Ro- manization), которая оказала известное влияние на его первоначальное (без соблюдения взаимнооднозначности) описание японского языка, при «всей ее четкости и систем­ном характере» не столь близка к фонологической транс­крипции, как Хэпбернова латиница (Hepburn Romaniza- tion), хотя эта последняя «представляется громоздкой и недостаточно системной». Аналогичным образом, Хок­кетт (1951) сравнивает «обманчиво-простое» описание Блока, не соблюдающее условие взаимнооднозначности, с его поздним «весьма сложным... но явно более точным» таксономическим фонологическим анализом. В действи­тельности же «большая точность» последнего заключается не в чем ином, как в соблюдении условий (32 I—IV). Ниже мы еще вернемся к вопросу о том, почему соблюдение этих условий считается признаком большей точности.

До сих пор мы еще ничего не сказали о принципе дополнительной дистрибуции, который является централь­ным понятием таксономической фонологии — например, в работах таких ученых, как Джоунз, Трубецкой, Хэррис и Блок. По сути дела, этот прлнцип представляет собой принцип взаимнооднозначности, превращенный в про­цедуру. Когда принцип взаимнооднозначности рассматри­вается как аналитическая процедура, его цель состоит в том, чтобы получить минимально избыточное фонологи­ческое представление, удовлетворяющее условиям взаим­нооднозначности и локальной определимости. Мы, однако, покажем, что этот принцип не способен обеспечить мини­мально избыточный анализ, удовлетворяющий указанным условиям, и, более того, что он даже может повести к нарушению условия взаимнооднозначности.

Принцип дополнительной дистрибуции можно сформу­лировать следующим образом (по Хэррису, 1951а, гл. 7). Пусть имеется множество представлений в терминах фон. Определим... дистрибуцию D(x) фоны (х) как множество фонетических контекстов , в которых х встречается. Фоны х и у находятся в отношении дополнительной дистрибуции, если D(x) и D(y) не имеют общих элементов. Гипотетиче­ская фонема — это класс фон, попарно находящихся в отношении дополнительной дистрибуции. Кроме того, иногда требуют, чтобы каждой гипотетической фонеме было сопоставлено определяющее фонетическое свойство, присущее каждому члену этой фонемы и не присущее ни одной другой фоне (условие инвариантности)^[353]. Гипотети­ческая фонологическая система — это семейство гипотети­ческих фонем, удовлетворяющее условию полноты. Нас­тоящая фонологическая система (или системы) обнаружи­вается с помощью дополнительных критериев симметрии.

Рассмотрим приведенный выше пример взаимонало- жения фонем (Блок). Возьмем диалект, в котором имеется звук [D], являющийся реализацией /г/ в throw и Ш в Betty, где он контрастирует со звуком [г] в berry. Тре­бование взаимнооднозначности выполняется, если посту­лировать фонему /t/, имеющую аллофону [DJ в заударной интервокальной позиции, и фонему /г/ с аллофоной [D] после зубных спирантов. Теперь, если мы имеем некоторую фону в фонетическом контексте, мы можем однозначно отнести ее к той или иной фонеме; обратно, если мы имеем фонему в фонологическом контексте, мы можем однознач­но определить ее фонетическую реализацию (с точностью до свободного варьирования). Однако это единственно разумное решение (именно его принял Блок в своей ра­боте 1941 г.) противоречит принципу дополнительной дистрибуции. В самом деле, аллофоны [D] и [г] фонемы /г/ не находятся в дополнительной дистрибуции: они оба встречаются в контексте /Ье—і у/ (Betty—berry). Таким образом, дополнительная дистрибуция не является необходимым условием взаимнооднозначности. Более того, класс «гипотетических фонологических систем», опреде­ленных в предыдущем абзаце, не будет включать в каче­стве своего члена оптимальную систему, в которой выпол­няется условие взаимнооднозначности; никакие добавоч­ные критерии не позволят построить такую систему.

Однако класс гипотетических фонологических систем, определенных выше, будет содержать системы, не удов­летворяющие условию взаимнооднозначности. Так, на­пример, в английском языке [к] и [а] находятся в допол­нительной дистрибуции (более того, они имеют общие признаки, которых не имеет ни один другой звук, а имен­но, в терминах Якобсона, оба они являются компактными, низкими, ненапряженными, небемольными). Поэтому их можно рассматривать как гипотетическую фонему, и, следовательно, имеется фонологическая система, в рамках которой они считаются членами одной и той же фонемы /К/. Но в такой фонологической системе [sakt] socked «ударный» и [skat] Scot «шотландец» будут иметь одина­ковую фонологическую транскрипцию /sKKt/.

Аналогично [о] и [г] также находятся в дополнитель­ной дистрибуции (и имеют общие признаки), а поэтому могут быть отнесены к одной и той же гипотетической фонеме. Но если считать их вариантами фонемы /R/, то prevail [proveyl] «преобладать» и pervade [porveyd] «рас­пространяться» будут фонологически транскрибироваться как /pRRvel/ и /pRRved/; однако такая транскрипция означает нарушение локальной определимости и взаимно­однозначности. Следовательно, принцип дополнительной дистрибуции не является достаточным условием для взаимнооднозначности. Поскольку принцип дополнитель­ной дистрибуции не является, как мы видим, ни необ­ходимым, ни достаточным условием для взаимнооднознач­ности, а введение его объясняется, по-видимому, только его связью с взаимнооднозначностью, он оказывается лишенным всякого теоретического значения.

Представители таксономической фонологии останав­ливались на вопросах, связанных с указанной трудностью; однако вся проблема в целом ускользнула от их внимания. Трубецкой проанализировал пример с английскими [г] и [о] и сформулировал правило (1935, правило IV; 1939, правило IV), которое не позволяет отнести оба эти звука к одной и той же фонеме, в случае если последователь­ность [or] контрастирует с [о]. Однако это правило не решает проблему сохранения взаимнооднозначности и не обеспечивает правильного анализа приведенных в преды­дущем абзаце примеров. Кроме того, это — правило ad hoc, и тем самым оно лишний раз подчеркивает теорети­ческую неадекватность таксономической фонологии. По- видимому, только Хэррис специально рассмотрел один частный случай данной проблемы. Он указывает (1951а, 62, прим. 10), что для слов try «пытаться» и cry «плакать» мы имеем фонетические транскрипции [tray], [kray], где t—к и г—г находятся в дополнительной дистрибуции. Если бы мы попытались построить гипотетическую фоно­логическую систему описанным выше образом, мы имели бы фонему /Т/ с аллофонами [t] перед [г] и [к] перед [г] и фонему /R/ с аллофонами /г/, /г/. Но тогда try и cry имели бы одинаковую фонологическую транскрипцию /TRay/. Чтобы избежать этого, Хэррис предлагает сначала груп­пировать [г] и [г] в /г/, а затем определять дистрибуцию в терминах нового специфического контекста, в котором [t] и [к] контрастируют перед /г/. Эта процедура действи­тельно позволяет избежать трудностей в случае с try и cry, но не в случаях, описанных выше. Более того, ту же самую процедуру можно было бы применить, чтобы сгруп­пировать [t] и [к] в /Т/, так что [г] и [г] оказались бы при­надлежащими к разным фонемам (в пользу такой трактовки говорит то, что она обеспечивает более регулярную дист­рибуцию: при ней ,4/ не встречается ни перед /г/, ни перед /1 /, тогда как при другой трактовке оно, нарушая симмет­рию, встречается только перед 1x1). Таким образом, для этой процедуры не удается отличить допустимые примене­ния от недопустимых; кроме того, она несовместима с общими требованиями, которые Хэррис предъявляет к лингвистическим процедурам (1951а, 7), а именно с тре­бованием того, чтобы операции «выполнялись одновре­менно над всеми элементами» без какой бы то ни было «про­извольной исходной точки». Как раз это требование и позволило Хэррису избежать упорядочения правил в описаниях, которое применял Блумфилд (см. сноску 35). Однако рассмотренная здесь процедура не удовлетворяет этому требованию.

4.4.