1. Введение

1.1.0 культуре. «Культура», как мы ее здесь понимаем, есть сино­ним «обычаев народа». Как таковая она оказывается наименее понятной из всех тем, обсуждаемых в этой книге. Зачастую обычаи народа превоз­носятся самим этим народом, в то время как другие смотрят на них с подозрением и неодобрением, и нередко в обоих случаях наблюдается удивительно мало понимания того, чем же в действительности эти обы­чаи являются и что они значат.

Когда приехавшему в США предстоит ознакомление с американским образом жизни или американской культурой, почти каждый рад пока­зать ему этот образ жизни и эту культуру, но что мы ему показываем и рассказываем? Откуда нам знать, что говорить и показывать?

Если мы находимся около автомобильного завода, мы, конечно, за­хотим показать линию поточной сборки и туристические достопримеча­тельности города. И возможно, мы покажем гостю ферму и школу. И мы расскажем ему наиболее выигрышные общие суждения о самих себе, которым нас научили и которые могут оказаться в точности такими же, какие он тоже заучил о себе и своей культуре. Иногда кое-кто из нас, желая предстать в позе независимого интеллектуала, может критик- нуть одно, другое, а то и все. Но в действительности мы довольно беспо­мощны в точном истолковании самих себя и в описании того, что же мы из себя представляем, потому что мы выросли, делая то, что делаем, и делаем многое по привычке, почти не замечаемой, усвоенной от старших и от своей культурной среды.

Наша неспособность описать свои культурные обычаи соответствует нашей неспособности описать свой язык, если только мы не предпри­мем специального его изучения. Парадокс в том, что мы в состоянии пользоваться этой сложной структурой, каковой является наш язык, с изумительной легкостью и гибкостью, но стоит кому-нибудь спросить нас, к примеру, когда употребляются between ‘между’ и among ‘среди’, как мы наговорим ему самых удивительных выдумок с наилучшим намерением сказать правду.

Мы не можем надеяться на сравнение двух культур, пока не достиг­нем более четкого понимания каждой из них. Мы должны суметь устра­нить то, что лишь объявляем как совершаемое нами, но в действитель­ности не делаем этого. Мы должны быть в состоянии описать наши дей­ствия, нами самими не осознаваемые, при этом мы должны быть увере­ны, что сможем описать привычное точно, а не наугад или умозрительно. И мы должны уметь описывать ситуации, в которых мы совершаем то, что совершаем.

1.2. Определение культуры. Как и другие, я полагаю, что культура есть структурированная система моделированного поведения. Хорошее определение культуры дается антропологами: «В культурной антропо­логии в течение последних 25 лет произошел постепенный переход от атомистического определения культуры, трактующего ее как более или менее случайный набор свойств, к определению, которое на первый план выдвигает понятие модели и структуры. Клюкхон и Келли, по-видимо­му, наилучшим образом выражают эту современную концепцию культу­ры, когда определяют ее как „все те исторически создаваемые планы жизнепроживания (designes for living), эксплицитные и имплицитные, рациональные, иррациональные и нерациональные, которые существуют в каждый данный период времени как потенциальные ориентиры челове­ческого поведения”. Свойства, элементы.или, лучше сказать, модели культуры в этом определении организованы, или структурированы, в систему или множество систем, которая, будучи исторически создавае­мой, является поэтому открытой и подверженной постоянному изме­нению» (Н о і j е г 1953, 554). Ср. также высказывание Э. Сепира о том, что «все культурное поведение моделировано» (Sapir 1949,546) .

1.3. Функциональные единицы культуры. Индивидуальные акты по­ведения, через которые проявляется культура, никогда не бывают в точности одинаковыми. Каждый акт уникален, один и тот же акт никог­да не повторяется. Даже при многократном представлении пьесы каж­дый акт, проигрываемый актером, уникален, и можно показать его от­личие от «того же» акта даже в следующем представлении. Однако в каждой культуре определенные акты, физически предстающие столь различными, признаются тем не менее идентичными. Если мы утром принимаемся за апельсиновый сок, кофе, глазунью и гренок из белого хлеба, а на следующее утро — грейпфрутовый сок, кофе, омлет и гренок из серого хлеба, то это в США обычно считается двумя проявлениями одной и той же единицы поведения: съедания завтрака. И все же эти акты различны. Форма, или схема, под которую должны подводиться определенные акты, чтобы считаться завтраком в США, образует модель поведения, функциональную единицу поведения в этой культуре. Эти модели в свою очередь состоят из подвижных элементов, таких, как ис­полнитель, акт, объекты, обстановка, время, способ, цель и тд. Хотя эти элементы всегда единственны и различны, они определяются как «то же самое» или «различное» через определенные шаблоны, которые также являются культурными моделями. «Тожесть» имеет характерные приз­наки в каждой культуре и представлена обычно разнообразными клас­сами явлений. Один такой класс во многих культурах состоит из единиц, трактуемых как статические сущности, например мужчины, женщины, дети, доктор, няня, учитель, парикмахер, животные, лошади, собаки, духи, колдуны, домовые, идеи, семья, клуб, церковь, школа, предприя­тие, магазин, ферма, дерево, здание, музей, дом и т.п. Другой класс образуют единицы, трактуемые как процессы, например отдыхать, учиться, ловить рыбу, бежать, думать, сидеть, умирать и тл. Еще один класс влючает единицы, трактуемые как качества, например быстрый, медленный, хороший, плохой, горячий, холодный, сонный, сонно,жесто­кий, конструктивно, сомнительно И TJI.

1.4. Форма, значение и дистрибуция. Единицы моделированного пове­дения, которые образуют схему, присущую каждой культуре, имеют форму, значение и дистрибуцию⁹. Формы этих моделей культуры функ­ционально идентифицируются по свидетельству носителей данной куль­туры, хотя одни и те же индивиды могут быть не в состоянии точно оп­ределить сами формы, которые они умеют идентифицировать. Даже такая ясная единица поведения, как завтрак, мгновенно идентифици­руемая исполнителем, спрошенным, что он делает, может описываться им как утреннее принятие пищи, когда вы едите овсянку, бекон, яйца и кофе, однако человек, работающий всю ночь, мог бы завтракать и вече­ром, а еда из овсянки, бекона, яиц и кофе могла бы быть ленчем или даже ужином.

Что же тогда завтрак? Можем ли мы определить его? Да, но при этом надо особо подчеркнуть, что даже те индивиды, которые без колебаний и с точностью скажут «Я завтракаю», могут оказаться не в состоянии дать определение завтраку либо сделают это неверно. Мы можем описать завтрак, обозревая достаточно внушительное число случаев этого феномена и фиксируя его несходство с теми случаями, которые кажутся похожими на завтрак, но идентифицируются носителями культуры как ленч, обед, перекуска на ходу или ужин.

Значения, подобно формам, детерминируются и модифицируются культурой. Они представляют собой анализ окружающего мира, как он преломляется в данной культуре. Формы культурных моделей имеют це­лый комплекс значений; какие-то из них отражают признаки единиц, процессов или качеств, какие-то осознаются как первичные, другие — как вторичные, третичные и тд. Завтрак, ленч и обед призваны обыкно­венно обеспечивать тело пищей и питьем. Поэтому мы говорим, что завтрак, ленч и обед имеют именно это первичное значение. Кроме того, конкретная форма завтрака в конкретный час или день может иметь значение хорошего или плохого по моральной или религиозной шкале, по шкале здоровья, экономической шкале и тл. Конкретная форма завтрака может передавать вторичное значение социальной, национальной или религиозной принадлежности.

Дистрибуция всех этих значимых единиц формы имеет характер мо­делей. Дистрибуционные модели представляют собой комплексы,вклю­чающие различные временные циклы, пространственную локализацию, положение относительно других единиц. Завтрак, к примеру, обнару­живает временную дистрибуцию в рамках дневного цикла, недельного и годового. Завтраку свойственна пространственная дистрибуция. Он размещается также после одних единиц поведения и предшествует другим.

Форма, значение и дистрибуция, по-видимому, не существуют в куль­туре независимо друг от друга, но операционально они обсуждаются здесь в отдельности. Формы релевантны, когда они наделены значением; значение предполагает форму, чтобы быть для нас релевантным; дистри­буция значимых форм всегда характеризуется моделированностью.

Можно полагать, что, когда индивид в рамках своей культуры наблю­дает значащую моделированную единицу в моделированном же л оку се дистрибуции, она будет содержать для него комплекс культурально мо­делированных значений. Завтрак на кухне в 7 час. утра, накрытый самим завтракающим и состоящий из кофе, фруктового сока и овсянки, будет передавать иной комплекс значений, нежели завтрак в постелив 11 час., подаваемый особо одетым слугой и состоящий из икры и прочих дели­катесов.

Быть может, нелишне теперь отметить, что форма может наблюдаться как непосредственно, так и косвенно, через посредство фотографии, кинофильма, телевидения, а также через посредство языкового сооб­щения.

1.5. Перенос в чужую культуру. Моделирующие системы, благодаря которым уникальные явления способны функционировать как тождест­венные для носителей данной культуры, не распространяют свое дейст­вие через границы культур. Когда же они оказываются в межкультурном контакте, наблюдаются многие случаи предсказуемых недоразумений. Можно полагать, что, когда носитель культуры А, пытающийся усвоить культуру Б, сталкивается с какой-то формой этой культуры в конк­ретном локусе дистрибуции, он воспринимает тот же комплекс значений, что и в своей собственной культуре.

2.1. Если навыки родной культуры подвергаются переносу при изуче­нии чужой культуры, то очевидно, что через сопоставление двух куль­турных систем мы сможем предсказать, какие моменты составят затруд­нение. Ясно, что задача это огромная, и мы приведем несколько приме­ров, которые могут облегчить анализ и сопоставление культур,

2.2. Та же форма, разное значение. Можно ожидать затруднения, когда идентичные формы по-разному классифицируются или имеют разные значения в двух культурах.

2.2.1. Очень интересный вид трудностей наблюдается в тех случаях, когда какой-либо элемент формы сложной модели имеет в разных куль­турах различные классификационные и смысловые характеристики. Иностранец придает всей модели в целом значение именно этого разня­щегося элемента.

Пример. Бой быков, по моему наблюдению, всегда был источни­ком межкультурного недопонимания. Это модель поведения, чрезвычай­но трудная для убедительного объяснения неподготовленному наблюда­телю из Соединенных Штатов. Поэтому я выбираю ее как показатель­ный пример.

Форма. Бой быков имеет очень точную и сложную форму. Человек, вооруженный шпагой и красным плащом, бросает вызов быку и уби­вает его в схватке. Форма предписывается во всех подробностях. Имеет­ся особый словарь терминов для, казалось бы, незначительных вариа­ций. Матадор, бык, пикадоры, музыка, одежда и тд. являются частью формы.

Значение. Бой быков передает в испанской культуре комплекс значений. Это вид спорта. Он символизирует триумф искусства над гру­бой силой быка. Это зрелище. Это демонстрация мужества.

Дистрибуция. Бой быков характеризуется сложной дистрибу­ционной моделью. Есть сезон для коррид в годовом цикле, есть излюб­ленные дни в недельном цикле, и есть излюбленное время в дневном цикле. Бой быков происходит на особой арене и в специальном месте, известном любому человеку в данной культуре.

Форма, значение и дистрибуция глазами сторон­него наблюдателя. Американский зритель, посаженный рядом с испанцем или мексиканцем, увидит изрядную долю формы, хотя и не всю ее. Он увидит мужчину в специальной одежде, со шпагой и красным плащом в руках, провоцирующего и убивающего быка. Он увидит быка, нападающего на человека, и заметит, что тот завлекает животное пла­щом. Он обратит внимание на музыку, цвет и т л.

Смысл зрелища, однако, будет для него иным. Это убийство «безза­щитного» животного вооруженным человеком. Это нечестно, потому что бык всегда оказывается убитым. Это неспортивно по отношению к быку. Это жестоко по отношению к животным. Матадор, следовательно, жесток. Публика жестока.

Дистрибуция не составляет для американского зрителя особой проб­лемы, так как он имеет опыт футбольных, бейсбольных и прочих зре­лищ.

Информационный сбой. Имеется ли в описанном примере элемент псевдоинформации и если да, то в чем она заключается? Я по­лагаю, что имеется. Вторичное значение «жестокости» известно испан­ской культуре, но оно не связывается с боем быков. Американец, при­писывающий жестокость зрителю и матадору, получает информацию, которой здесь нет. Почему?

Поскольку в интерпретации американского наблюдателя жестокость проявляется человеком по отношению к быку, можно попытаться проверить, являются ли эти части сложной формы — бык и человек — одинаковыми в двух культурах.

Языковые свидетельства. Мы находим в языке свидетель­ства, которые представляются интересными¹⁰. Ряду словарных единиц, приложимых в английском языке как к животным, так и к людям, соот­ветствуют в испанском разные слова для тех и других. В английском и люди, и животные имеют legs ‘ноги’, В испанском же у животных — patas, у людей — piernas. Точно так же в английском у животных и у лю­дей есть backs ‘спины’ и necks ‘шеи’, в то время как в испанском живот­ные имеют соответственно lomo и pescuezo, а люди — espalda и cuello. Более того, в английском как животные, так и люди get nervous ‘стано­вятся нервными’, имеют hospitals ‘лечебницы’ и cemeteries ‘кладбища’, обозначаемые посредством разнообразных метафор. В испанском жи­вотные не нервничают, у них нет ни лечебниц, ни кладбищ. Языковые данные, пусть только в виде намека, но указывают на различия в катего­ризации животного в двух культурах¹¹, В испанской культуре различие между человеком и животным представляется весьма значительным, определенно более значительным, чем в американской культуре.

Путем дальнейшего наблюдения над тем, что люди говорят и делают, можно обнаружить дополнительные оттенки различий. В испанской культуре человек не считается физически сильным, но он ловок и умен. Бык сильный, но он не ловок и не разумен. В американской культуре человек физически силен, и бык тоже. Бык умен. Быку при­сущи чувства боли, печали, жалости, нежности, по крайней мере в рас­сказах о животных, подобных «Быку Фердинанду»¹².Бык заслуживает равных шансов в бою, он имеет это право спортсмена даже против человека.

Мы можем, следовательно, предположить, что часть сложной формы, представленная быком, получает иную категоризацию, иное значение в американской культуре и что в этом заключается источник информаци­онного сбоя.

Мы должны проверить эту гипотезу, если возможно, посредством ми­нимального контраста. Нечто похожее на минимальный контраст обна­руживается в американской культуре при ловле тарпона. В этой ловле есть форма: борьба до изнеможения и смерть тарпона в руках человека, вооруженного лесой с замаскированными крючками. Многое из формы предписывается в подробностях. При этом нет большого стечения зрите­лей, но газетные истории в каком-то смысле восполняют собой контакт с публикой. В плане значения это спорт, в котором умение и ловкость торжествует над грубой силой сопротивляющейся рыбы. Дистрибуция выказывает некоторые отличия от боя быков, но эта разница едва ли мо­жет считаться объяснением предполагаемого культурного различия.

Теперь мы замечаем, что тот же самый американец, который тракто­вал бой быков как жестокость и относил это свойство к зрителю и мата­дору, будет сидеть рядомх тем же зрителем в рыбацкой лодке, и у него даже мысли не мелькнет, будто рыбная ловля жестока. Я делаю вывод, что часть сложной формы, представленная рыбой, совершенно отлична от человека как в американской, так и в испанской культурах, тогда как часть, идентифицируемая как бык, гораздо больше походит на «человеческое существо» в американской культуре, чем в испанской.

Дополнительным доводом в пользу сказанного служит наличие в аме­риканской культуре Общества по предупреждению жестокого обраще­ния с животными, которое интересуется чувствами собак,кошек, лоша­дей и других домашних животных. Недавно на первых полосах местных газет рассказывалось о том, что Общество спасения утопающих Нью- Йорк-Сити направило Санта-Клауса для распределения подарков среди собак, содержащихся в городских загонах. Мы не могли бы вообразить себе Общество по предупреждению жестокого обращения с рыбами.

2.2.2. Форма в культуре Б, идентифицируемая носителем культуры А как тождественная форме его культуры, фактически имеет иное значе­ние.

Пример. Похожий на присвист, резкий глухой свистящий звук выражает в Соединенных Штатах неодобрение. В испаноязычных странах это обычный способ призвать к тишине. Фриз сообщает, что, впервые столкнувшись с испанской аудиторией, был ошеломлен ее «циканьем». Он было подумал, уж не освистывают ли его. Позже он узнал, что они призывают к тишине (Fries 1955,17).

Пример. Питье молока во время еды — обычная практика в Соеди­ненных Штатах. Для нас это имеет первичное значение пищи и питья, стандартного напитка, когда приходит время еды. В этом нет никаких особых коннотаций, связанных с социальным классом, национальной, религиозной или возрастной группой, экономическим сословием. Вино же, напротив, подается по особому случаю или у особых групп населе­ния, имеющих свой контакт с другими культурами. Таким образом, вино передает значение особого случая или особой группы населения.

Во Франции молоко во время еды не является обычным напитком. Некоторые дети могут пить молоко, некоторые взрослые могут пить молоко по особым причинам, для некоторых индивидов, семей или групп питье молока может быть следствием особых культурных контак­тов. Питье молока во время еды несет во Франции вторичное значение особого напитка, особого случая или особой группы людей. Первичным же значением было бы ‘пища и питье для тела’.

Читатель может припомнить сенсацию, вызванную в США бывшим премьер-министром Франции Пьером Мендес-Франсом, когда он начал мероприятия по распространению питья молока во Франции. Каждый помнит благоприятное впечатление, которое он произвел в Штатах публичным питьем молока. Теперь же, не принимая в расчет тех, кто может быть знаком с научными трудами об относительной пищевой ценности молока сравнительно с вином, я утверждаю, что имело место межкультурное недопонимание и что в подобных случаях будет трудно понять другую культуру. В глазах американской публики, Мендес-Франс избавлял французский народ от характерной привычки пить вино и приучал его к нормальной, здоровой практике питья молока,

2.3. То же значение, разная форма. Можно ожидать другого рода труд­ности, когда тождественные значения в двух культурах ассоциируются с разными формами. Сторонний наблюдатель, стремясь активно включить­ся в изучаемую культуру, выберет свою собственную форму для выра­жения нужного значения и при этом может совершенно упустить из ви­ду, что требуется иная форма.

Пример. Молодой человек из Исфахана (Иран) выходит из поезда в небольшом американском городке, получает багаж и пытается поймать такси. Похожий автомобиль с белой лицензионной карточкой и черными буквами проезжает мимо. Молодой человек подает ему знак, автомо­биль не останавливается. Появляется другая машина с карточкой того же типа. Молодой человек вновь подает знак и опять без успеха, Рас­строенный тем, что в Штатах такси для него не останавливаются, он берет свои чемоданы и шагает к месту назначения. Позднее он выяснит, что такси в США выделяются не белой карточкой, а ярким проблесковым огоньком и броской расцветкой. В Исфахане в то время признаком так­си была белая лицензионная карточка. Это был интеллигентный студент университета, споткнувшийся на трудностях предсказуемого типа.

Можно ожидать дополнительных трудностей, проистекающих из того факта, что представители какой-либо культуры обычно считают свой спо­соб действия и понимания окружающего мира, свои формы и значения правильными. Поэтому, когда в другой культуре используются иные формы и значения, это неправильно. Поэтому же, когда какая-либо культура перенимает некую модель поведения от другой культуры, последняя расценивает подражание как нечто хорошее и правильное.

Пример. Когда иностранные гости из районов, где кофе гото­вят очень черным и очень крепким, пробуют американский кофе, они не говорят, что он иной; они говорят, что он плохой. Аналогичным обра­зом, когда американцы выезжают в страны, где пьют черный и крепкий кофе, они, попробовав, не скажут, что он другой; они тоже скажут, что кофе плохой.

Пример. Когда американцы уезжают за границу в холодный сезон, они жалуются, что там в домах холодно. Мы часто думаем, что такие прохладные дома не могут быть хороши для здоровья. С другой сторо­ны, когда иностранные гости проводят зиму в более холодных районах Соединенных Штатов, они сетуют на то, что в наших домах слишком жарко и что перепады температуры вне и внутри дома вредны для здо­ровья.

2.4. Та же форма, то же значение, разная дистрибуция. Трудности при изучении чужой культуры наблюдаются в тех случаях, когда некоторая модель, имеющая идентичную форму и значение в обеих культурах, обнаруживает разную дистрибуцию. Носитель иной культуры полагает, что дистрибуция этой модели в наблюдаемой культуре та же, что и в его собственной,и потому, заметив преобладание,недостаток или отсутствие какого-то признака в отдельном варианте,он обобщает свое наблюдение, как если бы оно было применимо ко всем вариантам, а тем самым и ко всей культуре. Дистрибуция служит источником очень многих проблем.

Пример. Одно время меня ставил в тупик такой факт: с одной сто­роны, латиноамериканские студенты жаловались, что североамерикан­ская кухня злоупотребляет сахаром, тогда как, с другой стороны, дие­тологи жаловались, что латиноамериканцы используют в пище слишком много сахара. Как могут быть одновременно верными эти с виду проти­воречивые мнения? Можно заметить, что в среднем латиноамериканский студент кладет в кофе больше сахара, чем североамериканцы. Он не при­вык пить молоко во время еды, но, когда молоко все же подается, он иногда любит подсластить его. Диетолог отмечает употребление сахара в тех случаях, когда североамериканцы его употребляют в меньших ко­личествах или не употребляют вообще. Диетолог отмечает также, что сахарницы на столах, где сидят латиноамериканцы, должны наполняться чаще, чем на других столах. Поэтому он с полной уверенностью делает свое обобщение.

Латиноамериканский студент, со своей стороны, обнаруживает салат из сладкого желе или половинки консервированной груши на листе ла­тука. Сладкий салат! Он может увидеть за обедом фасоль — пальчики оближешь! Он сидит за столом, все улыбаются (я был тому свидетелем) , он набирает полную ложку и — сладкая фасоль! Это бостонские печеные бобы. На День благодарения готовят индейку, но, когда латиноамерика­нец пробует соус, он оказывается сладким — это клюквенный соус. Сладкий соус к жареной индейке! Это уже предел — эти североамерикан­цы явно кладут чересчур много сахара в свою еду. И какие бы вторич­ные значения здесь ни имели места, слишком много сахара в чьем-то пи­щевом режиме тенденциозно приписывается народу этой страны, кото­рый готовит и ест такую пищу.

Другого рода проблема, связанная с дистрибуционными различиями или скорее с предполагаемыми дистрибуционными различиями, возни­кает в тех случаях, когда представители одной культуры, обыкновенно различающие много подгрупп в своей культурной популяции, полагают, что другая культура, с которой они вступают в контакт, единообразна. Отсюда и распространение наблюдений, сделанных об отдельном носите­ле этой культуры, на всю популяцию.

Пример. Людское мнение за рубежом о нравах американских женщин отчасти связано с предполагаемым единообразием населения, а отчасти также с тем фактом, что одна и та же форма может иметь разные значения в двух культурах. Те, кто смотрит американские фильмы или вступает в контакт с американскими туристами, подчас неверно истол­ковывают наблюдаемые ими формы поведения, а порой приписывают культуре в целом, всему населению то, что может ограничиваться особой группой в особом л оку се дистрибуции. Мы же в свою очередь нередко приписываем французской и другим латинским культурам мораль пове­дения, которая может касаться лишь особых ее представителей,вступаю­щих в контакт с особого рода гостями.

2.5. Предвзятые мнения. Представления, пропущенные через фильтр описанных и других типов информационного сбоя, становятся частью данной культуры как ее «правильное» мнение о реалиях чужой культу­ры, и юные представители по мере взросления воспринимают эти мнения как истину через вербальные сообщения и все прочие средства включе­ния в культуру. Эти предвзятые мнения образуют очень серьезные пре­пятствия к пониманию другой культуры.

3.