НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПИРСЕ,ПЕРВОПРОХОДЦЕ НАУКИ О ЯЗЫКЕ
Когда обдумываешь какое-нибудь положение Пирса, — всегда удивляешься. Каковы корни его мысли? Когда Пирс цитирует или перетолковывает чье-то мнение, оно становится оригинальным и новаторским.
И даже когда он цитирует самого себя, то зачастую создает совершенно новую идею, никогда не переставая поражать своего читателя. Я нередко говорил, что он был настолько велик, что ни в одном из университетов ему не нашлось места. Было, однако, и одно драматическое исключение — несколько семестров лекций по логике в Джонс Хопкинс — и я рад, что могу говорить о Пирсе в университете, где он провел пять лет. В этот период ученый изложил свои выдающиеся семиотические идеи в книге Исследования по логике, изданной в 1883 г. Здесь он начинает плодотворную дискуссию о «мире дискурса», понятии, выдвинутом А. де Морганом, и пересмотренном и претворенном Пирсом в интереснейшую проблему науки о языке (см. его Собр. соч., 2. 517 ff). 1 Эти же Исследования по логике содержали в себе совершенно новый взгляд на предикацию (3.328 11), высказанный в заметке Пирса Логика относительных единиц, где он писал:
Двойное относительное слово, такое как "любящий” — это обычное имя, обозначающее пару объектов. Каждый относительный элемент имеет также и себе обратный, созданный перевора-
i Представлено как лекция на Симпозиуме посвященном Чарльзу Сандерсу Пирсу, университет Джонс Хопкинс, сент. 26, 1975. Опубликовано в Modem Language Notes 92 (1977). [Перевод К. Голубович]
1 Отсылки к С. S. Peirce Collected Papers 1-8 (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1038-1952) даются прямо в тексте, с номером тома, за которым следуют период и цитируемый параграф (не страница).
162
чиванием порядка членов пары. Таким образом, обратное "любящему" — это "любимый".
Именно к этому вопросу о двоичности. который до сих пор занимает лингвистов и семиотиков, Пирс возвратился в 1899 г.
во время обсуждения с Уильямом Джеймсом двойственной категории действия: «Оно имеет два вида, активный и пассивный, которые являются не просто противоположными видами, но создают относительные контрасты между различными влияниями этой категории, как более активными и более пассивными» (8. 315).На закрытии совместной Блумингтонской конференции антропологов и лингвистов в июле 1952 г. было сказано, что «один из величайших первопроходцев структурно-лингвистического анализа» Чарльз Сандерс Пирс не только сформулировал необходимость семиотики, но и, более того, наметил ее основные черты. Именно «труд всей его жизни по исследованию природы знаков *** работа по прояснению и открытию» науки семиотики, «учение о сущностной природе и основных разновидностях возможного семиозиса» (5. 488) и, в этой связи, длившееся в течение всей его жизни «исследование языка» (8. 287), позволяют нам считать Пирса «подлинным отважным первооткрывателем структурной лингвистики». Главная тема — знаки вообще и речевые знаки в частности — пронизывает весь труд жизни Пирса.
В письме 1905 г. (8. 213) Пирс пишет:
14 мая 1867 г. после трех лет почти до безумия сосредоточенного размышления, едва прерывавшегося сном, я осуществил свой единственный вклад в философию в Новом Списке Категорий, опубликованном в «Записках Американской Академии Наук и Искусств», том VII, стр. 287-298 [см. 1.545 fа] *** Мы можем классифицировать объекты в соответствии с их материалом, как деревянные вещи, железные вещи, серебряные вещи, вещи из слоновой кости и т.д. Но классификация соответственно СТРУКТУРЕ в целом гораздо важнее и то же самое можно сказать об идеях. Я считаю, что классификация элементов мысли и сознания соответственно их формальной структуре важнее. *** Я исследую фанерон i и пытаюсь вычленить его элементы в соответствии со сложностью их структуры.
Здесь с самого начала мы сталкиваемся с отчетливо структурным подходом к проблемам феноменологии, или, говоря словами Пирса, «фанероскопии» (ср.
1.284ff). В письме, цитированном выше, Пирс добавляет: «Таким образом, я додумался до своих трех категорий [знаков]». Издатель сопровождает эти слова при-
i Фанерон — специфический термин в философии Ч.С. Пирса, обозначающий феномен.
163
мечанием: «Далее Пирс начинает длительное обсуждение категорий и знаков», но, к сожалению, это обсуждение осталось не опубликованным.
Не надо забывать, что жизнь Пирса была весьма несчастливой. Тяжелые внешние обстоятельства, ежедневная борьба за жизнь и отсутствие соответствующего окружения мешали развитию его научной деятельности. Он умер накануне Первой мировой войны, но только в начале 30-ых стали публиковаться его основные работы. До этого было известно только несколько очерков Пирса по семиотике — первый очерк 1867 г., несколько идей, набросанных во время Балтиморского периода, и несколько беглых страниц исследований по математике — большей же частью его взгляды на семиотику и лингвистику, вырабатывавшиеся в течение десятилетий, а особенно на рубеже веков, оставались полностью неизвестными. К сожалению, во времена великого брожения в науке, которое последовало за Первой мировой войной, только что появившийся Cours de lingustuique generale Cocсюра не мог быть сопоставлен с аргументами Пирса: такое сопоставление идей одновременно и сходных, и противоположных, возможно, изменило бы историю общей лингвистики и начала семиотики.
Даже когда, между тридцатыми и пятидесятыми, сочинения Пирса все-таки начали издаваться, для читателей, желавших ближе познакомиться с его научной мыслью, оставалось еще много препятствий. «Собрание сочинений» содержит слишком много пропусков. Произвольное смешение фрагментов, относящихся к различным периодам, временами озадачивает читателя, особенно если учесть тот факт, что взгляды Пирса развивались и менялись, а читателю хотелось бы проследить за движением его идей от 1860-ых до нашего века. Читатели поэтому должны сами усердно переработать весь план построения этих томов, чтобы получить верную перспективу и как-то овладеть наследием Пирса.
Можно процитировать величайшего французского лингвиста нашего времени, замечательного теоретика языка Эмиля Бенвениста. В своей работе 1969 г. Semiologoe de la langue, которая открывала обзор Semiotica, Бенвенист попытался описать сравнительную эволюцию Соссюра и Пирса, — последнего он знал только по Избранным Работам, несемиотической антологии, составленной П.П. Вернером в 1958 г.: «En ce qui concerne la langue, Peirce ne formule rien de precis ni specifique. La langue se
164
reduit pour lui aux mots.2 Однако в действительности Пирс говорил о «бессилии одних только слов» (3 419) и для него значениеn слов возникало из их организации внутри предложения (4. 544) и из строения пропозиций. Чтобы проиллюстрировать новизну его подхода, стоит процитировать хотя бы строгое напоминание Пирса, что в синтаксисе любого языка существуют логические иконические знаки миметического рода «которым помогают принятые правила» (2. 281). Восхищаясь «обширной и прекрасно развитой лингвистической наукой» (1. 271), Пирс охватил все уровни языка от дискурса до минимальных различительных единиц и осознал необходимость рассмотрения последних с точки зрения отношения между звуком и значением (1. 243).
В отклике Пирса 1862 г. на английский перевод Исследовании по Геометрии Лобачевского, которые «знаменуют собой эпоху в истории мысли» и способствуют возникновению «имеющих несомненно важное значение» философских откликов, явно таится автобиографическая аллюзия: «Так много времени требуется для того, чтобы чистая идея, не поддерживаемая ничем, кроме любви к истине, проложила себе дорогу» (8. 91). То же самое в точности может быть сказано о Пирсе, многие вещи могли быть поняты раньше и яснее, если бы были известны вехи, расставленные Пирсом. Я должен признаться, что на протяжении многих лет испытывал горечь от того, что был, возможно, единственным среди лингвистов, кто интересовался взглядами Пирса. Даже короткая заметка о семиотике в Lingustic Aspects of Science (Лингвистических аспектах науки) Леонарда Блумфильда, кажется, скорее восходит к комментариям Чарльза Морриса, чем к самому Пирсу.
Не следует забывать, что в своем главном проекте, в Системе логики с точки зрения семиотики (System of Logic, from the point of view of Semiotic) (8. 302) Пирс пытался показать, что «Понятие есть Знак» а также определить и разобрать знак «на конечные его элементы» (&) (8. 302, 305). Для него семиотика означала рассмотрение «общего условия бытия знака в качестве знака» и, по мнению Пирса, было бы неправильно, с одной стороны, ограничивать деятельность семиотики языком, а, с другой, исключать язык из этой деятельности. Программа Пирса состояла в исследовании особых свойств языка в отличие от других знаковых систем и в определении тех общих черт, которые характеризуют знаки в целом. Дня Пирса «естественная классификация имеет
2 В том, что касается языка, Пирс не установил ничего точного или особенного. Для него язык сводится к словам.
165
место в виде дихотомий» (1. 438) и «элемент двоичности присутствует в каждой группе» (1. 446). «Диада состоит из двух субъектов (subjects), сведенных воедино» (1. 326), и Пирс определяет свое исследование как «исследование диад в обязательной форме знаков» (1. 444). Он видит язык в его грамматической формальной структуре как систему «взаимосоотнесенных диад». Основное соотношение в диаде для Пирса — это оппозиция; он настаивал на «той очевидной истине, что существование коренится в оппозициях», и заявил, что «вне оппозиций вещь ipso facto не существует». Согласно Пирсу, первоочередной задачей является исследование «концепции бытия через оппозицию» (1. 457).
Одной из наиболее плодотворных и блестящих идей, позаимствованной у американского мыслителя общей лингвистикой и семиотикой, является определение значения как «перевода (translation) знака одной системы в другую систему знаков» (4. 127). Сколь многих бесплодных дискуссий о ментализме i и антиментализме можно было бы избежать, если бы к понятию значения подходили в смысле перевода, который не могли бы отрицать ни менталист ни бихевиорист. ii Проблема перевода действительно является основной для Пирса и потому может и должна быть использована систематически.
Несмотря на все разногласия, непонимание и смешение, возникшие вокруг Пирсовой концепции «интерпретантов», я хотел бы заявить, что свод интерпретантов — одно из наиболее подлинных открытий и действенных приемов, полученных от Пирса семиотикой вооб-
i Ментализм — философская установка придерживающаяся точки зрения о существовании сознания в качестве независимой от мира сущности или субстанции и рассматривающая сознание как некое внутреннее ментальное пространство, содержащего ментальные образы, такие как ощущение, восприятие, суждение и т.д. изображающие внешний мир. В философской традиции распространенность данной установки связывается с философией сознания Рене Декарта. И к ней могут быть причислены практически все основные представители зап. евр. философской традиции: Лейбниц, Кант, Фихте, Гегель, Брентано, Гуссерль. Оформление антименталистской установки происходит в западной философии I половины XX в , что связано с переосмыслением проблем логики, философии языка, теории знания и т.д. например у Ницше, Витгенштейна, Фуко, Хайдеггера, Пирса, Рорти.
ii Бихевиоризм — в языкознании, система взглядов на сущность и функции языка, восходящая к одному из направлений в психологии, в основе которого лежит понимание поведения человека как совокупности двигательных и сводимых к ним вербальных и эмоциональных реакций организма на стимулы внешней Среды (непосредственных или опосредованных) и отрицание сознания как предмета психологического исследования.
166
ще и лингвистическим анализом грамматических и лексических значений в частности. Единственной сложностью при использовании этих инструментов является очевидная необходимость следовать за Пирсом в его тщательном разграничении их разных типов «и, в первую очередь, отличать Непосредственный Интерпретант, т.е. интерпретант, как он открывается при правильном понимании самого Знака, что обычно называется значением знака» (4. 536). Такой интерпретант знака — «это все, что ясно выражено в самом знаке без его контекста и обстоятельств высказывания» (5. 474). Я не знаю лучшего определения. Этот «отобранный» (selective) интерпретант, в отличие от «контекстуального» (environmental), — является необходимым, но слишком часто незамеченным ключом к решению вопроса об общих значениях в различных видах вербальной и других систем знаков.
Пирс принадлежал к великому поколению, которое широко развило одну из самых выдающихся идей и понятий для геометрии, физики, лингвистики, психологии и многих других наук. Это ключевая идея ИНВАРИАНТНОСТИ. Рациональная необходимость открытия инварианта за многими переменными, вопрос о приписывании этих вариантов к соответствующим постоянным, на которые не влияют никакие изменения, лежит в основе всей Пирсовой науки о знаках. Вопрос об инвариантности возникает в конце 1860-ых в очерках Пирса по семиотике, а заканчивает Пирс тем, что демонстрирует невозможность рассматривать знак ни на одном уровне без одновременного рассмотрения как инварианта, так и видоизменяющейся вариативности. Инвариантность была главной темой Erlanger Program 1872-го Феликса Кляйна («Man soll die der Mannigfaltigkeit angehorigen Gebilde hinsichtlich solcher Eigenschaften untersuchen, die durch die Transformationen der Gruppe nicht geandert werden»)3 и в это же время необходимость замены случайных вариантов их «обычными знаменателями» защищалась Бодуэном де Куртенэ в его Казанских лекциях. Таким образом, схожие идеи, предназначенные изменить судьбу нашей науки и наук в целом, возникли почти одновременно. Не имеет значения, откуда взялась сама их модель: то были устремления обширной области исследований, подоспевшие к тому времени, и они все еще способны создавать новые, плодотворные взаимосвязи между различными дисциплинами. Лингвистике в особенности есть что позаимствовать
3 Образования, присущие множеству, нужно рассматривать с точки зрения таких их свойств, которые не изменяются посредством трансформации группы
167
как у современной топологии, так и у одной из наиболее ярких формулировок Пирса, относящейся к вопросу об инвариантности: символ «не может обозначать какую-то вещь, он обозначает лишь род вещи. И не только это; он сам есть род, а не какая-то вещь» (2. 301); следовательно, «слово и его значение, оба, общие правила» (2. 292).
Пирс задается вопросом; «Возможно ли, чтобы неразложимый элемент имел какие-то различия в структуре?» и отвечает: «Во внутренней логической структуре это очевидно было бы невозможно», но, в том, что касается структуры возможных составляющих этого элемента, «возможны ограниченные структурные различия». Он отсылает к группам или вертикальным колонкам в таблице Менделеева, которые «повсеместно и справедливо признаются намного более важными, чем серии, горизонтальные ряды в той же таблице» (1. 289). Таким образом, в вопросе соотношения между составляющими и составляемым, Пирс отрицает (так же как и гештальтпсихологи) возможность говорить о составляющих без анализа структурного отношения между составляющими и целым. Далекое от того, чтобы быть простым конгломератом, (который гештальтисты обозначили Und-Verbindung), любое целое понимается Пирсом как единая структура. Эта модель остается так же значимой и в динамической перспективе. Согласно фрагментам его Малой Логики (Minute Logic), набросанной еще в 1902 г., но так никогда им и не завершенной, «говорить, что будущее не влияет на настоящее, — это неверное положение» (2. 86). Здесь Пирс различает два типа причинности: «действенная причина — это такой вид причинности, при котором части называют целое; конечная причина — это тот вид причинности, при котором целое называет части. Конечная причина беспомощна без действенной. Однако действенная причина без причины конечной — это еще хуже, чем беспомощность; это чистое ничто» (1. 220). Ни одна классификация не возможна без принятия во внимание этих соприсутствующих, взаимодействующих видов причинности.
Самое известное из общих утверждений Пирса — это то, что существуют три типа знаков. Однако именно те вещи, которые известны лучше всего, легко претерпевают различные искажения. Пирс вовсе не запирает знаки в один из этих трех классов. Эти подразделения — просто три различных полюса, сосуществующие в одном и том же знаке. Знак-символ, как он подчеркивал, может содержать в себе знак-икону и/или знак-индекс, а «самые совершенные из знаков — это те, в которых
168
иконические, индексальные и символические черты перемешаны по возможности равным образом» (4. 448).
Определение, данное Пирсом трем семиотическим «временам», недавно привлекло к себе внимание проницательного французского тополога Рене Тома, который был счастлив найти решение, которое он искал в течение многих лет. Поэтому разрешите мне заключить эту короткую речь следующей, на первый взгляд, запутанной, но в сущности ясной формулой, в которой на рубеже веков Чарльз Сандерс Пирс сумел объединить основные проблемы семиотики и грамматики:
Итак, бытие знака-символа отличается от бытия знака-иконы и знака-индекса. Икона имеет такое бытие, которое принадлежит ПРОШЕДШЕМУ опыту***. Знак-индекс имеет бытие НАСТОЯЩЕГО опыта. Бытие знака-символа состоит в том действительном факте, что нечто будет испытано, если будут соблюдены определенные условия (4. 447). — Это потенциальность; и модусом ее бытия является esse in futuro. БУДУЩЕЕ потенциально, а не актуально (2. 158). — Значение знака-иконы состоит в том, что он представляет свойства вещей, рассматриваемых в качестве чисто воображаемых. Значение знака-индекса в том, что он подтверждает действительный факт. Значение знака-символа в том, что он делает мысль и поведение рациональными и позволяет нам предсказывать будущее (4.448).
Ведущая роль символов в нашем речевом (и не только речевом) творчестве может считаться основным положением доктрины Пирса, но мне очень претит употреблять обозначение «доктрина», поскольку сам философ категорически заявлял, что для него наука является не доктриной, а изысканием.
169