6. Эгоистичные предпочтения

Другая разновидность неправомерных предпочтений включает жела­ние большего, чем справедливая доля ресурсов. Я буду называть их «эго­истичными предпочтениями», потому что они игнорируют тот факт, что другие люди также чуждаются в ресурсах и также имеют на них закон­ные притязания.

Утилитаристы будут возражать против моей формулировки вопроса. Как уже отмечалось, утилитаристы отрицают, что есть такая вещь, как честная доля (и, следовательно, эгоистичное предпочтение) независимо от утилитарных подсчетов. Для них справедливым распределением яв­ляется то, которое максимизирует полезность, и поэтому никакое пред­почтение не может быть охарактеризовано как эгоистичное до исчис­ления полезности. Это неправильная постановка вопроса — исходить из того, что мы можем идентифицировать такие вещи, как эгоистичные предпочтения до утилитаристских вычислений. Но мы можем спросить: даёт ли глубочайший принцип утилитаризма основания для принятия теории справедливых долей, позволяющей выявлять и исключать эгои­стичные предпочтения из нашего идеала правильности?

Этот вопрос обсуждается в нынешней дискуссии между Хэаром и Джоном Маки. Хэар, как большинство утилитаристов, полагает, что все рациональные предпочтения, даже если они кажутся несправедливы­ми, должны включаться в суммарную полезность. Даже если я обладаю огромными ресурсами, а мой сосед имеет очень мало, если я жажду ре­сурсов моего соседа, то моё желание должно быть учтено при сумми-ровании. И если подсчеты окажутся в мою пользу (возможно, потому что у меня много друзей, которые разделят со мной удовольствия), то я должен получить ресурсы соседа.

Почему утилитаристы учитывают такие предпочтения? Хэар счита­ет, что этого тре6>ст принцип равного внимания. Согласно Хэару, наи­лучшим способом интерпретации этого эгалитарного принципа являет­ся следующий тест: мы ставим себя на место других людей и пытаемся представить, как наши действия влияют на них. Мы должны сделать это для каждого из тех, на кого влияют наши действия. Мы принимаем точку зрения каждого индивида и рассматриваем её как в той же мере

6S

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

важную и заслуживающую внимания, в какой и наша. Действительно, Хэар говорит, что мы лолжны относиться к этим точкам зрения как к нашей собственной. Этим обеспечивается равное внимание к каждой личности. Когда мы таким образом поставили себя на место всех других, мы должны выбрать действие, которое будет наилучшим для «меня», где под этим словом подразумеваются все «я», т.е. все различные точки зрения, которые я теперь рассматриваю как равные моим. Если я попы­таюсь выбрать наилучшее для моих различных «я», то выберу действие, которое максимизирует удовлетворение предпочтений всех этих «я». Таким образом, утверждает Хэар, утилитарный критерий суммирования естественным образом вытекает из этой интуитивной модели равного принятия во внимание. Если я отношусь к интересам каждого индивида как одинаково важным, представляя себе их точки зрения как свою, то я приму принципы угилитаризма [Hare 1984: 109-110; ср. 1982: 25-27).

Хэар думает, что это единственный рациональный способ продемон­стрировать равную заботу о людях. Но, как замечает Маки, есть другие возможности, даже если мы примем утверждение Хэара о том, что мы относимся к людям как равным, ставя себя на их место и расценивая каждое из этих различных «я» как одинаково важное. Мы можем пока­зать свою заботу о них не максимизируя удовлетворение предпочтений всех этих «я», но гарантируя каждому «честную долю», т.е.

Как можно решить, какой из концепций равного внимания отдать предпочтение? Утилитаристы указывают, что их теория может также привести к равному распределению ресурсов. Люди, которым ресурсов не хватает, будут в целом получать больше полезности от каждого до­полнительного ресурса, чем те, кто уже имеют ресурсы в изобилии. Не­кто, умирающий ог голода, конечно, получит больше пользы, если дать ему какое-то количество еды, чем тот, кто уже хорошо обеспечен пищей (см. [Наге 1978:124-126; Brandt 1959:415-420; Goodin 1995:23]). Можно представить это графически (см. рис. 2). Если мы возьмём 10 долларов у богатого человека в точке R (смещая их вниз до точки R1) и дадим их бедному человеку в точке Р (двигая их вверх до точки Р1), мы увели­чим общую полезность, поскольку Р больше приобретает в пользе, чем R теряет.

Так что обе стороны могут согласиться начать с примерно равного распределения ресурсов. Однако Хэар и Маки представляют себе перво-

66

i. Утилитаризм

начально равное распределение очень по-разному. Для Маки, пока все остальные имеют свою честную долю ресурсов, ресурсы, первоначально поступившие в моё распоряжение, — мои, т.е. никто другой не может иметь законных и справедливых притязаний на них. Некоторые люди, которые уже имеют свою честную долю, могут также хотеть нечто из моей доли. Но с точки зрения морали это не важно. Их предпочтения не имеют морального веса. Это эгоистичные предпочтения, потому что они не уважают моё право на честную долю. С точки зрения Маки, государ­ство должно гарантировать неприкосновенность ресурсов каждого и не позволять отнять их только потому, что другие имеют эгоистичные при­тязания на то, что иконным образом принадлежит не им.

IIoifJHOCTb

I

Рис. 2. Снижение предельной полезности

Но для Хэара ресурсы, первоначально данные мне, не являются дей­ствительно моими в вышеприведённом понимании. Они мои, если толь­ко кто-то другой не может или пока не может использовать их лучше, где слово «лучше» означает «более продуктивно с точки зрения общей полезности». Хэар думает, что это условие, дозволяющее конфискацию моей доли, требуется в силу той же ценности, в связи с которой госу­дарство первоначально мне эту долю дало — а именно в связи с равной заботой о целях каждого индивида. Если мы равным образом заботимся о целях людей, то правомерно перераспределять ресурсы так, чтобы при этом можно было реализовать больше целей.

67

Уилл Кимликл Современная политическая философия

Есть ли какие-ю основания предпочесть одну из этих концепций равного внимания другой? Следует взглянуть более внимательно на то, какие виды предпочтений будут участвовать в перераспределении по Хэару. Допустим, я имею свою справедливую долю, как и все осталь­ные, и наше общество богатое, так что эта доля включает дом и земель­ный участок. Все остальные в моём квартале на своих участках разводят цветники, но хоте;.и бы, чтобы мой оставался в общем распоряжении как игровая площадка для детей и место выгула собак. Я, однако, хочу иметь свой цветник. Желания других сделать мой участок общим могут сильно перевесить моё желание иметь цветник с точки зрения общей полезности. Поэтому Хэар считает правильным пожертвовать моим же­ланием во имя превосходящих желаний других.

Если для меня морально неправильно настаивать на цветнике, то мы должны знать, по отношению к кому неправильно. Если моя жертва тре­буется для того, чтобы обращаться со всеми людьми как с равными, то с кем будут обращаться как с менее равным, если я откажусь уступить? Ответ Хэара состоит в том, что таковыми будут другие жители квартала, поскольку с ними не будут обращаться как с равными, если их предпо­чтениям не будет позволено перевесить моё желание.

Это указывает на важную составляющую нашего повседневного по­нимания того, что означает обращаться со всеми людьми как с равны­ми — мы не должны рассчитывать,*что другие будут субсидировать наши проекты за счёт своих. Допустим, у меня и моих друзей дорого­стоящие вкусы — мы любим есть икру и играть в теннис весь день. Ожи­дать от других, что они откажутся от своей справедливой доли ресур­сов для поддержки наших вкусов, является эгоистичным независимо от того, насколько наши вкусы делают нас счастливыми. Если я уже имею

6S

I. Утилитаризм

свою долю ресурсов, то полагать, что я имею законное моральное право на ресурсы других просто потому, что это сделает меня счастливее, есть неспособность продемонстрировать ранную заботу о других. Ьхли мы считаем, что с другими следует обращаться как с равными, то исключим такие эгоистичные предпочтения из утилитарных расчётов.

Таким образом, сам принцип, на котором основывалось первоначаль­но равное распределение ресурсов, требует сохранения этого распреде­ления. Условие Хэара о том, что первоначальное распределение должно подлежа и.

В этом, согласно Ролзу, и состоит фундаментальное различие меж­ду его пониманием справедливости и утилитаризмом. Согласно Ролзу, определяющей особенностью нашего чувства справедливости является то, что -интересы, требующие нарушения справедливости, не имеют ни­какого значения-, и поэтому наличие неправомерных предпочтений -не может искажать наши притязания в отношении друг друга- [Rawls 1971: 31,450,5641. Справедливость -ставит пределы допустимым концепциям блага, так что те концепции, реализация которых нарушает принципы справедливости, абсолютно исключаются: притязаниям реализовывать недопустимые концепции не придаётся никакого значения-. Поскольку нечестные предпочтения -никогда, так сказать, не входят в социальные подсчёты-, притязания людей -защищены от неразумных требований других». Для утилитаристов, напротив, «никакие ограничения, основан­ные на праве и справедливости, не накладываются на цели, через кото­рые достигается удозлетворённость» [Rawls 1982с»: 184,171 п., 170,182).

Теперь понятно, почему утилитаризм неспособен признать особые от­ношения или исключить неправомерные предпочтения. И в том. и в дру-

65

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

гом случае утилитаризм понимает равное внимание как сложение суше ствовавших до этого предпочтений, предпочтений чего бы то ни было, даже если они покушаются на нрава или обязательства других. Но инту­иция говорит нам, что равенство должно входить в само формирование наших предпочтений. Демонстрация равного внимания к другим отчасти заключается в учёте при постановке собственных жизненных целей того, что правомерно принадлежит им1Г. Поэтому эгоистичные и основанные на предрассудках предпочтения исключаются с самого начала, ибо они уже отражают неспособность показать равное внимание. Но если мои цели действительно согласуются с уважением правомерных притяза­ний других людей, то я свободен поддерживать особые отношения, даже если какое-то другое действие максимизирует полезность. Если я в своих планах учитываю веления равенства, то ничего плохого нет в том, что­бы отдавать приоритет своей семье и карьере. Это означает, что в моей повседневной деятельности я буду демонстрировать неравную заботу — буду больше заботиться о помощи моим друзьям, или о деле, которому я предан, чем о целях других людей. В этом отчасти и заключается смысл того, что такое иметь друзей и дело. И это полностью приемлемо, пока я уважаю притязания других на осуществление их проектов.

Если подумать о ценностях, которыми вдохновляется утилитаризм, о ценностях, которые делают его на первый взгляд чем-то заслуживаю­щим доверия, то надо признать, что они должны быть модифицирова­ны. Утилитаризм первоначально кажется привлекательным потому, что человеческие существа важны как таковые, и важны в равной степени. Нота цель — равное принятие во внимание, которую утилитаристы пы­таются воплотить, лучше всего достигается с помощью подхода, вклю­чающего теорию справедливых долей. Такая теория исключала бы эгои­стичные или основанные на предрассудках предпочтения, но допускала все виды особых отношений и приверженное .ей. которые являются ча­стью нашего общего понимания того, что такое жизнь. Эта модифика­ция не только противоречит общему принципу консеквенциализма, но скорее проистекает из него. Это — усовершенствование общей идеи о том, что мораль должна иметь в виду благо людей. Утилитаризм просто чрезмерно упростил наше интуитивное понимание того, что благо дру­гих заслуживает внимания морали.

Отстаивая важность прав, защищающих людей от утилитарного сум­мирования, Ролз и Маки не оспаривают моральную важность послед­ствий. Как замечает Ролз, «все этические доктрины, заслуживающие на-

" Это только часть того, чего требует равенство, ибо существуют обязанности по отношена» к теы. кто не способен помочь сам себе, и обяыкности -добро го самармтяяима- по отношению в тем. кто находится в крайней нужде- В *тхх случаях у нас есть обязанности, не сая*аииме с уважением правомерных при тямиий полги Я воаврашаюсь к рассмотрению этих вопросов в главе 8.

7"

I. Утилитаризм

■его внимания, учитывают последствия в суждениях о правильности. Та. которая не делала бы этого, была бы иррациональной, безумной» (Rawls 1971: 30]. Ролз, Маки и другие «основывающиеся на правах» тео­ретики просто встраивают заботу о последствиях в свои теории на дру­гой и, вообще-то, более ранней стадии, чем утилитаризм. Они доказы­вают, что мораль требует от нас принимать во внимание последствия наших действий для других уже на этапе формирования наших предпо­чтений, а не при суммировании этих предпочтений.

Как мы видели, непрямые утилитаристы утверждают, что наша интуи­тивная приверженность неугилигарным процедурам принятия реше­ний не подрывает утилитаризм как критерий правильности, поскольку мы можем дать утилитаристское обоснование для принятия неутили­тарных процедур. Но здесь это возражение не работает, ибо мой аргу­мент касается утилитаризма как критерия правильности. Я утверждаю, что то самое основание, которое утилитаристы приводят для того, что­бы базировать критерий правильности на удовлетворении предпочте­ний людей, есть также основание для того, чтобы исключать внешние и эгоистичные предпочтения из этою критерия. Это — возражение про­тив принципов теории, а не против того способа, каким эти принципы применяются в процедурах принятия решений.

Комментаторы, принимающие описанную выше модификацию ути­литаризма, часто описывают получающуюся в результате теорию как не­кий баланс или компромисс между ценностями полезности и равенства (см., напр.: [Raphael 1981: 47-56; Brandt 1959: ch. 16; Hospers 1961: 426; Kescher 1966: 59|). Это не то, что утверждаю я. Скорее, модификации нужны для того, чтобы лучше выразить идеал равного внимания, к ко­торому апеллирует сам утилитаризм.

Сейчас стоит сделать паузу и рассмотреть те аргументы, которые я только что представил, поскольку они, как я полагаю, выражают одну из базовых форм политической аргументации. Как я упомянул во введении, об идее равенства часто говорят, что она является основанием полити­ческой морали. И утилитаризм Хэара, и «честная доля» Маки апеллиру­ют к идее о том, что каждый человек заслуживает равного принятия во внимание. Но нельзя сказать, что оба они дают одинаково убедительную интерпретацию этой идеи. Наши интуиции говорят, что утилитаризм не в состоянии гарантировать обращение со всеми людьми как с равными, так как в нём отсутствует теория честных долей.

Это заставляет предположить, что политическое теоретизирование есть дело корректного выведения конкретных принципов из этой разде­ляемой всеми посылки морального равенства. Тогда политическая аргу­ментация была бы прежде всего делом определения ошибок в дедукции. Но политическая философия не подобна логике, в которой заключению полагается полностью присутствовать уже в посылках. Идея морального

71

Уилл Кимлика.Современная политическая философия

равенства слишком абстрактна для того, чтобы мы могли вывести из неё что-то очень конкретное. Есть много различных и несовместимых спо­собов равного обращения. Например, равенство возможностей может породить неравные доходы (так как у некоторых людей большие спо­собности), а равны? доходы могут породить неравное благосостояние (поскольку у некоторых людей большие потребности). Все эти отдель­ные формы рапного обращения логически совместимы с идеей мораль­ного равенства. Вопрос в том, какая из этих форм лучше всего выражает более глубокий идеал обращения со всеми людьми как с равными. Это не вопрос логики. Это нравственный вопрос, ответ на который зависит от сложной природы человеческих существ, их интересов и взаимоот­ношений. Решая, какая конкретная форма равного обращения лучше всего схватывает идею обращения со всеми людьми как с равными, мы не нуждаемся в специалисте-логике, искушённом в искусстве дедукции. Мы нуждаемся в тем, кто понимает, что есть такого в человеческих су­ществах, что заслуживает уважения и заботы, и в каких действиях может лучше всего выражаться это уважение и забота.

Идея морального равенства, хотя и фундаментальна, слишком аб­страктна, чтобы служить посылкой, из которой можно вывести теорию справедливости. В дискуссиях о политике мы имеем не единственную посылку и соперничающие варианты дедукции из неё, а скорее един­ственный концепт л соперничающие концепции, построенные на нем, или интерпретации его. Каждая теория справедливости не выводится из идеала равенства, но скорее стремится к нему, и о каждой теории мож­но судить по тому, насколько успешна она в этом стремлении. Как фор­мулирует это Дворкин, когда мы инструктируем должностных лиц дей­ствовать в соответствии с концептом равенства, мы «возлагаем на тех, кого инструктируем, ответственность разрабатывать и применять свою собственную концепцию... Это, конечно, не то же самое, что даровать им свободу действовать как им захочется; это задаёт стандарт, которого они должны пытаться достичь (что может и не получиться), потому что исходное допущение предполагает, что одни концепции превосходят другие» [Dworkin 1977: 135)". Как бы мы ни были уверены в какой-то

" Это показзшаст. почему ошибочно утверждение о том. что -эгалитарное плато» Дворкина -чисто формально* или -пусто-, так как совместимо со многими различ­ными распрделениями (см.: |НаП 1979: 95-96: Goodin 1981 89-90; Mapd 1989: 54; Larmorc 1987:62; Кдх 1986 ch.9I). Как ^ечастДворкин.^возражсние-неправил!.-но понимает роль абстрактных концептов я политической теории и дебатах- (Dv«x>r-kin 1977:3661. Идея обращения со всеми людьми как с равными абстракта, но не формальна — напротив, это содержательный идеал, который исключает некоторые теории (например, расистские) и задает стандарт (образец), к которому стремятся другие теории. Тот факт, что абстрактный концепт нуждается в интерпретации, и что различные теории интерпретируют его по-разному, не означает, что концепт пуст или что каждая интерпретация его так же хороша, как и любая другая.

72

I. Утилитаризм

конкретной концепции справедливости, её надо протестировать сравне­нием с соперничающими концепциями, чтобы установить, какая из них лучше всего выражает или -схватывает- концепт равенства.

Такова аргументация, которую я попытался выдвинуть против ути­литаризма. Она позволяет увидеть слабость утилитаризма как концеп­ции равенства при сравнении его с концепцией, гарантирующей неко­торые права и справедливые доли ресурсов. В этом случае утилитаризм в качестве понимания морального равенства выглядит неубедительно, противоречит нашим интуициям относительно базового концепта. Но его неубедительность не есть результат логической ошибки, и сила тео­рии справедливых долей не есть результат логического доказательства. Это может не удовлетворить тех, кто привык к более строгим формам доказательства. Но если эгалитаристская гипотеза справедлива — если каждая из этих теорий стремится подняться до идеала обращения со всеми людьми как с равными, то именно так должна выглядеть полити­ческая аргументация. Требовать, чтобы она достигала строгости логиче­ского доказательства, означает просто не понимать природы этого дела. Любая попытка выразить н защитить наши представления о принципах, которыми должно управляться политическое сообщество, примет такую форму сравнения различных концепций концепта равенства.