6. ПОЛИТИКА УТИЛИТАРИЗМА
Каковы практические следствия утилитаризма как политической морали? Я уже отмечал, что утилитаризм может оправдать принесение в жертву слабых и непопулярных членов сообщества во имя блага большинства.
Но утилитаризм также применялся для атаки на тех, кто обладал несправедливыми привилегиями за счёт большинства. Действительно, утилитаризм, как сознателььое политическое и философское движение, возник в качестве радикальной критики английского общества. Первые утилитаристы были философскими радикалами, верившими в полное переосмысление английского общества, порядки которою, как они полагали, были порождены не разумом, но феодальными суевериями. Утилитаризм в то время отождествлялся с прогрессивной и реформистской политической программой — расширением демократии, реформой системы наказаний, мерами по социальному обеспечению и тд.Современные утилитаристы, напротив, настроены «удивительно конформистски» — фактически они, как кажется, изо всех сил стремятся показать, что утилитаризм оставляет всё так, как есть (см. [Williams 1972: 102]). Как заметил Стюарт Хампшир, британский утилитаризм «был настроен на то. чтобы делать добро в мире» и
на протяжении многих лет преуспевал в осуществлении зтой цели... Философия утилитаризма, до Первой мировой войны и многие годы после нес... всё
73
Уилл Кимликл. Современная политическая философия
еще была смелой, новаторской и даже подрывной доктриной, с послужным списком успешной социальной критики. Я полагаю, что она теряет эту роль и теперь является препятствием (цит. по: IGoodin 1995:3|).
Несомненно, некоторые утилитаристы продолжают утверждать, что утилитаризм предполагает радикальную критику произвольных и иррациональных аспектов повседневной морали (см., напр.: [Singer 1993]). Но утилитаризм больше не представляет собой последовательного политического движения и если и имеет какую-то тенденцию, то к защите статус-кво.
Чем объясняется этот нарастающий консерватизм? Я думаю, есть две главные причины. Первая — это возрастающее признание трудности реального применения утилитарных принципов. В то время как первые утилитаристы стремились вынести оценку существующим социальным нормам с высот человеческого благополучия, многие утилитаристы нашего времени утверждают, что есть хорошие утилитарные основания следовать повседневной морали. Может показаться, что есть возможность увеличить полезность, делая исключения из какого-то правила повседневной морали, но есть утилитарные основания для того, чтобы придерживаться хороших правил при всех обстоятельствах. Выгода от новых правил неясна, тогда как существующие условности доказали свою ценность (пережив испытание культурной эволюцией), и люди строят на них свои ожидания. И даже если кажется, что повседневное правило в утилитарном смысле нехорошо, есть утилитарные основания для того, чтобы не оценивать правила с точки зрения полезности. Прямое действие на утилитарных основаниях контрпродуктивно, ибо они поощряют контингентную и отстранённую установку относительно того, что такое личное, искреннее обязательство и что такое политическое обязательство. Более того, трудно предсказать последствия наших действий, или измерять эти последствия, даже когда они известны. Поэтому наши суждения о том, что максимизирует полезность, несовершенны, и попытки рационализировать социальные институты скорее принесут больше вреда, чем пользы.
В результате современные утилитаристы уменьшают масштабы использования утилитаризма как критического принципа, или как принципа политической оценки вообще". Одни утилитаристы говорят,
•а
" Например, БэАли отстаивает одну из ратипвидностеА утилитариша. но полагает, что она уместна только для • маргинального-, но не -глобальною- анализа, т.е. мы ке должны пытался придумывать институты de novo на основе утилитарных принципов, но должны обращаться к утилитаризму только для внесения незаачмтеяьных изменений в существующие институты, если и когда они начинают плохо функционировать в сипу изменившихся обстоятельств [Bailey 1997:15|.
74
I. Утилитаризм
75
что мы должны прибегать к утилитарным рассуждениям только когда повседневные правила ведут к противоречивым результатам; другие утверждают, что наилучший мир с утилитаристской точки зрения тот, в котором никто никогда не рассуждает в открыто утилитаристской манере. Уильяме комментирует, что этот вид утилитаризма опровергает сам себя — он выступает за собственное исчезновение. Он не является самоопровертающимел в техническом смысле, ибо не показывает, что морально правильное действие, в конце концов, вовсе не то, которое максимизирует полезность. 11о это мнение показывает, что утилитаризм больше не предлагается в качестве правильного языка для политической дискуссии. Политика должна обсуждаться на неутилитарном языке повседневной морали — языке прав, личной ответственности, общественного интереса, распределительной справедливости и т.д. Утилитаризм, в некоторых своих современных версиях, оставляет всё как есть — он скорее стоит над повседневной деятельностью принятия политических решений, чем состязается с ней.
Есть и другая причина того, что утилитаризм стал более консервативным. Утилитаризм возник в Британии в то время, когда многое в обшестве было организовано так. чтобы приносить выгоды немногочисленной привилегированной элите за счёт (сельского и рабочего) большинства. Эта элитистская общественная структура часто оправдывалась с помощью какой-либо идеологически предвзятой концепции традиции, апелляции к природе или религии. Важнейшие политические дебаты велись по поводу того, реформировать или нет эту систему во имя прав большинства. В :м их обстоятельствах приверженность утилитаризма секуляризму и максимизации означала, что он открыто стал на сторону историческ* угнетённого большинства против привилегированной элиты.
Однако в ныненпмх либеральных демократиях принципиальные вопросы политики не тс. Большинство (или, по крайней мере, входящие в него мужчины) уже давно обрели базовые гражданские и политические права.
Начиная с движений за гражданские права в 1950-е и 1960-е годы многие из жгучих политических проблем связаны с правами исторически угнетённых меньшинств — таких, как афроамериканцы, гомосексуалисты, коренные народы или инвалиды. Более того, эти права обычно отстаиваются в противостоянии большинству, т.е. они нацелены на то, чтобы заставить большинство принять меры государственной политики, которых оно не желает или которые не в его интересах. В этих случаях утилитаризм больше не указывает ясного или недвусмысленного направления. Какое-либо из таких меньшинств может быть одновременно и малочисленным — возможно, только 2-5% населения — и непопулярным. Многие члены большинства настроены предвзято по отношению кУилл Кимлика. Современная политическая философия
таким меньшинствам, и даже если этого нет сейчас, исторически большинство поддерживало и выигрывало от угнетения различных меньшинств. Например, большинство обогатилось, изгнав коренные народности с их земель. Предоставление прав на землю коренным народам или прав доступа (к работе и т.д.) инвалидам может означать существенные финансовые потери для большинства и заставить его отказаться от дорогих ему традиций и практик, исключавших меньшинство.
R такой ситуации совсем не ясно, что же рекомендует утилитаризм. Если мы просто посчитаем голоса или замерим общественное мнение, может вполне оказаться, что противники прав гомосексуалистов численно превосходят сторонников. Или, если мы посчитаем, кто приобретает и кто теряет от предоставления прав на землю коренным народам, может вполне обнаружиться, что больше людей теряет, чем приобретает от этих прав. Простое применение утилитаризма скорее всего было бы насторонсбольшннства против меньшинств, добивающихся своих прав. Конечно, как мы видели, утилитаристы имеют много оснований заявлять, что в долгосрочной перспективе каждый выигрывает, когда права даже малочисленных н непопулярных меньшинств защищены от предрассудков или экономических интересов большинства.
Нам необходимо взвешивать желание или заинтересованность большинства в угнетении или пренебрежении тем или иным меньшинством в крлкосрочной перспективе и долгосрочную заинтересованность в сохранении стабильных и функционирующих институтов. Но это сложные и спекулятивные вопросы, по поводу которых у самих утилитаристов нет согласия.Короче говоря, когда вопрос состоит в том, защищать ли угнетенное большинство от малочисленной привилегированной элиты, утилитаризм даёт ясный и прогрессивный ответ. Но когда вопрос — в том, защищать ли угнетённое меньшинство от многочисленного привилегированного большинстза, утилитаризм даёт неясные и противоречивые ответы, в зависимости от того, как мы определяем и оцениваем краткосрочные и долгосрочные эффекты. Проблема в том, что «ветры утилитаристской аргументации дуют в слишком многих направлениях» [Sher 1975: 159]. Например, в то время как одни утилитаристы доказывают, что полезность максимизируется масштабным перераспределением богатств в силу уменьшающейся маргинальной полезности денег, другие защищают капитализм laissez-faire, потому что он создаёт больше богатства. Вопрос не простэ в том, чтобы предсказать, как различные меры «коном и ческой политики выглядят на шкале полезности, с которой согласны все. Вопрос таеже и в том, какова эта шкала — каково соотношение экономических и других составляющих человеческих благ (досуг, сообщество и т.д.)? Это также и вопрос о роли самих подсчётов полезности — насколько надёжно можно определить общую полезность и на-
76
I. Утилитаризм
сколько важны установившиеся здесь конвенции? Учитывая эти разногласия о том, как и когда измерять полезность, утилитаризм обречён на то, чтобы приводить к диаметрально противоположным суждениям.
Я не имею в виду, что все эти позиции одинаково убедительны (или что этих проблем нет в неутилитарных теориях). Уверенность и единодушие в политических взглядах первых утилитаристов часто были следствием слишком упрощённого понимания проблем, и некоторое количество неопределённости неизбежно в любой теории, как только мы осознаем сложность затрагиваемых эмпирических и моральных вопросов. Современные утилитаристы правы в том, что полезность не сводима к удовольствию, и что не все виды полезности измеримы или соизмеримы, и что не всегда уместно даже пытаться измерять эти полезности. Однако цена этого усложнения в том, что утилитаризм теперь не предлагает сразу же какой-либо набор мер государственной политики как отчётливо превосходящий все другие. Современный утилитаризм, несмотря на его радикальное наследие, больше не составляет определённой политической позиции.