I. Утилитаризм

Этот вид утилитаризма сейчас имеет мало сторонников, и многие утили­таристы согласятся с той критикой его, которую я собираюсь предпри­нять. Но я начинаю с утилитаризма как универсальной процедуры при­нятия решений потсму, что он ставит в особо ясной форме проблемы, также присущие более непрямым и политическим версиям утилитариз­ма (см.

Представьте теперь, что мы П-агенты, и что мы можем вычислить, какое действие приносит больше всего пользы*. Должны ли мы осно­вывать наши действия на этих утилитаристских калькуляциях? Есть два основных возражения против утилитарного принятия решений — оно исключает наши особые обязательства перед отдельными людьми и включает предпочтения, которые не должны учитываться. Обе эти проблемы основываются на одном и том же фундаментальном изъяне концепции, но я буду рассматривать их по отдельности.

а. Особые взаимоотношения

П-агенты, основывающие свои действия на утилитарных соображе­ниях, исходят из того, что каждый человек находится в одном и том же моральном отношении к ним. Но это исключает возможность того, что я могу находиться в особых моральных отношениях с друзьями, члена­ми семьи, кредиторами и т.д., что у меня могут быть большие обязатель­ства перед ними, чем перед другими людьми, потенциально могущими выиграть от моих действий. Наши интуиции говорят нам, что такие особые моральные обязательства существуют, и что они должны выпол­няться, даже если те: перед кем у меня нет особых обязательств, могли бы выиграть больше.

Рассмотрим это на примере займа. Частью нашей повседневной нравственности является то, что люди получают право на особое обра-

° П-агент часю рассматривается как «утилитарист действий», потому что он действует прямо на основании подсчётов полезности.

45

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

щение с ними в силу того, что в прошлом они одолжили деньги. Если некто дает мне в долг 10 долларов, то он имеет право получить их от меня, даже если кто-то другой мог бы распорядиться этими деньгами лучшим образом. Утилитаристское мышление отвергает такие обра­щенные в прошлое права, так как считает, что имеют значение только последствия, обращенные в будущее. Для П-агента моральная ценность поступка определяется исключительно его каузальными свойствами по­рождать желаемое положение дел. Поэтому то, что я должен делать, это тянуть тот каузальный рычаг, который произведет наибольшее количе­ство пользы для системы в целом. Решая, как мне потратить мои 10 дол­ларов, я должен рассмотреть все потенциальные удовлетворения пред­почтений людей (включая самого себя) и определить, какое действие их максимизирует. Тс. что один из этих людей одолжил мне эту сумму, или что кто-то другой сделал для меня что-то на том условии, что получит эти деньги, для П-агента само по себе не представляет никакого интере­са. Может получиться так, что расчёт полезности покажет, что я должен заплатить долг или выполнить договор. Но процесс принятия решения о том, как поступить, будет идти точно таким же образом, как если бы я не занимал или не обещал деньги.

Это противоречит нашим интуициям, ибо большинство из нас сказа­ли бы, что «прошлые обстоятельства или действия людей могут создавать дифференцированные титулы собственности (entitlements) или дифферен­цированные преимущества (deserts) в отношении вещей» [Nozick 1974:155; Нозик 2008: 200]. Человек, давший мне взаймы 10 долларов, приобрёл тем самым право на 10 долларов, которые я сейчас собираюсь потратить, даже если некоторое другое использование этих денег максимизирует счастье. Противоречит ли это нашим представлениям о том, что мораль должна заботиться о последствиях для блага людей? Нет, ибо, говоря, что я обязан заплатить долг, я просто говорю, что в данный момент я имею большую обязанность способствовать благу моего кредитора, чем помогать другим. Мы должны заплатить долг не потому, что не заботимся о пользе и вреде этого поступка, а потому, что одна из выгод имеет особый вес.

В отличие от бескомпромиссных нон-консеквенциалистов мы не обязаны утверждать, что эти права неприкосновенны, какими бы ни были последствия для всего общества. Если оплата долга каким-то об­разом приведёт к ядерной катастрофе, то очевидно, что долг отдавать не следует. Но мы можем сказать, что есть долг выплачивать долги и вы­полнять договоры который имеет самостоятельный вес и должен рас­сматриваться наряду с моральным весом блага для общества в целом. Возникшие в прошлом права отдельных людей предваряют или ограни­чивают утилитарное стремление к максимизации общего блага. Предот­вращение катастрофического уменьшения общего блага есть хорошее

44

1. Утилитаризм

основание для того, чтобы использовать деньги другим образом, но сам факт, что уплата долга не увеличивает благо максимально, не есть хоро­шее основание. Не платить долг просто потому, что это не увеличива­ет полезность максимальным образом, означает игнорировать особую природу обязательств по отношению к кредитору.

Эта идея так прочно сидит в нашем моральном сознании, что многие утилитаристы пытаются дать утилитарное истолкование той значимо­сти, которую мы приписываем обещаниям.

Возможно, это дейгтвительно так, но проблемы не решает. Всё-таки подразумевается, что, например, когда -вы наняли мальчика скосить траву у вас на газоне, н он, закончив работу, просит об оплате, вы долж­ны заплатить ему обещанное только, если не можете найти лучшего ис­пользования вашим деньгам» [Sartorius 1969: 79]. Мышление П-агента, хотя и более сложное, чем вначале можно подумать, всё-таки неспособ­но признать какое-либо особое взаимоотношение между работодателем и рабочим или кредитором и должником. Некоторые утилитаристы го­товы принять это. Рсльф Сарториус, например, утверждает, что если обычные факторы не гарантируют того, что выплата максимизирует по­лезность, т.е. если мальчик «не станет слишком громко распространять­ся о моём нарушении обещания и, по-видимому, сохранит доверие к человечеству в целом, и любая сумма, которую я могу ему дать, действи­тельно принесёт больше пользы, если я пожертвую сё ЮНИСЕФ, то из этого следует на основании утилитаризма дейсшии вывод, ч m и должен дать деньги ЮНИСЕФ.

45

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

шал ему деньги вообще не играет никакой роли при принятии решения. Обратим внимание на то, что упоминаемые Сарториусом последствия были бы теми же самыми, даже если бы мальчик не скосил газон, но про­сто (ошибочно) полагал бы, что он это сделал, или ошибочно считал бы, что я обещал ему эти деньги. Тот факт, что мальчик на самом деле ско­сил газон или что t обещал ему деньги, ничего не значит для II-агента. Потому что ничто кз того, что мы можем сделать или сказать, не может создать особых моральных взаимоотношений между нами, таких, при которых мои обязательства перед ним больше, чем мои обязанности пе­ред другими. Что бы мальчик ни сделал, что бы я ни сказал, он никогда не может иметь больше притязаний в отношении моих действий, чем кто угодно другой.

С нашей повседневной точки зрения обещание создает особые обя­занности между двумя людьми. Однако П-агент расценивает обещания и договоры не как особые нравственные связи с одним лицом, но про­сто как добавление новых факторов при калькуляции общей полезно­сти. Повседневная тэчка зрения заключается в том. что я должен отда­вать долги независимо от того, увеличивает ли это полезность. П-агент утверждает, что я должен заплатить долг потому, что это максимизиру­ет полезность. Мальчик не может иметь ко мне больше претензий, чем другие люди, просто вероятно то, что он выиграет больше, чем они, если дать ему деньги, поэтому заплатить ему и есть наилучший способ вы­полнить мои утилитарные обязательства.

Но обещание — это совсем не то. «Обещать — это не просто исполь­зовать оригинальный механизм обеспечения общего благополучия; это значит поставить себя в новое отношение к одному особенному лицу, отношение, создающее новое prima facie обязательство по отношению к нему, не сводимое к обязанности способствовать благосостоянию обще­ства в целом- [Ross 1930: 38].

Проблема здесь глубже, чем неадекватное понимание обещаний. П-агент не может вместить значимость наших обязательств и предан­ности чему-либо. Мы ьсе преданы семье, работе, политическим идеалам, и это составляет средоточие нашей жизни и придаёт какую-то идентич­ность нашему существованию. Но если я буду действовать как П-агент,

46

i. Утилитаризм

то в каждом из моих решений то. чему предан я, будет просто прибавле­но ко всем проектам других людей и будет приноситься в жертву, когда я могу произвести больше полезности, способствуя проектам кого-то другого. Это может звучать восхитительно неэгоистично. Но на самом деле это абсурдно. Ибо невозможно быть истинно преданным чему-либо и в то же время готовым пожертвовать этим в любой момент, ког­да что-то другое максимизирует полезность. Утилитарное принятие ре­шений требует, чтобы я считал свои проекты и привязанности не более заслуживающими моего содействия, чем чьи-либо другие. Оно требует, по сути, чтобы я был не более привязан к первым, чем к последним. Но это равносильно тому, чтобы сказать, что я не должен быть привязан к своим проектам вообще. Как формулирует это Бернард Уильяме:

Если вы человек, искренне и от всего сердца приверженным чему-то прекрасно­му (будь то проект, любовь или привязанность), вы не можете также быть тем. в чьих мыслях и действиях безупречно отражаются требования утилитаризма, да вы и не захотите быть таким человеком...

Утилитаризм должен отвергнуть или безнадежно выхолостить ценность лих других предрасположен ностей, опустившись до тою представления о человеке, которое открыто предлагали ранние утилитаристы и согласно которому человек • идеале имеет толькэ частные или иные легко приносимые в жертву проекты, вместе с этим единственную моральную предрасположенность — утилитарную благожелательность [Williams 1981:51,53].

Поэтому об утилитаризме часто говорят, что он порождает отчужде­ние — в том смысле, что он заставляет нас дистанцироваться от привя­занностей и проектов, придающих смысл нашей жизни'0.

Конечно, наши проекты и привязанности должны уважать законные привязанности других. Но это не означает, что я должен рассматривать их как имеющих правэ на мое время и энергию наравне с моими собствен -ными проектами. Подобное отношение психологически невозможно, и даже если возможного нежелательно. Имеющая ценность человеческая жизнь (при оценке её кем бы то ни было) предстаёт как жизнь, напол­ненная привязанностями, структурирующими эту жизнь, дающими ей некую направленность. Именно перспектива будущих достижений или прогресса в них делает наши текущие действия наполненными смыслом. Однако действия П-агента будут предприниматься почти совершенно независимо от его привязанностей. Его поступки будут «функцией всех удовлстворённостей.на которые он может повлиять в его нынешнем по­ложении: и это означает, что проекты других до бесконечно большой степени определяют его решение- [WUliams 1973: 115|.У Патента будет

*• Другие влиятельные формулировки этого возражения но поводу отчужде­ния см.: [Kagan 1989: 1-2: Railton 1984; Jacbon 19911.

47

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

мало возможностей выбора жизненного пути, мало шансов действовать исходя из того, кто он или кем хочет быть. Поэтому в его жизни будет мало места для того, что мы ассоциируем с самой идеей -линии жизни». Всё это будет погребено под вопросом о том. какие каузальные рычаги оптимальны.

Чтобы вести собственную жизнь, у меня должно быть пространство, в котором я свободен формировать свои привязанности и обязательна, включая тс виды договоров и обещаний, которые рассматривались выше. То. что людям не позволяют создавать особые обязательства перед други­ми, есть только часть более широкой проблемы — что людям не позволяют ставить и преследэвать свои цели. Проблема во всех этих случаях сосре­доточена в исходной посылке П-агента о том, что каждый человек имеет равное право на получение выгоды от всех его (П-агента) действий.

Подрывает ли наша интуиция в пользу значимых привязанностей идею о том, что мораль заботится о последствиях? Нет, ибо наша интуи­тивная приверженное i ь общей идее консеквенциализма никогда не под­разумевала, что наши действия будут последовательно и беспристрастно определяться предпочтениями других, что наши особые отношения и проекты будут отброшены. Это слишком грубая интерпретация нашей веры в консеквенциализм.

6. Неправомерные предпочтения

Вторая проблема утилитаризма как процедуры принятия решений связана с его требованием не о том. чтобы каждый человек был при этом одинаково значим, но о том, чтобы каждый источник полезности (на­пример, каждый вид предпочтений) имел равный вес. Рассмотрим для примера расовую дискриминацию в обществе, в основном состоящем из белых. Государственная политика в области здравоохранения может предусматривать строительство одной больницы на каждые 100 тыс. че­ловек, невзирая на их расу. Но некоторые белые предпочитают, чтобы негры не имели того же уровня медицинского обслуживания, и когда проведены вычисления полезности, оказывается, что полезность мак­симизируется при лишении негров равного доступа к медицинскому обслуживанию (или школьному образованию и т.д.). А что если самый вид известных гомосексуалистов глубоко оскорбляет гетеросексуальное большинство? Возможно, полезность будет максимизирована, если от­крытые гомосексуалисты будут публично наказаны и брошены в тюрь­му. Как насчёт алкоголика или бродяги, у которого нет друзей, который отвратителен многим и раздражает всех, выпрашивая деньги и засоряя общественные парки? Возможно, полезность была бы максимизирона на, если бы мы тихо задержали таких людей и убили бы их, чтобы они больше не мозолили глаза и не растрачивали каши ресурсы н тюрьме.

48

I. Утилитаризм

Некоторые из этих предпочтений, конечно, не являются основанными на полной информации, так что удовлетворение их на самом деле не при­несло бы какой-либо пользы (предположив, что мы отказались от грубо гедонистического понимания полезности). Но желание лишить других прав не всегда является информационно обоснованным к, даже с точки зрения наилучшего понимания полезности, может быть подлинным ис­точником пользы для некоторых людей. Как формулирует это Ролз, такие предпочтения -неразумны» с точки зрения справедливости, но не обяза­тельно -иррациональны- с точки зрения пользы индивида (Rawls 1980: 528-530]. Пели принимать в расчет' этот вид полезности, то он может при­вести к дискриминации непопулярных меньшинств.

Наша повседневная нравственность говорит нам, что такие предпо­чтения несправедливы и не должны учитываться. То, что расисты хотят, чтобы с какой-то группой обращались плохо, не является основанием дли предоставления ей худшего медицинского обслуживания. Предпо­чтение расистов неправомерно, так что, сколько бы полезности ни воз­никло от его удовле-ворения, оно не имеет морального веса. Некто мо­жет желать, чтобы негры не поселялись в его микрорайоне не потому, что активно не любят негров — ему может быть в каком-то смысле всё равно, — но потому, что другие не любят негров и в связи с этим цена на жильё в микрорайоне упадёт. Такое предпочтение в отличие от расист­ского не является основанным на предрассудках. Но оно всё-таки явля­ется неправомерным, поскольку требует, чтобы нечто было незаконно отнято у негров. Во всех этих случаях полезность максимизируется из-за дискриминации, но только вследствие предпочтений благ, незаконно отнятых у других. Предпочтения такого типа, т.е. предпочтения, направ­ленные на то, что правомерно принадлежит другим, имеют мало веса в наших обычных моральных представлениях.

Утилитаристы не принимают утверждения о том, что предпочтения, направленные на то, что -правомерно- принадлежит другим, являют­ся незаконными. Ибо для П-агента нет никакого критерия для того, что «правомерно- принадлежит кому-либо, до исчисления полезности. То, что правомерно принадлежит мне, есть то, что максимизирует полез­ность, так что максимизирующие полезность действия по определению не могут лишить меня моей законной доли. Но это противоречит важ­ной составляющей нашей повседневной морали. Наша приверженность идее консеквенциаяизма не включает приверженности идее, что каж­дый источник полезности должен иметь моральный вес, что каждый тип предпочтений должен учитываться.

Тогда кажется, что П-агент, пытаясь максимизировать полезность, скорее нарушает, чем проясняет наше интуитивное понимание кон-секвенциализма. Некоторые отрицают, что утилитарное принятие ре-

49

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

шений имеет эту контринтуитивные результаты. Они признают, что утилитарное мышление, по-видимому, допускает (или даже требует) действия, нарушающие особые отношения или основные права челове­ка, когда эти действия максимизируют полезность. Но они утверждают, что эти действия не будут допускаться, если мы перейдём к более утон­чённой форме утилитарного принятия решений. Я исходил из того, что П-агенты применяют тест на максимизацию полезности к конкретным поступкам. Но «утилитаристы правил» утверждают, что мы должны подвергать тесту на полезность правила, а после этого совершать все те действия, которые рекомендуются наилучшими правилами, даже если какое-то иное действие могло бы принести больше пользы. Обществен­ное сотрудничество требует следования правилам, так что мы должны оценивать последствия не просто действия определенным образом в данной ситуации, но и превращения его в правило, в соответствии с ко­торым мы предпринимаем определённые действия".

Тогда для П-агентов требуется определить, какой набор правил мак­симизирует полезность. Будет ли нам лучше, в утилитарном смысле слова, если мы будем следовать правилу, требующему от нас соблюдать обещания, поддерживать особые отношения, уважать права человека, или если мы будем следовать правилу, подчиняющему эти принципы подсчётам полезности? Последнее, утверждают утилитаристы, парадок­сальным образом уменьшит полезность. Оно сделает затруднительным общественное сотрудничество, приведёт к появлению чувства страха и утраты безопасности и уменьшит цену человеческой жизни и свободы (см. IGoocUn 1995:22; Singer 1977]). Более того, люди скорее всего будут злоупотреблять правом нарушать обещания или дискриминировать во имя общественного блага (см. [Bailey 1997]). Всякому будет хуже, если мы примем иравипо нарушать обещания или дискриминировать непо­пулярные группы всякий раз, когда решим, что это максимизирует по­лезность.

Некоторые комментаторы доказывают, что утилитаризм правил сво­дится к утилитаризму действий, ибо мы можем описать правила таким детальным и точным образом, что сделаем их эквивалентными действи­ям (см. [Lyons 1965: ch. 4; Hare 1963: 130-136]). Но даже если различение двух видов утилитаризма обоснованно, то. наверное, всё-таки слишком оптимистично полагать, что правила, максимизирующие полезность, будут всегда защищать права слабых и непопулярных меньшинств. Как

" Дм наиболее влиятельных обоснования утчдмтаридеа правил см.: [Hamnyi 1985. Hardin 1988);ср. [Ball 1990]. На самом деле есть несколько различных вер­сий угили-аризма правил, каждая со своими достоинствами и недостатками. Полезный 363opHxcM.:(Scarre 1996:122-132].

SO

1. Утилитаризм

говорит об этом Уильяме уверения в том. что справедливость востор­жествует, являются «данью порядочности и воображению этих утили­таристов, но не их последовательности или их утилитаризму» (Williams 1972:103|.

В любом случав, это нельзя признать ответом на возражение, ибо, даже если мы в этом случае приходим к правильному результату, то это происходит по ложным основаниям. С точки зрения утилитаризма пра­вил зло дискриминации против меньшинства заключается в увеличении боязни остальных из-за правила, разрешающего дискриминацию. Зло неуплаты денег мальчику, скосившему газон, заключается в том, что у остальных увеличатся сомнения по поводу института обещаний. Но это, конечно, ложная интерпретация. Зло причинено тому, кто не должен был страдать от неприязни остальных, и мальчику, который имел осо­бые права на обещанные деньги. Это зло имеет место, каким бы ни было воздействие этих решений на других в долгосрочной перспективе.

Ответ утилитариста правил уходит от реальной сути вопроса. Возра­жение по поводу утилитарного принятия решений состояло в том, что должны учитываться некоторые особые обязательства и что некоторые неправомерные предпочтения должны быть исключены. Это моральные требования, которые берут верх над максимизацией полезности (в то время как П агент рассматривает их только как средства максимизации полезности). Но если именно это было нашим возражением, то не име­ют отношения к делу разговоры утилитаристов правил о том, что вы­полнение обещаний и отбрасывание предрассудков часто увеличивают полезность в долгосрочном плане, или что обещания и права человека гораздо более пригодные механизмы увеличения полезности, чем внача­ле ими предполагалось. Этот ответ скорее подтверждает, чем опровер­гает то критическое замечание, что П-агенты воспринимают признание особых обязательств как нечто, подчинённое максимизации полезности, а не предшествующее ей. Наше возражение заключалось не в том, что обещания это плохие средства увеличения полезности, а в том, что они вообще не являются таковыми. Нельзя уйти от этой проблемы, изменив уровень, на котором применяется принцип полезности от действий к правилам. Проблемой, с точки зрения нашей повседневной морали, яв­ляется применение самого принципа полезности.

Можно сформулировать это утверждение по-другому. Переход к ути­литаризму правил может изменить результат подсчётов полезности, но он не меняет исходные данные для этих вычислений. Утилитарист пра­вил по-прежнему чвляется сторонником включения всех предпочтений, независимо от того, насколько морально необоснованными они бы ни казались. Сосредоточение внимания на правилах, а не действиях, дела­ет менее вероятным торжество неправомерных предпочтений, но они

51

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

всё ещё учитываются наравне со всеми другими предпочтениями. Бо­лее того, это приводит к тому негативному следствию, что, чем больше людям доставляет удовольствие вредить другим или нарушать их пра­ва, тем менее порочны их действия. Например, хотя утилитаризм пра­вил вряд ли одобрит образ жизни насильника и грабителя, он исходит из того, что удовольствие, которое люди получают от изнасилований и грабежа, учитывается в вычислениях, и чем больше удовольствия они имеют, тем меньше общая порочность их действий. Как пишет Скарр, их наслаждение

кажется частично компенсирующим их зло: *то положительное число в общем балансе, которое частично компенсирует страдания их жертв. Но это резко противоречит нашим обычным моральным убеждениям — утверждать, что чем больше удовольствия маньяк-убийца получает от издевательства над жертвой, МЫ меньше итогевая сумма зла. порожденного ею действиями... Получение наслаждения от убийства делает убийство хуже, а не лучше [Searre 1996:155].

Аналогичным образом, садисты могут компенсировать часть при­чиняемого ими зла, разделив удовольствие с другими садистами. Ути­литаризм правил еряд ли одобрит пытку ребенка, но он подразумевает, что мучить ребёнка является меньшим злом, если мучитель разделяет удовольствие с другими садистами (например, пригласив их в качестве зрителей или транслируя её через Интернет). Такие действия могут быть злом с точки зренкя утилитаризма правил, но меньшим злом, чем полу­чение удовольствия только одним мучителем.

Или рассмотрим игры, проводившиеся в античности в римском Ко­лизее, когда пленники разрывались на части зверями на глазах 50 тыс. бурно радующихся зрителей. Умный утилитарист правил, несомненно, найдёт причины, з силу которых в долгосрочной перспективе полез­ность максимизируется, если предпочесть права горстки пленников кро­вожадности 50 тыс. зрителей11. Можно с полным основанием спросить,

■ Например. Кэйли утверждает, что. хотя разрешение Hip а римском стиле может увеличить полезность с точки зрения утилитаризма правил, оно субоптимально в том смысле, что было бы еще лучше социализировать людей таким образом, чтобы они получали удовольствие иным образом, не причинил вреда Другим [Bailey 1997: 21. 144-145]. Другими словами, римские игры хороши с утилита­ристской точки зрения в том смысле, что они увеличивают общую полезность по сравнения со статус-кво. но ножи* сделать еще лучше, и позтому утилитаристы должны предпочесть какую-то альтернативу им. БэАли считает, что этот аргу­мент помогает совместить утитит артч с нашими повседневными иитунцкиамм. В действительности.однако, ботьшинство людей думают, что римские игры были viom, а не тросто менее чем оптимумом, и что какое удовольствие ни получалм бы зрителв,оно не имеет никакой нравственной составляющей. Для Бзйли.так же как и Хзара [Нате 1982:30] и Смарта (Smart 1973:25-6].утилитаризм не имеет оснований исключать такие неправомернме предпочтения из расчетов.

i. Утилитаризм

будут ли эти умные доводы по-прежнему действовать, если мы увеличим размеры Колизея, чтобы он вмещал больше людей, или если предста­вим трансляцию игр но спутниковому телевидению, чтобы миллионы зрителей по всему миру могли бы насладиться зрелищем. Но опять же, настоящая проблема не в том, к какому окончательному выводу придут утилитаристы, но в том процессе, с помощью которого они к нему при­дут. С точки зрения утилитаризма правил чем больше зрительская ау­дитория, и чем больше каждый зритель наслаждается играми, тем мень­шим злом они являются. Сточки зрения нашей повседневной морали, напротив, мучить других людей становится тем большим, а не меньшим злом, чем больше людей получают удовольствие от этого.

Некоторые утилитаристы согласятся с тем, что было сказано мною до сих пор. Правильно и необходимо, скажут они. считать, что наши при­вязанности имеют приоритет перед реализацией всеобщей полезности. Мы должны приняи, повседневное представление о том, что вред кон­кретным людям, которых обманули или которых дискриминировали, является достаточный основанием требовать соблюдения обещаний и уважения прав. Мы не должны быть П-агентами. решающими, как по­ступить, проводя утититарные подсчёты, и рассматривающими обеща­ния как механизм максимизации полезности. Вместо этого мы должны рассматривать обещания и другие права людей как нечто настолько грандиозно важное, что в своей основе не поддаётся исчислению с точки зрения интересов общества. Короче говоря, в наших моральных сужде­ниях мы должны быть неутилитаристами. Но, утверждают они, это не означает, что утилитаризм ложен. Напротив, причиной того, почему мы должны быть неутилитаристами при принятии решений, состоит имен­но в том, что таким оС разом мы скорее всего максимизируем полезность. Общество нсутилитлристов, верящих во внутреннюю ценность обеща­ний и прав, достигнет большего в смысле максимизации полезности, чем общество утилитаристов действий или правил, рассматривающих обещания и права как механизмы максимизации полезности.

Это может звучать парадоксально. Но здесь поднимается настоящий и важный вопрос. Утилитаризм по своей сути есть «критерий правиль­ности», а не процедура принятия решений (см.: [Brink 1986: 421-427; Railton 1984: 140-146]). Определяющей чертой утилитаризма является утверждение о том, чю правильное действие есть то, которое максими­зирует полезность, а не утверждение о том, что мы должны намерен­но стремиться к максимизации полезности. Должны ли мы применять утилитаристскую процедуру принятия решений, является открытым вопросом. Действительно, ответ на сам этот вопрос должен быть полу­чен путём изучения последствий применения различных процедур при-

S3

Уилл Кимликл.Современная политическая философия

нятия решений для всеобщей полезности. И вполне возможно, что мы достигнем большего с точки зрения утилитаристского мерила правиль­ности, применяя нсутилигарные процедуры принятия решений. Это определённо кажется верным в отношении личных привязанностей — жизнь каждою будет менее ценна, если у нас не будет привязанности без каких-либо условий и от всего сердца, что как раз неприемлемо для прямою утилитаризма. Поэтому утверждается; мы должны быть -не­прямыми утилитаристами», на деле не применяющими утилитарные процедуры принятия решений в нашей повседневной практике относи­тельно как посту.жоп, так и правил.

Несмотря на то что разграничение между стандартами правильности и процедурами принятия решений вполне обоснованно, если мы будем приданать ему слишком большое значение, то непонятно, почему утили­таризм как стандарт правильности вообще не должен исчезнуть из на­ших сознательных представлений. В своей предельной форме непрямой утилитаризм может быть «самоопровергающимся» — он может выска­заться за своё собственное устранение из мыслей и представлений лю­дей (см.: [Williams 1973: 135]). Миром, максимизирующим полезность, можег оказаться чир. в котором никто не верит в утилитаризм. Суще­ствует ослабленная форма непрямого утилитаризма, которую Уильяме называет утилитаризмом «Дома правительства» (см.: [Williams Sen 1982: 16; Williams 1973: 138-1401). С этой точки зрения, малочисленная элита должна знать, что утилитаризм является правильной моральной теорией, и будет применять утилитарные процедуры принятия реше­ний для разработки максимизирующих полезность правил или инсти­тутов. Однако подавляющее большинство населения при этом не будут учить верить в утилитаризм. Их будут учить считать социальные нор­мы и конвенции (внутренне) оправданными. (Это называют «утилита­ризмом Дома п разите л ьства», потому что такими, по-видимому, были взгляды некоторых колониальных администраторов в Индии и других колониях Великобритании: британские чиновники должны понимать, что права — это просто хитроумные механизмы максимизации полез­ности; местных же жителей надо приучать думать, что права суть нечто по своей внутренней сути оправданное и неприкосновенное.)

Идея утилитаризма -Дома правительства» подвергалась массирован­ной критике как элитнетская и нарушающая демократическую норму -публичности», сомасно которой государство должно быть в состоянии публично оправдать свои действия перед своими 1ражданами'\ Поэтому большинство непрямых утилитаристов предпочитают такую модель, в

" Дискуссии об утилитаризме -Дома правительства- см.: [Wolff 1996м: 131; Goodin 1995: ch 4; Bailey 1997:26.153-1531.

S4

i. Утилитаризм

рамках которой кахдый придерживается одних и тех же двухуровневых моральных представлений, большую часть времени мы используем не­утилитарные процедуры принятия решений и считаем права и справед­ливость неуязвимыми для расчета максимальной полезности, но однажды (возможно, только н кризисных ситуациях) всем нам придется участво­вать в коллективной и демократическом процессе утилитарного приня­тия решений для пересмотра наших повседневных норм и институций.

Можно поставить под сомнение психологическую правдоподобность такой картины". В любом случае, это всё ещё не ответ на высказанные выше возражения. Рассмотрим повседневное мнение о том. что некото­рые предпочтения несправедливы и поэтому не должны иметь никакого веса при принятии нами нравственных решений. Возможно, что утили­тарный критерий правильности может оправдать принятие нами такой неутилитарной процедуры принятия решений. Если так, то обе стороны согласятся, что некоторые предпочтения не должны учитываться. Но с нашей повседневной точки зрения причиной того, что несправедливые предпочтения не доджны играть никакой роли при принятии решений, является то, что они морально необоснованны — что они не заслужива­ют того, чтобы их учитывали. Но для непрямого утилитариста причина того, что мы не учитываем несправедливые предпочтения, состоит про­сто в том, что это непродуктивно. Согласно утилитаристскому крите­рию правильности нечестные предпочтения (если они рациональны и основаны на полной информации) являются такими же обоснованны­ми, как любые другие предпочтения, но с точки зрения этого критерия нам будет лучше, если будем рассматривать их как необоснованные при принятии решении.

Итак, у нас есть два соперничающих объяснения того, почему не­которые предпочтения должны расцениваться как необоснованные. Поэтому, чтобы защитить утилитаризм, недостаточно показать, что утилитарный критерий правильности может обосновать применение неутилитарных процедур принятия решений. Нужно также показать, что это правильное обоснование. Утилитарист видит причину того, что мы применяем неутилитарные процедуры, в том, что так получилось, что они максимизируют полезность. Но не будет ли более убедитель­ным сказать, что причина применения нами неутилитарных процедур состоит просто в том, что мы принимаем неутилитарный критерий пра­вильности? Почему мы должны думать, что обязательно должно быть

'* В отличие от утилитариста правил, смотрящего на обещания мм на остро­умные средстча максимизации полезности, непрямой утилитарист считает остроумными средствами максимимции полезности наши представления об обещаниях. Не як*щ не рассматривают н. возможно, не могут рассматривать свои моралыше представления таким образом (см : [Smith 1988)).

55

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

некоторое непрямое утилитарное объяснение нашим неутилитарным

обя зател ьствам ?

Некоторые утилитаристы, по-видимому, думают, что если имеется утилитарное объяснение наших нравственных убеждений, то нет нужды рассматривать какие-либо неутилитарные объяснения. Но это — скоро­палительное объявление нерешённого вопроса решённым. Нам нужны некоторые доводы в пользу предпочтения утилитаристского критерия правильности иныи критериям. Есть ли такие доводы в трудах утили­таристов? На самом деле два таких различных довода есть, но я буду до­казывать, что ни один из них сам по себе не работает и убедительность утилитаризма зависит от их объединения в один. После рассмотрения ЭТИХ аргументов ми увидим, что обсуждаемые выше проблемы прямо вытекают из утилитарного критерия правильности, и на них существен­но не влияет то, как именно он применяется.