Ветер

Душа моя затосковала ночью.

А я любил изорванную в клочья, Исхлестанную ветром темноту И звезды, брезжущие на лету Над мокрыми сентябрьскими садами, Как бабочки с незрячими глазами,

И на цыганской масляной реке Шатучий мост, и женщину в платке, Спадавшем с плеч над медленной водою, И эти руки, как перед бедою.

И кажется, она была жива,

Жива, как прежде, но ее слова Из влажных «Л» теперь не означали Ни счастья, ни желаний, ни печали,

И больше мысль не связывала их,

Как повелось на свете у живых.

Слова горели, как под ветром свечи,

И гасли, словно ей легло на плечи Все горе всех времен. Мы рядом шли,

Но этой горькой, как полынь, земли, Она ногами больше не касалась И не живою больше не казалась.

Когда-то имя было у нее.

Сентябрьский ветер и ко мне в жилье Врывается —

То лязгает замками,

То волосы мне трогает руками.

Имена

А ну-ка, Македонца или Пушкина Попробуйте назвать не Александром,

А как-нибудь иначе!

Не пытайтесь.

Еще Петру Великому придумайте Другое имя!

Ничего не выйдет.

Встречался вам когда-нибудь юродивый Которого не называли Гришей?

Нет, не встречался, если не соврать,

И можно кожу заживо сорвать,

Но имя к нам так крепко припечатано, Что силы нет переименовать,

Хоть каждое затерто и захватано.

У нас не зря про имя говорят:

Оно —

Ни дать ни взять родимое пятно. Недавно изобретена машинка: Приставят к человеку, и глядишь — Ушная мочка, малая морщинка, Ухмылка, крылышко ноздри, горбинка, Пищит, как бы комарик или мышь:

— Иван!

— Семен!

• Василий!
• Худо, братцы,

Чужая кожа пристает к носам.

Есть многое на свете, друг Горацио,

Что и не снилось нашим мудрецам.