Проблема результативности аргументации
Результативность аргументации определяется соотношением цели, поставленной аргументатором, и восприятием аргументации реципиентом. Очевидно, что реципиент может принять аргументируемое положение, а может и не принять его.
B первом случае аргументация является успешной, во втором - неудачной. Ho абсолютная успешность или полный провал аргументации являются лишь крайними формами всех возможных ее результатов.Оценивая эффективность аргументации, следует учитывать соразмерность той степени и того качества принятия тезиса, которых намеревался достичь аргументатор, и той степени и качества принятия, которые реально достигнуты. Например, аргументатор стремится добиться уверенности реципиента в истинности ка- кого-то положения, а реципиент принимает его как всего лишь вероятное или представляющее интерес. Очевидно, в этом случае затруднительно охарактеризовать аргументацию как успешную или неудачную. Здесь можно скорее говорить о частичном успехе или относительной неудачности аргументации.
Ранее отмечалось, что принятие как непосредственная цель аргументации включается в более широкий контекст целей аргументатора. Подобным же образом принятие или непринятие как непосредственный результат аргументации может быть рассмотрено в более широком контексте явлений, так или иначе обусловленных данной аргументацией. Принятие аргументируемого положения может произвести значительные изменения во взглядах человека, в том числе и не предусмотренные аргументатором, побудить реципиента к совершению поступков, не только не соответствующих намерениям аргументатора, но даже противоречащих им.
Тем не менее эффективность собственно аргументации оценивается прежде всего по ее непосредственному результату, а это - принятие аргументируемого положения или отказ от такового. Результат существенным образом зависит от свойств «объекта» аргументации, т.е.
реципиента. Значимыми в этом отношении оказываются не только знания, мнения, убеждения реципиента, относящиеся к конкретным вопросам, затрагиваемым в ходе аргументации, но и его личностные свойства. K их числу относятся расположенность к восприятию аргументации, открытость ума и т.п. Ha значимость этих факторов неоднократно обращали внимание такие исследователи аргументации, как Х.Перельман и Г.Джонстон (см. 2.1).Следует подчеркнуть, что аргументация является таковой независимо от ее результативности. Чтобы квалифицировать некоторую деятельность как аргументацию, достаточно рассмотреть ее как деятельность аргументатора в плане целей и средств этой деятельности, представлений аргументатора об объекте деятельности. Если разум реципиента оказался закрыт для данной аргументации, мы можем назвать ее безуспешной, нецелесообразной, обращенной не по адресу, но от этого она не перестает быть аргументацией.
Расположенность реципиента к восприятию аргументации, открытость его ума в отношении данной аргументации являются условием ее эффективности и целесообразности. Поскольку цель аргументатора - принятие реципиентом аргументируемого положения, трудно представить себе, что человек, начиная аргументацию, совершенно не рассчитывает на расположенность реципиента к ее восприятию. Предположение об открытости ума реципиента есть, таким образом, необходимый компонент субъективной схемы деятельности аргументатора. Такое предположение может характеризоваться различной степенью уверенности, иногда весьма незначительной.
Риск, которому подвергается человек, осуществляющий аргументацию, преследует его на всех этапах этой деятельности, в том числе и при оценке результатов аргументации. Дело в том, что, решая вопрос об эффективности аргументации на основании утверждений или поступков реципиента, аргументатор может ошибиться, приняв, например, внешне выражаемое реципиентом согласие за выражение его подлинных взглядов в тех случаях, когда такое совпадение не имеет места.
Вообще говоря, отношение реципиента к аргументации существует в двух планах - внутреннем и внешнем. Реципиент может действительно принять аргументацию, изменив соответствующим образом свои представления, мнения, оценки (будем называть это внутренним принятием), и выразить открыто свое согласие с аргументатором (будем называть это внешним принятием). Возможна и другая ситуация: реципиент считает аргументацию неправомерной (внутреннее неприятие) и заявляет об этом (внешнее неприятие). B обоих случаях внутренняя и внешняя оценки совпадают. Бывает, однако, что реципиент, принимая аргументацию во внутреннем плане, внешне имитирует несогласие с ней в силу каких-то обстоятельств, например, если он поощряется за опровержение аргументации, осуществляемой противниками той стороны, от которой он находится в зависимости. Несовпадение внутренней и внешней оценки имеет место и в тех случаях, когда реципиент, не считая на самом деле аргументацию верной, демонстрирует тем не менее ее внешнее принятие, находясь в какого-либо рода зависимости от аргументатора или его единомышленников. Следует поэтому подчеркнуть, что эффективность, успешность, действенность аргументации (эти слова в данном случае употребляются как синонимы) определяются именно внутренним принятием.
Соображения о результативности аргументации вообще требуют существенных уточнений, когда речь заходит об аргументации в конкретных областях и в конкретных ситуациях. Специфика философской аргументации, реализуемой в тексте, состоит, кроме прочего, в том, что намерения автора (как важная составляющая смысла текста) могут по-разному «прочитываться» реципиентами. Для классической философии характерно явное формулирование автором модальности выдвигаемых положений, при этом предпочтение отдается истине и достоверности. «Что касается достоверности, - пишет И.Кант в предисловии к первому изданию «Критики чистого разума», - то я сам вынес себе следующий приговор: в такого рода исследованиях никоим образом не может быть позволено что-либо лишь предполагать; в них все, что имеет хотя бы малейшее сходство с гипотезой, есть запрещенный товар, который не может быть пущен в продажу даже по самой низкой цене, а должен быть изъят тотчас же после его обнаружения...
Выполнил ли я в этом отношении то, за что взялся, об этом я полностью предоставляю судить читателю, так как автору приличествует только показать основания, но не высказывать свое мнение о том, какое действие они оказывают на его судей. Ho для того чтобы какое-нибудь случайное обстоятельство не ослабило этого действия, пусть автору будет предоставлено право самому отмечать места, которые могли бы дать повод к некоторому недоверию, хотя они имеют отношение лишь к побочным целям; это необходимо для того, чтобы своевременно предотвратить то влияние, которое могли бы иметь на суждение читателя относительно главной цели, даже малейшие сомнения его в этом пункте» (59, с. 13-14).Картина философии XX века дает множество примеров, когда обязательства, принимаемые автором в отношении истинности и достоверности, а также логичности и системности, значительно снижаются. И это создает особые проблемы для реципиента, воспитанного на классических идеалах. Н.С.Автономова, выражая озабоченность ситуацией «разброда и полного отсутствия жанровых и содержательных правил порождения текстов», подчеркивает, что «...в том потоке современной западной философии, которую читатель вынужден ныне поглощать без всякой логики и хронологии, без концов и без начал, часто первенствует игра слов с осознанной установкой на непонятное, нелогическое и несистемное» (2, с. 17).
Ситуация, когда «продукты» подобного рода воспринимаются совсем не в той модальности, которая «заложена» автором, вызывает не только тревогу, но и иронию. Именно в таком стиле выдержано описание
А.В.Перцевым последствий увлечения постмодернизмом нашими соотечественниками. «Нынче в России моден постмодернизм, - пишет А.В.Перцев. - Ho учениками ироничных критиков философской классики часто делаются люди, серьезные до унылости. Они воспринимают язык постмодернизма, обстоятельно упражняясь в его сложности, однако совершенно не воспринимают постмодернистского духа. Критика занудного культурного педантизма превращается у них в столь же занудный педантизм.
Подрыв безоговорочной веры в незыблемость классических канонов вырождается у них в новую безоговорочную веру, в благоговение перед теми, кто занят этой подрывной деятельностью...» (97, с. 8).По-видимому, стоит отнестись с иронией и к следующему выводу «А.В.Перцева и Ф.Ницше» о радикальном недоверии автору: «Тому, кто не ведает, как шутят на Западе ученые люди, постмодернистские писания могут показаться совершенно серьезными. Ho еще Ф.Ницше как-то заметил, что по книге невозможно определить действительную позицию автора. Нужно видеть, с каким выражением лица были сказаны напечатанные слова. Нужно видеть позу, в которой они были произнесены. Нужно внимательно присмотреться, в какую именно фигуру складывались пальцы говорящего» (97, с. 9).
Так или иначе, соответствие между авторской модальностью аргументации в философии и качеством ее принятия реципиентом зависит от множества факторов, как индивидуально-личностного, так и культурноисторического свойства.