<<
>>

Киммерийцы во второй половине IX - VII вв. до н.э.

Постепенное иссушение климата первой половины IX в. до н.э. закончилось в его середине пиком аридизации. Ухудшение природноклиматических условий вызвало сокращение численности ранних кочевников в степях Северного Причерноморья и изменение их материальной культуры.

Последний факт послужил основанием для выделения второго периода в истории киммерийцев. Численность кочевнических захоронений, по сравнению с первым периодом, в это время в степи сократилась в два раза. Вероятно, в этих неблагоприятных условиях часть населения могла кочевать в северных районах степи, зона которой продвинулась на юг лесостепных районов. По всей вероятности, именно этим временем датируются свидетельства военной агрессии степных киммерийцев на опустошенных пожарами поселениях чернолесской и бондарихинской культур Среднего Поднепровья и Днепровского Левобережья: Субботов, Бузовка, Залинейное [Тереножкин 1976, с. 214; Ромашко 1983, с. 54-57]. Симптоматично, что освоение киммерийцами лесостепной зоны - явление характерное не только для Самаро-Орельского междуречья и Днепровского Правобережья. Оно отмечено и в Среднем По донье [Медведев 1999]. Вторжение кочевников в поисках новых пастбищ на юг лесостепной зоны, занятый местным оседлым населением, провоцировало военные столкновения. Эти конфликты и приход киммерийцев в южные районы расселения носителей чернолесской культуры, вероятно, вынудили последних отойти на восток и на запад - в бассейн Днестра и Ворсклы. Стычки с киммерийцами и интенсификация контактов с ними, переселение на новые территории и соответственно установление контактов с их обитателями, явились причиной видоизменения чернолесской культуры, что позволило исследователям выделить второй период в ее развитии.

Однако военные конфликты, очевидно, продолжались не долго. Захватив южные районы лесостепи под летние пастбища, киммерийцы вновь

установили мирные взаимоотношения с местным населением.

Об этом свидетельствуют материалы второго периода чернолесской культуры, найденные в киммерийских погребениях. В этот период, видимо, укрепляются связи степных обитателей и с населением лесостепного Поднестровья, в первую очередь, культуры сахарна-солончены, чья керамика также выявлена в степных киммерийских захоронениях. В периоды засух кочевники наиболее заинтересованы в контактах с земледельческим населением, так как получаемая в результате обмена продукция земледелия помогает

компенсировать потери скота. Не исключено, что для установления более тесных контактов и ведения успешных обменных операций кочевники могли брать жен в чернолесской и сахарнянской среде. Это помогало приобретать родственников, которые оказывали необходимую поддержку.

Несомненно, родственные связи с киммерийцами были выгодны и обитателям лесостепи. Я разделяю мнение тех исследователей, которые считают, что именно киммерийцы способствовали распространению колхидо - кобанской продукции металлообработки на территории лесостепной Украины [Буйнов, Грубник-Буйнова 1985, с. 108; Махортых 1998, с. 23]. Судя по анализам металла, широкие орнаментированные браслеты чернолесской культуры изготовлены из оловянисто-мышьяковистых и мышьяковистых бронз Предкавказья [Барцева 1981, с. 11]. Заинтересованность в тесных, в том числе брачных связях, с населением лесостепи могла привести к сокращению интенсивности контактов с киммерийцами Предкавказья. В пользу этого предположения свидетельствует уменьшение числа новочеркасских и черногоровских погребений с северной и южной ориентировкой, типичной для киммерийцев Закубанья. Зато возрос процент новочеркасских погребений, ориентированных головой на восток, и черногоровских, ориентированных на запад, что характерно для Нижнего Дона. Не исключено, что ослабленные аридизацией и связанным с ней сокращением количества скота, а также военными конфликтами в лесостепном Поднепровье киммерийцы Северного Причерноморья временно сократили свои контакты с этим регионом обитания соплеменников.

В этих условиях под свой контроль торговлю с Северным Кавказом могли взять киммерийские объединения Нижнего По донья, с которыми было выгодно поддерживать тесные связи вплоть до брачных киммерийцам степной Украины. ??????????

Однако около середины VIII в. до н.э. наступил новый пик аридизации, после которого постепенно началось увлажнение, максимум которого пришелся на середину VII в. до н.э., когда границы степи и лесостепи приблизились к современным. Нельзя исключать, что колебания климата способствовали новым значительным изменениям в культурно-исторической ситуации в междуречье Днепра и Дуная. Так, в лесостепном Поднестровье в конце первой половины VIII в. до н.э. появилось фракийское население, принявшее участие в формировании памятников типа Шолданешты. Вероятно, оно стало теснить местных обитателей - носителей культуры сахарна- cолончены и постепенно во второй половине VIII в. до н.э. ассимилировало их. Восточнее в лесостепном Днепровском Правобережье около середины VIII в до н.э. на основе чернолесских памятников сформировались памятники типа Жаботинского поселения. Не исключено, что толчком к их формированию послужил приход отдельных групп сахарнянского населения, вытесненных из Поднестровья шолданештскими пришельцами. В свою очередь, традиции шолданештского и жаботинского населения оказали влияние на позднечернолесских обитателей Побужья и Поднестровья.

В результате, видимо, сложился культурный феномен, именуемый кубками «жаботинского типа». Укажу сразу, что среди них имеются как кубки, так и кубковидные сосуды. Их широкое использование является особенностью третьего периода киммерийской культуры. Это лощеные сосуды с округлым туловом, узким сильно отогнутым наружу горлом. Они имеют широкий

орнаментальный пояс на тулове, выполненный резным, часто заполненным белой пастой орнаментом. Специфическим орнаментальным элементом является прочерченная сетка, не известная в более ранних памятниках. Композиции включают заполненные и незаполненные орнаментом треугольники; один или несколько незаполненных треугольников, вписанные в заполненный; зигзаги из заполненных или незаполненных лент; шахматные композиции, где заштрихованные ромбы или прямоугольники чередуются с не заштрихованными.

Орнаментальный пояс довольно сложен и часто делился вертикальными линиями на несколько зон, имевших разные композиции.

По мнению А.И. Мелюковой, чередование густо заштрихованных треугольников, ромбов, зигзагов со свободными от рисунков промежутками появилось на лощеных сосудах жаботинского этапа под влиянием басарабских узоров [Мелюкова 1979, с. 83]. Однако более вероятным представляется влияние культуры сахарна-солончены, где уже в первой половине VIII в. до н.э. известно деление орнаментального пояса вертикальными линиями на зоны, зигзаги в виде заполненных и незаполненных линий, композиции из заполненных и незаполненных треугольников [Гольцева, Кашуба 1995, табл. ХХШ, ХХУП]. Вместе с тем, следует согласиться с исследователями, которые считают, что сетчатое заполнение орнаментальных фигур появилось на предскифской керамике украинской лесостепи под влиянием культуры Басарабь [Бруяко, Гизер, Дзиговский 1997, с. 46].

Ухудшение условий обитания в степи, особенно сильно проявившееся в междуречье Днепра и Дона, нарушило привычный образ жизни. Затянувшиеся засухи обычно вызывают падеж скота, ослабление и высокую смертность кочевников. Поиск выхода из экологического кризиса номады ищут в контактах с оседлыми группами населения, от которых получают продукты земледелия, дополняющие их рацион и скот, позволяющий восстановить поголовье своих стад. Вероятно, в данной ситуации и киммерийцы, чьи связи с обитателями лесостепной Украины и ранее были довольно тесными, вновь обратились именно к ним.

После середины VIII в. до н.э. особенно заметно сократилась численность черногоровских памятников, которые теперь более равномерно распределялись по всем шести выделенным территориальным подгруппам степи, в отличие от первого периода, когда они концентрировались, преимущественно в Поднепровье и Дунайско-Днестровском междуречье (табл. 38). В то же время, возросло количество новочеркасских комплексов, причем у них стала заметна четкая локализация в Поднепровье, Побужье и ДунайскоДнестровском междуречье.

Во время периода аридизации среди киммерийских племен наиболее благоприятные условия обитания были у предкавказской группы, где большая увлажненность региона позволяла сохранять определенную стабильность в развитии локальной киммерийской культуры. Если население Северного Причерноморья нашло выход из экологического кризиса в установлении более тесных связей с населением лесостепи, то в Предкавказье была иная ситуация. Здесь, как и на территории Украины, существовали тесные контакты киммерийцев с местным, главным образом, кобанским населением. Хотя аридизация и была сглажена тут большей увлажненностью региона, но ситуация осложнялась отсутствие такой богатой природными ресурсами и обширной зоны как лесостепь. От иссушения климата пострадали пастбища как кочевников, так и оседлого населения. Можно предположить, что вызванный длительной засухой экономический кризис подвигнул часть обитателей Северного Кавказа на организацию грабительских походов в Переднюю Азию. Уход значительной части мужчин-воинов позволял сохранить пищу для оставшихся стариков, женщин, детей, пастухов, обеспечивающих выпас стад, а также небольшого количества воинов, охранявших общины. Подобные грабительские походы хорошо известны по материалам средневековых кочевников [Плетнева, 1990].

О том, что именно киммерийцы Предкавказья, в первую очередь, Закубанья и Кабардино-Пятигорья, принимали активное участие в походах на юг в страны Древнего Востока свидетельствует то, что на этой территории найдено большинство предметов древневосточного облика (шлемы, панцири, «пекторали») в могильниках «Индустрия»-1, Клин-Ярский Ш, и др. [Белинский, 1990, с. 190-194; Дударев, 1991; Эрлих, 1994, с. 84-87; Махортых, Черненко 1995, с. 21-27].

Именно участием в грабительских рейдах можно объяснить тот факт, что в ряде могильников Предкавказья, например Сержень-Юрте, конские захоронения присутствуют в погребениях IX - первой половины VIII вв. до н.э., а потом они исчезают [Дударев 1999, с. 81]. Вероятно, отток конных воинов из Восточного Предкавказья для участия в походах в сочетании с регулярными засухами и падежом скота, привели к прерыванию традиции забивания коней во время похорон в отдельных, наиболее ослабленных общинах.

В других коллективах, более сильных экономически, например, оставивших такие могильники как Пшиш-1 или Фарс, традиция конских захоронений сохранялась на протяжении более длительного времени.

Можно предположить, что во второй половине VIII в. до н.э. на Северном Кавказе произошли те социальные процессы, которые фиксируются по материалам средневековых кочевников, когда стремление к умножению своего воинского потенциала приводило к объединению орд. Выбранный военный вождь определял внешнюю политику объединения и организовывал грабительские походы. По всей вероятности, в древневосточных походах принимали участие и отдельные военные отряды киммерийцев из Северного Причерноморья.

Именно с начала грабительских походов во второй половине VIII в. до н.э. о киммерийцах начинают сообщать письменные источники. Их анализу посвящена специальная работа [Махортых 1998а, с. 95-104]. К числу наиболее важных из них относятся ассиро-вавилонские источники по истории Урарту [АВИИУ], собранные и проанализированные И.М. Дьяконовым [1951; 1956]. Недавно они были вновь рассмотрены А.И. Иванчиком [1996].

Описываемые в АВИИУ события охватывают последнюю четверть VIII и значительную часть VII вв. до н.э. В них повествуется о существовании и местонахождении страны Гамир, появлении и передвижениях народа гамирри- киммерийцев по территории Передней и Малой Азии, об их

взаимоотношениях с Урарту, Ассирией и другими государственными образованиями Древнего Востока, а также со скифами. Греческие историкогеографические описания, связывающиеся с ассирийскими источниками посредством киммеро-скифских имен и известных греческим историкам фактов проникновения киммерийцев в Малую Азию, представляют собой другую, не менее ценную категорию сведений о киммерийцах. В первую очередь, это сообщения Геродота и Страбона, а также ряда других авторов, рассказывающих о территории обитания киммерийцев, причинах их появления в Передней Азии и малоазийском театре действий киммерийских военных дружин в VII в. до н.э. [Махортых 1994, с. 9-11].

Именно благодаря письменным источникам, нам стало известно слово «киммерийцы». Греческие авторы называют Киммерийский Боспор, Киммерийские стены, Киммерийские переправы, которые обычно локализуются в районе Керченского полуострова. В тоже время, такие топонимы как Киммерийская земля и страна Киммерия скорее всего имеют более широкую географическую привязку в пределах юга Восточной Европы. Помимо этого упоминаются гора Киммерий, Киммерийский перешеек и древний город Киммерик, а также основанный Боспорскими тиранами город

Киммерида, получивший название от киммерийцев и находившийся при самом выходе из устья Меотийского озера. Именно у Боспора Киммерийского и Меотийского озера локализуют киммерийцев греческие авторы. Для греков исходным пунктом вторжения киммерийцев в Малую Азию являлось Северное Причерноморье и побережье Меотиды, а пути вторжений шли то через Кавказ, то через Фракию.

Название «киммерийцы» в качестве собирательного имени

распространялось на неоднородное население обширнейших пространств от Волги на востоке до Дуная на западе [Крупнов 1958]. О существовании подобной практики в древности свидетельствует и утверждение Страбона (1,2,27), согласно которому, вследствие неведения отдельные народы подводились под одно общее имя, подобно тому, как известные народы северных стран назывались одним именем скифов или номадов. В тоже время, происхождение термина «киммерийцы» вызывает споры [Махортых 1994, с. 10-12]. Наиболее убедительной выглядит точка зрения И.М. Дьяконова, вызвавшая значительный научный интерес. В своих ранних работах исследователь рассматривал киммерийцев как конкретное название или даже самоназвание племени либо небольшой группы племен иранского языка [Дьяконов 1956, с.238]. В дальнейшем, главным образом на основании языкового подхода к этническому определению киммерийцев, И.М. Дьяконов выдвинул гипотезу, что термин «киммерийцы» вообще не является этнонимом, а означает «подвижный отряд ираноязычного кочевого населения евразийских степей» [Дьяконов 1981, с. 98].

Этимологическое объяснение И.М. Дьяконовым с позиций

древнеиранского языка названия киммерийцев как самоназвания в смысле «подвижный отряд» вполне допустимо. В тоже время, упоминание в «Книге Бытия» (Х, 1-3) имени Гомер, носитель которого обычно рассматривается как родоначальник киммерийцев, может свидетельствовать об использовании этого термина и в качестве этнонима. Известное в греческой ономастике имя Кимерий также было неразрывно связано с национальностью его носителей [Скржинская 1986, с. 89]. Следует учитывать, что обмен между именами собственными и нарицательными, а также между именами собственными различных категорий происходил постоянно с древних времен, так как они зачастую заимствовали друг у друга языковой материал [Махортых 1992г, с. 56]. Особый интерес представляют ойратские этнонимы «хошоут» и «торгоут», в этимологии которых нашел свое отражение военный строй далекого прошлого. Так, слово «хошуун» означает по монгольски «острие», «клюв», а также воинский строй - авангардное построение при войске типа клина. Что же касается этнонима «торгоут», то известно, что в эпоху Чингисхана существовали отряды под названием «турхауты», которые охраняли ставки вождей племен, а позднее - дворцы монгольских ханов. Эта гвардия Чингисхана в монгольском оригинале «Тайной истории монголов» носит название «turyay-kesigten». От множественного числа этого слова и произошел этноним «торгоут» [Санчиров 1990, с. 64].

По всей вероятности, появление этнонима «киммерийцы» имело близкую предысторию и было связано с определенными подразделениями в их военной или социальной организации. Данное положение подтверждают свидетельства древневосточных источников. Так, в разведывательных донесениях царевича Синаххериба и одного из главных ассирийских разведчиков Ашшуррисуи царю Саргону, датирующихся последней четвертью VIII в. до н.э., упоминается страна Гамир, то есть страна киммерийцев, которая локализуется к северу или северо-западу от Ванского царства, судя по археологическим материалам, на Северном Кавказе [Махортых 2000, с. 188]. Историография вопроса о локализации страны Гамир рассмотрена мною в специальной работе [Махортых 1998а, с. 96-98].

Вероятно, в 20-е гг. VIII в. до н.э. киммерийцы стали беспокоить своими набегами северные районы Урарту к югу от Главного Кавказского хребта, о чем сообщают ассирийские источники [Пиотровский 1944, с. 296; Дьяконов 1956, с. 235; Меликишвили 1959, с. 19, 222]. Выступившее им навстречу урартское войско подверглось тяжелому разгрому. К.Ф. Лехманн-Хаупт [1921], а также ряд советских исследователей, убедительно показали, что это событие имело место во время правления Русы I (730-714 гг. до н.э.) [Пиотровский 1944, с. 296; Барамидзе 1955; Меликишвили 1954, с. 279]. Большинство ученых датирует урарто-киммерийскую «войну» около 714 г. до н.э. (И.М. Дьяконов, Б.Б. Пиотровский, Г.А. Меликишвили, А.А. Барамидзе, ван Лун) или 714 г. до н.э. (Р. Барнет, А. Кристенсен и др.).

Значительный интерес представляет одно из писем Куюнджикского архива саргоновского времени, написанное Арад-Сином (АВИИУ, №50). Оно упоминает о вторжении некоего киммерийца на территорию Урарту из Манны. Вследствие того, что в этом документе упоминается правитель Мусасира Урзана, то нападение киммерийцев на Уаси, область локализующуюся к юго-западу от о. Урмия, должно относиться ко времени близкому к походу урартов на страну Гамир и может быть как-то связано с ним.

Военные неудачи ослабили Урарту, чем не замедлила воспользоваться Ассирия. Саргон П (721-705 гг. до н.э.) выбрал момент, наиболее подходящий для наступления, и в 714 г. до н.э. организовал успешный поход против Урарту. Разгром урартских войск привел к самоубийству Русы I и смуте в Урарту, за которой последовали восстания областеначальников, в том числе и в области маннеев. Последняя представляла собой один из основных плацдармов для киммерийцев во время их грабительских набегов в Переднюю Азию. По мнению Б.Б. Пиотровского, на Древнем Востоке известно два района длительного пребывания киммерийцев: в восточной части Каппадокии и в стране Манна на юге о. Урмия [Пиотровский 1959, с. 233]. Близкой точки зрения придерживается И. Алиев, отмечавший, что, столкнувшись в пределах закавказских земель с урартами, киммерийцы разделились на два больших потока: один направился на юго-запад в Каппадокию, а другой - на юг в области Манны [Алиев 1960, с. 225]. Правители Манны одними из первых поняли, насколько выгоднее им будет разместить этих северных кочевников на своей территории и использовать их отряды в качестве союзников или наемников, чем вступать с ними в открытую борьбу [Меликишвили 1954, с. 281, 300]. Именно этим, в значительной степени, объяснялась мощь и успешная борьба Манны с Ассирией позднее в эпоху Асархаддона.

В тоже время, нельзя забывать и о заинтересованности самих кочевников в этом чрезвычайно удобном и подходящем для них во всех отношениях районе Ирана, на что уже обращалось внимание в литературе [Мурзин 1990, с. 45]. Необходимо только добавить, что начало его освоения было связано с киммерийцами, оценившими стратегические и экономические возможности этого региона уже во второй половине VIII в. до н.э. К числу последних относится и известное умение местных жителей Приурмийского района в разведении лошадей [Кашкай 1977, с. 84]. В ассирийских источниках при перечислении дани с приурмийских областей лошадь ставилась на первое место. Поселение Аниаштания на границе областей Суби и Сангибуту в Манне Саргон П называет «домом табунов». Особо следует выделить сообщение о том, что маннейский царь преподносит Саргону «упряжных коней вместе с их снаряжением» (АВИИУ, №49).

Данное обстоятельство позволяет наметить пути проникновения отдельных кочевнических деталей оформления узды в ассирийский репертуар, хорошо представленный на знаменитых рельефах. Имеются в виду ставшие уже хрестоматийными бронзовые ажурные бляхи из Носачевского погребения на Черкасщине, которые, находят аналогии среди деталей конского снаряжения, изображенных на рельефах дворцов времени Саргона П (721-705 гг. до н.э.) и Ашшурбанипала (668-627 гг. до н.э.) [Ковпаненко 1966, с. 179]. Однако необходимо учитывать, что вещи из Носачева и близкие им детали узды из Квиток функционально не соответствуют бляхам, изображенным на ассирийских рельефах. Сходство между ними внешнее [Махортых 1992д, с. 32; 2000, с. 190]. Украинские находки представляют собой, в основном, дополнительные привески к удилам для соединения с поводом, ассирийские бляхи - детали декора ремней конского снаряжения. Однако, прототипами для тех и других, имея в виду, прежде всего, форму изделий, скорее всего, послужили т.н. застежки типа Высокой Могилы, Аржана и т.д., широко распространенные в евразийском ареале в VIII-VII вв. до н.э. Достоверность этой гипотезы подтверждают и сами находки застежек типа Высокой Могилы в Западной Азии, и в частности, в одном из Малых курганов (КУ), раскопанных близ Гордиона. Автор публикации, датируя этот курган началом VII в. до н.э., связывает его с захоронением кочевника, предположительно наемника-киммерийца [Kohler 1995, s. 78, 234, fig. 31, j, k].

Желобчатые ременные бляшки в виде застежек, а также их изображения на дополнительных привесках к удилам известны в киммерийских погребениях Украины. Особо следует подчеркнуть тот факт, что вместе с ними в одном комплексе сочетаются находки, имеющие древневосточные истоки: полихромные ювелирные изделия, выполненные в технике перегородчатой инкрустации (Высокая Могила, п.2, Квитки), бляхи с изображениями квадрата с вогнутыми сторонами в обрамлении полукружий (Носачев) [Махортых, Колесник 2000, с. 198-201]. Данное обстоятельство, неоспоримо

подтверждающее факт переднеазиатско-восточноевропейских связей, наряду с датировкой этих погребений в пределах последней четверти VIII - начала VII вв. до н.э., позволяет соотносить их с первыми свидетельствами клинописных источников эпохи Саргона П о киммерийских походах на Древний Восток.

Именно целый комплекс подобных свидетельств и соответствий (исторических, хронологических, географических, формально

функциональных) позволяет мне говорить о вероятности проникновения образцов, вызвавших ассирийские подражания, именно из Восточной Европы, а не из каких-либо других, гипотетически предполагаемых районов Евразии, не подкрепленных вышеназванным комплексом факторов.

Следует упомянуть также точку зрения А.Ю. Алексеева, который отмечая различия между носачевскими пряжками и украшениями коней на ассирийских рельефах по формальным и функциональным признакам, в качестве ближайшей аналогии последним называет предскифские и раннескифские желобчатые бляшки в виде застежек, которые относятся им к «образцам общеевразийской категории» [Алексеев 1992, с. 81]. Эта гипотеза поддерживается и С.В. Полиным [1998, с. 53].

В конце VIII в. до н.э. киммерийцы упомянуты еще раз в письме времени Синаххериба, где сообщается о смерти ассирийского царя Саргона П (АВИИУ, №50), павшего, по мнению ряда исследователей в битве с киммерийцами [Дьяконов 1956, с. 235]. Однако, его преемнику - Синнаххерибу, видимо, удалось стабилизировать границы государства, и киммерийцы были вынуждены покинуть пределы Ассирии. Дальнейшие сообщения о них появляются в клинописных текстах лишь в годы правления Асархаддона (681669 гг. до н.э.).

После столкновения с Урарту в 714 г. до н.э. и, видимо, несколько позднее с Ассирией киммерийцы возвратились на исходные территории в степные районы Восточной Европы. Их возвращение фиксируется по находкам целого пласта предметов древневосточного облика VIII-VII вв. до н.э. в предскифских захоронениях Северного Кавказа и Украины (могильники Клин-Ярский III, Индустрия -I, погребение у с.Квитки и др.). Среди этих древностей необходимо назвать бронзовые шлемы ассирийского типа (Клин-

Яр III, Фаскау), детали чешуйчатых панцирей (Уашхиту, Клин-Яр III, КабанГора, Индустрия I), так называемые «пекторали» (Клин-Яр III, Султан-Гора, Бештау), а также бронзовые удила типа Енджа-Константиновка, которые возникли на базе местных прототипов, но с использованием переднеазиатского принципа жесткого крепления удил и псалиев (Таухабль, Ольшана) [Эрлих, 1994, с. 83-86; Махортых 1994; Дударев 1998, с. 77-93; Скорый 1999].

С влиянием древневосточных цивилизаций некоторые исследователи связывают также проникновение в кочевническую среду изделий, декорированных в технике перегородчатой инкрустации, характерной для переднеазиатской торевтики [Kossack 1987, р. 124, fig. 9]. Их дополняют другие находки из Днепровского лесостепного Правобережья. В Черкасской области обнаружены бронзовые фалары в виде округлых дисков с бортиком, украшенные рельефными лепестками и точечным орнаментом по краю [Махортых, Колесник 2000, с. 197-200]. Ближайшие аналогии им известны все на тех же ассирийских рельефах саргоновского времени, то есть последней четверти VIII в. до н.э., когда киммерийцы собственно и появляются на Древнем Востоке. Из Черняховского клада под Киевом происходят бронзовые оковки от щитов, состоящие из четырех выпуклых блях разной величины, наложенных друг на друга в виде концентрических кругов. По мнению А. А. Иессена, связь этих оковок с Закавказьем и Урарту сомнений не вызывает [Иессен 1935, с. 166]. К этому кругу памятников относятся и найденные в Центральном Предкавказье обивка бронзового щита и нагрудник из Бештаугорского клада конца VIII - начала VII вв. до н.э., которые также украшены рельефными концентрическими кругами [Иессен 1954, с. 124, рис. 13].

Указанные находки на Украине могут свидетельствовать об участии отдельных групп местных киммерийцев в переднеазиатских походах, хотя вместе с тем, судя по отсутствию панцирей и шлемов, найденных только в

Предкавказье, фалары и оковки щитов могли попадать на территорию Украины и в результате обмена. Можно также предположить, что переднеазиатские походы послужили своеобразным катализатором широкого распространения колесниц к северу от Главного Кавказского хребта.

В начале VII в. до н.э. часть киммерийцев вошла в союз с царем Фригии Мидасом. Совместно они совершили или готовили набег на «железный путь» в районе Мелитены [Дьяконов 1989, с. 65]. Видимо, именно в это время, когда значительная часть киммерийских воинов была занята участием в военных походах, в восточноевропейские степи с востока приходит первая волна нового кочевого населения, известного под именем скифов. Можно предположить, что причиной его появления здесь была аридизация второй половины VIII в. до н.э., когда часть этих восточных кочевников была вынуждена двинуться на запад в поисках пастбищ. В целом западная часть евразийских степей плодороднее и влажнее восточной. Отсюда и стремление большинства номадов мигрировать в западном направлении. Наиболее благоприятные условия на своем пути они встретили в Предкавказье. С расселением скифов в этом регионе, о котором сообщают письменные источники (Диодор Сицилийский П, 43), связано разрушение поселений местных жителей, датирующееся временем около рубежа VIII-VII вв. до н.э (Сержень-Юрт, Дербент) [Махортых 1991].

Началом VII в. до н.э. можно датировать и разрушение некоторых поселений лесостепной Украины, например Рудковецкого городища на Днестре [Гуцал 2000, с. 69-79]. Найденные там двухлопастные наконечники стрел с асимметрично-удлиненной ромбической или листовидной головкой и короткой втулкой идентичны тем, которые были выявлены в слое разрушений на поселении Сержень-Юрт в Восточном Предкавказье. Таким образом, в своем продвижении на запад часть архаичного скифского населения стала проникать в украинскую лесостепь в поисках наиболее благоприятных территорий. Вероятно, к этому времени относится также появление на юге Восточной Европы группы кладов типа Новочеркасского, появившихся здесь в период политической нестабильности. Об этапном характере этого явления свидетельствуют находки на этой территории не только кладов, содержащих узду новочеркасского типа, но и кладов этого же времени с наборами кобанского инвентаря [Махортых 1992б, с. 41].

Судя по упоминанию в ассирийских источниках около 675/674 г. до н.э. военного отряда скифов-шкуза под предводительством Ишпакая, действовавшего в Передней Азии, можно предположить, что часть первой волны скифов осела в Предкавказье. Вероятно, после ряда столкновений с местным киммерийским и кобанским населением, а также разрушения поселений последовал период установления мирных взаимоотношений. По всей вероятности, скифы заняли большую часть Предкавказья и вместе с киммерийцами стали участвовать в переднеазиатских походах. В конце VIII и на протяжении VII вв. до н.э. скифов и киммерийцев довольно четко различают переднеазиатские источники, в которых они выступают как две самостоятельные политические силы.

Однако какая-то часть киммерийцев Предкавказья и Нижнего Подонья, вероятно, переместилась на запад в степную Украину. Именно этим переселением можно объяснить рост численности киммерийских захоронений третьего периода. Первая его половина пришлась на период аридизации с пиком около 750 г. до н.э., и в неблагоприятных условиях численность кочевников в степи должна была уменьшиться. Однако, судя по числу исследованных погребений, она даже несколько возросла, что позволяют предполагать передвижение населения с востока.

Вероятно, в 80-х гг. VII в. до н.э. царю Урарту Русе II удалось заключить союз с киммерийцами, среди которых могли быть и отряды ранних скифов. После этого в противовес урарто-киммерийскому альянсу образовался союз

Фригии, Мелида и халдов-халибов. Военные действия урартов и киммерийцев против Фригии и ее союзников имели успех. Урарты захватили много добычи и пленных, а Фригия была отдана на разграбление киммерийцев. Не исключено, что Ассирия была причастна к этому походу, поскольку ассирийцы были заинтересованы в гибели Фригии и, судя по запросам оракулу, вели военные действия в этом районе [Махортых 1998а]. Согласно сообщению Страбона (I, 3, 21), царь Фригии Мидас покончил с собой во время нашествия киммерийцев. По “Хронике” Евсевия Мидас умер около 696 г. до н.э., но, учитывая тенденцию к незначительному занижению абсолютных дат в хронологии Евсевия, это должно было произойти позднее, приблизительно в годы правления Асархаддона [Алексеев 1992, с. 29], то есть около 681-669 гг. до н.э. Тем более, что правление урартского царя Русы II датируется 685-645 гг. до н.э.

В целом, основная концентрация киммерийских сил в конце 70 - начале 60-х гг. VII в. до н.э. отмечена на юге и юго-западе Урарту, а также в районе о. Урмия, что нашло свое отражение в надписях ассирийских царей [Yusifov 1982, s. 349-356]. Существование тесных союзнических отношений между киммерийцами и Урарту в годы правления Русы II и даже наличие киммерийской базы на урартской территории признается исследователями [Меликишвили 1951, с. 38; Пиотровский 1959, с. 234].

В конце VIII - первой четверти VII вв. до н.э. под киммерийским влиянием на Древнем Востоке получили распространение восточноевропейские наконечники стрел. Самые ранние из них найдены в Анатолии во фригийских слоях поселений Богаскей, Пазарли, Гэвур-Келеси и связаны с киммерийским нашествием [Sulimirski 1954, p. 308]. Присутствие на Ближнем Востоке киммерийских наконечников признает и С. Клюзиу. К их числу он относит двухлопастные наконечники с ромбической и лавролистной головками (типы Е2, Е4, Е6 и, возможно, Е3, по его классификации), которые появляются в Малой Азии в конце VIII или начале VII вв. до н.э [Cleuziou 1977, s. 190]. Близкой точки зрения придерживается и И.Н. Медведская, которая предполагает, что киммерийцам могли принадлежать двухлопастные наконечники стрел с ромбической головкой [Медведская 1980, с. 33].

Именно во время нападения киммерийцев на Фригию, по мнению Х. Остена, исследовавшего поселение Алишар-Гуюк, сюда попали трехлопастные наконечники стрел [Osten 1937, s. 110, fig. 107]. Ранние трехлопастные наконечники стрел известны и в Иране (Амлаш) [Медведская 1980, рис. 2, 5], причем наиболее близкие параллели им обнаруживаются в памятниках конца VIII - начала VII вв. до н.э. Правобережной Украины (Носачев) [Махортых 1994, с. 22]. Последние являются старейшими трехлопастными

наконечниками, выявленными в Северном Причерноморье [Тереножкин 1976, с. 135], и их происхождение следует связывать с евразийским ареалом.

Киммерийские двухлопастные наконечники с лавролистным пером и длинной втулкой найдены и в Гордионе - столице Фригийского царства, которую разрушили киммерийцы [Haspels 1951, p. 97, taf. 41]. Они аналогичны наконечникам предскифских памятников Северного Кавказа, в том числе могильника Индустрия I, откуда происходит и бронзовый панцирь ассиро - урартского типа [Афанасьев, Козенкова 1981, рис. 3, 2]. Длинной втулкой эти наконечники сближаются с негативами стрел литейной формы Новочеркасского клада. Последние в свою очередь, идентичны стрелам из наиболее молодых киммерийских захоронений Зольного, Некрасовской и др.

Значительный интерес в связи с пребыванием киммерийцев на Древнем Востоке представляет находка уздечного кольца «киммерийского типа» с обломанной муфтой из конского погребения в Норшунтепе (Анатолия) [Hauptmann 1985, р. 260, fig. 4, 9; Махортых 1992г, с. 57]. Подобные уздечные кольца выявлены в таких предскифских памятниках VIII - VII вв. до н.э. на юге Восточной Европы, как Уашхиту, Пшиш, Бутенки, где они связываются с упряжью колесниц.

В 679/678 г. до н.э. киммерийцы под руководством царя Теушпы вторглись в Ассирию, но были разбиты (АВИИУ, №65). По И.М. Дьяконову, в этом же году наемные киммерийские войска зафиксированы в Ассирии, поэтому он приходит к выводу, что «дело, по-видимому, закончилось миром с киммерийцами или частью их» [Дьяконов 1956, с. 258]. В более поздней работе И.М. Дьяконов допускает иную интерпретацию упоминаемого в документе «полка киммерийцев» (АВИИУ, №66) предполагая, что он был сформирован из пленных, зачисленных в ассирийскую армию [Дьяконов 1968, с. 170].

Во второй половине 70-х годов VII в. до н.э. о враждебных действиях киммерийцев к востоку от Ассирии в районе Манны и Мидии сообщает группа текстов эпохи Асархаддона, значительную часть которых составляют запросы к оракулу бога Шамаша [Алексеев 1992, с. 33; Медведская 1992, с. 104]. Особенно важно, что в этих документах, которые датируются около 675/674 г. до н.э., в качестве врагов Ассирии, действующих в союзе с мидянами, маннеями и киммерийцами впервые упоминаются скифы, иногда в одном тексте. В том числе, в письмах Бешулезиба говорится о разгроме ассирийцами маннеев и их союзников скифов во главе с Ишпакаем. Эти сообщения опровергают утверждение А.И. Иванчика о том, что киммерийцы и скифы никогда не упоминаются вместе в документальных текстах 70-х годов VII в. до н.э. [Иванчик 1989, с. 7]. О существовании союзнических отношений между киммерийцами и скифами в 70-х годах VII в. до н.э. писали многие авторы [Граков 1947, с. 13; Артамонов 1950, с. 37; Лесков 1981, с. 108; Медведская 1992, с. 104; Тохтасьев 1993, с. 96].

Вероятно, в 70-е годы VII в. до н.э. в степях Восточной Европы появляется вторая волна скифов, которая окончательно вытесняет киммерийцев с Северного Кавказа. Часть из них уходит в степные и лесостепные районы Украины, где они могли рассчитывать на поддержку местного населения, с которым их связывали тесные и длительные контакты, а также за Дунай на территорию фракийцев - треров. Вероятно, с этим периодом связан клад, обнаруженный в Молдове у с. Пуркары [Махортих 1996, с. 11; Яровой, Бруяко 2000]. Там вместе с железными однокольчатыми удилами найдены трехпетельчатые пластинчатые псалии, основным центром распространения которых является Предкавказье. Находки однокольчатых удил вместе с типичными для Северного Кавказа псалиями и вооружением позволяют предполагать, что этот тип удил появился в Поднестровье и далее в Центральной Европе из Предкавказья. На Северном Кавказе однокольчатые железные удила сменили подобные бронзовые в VII в. до н.э. [Махортых 1991, с. 76, рис. 26; Эрлих 1994, с. 58-65].

Возможно, именно военным конфликтом кочевников в степях Восточной Европы объясняется и поляризация политических интересов киммерийцев и скифов в Передней Азии. Кроме этого, около 672 г. до н.э. ассирийцы стремятся поссорить между собой союзников по антиассирийской коалиции. С этой целью Ассирия ведет переговоры с каждым из них в отдельности. Естественно, что попытки Асархаддона находят благодатную почву не в среде местных антиассирийский сил, а у недавних пришельцев - скифов [Махортых 1994, с. 25-27]. Борьба с Ассирией за несколько лет пребывания в Передней Азии не успела стать прочной и, главное, выгодной традицией у этих кочевников. Напротив, скифы на своем опыте испытали, что Ассирия еще сохраняет прежнюю славу «логовища льва» и находит силы для чувствительных ударов по противникам. Пример войска скифского вождя Ишпаки, потерпевшего поражение около 675 г. до н.э., был достаточно поучителен. Вероятно, переход на сторону Ассирии был обусловлен и разрывом союза с киммерийцами, вызванным военным конфликтом в

Предкавказье и степях Украины. Эти и другие неизвестные нам причины побудили «царя страны скифов» Партатуа вступить в союз с Асархаддоном и взять на себя весьма ответственные обязательства.

В целом мидийские события 674-671 гг. до н.э., приведшие к независимости Мидии, занимают особое место в судьбе киммерийцев и скифов. К концу 70-х гг. до н.э. произошла поляризация сил, когда киммерийцы находились в союзе с Урарту и занимали антиассирийскую позицию, а скифы поддерживали Ассирию. Этот факт не позволяет отождествлять киммерийцев со скифами [Махортых 1994, с. 24-29], или рассматривать их как одно их скифских племен как это делает И.М. Дьяконов [1981, с. 90-100].

В последующие десятилетия при Ашшурбанипале (668-627 гг. до н.э.) центр киммерийской активности переместился в Малую Азию. Судя по письму астролога Акулану (около 657 г. до н.э.), под контроль киммерийцев перешла, по меньшей мере, часть Сирии, ранее принадлежавшая Ассирии [Иванчик 1996]. Можно предположить, что именно переселением части киммерийцев, вытесненных скифами, обусловлена необходимость не только в грабительских набегах, но и в захвате территорий. Однако продолжались и военные походы. Так, по свидетельствам письменных источников времени правления Ашшурбанипала от набегов киммерийцев страдали многие районы Малой Азии. О том, что эти набеги предпринимались с целью грабежа, имеется прямое указание Геродота (I, 6, 3). Киммерийцы вторгались в Пафлагонию, Йонию, Эолиду, Вифинию. Несколько раз угрожали они и Лидийскому царству, которое располагалось на западе Малой Азии. На основании интерпретации новых опубликованных ниневийских текстов, М. Коган и Х. Тадмор считают, что лидийский царь Гиг искал где-то между 668655 гг. до н.э. ассирийской помощи в его усилиях отразить растущее давление киммерийцев [Cogan, Tadmor 1977, s. 84].

Другие государства Анатолии, включая Табал - прежнего противника Асархаддона - также присоединились к ассирийскому лагерю около 660 г. до н.э., когда возросла киммерийская угроза. Именно в этом году, по мнению В.В. Струве, Гиг при помощи Ассирии одержал победу над киммерийцами, послав в Ниневию в знак благодарности двух пленных киммерийских вождей и часть добычи [Струве 1968]. Однако, в дальнейшем, видимо, вследствие ослабления киммерийской угрозы, Гиг отказался от ассирийской помощи и, заключив союз с египетским монархом Псамметихом I, присоединился к направленной против Ассирии коалиции. Создавшимся положением воспользовались киммерийцы, которые вновь вторглись в Лидию. Гиг был убит, а столица Лидии Сарды разгромлена, что подтверждают и ведущиеся там раскопки, в ходе которых были выявлены следы разрушений и гибели людей около середины VII в. до н.э. [Hanfmann 1983, s. 29, 41]. Относительно даты смерти Гига нет единого мнения: А.Т. Олмтед, К.Ф. Лехманн-Хаупт датируют это событие 652 г. до н.э.; И.М. Дьяконов, В.В. Струве - 654 г. до н.э.; М. Коган, Х. Тадмор - 650 г. до н.э. и наконец А. Спэлингер - 644 г. до н.э. [Махортых 1994, с. 28] О вторжении киммерийцев в Малую Азию и о взятии ими Сард рассказывают также Каллин, Калисфен, Евстафий.

Интерпретируя эти события И.М. Дьяконов [1956 с. 284] и В.В. Струве [1968, с. 90], считали, что усиление киммерийцев произошло за счет фракийского племени треров, проникших в Азию через фракийский Боспор. В частности, Страбон, говоря о нескольких киммерийских походах, упоминает и их поход с трерами. Не исключено, что треры действовали в союзе с частью киммерийцев, переселившихся за Дунай.

После смерти Гига наметилась определенная перегруппировка сил: новый лидийский царь Ардис, сын Гига, отказался от прежней политики отца и вновь принял ассирийскую протекцию, а царь Табала объединился с киммерийцами во главе с Тугдамме в заговоре против Ассирии. Согласно точке зрения И.М. Дьяконова [1956], М.И. Артамонова [1974, с. 28] и некоторых других авторов, скифы во главе с Мадием были направлены Ассирией на помощь Ардису в его борьбе с киммерийцами. Таким образом, в 50-40-х гг. VII в. до н.э. скифы продолжали оставаться союзниками Ассирии, а киммерийцы с Тугдамме и его сыном Сандакшатру являлись союзниками Урарту [Махортых 1998а, с. 100]. По мнению Г. Винклера, которое разделяется практически всеми исследователями, греческой формой киммерийского имени Тугдамме было Лигдамис. Греческие авторы сообщают, что вторжение киммерийских дружин под предводительством Лигдамиса в Азию шло с территорий, близлежащих к Боспору, причем, как было отмечено Плутархом, они составляли лишь незначительную часть киммерийцев, большинство же их продолжало занимать землю у внешнего моря на юге Восточной Европы. Имя Лигдамис было известно Страбону и Каллимаху. В конечном итоге это противостояние закончилось столкновением киммерийцев со скифами, спровоцированным Ассирией, а также, вероятно, гибелью вождя киммерийцев Тугдамме в Киликии около 645-640 гг. до н.э. (после 645 г. до н.э. по И.М. Дьяконову, около 640 г. до н.э.- по М. Когану, Х. Тадмору).

Видимо, поход Лигдамиса был последним киммерийским походом с территории Северного Причерноморья. Не исключено, что около середины VII в. до н.э. Северное Причерноморье окончательно захватили скифы. Само по себе распространение скифских памятников в лесостепной зоне и прилегающих к ней районах является особенностью раннего этапа скифской истории не только на Украине, но и на Северном Кавказе, что было связано с военно-кочевым состоянием скифского общества в это время [Махортых 1991, с. 103,104].

Столкновения со скифами в Малой Азии и в степях Причерноморья заставили киммерийцев отступить в Каппадокию. Там, а также у г. Синопа на южном берегу Черного моря они обитали до конца VII в. до н.э., когда окончательно были разбиты лидийским царем Алиаттом, о чем сообщают Геродот (I, 16, 2) и Полиен (ѴП, 2). О длительном пребывания киммерийцев на Переднем Востоке свидетельствует Аристотель в передаче Стефана Византийского, который сообщает, что киммерийцы около 100 лет владели городом Антандрос на берегу Эгейского моря, и этот город даже назывался Киммеридой.

Именно в VII в. до н.э., когда центр киммерийской активности окончательно переместился в Малую Азию, а затем сами киммерийцы исчезли с исторической арены, путаница с наименованием кочевников (киммерийцев и скифов) в древневосточных источниках становится обычным явлением и не должна вызывать удивления. Свою роль в этом сыграла и близость, существовавшая между киммерийцами и скифами, как в образе жизни, так и в этно-культурном плане. О ней писали многие исследователи, среди которых Е.И. Крупнов, А.Л. Ельницкий, И.М. Дьяконов, В.И. Абаев, Э.А. Грантовский. Имевшее место смешение киммерийцев и скифов в древневосточных источниках, как показала Н.Л. Членова, не является препятствием для утверждения о реальности существования киммерийцев [Членова 1984, с. 4].

Однако среди ряда исследователей в последние годы значительную популярность получила точка зрения о неразличимости и тождественности культур киммерийцев и скифов (А.Ю. Алексеев, А.И. Иванчик и др.).

Парадоксально, что в основе этой гипотезы находятся материалы не юга Восточной Европы - основной территории распространения вышеназванных культур, а, главным образом, две-три находки из Малой Азии (Имирлер, Норшун-тепе). Подобная ситуация представляется мне методически неверной [Махортых 2000, с. 186, 187].

Во-первых, основными археологическими свидетельствами пребывания номадов на Древнем Востоке являются бронзовые наконечники стрел. Однако, по ним невозможно получить достаточно полное представление о культуре киммерийцев или скифов. Общепризнанно, что основным источником изучения культур номадов Евразии являются погребальные памятники. В Малой Азии наиболее известны лишь вещи из грабительских раскопок у Имирлера, а также предположительно разрушенное погребение и кенотаф на поселении Норшун-тепе. К сожалению, они не содержат полноценных данных о погребальной обрядности и культурном комплексе, оставившего их населения.

Во-вторых, немногочисленность и фрагментарность памятников кочевнического облика на Древнем Востоке свидетельствует об эпизодичности и непродолжительности их пребывания в этом регионе. Необходимо учитывать специфику археологических следов кочевнических походов в районы обитания оседлых цивилизаций. Вторжения групп кочевых всадников оставляют только единичные следы, которые могут быть зафиксированы методами археологии лишь с большим трудом, несмотря на размах этих вторжений и их важное историческое значение.

В-третьих, следует учитывать факт участия в переднеазиатских походах, главным образом, мобильных военных отрядов, которые не могут претендовать на отражение всего спектра кочевнического общества. Очевидно, не случайно Плутарх (Марий, ХІ), рассказывая о передвижении в Азию киммерийского вождя Лигдамиса, называет его “незначительной частью целого”.

Четвертым важным фактором является интернациональный характер этих военизированных объединений. В переднеазиатских походах участвовали представители разных народов, в том числе и местные кавказские племена. Как уже отмечалось, инвентарный комплекс захоронения из Норшун-тепе является смешанным [Махортых 1998а, с. 102]. Более 60% в нем составляют урартские и закавказские изделия (удила с витыми стержнями, застежка, топор, наконечники копий). Имеются там и собственно киммерийские предметы, в частности бронзовое кольцо с обломанной подвижной муфтой.

Таким образом, если мы понимаем культуру как целостное явление, охватывающее довольно широкий спектр погребальной обрядности и материального комплекса, то вопрос о тождественности культур киммерийцев и скифов не может решаться на материалах Древнего Востока. Во-первых, из- за отсутствия там надежных источников, во-вторых, из-за локализации центров кочевнических объединений VTTT-VTT вв. до н.э. на территориях, располагавшихся к северу от Главного Кавказского хребта. В связи с вышеизложенным сегодня вряд ли оправдано возвращение к “очень условной”, по определению самого А.А. Иессена, идее о единстве культур киммерийцев и скифов, высказанной им при рассмотрении новочеркасских памятников Северного Кавказа [Иессен 1953, с. 130]. Как известно, эта рабочая гипотеза базировалась на ограниченном и фрагментарном археологическом материале, зачастую не имеющем полевой документации. В настоящее время появился новый массовый материал, который не только дополнил отдельные комплексы, имевшиеся в распоряжении А.А. Иессена, но и позволил установить картину соотношения различных этно-культурных групп (киммерийцы, скифы, смешанные комплексы) на обширном пространстве степи и лесостепи от Днестра до Волги в VTTT-VTT в. до н.э.

Рассмотренные нами свидетельства письменных и археологических источников позволяют сделать вывод о реальности киммерийцев как древнейшего из народов Восточной Европы, оставивших заметный след в событиях мировой истории 1 тыс. до н.э. По масштабам и мощи воздействия на окружающий этнокультурный мир, киммерийцы предваряют собой все те изменения в древнем мире, которые еще в больших масштабах происходят в эпоху скифского господства в Европе и Азии.

Таким образом, в этой главе археологические материалы в сочетании с данными письменных источников позволили охарактеризовать основные этапы киммерийской истории. Первый период (первая половина IX в. до н.э.) связан с формированием культуры киммерийцев и их расселением от Дона до Дуная. Черногоровцы занимали Поднепровье, Крым, Орельско-Самарское и Дунайско-Днестровское междуречья, новочеркассцы локализовались, преимущественно, в Поднепровье и Побужье. В этот период киммерийцы налаживают интенсивные связи с обитателями лесостепного Поднепровья и Поднестровья (для получения продуктов земледелия и ремесла), Северного Кавказа (с целью получения металлических изделий). Прослеживается также миграция киммерийцев в Карпато-Подунавье.

Начало второго периода связано с аридизацией климата в середине IX в. до н.э., и перемещением киммерийцев в северные районы степной зоны, что обусловило вначале военные столкновения, а затем установление мирных контактов с населением лесостепной зоны между Днепром и Днестром. Все эти процессы привели к изменению культуры киммерийцев.

Переход к третьему периоду в истории киммерийцев также связан с экологическим кризисом, охватившим юг Восточной Европы в середине VIII в. до н.э. Если население Северного Причерноморья нашло выход в установлении более тесных связей с населением лесостепи, то киммерийцы Предкавказья, где отсутствовала богатая природными ресурсами лесостепная зона, начали организацию грабительских походов в Переднюю Азию. В них принимали участие и отдельные военные отряды киммерийцев из Северного Причерноморья, что фиксируется по находкам предметов древневосточного облика в предскифских захоронениях Украины. С этого времени о киммерийцах начинают сообщать ассирийские письменные источники.

В начале VII в. до н.э. в восточноевропейские степи с востока приходят скифы. С ними связаны разрушения поселений Предкавказья и лесостепной

Украины. После ряда столкновений пришельцев с местным населением последовал период установления мирных взаимоотношений. Скифы заняли большую часть Северного Кавказа и вместе с киммерийцами стали участвовать в переднеазиатских походах. Однако в 70-е гг. VII в. до н.э. появляется вторая волна скифов, которая окончательно вытесняет киммерийцев с Северного Кавказа. Часть из них уходит в степные и лесостепные районы Украины, где они могли рассчитывать на поддержку местного населения, с которым их связывали тесные и длительные контакты, а также за Дунай на территорию фракийцев - треров. Столкновения между скифами и киммерийцами имели место и на территории Древнего Востока, где в конце VII в. до н.э. в Каппадокии и закончилась история киммерийцев как самостоятельного народа.

<< | >>
Источник: Махортых С.В.. КУЛЬТУРА И ИСТОРИЯ КИММЕРИИЦЕВ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ. 2008

Еще по теме Киммерийцы во второй половине IX - VII вв. до н.э.:

- Археология - Великая Отечественная Война (1941 - 1945 гг.) - Всемирная история - Вторая мировая война - Древняя Русь - Историография и источниковедение России - Историография и источниковедение стран Европы и Америки - Историография и источниковедение Украины - Историография, источниковедение - История Австралии и Океании - История аланов - История варварских народов - История Византии - История Грузии - История Древнего Востока - История Древнего Рима - История Древней Греции - История Казахстана - История Крыма - История мировых цивилизаций - История науки и техники - История Новейшего времени - История Нового времени - История первобытного общества - История Р. Беларусь - История России - История рыцарства - История средних веков - История стран Азии и Африки - История стран Европы и Америки - Історія України - Методы исторического исследования - Музееведение - Новейшая история России - ОГЭ - Первая мировая война - Ранний железный век - Ранняя история индоевропейцев - Советская Украина - Украина в XVI - XVIII вв - Украина в составе Российской и Австрийской империй - Україна в середні століття (VII-XV ст.) - Энеолит и бронзовый век - Этнография и этнология -