ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Дамоне, Никомако, Дория.
Д а м о н е. Ну и ночка была! Что там происходило? Ты как воды в рот набрал! Кто-то суетился, хлопал дверьми, вставал с постели, снова ложился — словом, ни минуты покоя! Я глаз не мог сомкнуть, тем более что комната моя находилась как раз спальней.
В конце концов мне это осточертело, я встал, вышеЛ>^ вот встречаю тебя здесь... а на тебе лица нет! Молчишь? Да rhl впрямь похож на мертвеца! Что происходит? Никомако. Братец ты мой, уж не знаю, куда и бежать, куда прятаться от великого позора, которым я запятнал себя на старости лет. Я обесчещен до конца моих дней, и нет способов смыть это бесчестье, никогда уж не смогу я явиться на глаза жене, сыну, родным и слугам своим. Я сам искал этого бесчестья, и жена помогла мне его найти. Я уничтожен. Прискорбно мне и твое соучастие, ведь все будут знать, что и ты приложил руку к злосчастному этому делу.Дамоне. Что случилось? Ты ничего не сломал?
Никомако. Что я должен был сломать, по-твоему? Эх, кабы голову я себе сломал!
Дамоне. Так что же случилось? Почему ты не хочешь сказать?
Н # к о м а к о. Ух! Ух! Ух! Я так страдаю, что навряд ли сумею тонком объяснить.
Дамоне. Не будь ребенком! Какого черта с тобой приключилось?
Никомако. Ты знаешь, как все тщательно было продумано? Так вот, согласно задуманному, я пробрался в спальню и тихо разделся. Потом, воспользовавшись темнотой, я устроился рядом с Клицией, а Пирро улегся на кушетку.
Д ам о н е. Ну а дальше-то что?
Никомако. Ух! Ух! Ух! Я придвинулся к ней, затем, как это принято у всех новобрачных, хотел положить ей руку на грудь. Она же своею рукой схватила мою руку и не позволила. Я хотел поцеловать ее, а она уперлась ладонью в мое лицо и оттолкнула назад. Тогда я решил навалиться на нее всем телом, но она, изловчившись, так саданула меня коленом, что чуть не поломала мне ребра.
Когда же я удостоверился, что силой тут не возьмешь, я перешел к увещеваниям и сладкими и нежными речами пытал- Ся склонить ее к сдаче: «О сладчайшая душа моя, зачем ты меня мУчщщ>? О радость моя, почему не дашь ты мне добровольно то, Что Другие жены охотно дают своим мужьям?» Ух! Ух! Ух! ¦Дамоне. Уйми слезы!
; Никомако. Я так страдаю, друг мой, что не нахожу себе и не могу сдержать слез... Напрасно я продолжал щебетать.
Не только не подавала малейших признаков приязни, но даже
°^вечала мне. Видя такое ее отношение, я перешел к прокля-
^ И угрозам: мол, сделаю тебе то-то и скажу еще то-то. И тут
она, сжав в коленях ноги, дала мне пару таких пинков, что, не будь одеяла, я наверняка вылетел бы из постели на самую середину комнаты!
Дамоне. Быть того не может!
Н и к о м а к о. А вот, значит, может! Поступив таким образом она перевернулась на живот и так прижалась к постели, что ее не свернули бы с места все подъемные машины, что заняты на постройке нашего главного собора. Я же, убедившись, что ни сила ни угрозы тут не помогут, повернулся к ней СПИНОЙ В надежде что, быть может, к утру она сменит гнев на милость.
Дамоне. Вот это ты поступил разумно! Так ты должен был поступить с самого начала: не хочешь — не надо!
Никомако. Обожди, я не кончил! Самое удивительное еще впереди. Притомившись от обиды и боли, я начал дремать. Как вдруг почувствовал какое-то колотье в боку, возле поясницы, - пять или шесть сильных таких ударов! Спросонья я завел туда руку и нащупал нечто такое твердое и острое, что заставило меня пулей выскочить из постели, ибо в ту же секунду вспомнил я о кинжале, которым Клиция грозилась меня зарезать. Заслышав шум, спавший до тех пор Пирро проснулся. Я же, подстегиваемый не столько разумом, сколько страхом, велел ему сбегать за огнем, сказав, что Клиция приготовила кинжал и хочет нас зарезать. Пирро вмиг сбегал за светильником, и тут вместо Клиции мы увидели Сиро, моего слугу. Этот паршивец возлежал на постели совсем голый, давился от хохота и в знак полного презрения ко мне изображал рукой непотребные жесты.
Дамоне.
Ха! Ха! Ха!Никомако. Эх, Дамоне, и ты еще смеешься?
Дамоне. Мне очень жаль, что все так произошло, но, право, нельзя удержаться от смеха.
Д о р и я (в сторону). А я пойду расскажу все хозяйке. То-т° будет веселье.
Никомако. Вот какая беда со мной стряслась, и, что само6 скверное, все будут над ней потешаться, а мне остается толЫ^ плакать. Даже слуги мои Пирро и Сиро, нисколько не стесня меня, то хохотали навзрыд, то говорили какие-то гадости. Пот ^ кое-как одевшись, поспешили куда-то, скорее всего к моей #
° я ДРУГИМ женщинам, и теперь, поди, хохочут все вместе. Итак,
надрывают животики и одному Никомако слезы.
Дамоне. Полагаю, ты не сомневаешься, сколь огорчительна ^не вся эта история, ибо из-за твоей влюбленности и я был втянут в эти плутни.
Никомако. А можешь ты мне дать какой-нибудь совет? ради Бога, хоть теперь не покидай меня!
Дамоне. Думаю — если, понятно, не подвернется счастливый сЛучай, — ты должен целиком предать себя в руки Софронии. Скажи ей, что отныне и во веки веков она может поступать и с тобой, и с Клицией, как ей заблагорассудится. Ведь и ей тоже надо будет позаботиться о твоей чести, ибо, раз вы — муж и жена, любой твой позор становится и ее позором. Вот, кстати, и сама Софрония. Иди, поговори с ней, а я пройдусь по улицам, загляну на рьщок и послушаю, какие толки идут обо всем этом деле, и если что услышу, то уж постараюсь выгородить тебя как смогу.
Никомако. Прошу тебя.