Презентация — репрезентация — симуляция

Образы многозначны. Предположение о том, что они возникли за­долго до развития сознания из страха смерти или из страха перед необходимостью умирать — не является ложным. Дитмар Кампер по­лагал: «Цель образа — прикрыть рану, из которой происходит чело-

200

Проблемное поле Исторической антропологии

век.

Образ осциллирует между образами с иератически-магическим ха­рактером, когда образ идентичен тому, что он показывает, и образами, которые уже ничего не репрезентируют, а только симулируют. В такой ситуации можно выделить три вида образов:

— образ как магическое присутствие,

— образ как миметическая репрезентация, t..

— образ как техническая симуляция.

Между этими видами образов есть многократные пересечения. Но такое различение все же оказывается удобным; оно позволяет иден­тифицировать различные, отчасти противоречивые иконические при­знаки.

Образ как магическое присутствие: К образам, которые возникли в те времена, когда образы еще не стали произведениями искусства, относятся статуэтки, маски, культовые изображения, сакральные изображения25. Среди них особую роль играют образы, являющие магическое присутствие богов, то есть изображения богов или идо­лы.

Глава 11. Образ и воображение

201

смерти и последствием которого является сакрализация черепа покой­ника и посмертной маски.

Также и в почитании золотого тельца, о котором сообщает Ветхий Завет, речь идет о культовом образе, в котором совпадают бог и об­раз и присутствие бога воплощается в тельце и символизируется им. В то время как Моисей получает на горе Синай заветы от Бога, в которых выражен четкий запрет творить образ Бога и почитать об­разы, народ под предводительством старшего брата Моисея Аарона поклоняется образу в соответствии с древней потребностью. У Ааро­на обнаруживает себя иконопочитающая (поклоняющаяся образам), позиция, а у Моисея — иконоборческая (иконокластичная), обе по сей день представляют собой две принципиальные позиции в обращении с образами. Общим для них является то, что они убеждены во вла­сти образов. Эта «власть вырастает из способности представлять се­бе непостижимое и далекое бытие, наделять его таким присутствием, которое полностью заполняет пространство человеческого внимания. Сила образа — в уподоблении, он приравнивает себя к представляе­мому. Золотой телец есть (в перспективе ритуала) Бог. Образ и его содержание сплавляются до неразличимости»27.

В средневековом культе мощей — приписываемой святому малой части тела достаточно для полного присутствия святого. «Здесь лежат тела многих святых», — гласит надпись в коллекции мощей в Конке. Святые присутствуют, они не репрезентированы своими мощами. Они проявляют для верующих свою целительную силу в том месте, где находятся части их тел. Мощи освящают место и участников ритуаль­ных действий. С помощью ритуальных действий между мощами как образным воплощением святого и ожидаемым вследствие ритуальных действий благом устанавливается связь, которую в других культурных контекстах назвали бы магической.

Во многих произведениях современного искусства не репрезентиру­ется ничего сверх произведения искусства, а создается исключительно присутствие, в этом они сравнимы с совершенно древними (культовы­ми) произведениями до эпохи искусства. Например, у Марка Ротко и Барнетта Ньюмана отчетливо инициируется образный опыт сакраль­ного или нуминозного, например в часовне Ротко в Хьюстоне, где цве­та образов оставляют зрителя в диффузном подвешенном состоянии, в котором «присутствие и диффузность» таинственным образом сохра­няют равновесие. Образы Ньюмана также сталкивают зрителя с его границами и дают ему испытать свою беспомощность. В самопонима­нии Ньюмана здесь становится возможен опыт утонченного. «Он ха-

202

Проблемное поле Исторической антропологии

Глава 11. Образ и воображение

203

рактеризует чрезмерное требование когнитивной мощности благодаря чему-то великому. Осознаваемый отказ от этого великого становится неожиданным выигрышем... В этом отношении образ Ньюмана не хо­чет ничего показать (в том числе и лишь цветные поверхности); он намерен воздействовать в чистом виде, что-то запустить в зрителе. В тот момент, когда ему это удается, он как образ полностью снимает себя»28.

Образ как миметическая репрезентация: В произведении Платона образы становятся репрезентацией чего-либо, чем они сами не явля­ются. Они представляют нечто, выражают нечто, указывают на нечто.

Но люди не могут избежать очарования эстетических произведе­ний и вымыслов; они ведут себя по отношению к ним миметически, то есть связывают себя с ними, снимают «отпечаток» с них и инкорпори­руют его. Поскольку, согласно Платону, этому механизму невозможно противостоять, то поэзию и искусство следует исключить из Государ­ства. Только так можно избежать того, чтобы миметическое усвоение образов или эстетических репрезентаций не наслаивалось на мимезис социального мира и не вредило ему. Ибо миметические процессы воз­никают как в связи с реальным миром, так и в связи с формами эстети­ческого мира, и различить их можно только по вторичным признакам.

Создание (миметическое) репрезентаций относится к элементар­ным антропологическим способностям.

Издавна люди создавали образы человеческого тела. Эти образы тела — это образы человека, также как представления человека — все­гда представления тела. Образы по-разному представляют тело, кото­рое с биологической точки зрения оставалось неизменным в истори­ческом времени человечества. История этих изображений представля­ет нам историю человеческого тела. Она есть одновременно история представлений человека и история образов человека. Из этого можно сделать вывод: «Человек таков, каким он предстает в теле. Само тело есть образ, еще до того, как оно воспроизводится в образах. Изобра­жение— это не то, чем оно полагает быть, а именно воспроизводство тела. На самом деле оно -— производство образа тела, который уже дан в самопредставлении тела. Треугольник человек—тело—образ неразре-

^о

шим, если не учитывать все три величины» .

Образ как техническая симуляция: сегодня все имеет тенденцию становиться изображением: трансформируется даже непрозрачное те­ло, оно теряет свою непроницаемость и пространственность, становит­ся прозрачным и мимолетным. Процессы абстрагирования выливают­ся в образы и визуальные знаки. Их встречаешь повсюду: ничто уже не является больше чуждым и подавляющим. Образы приводят к исчез­новению вещей, «действительного». Наряду с передачей по традиции текстов впервые в истории человечества накапливаются, сохраняются и передаются следующим поколениям в огромных количествах так­же образы. Фотографии, фильмы, видео становятся опорой для памя­ти, возникает память, опирающаяся на образы.

204

Проблемное поле Исторической антропологии

Образы —это специфическая форма абстракции; их плоскость трансформирует пространство. Электронный характер телеобразов делает возможным их вездесущность и ускорение. Такие образы могут почти одновременно передаваться во всех уголках мира34. Они дела­ют мир миниатюрным и дают специфический опыт мира как образа. Они представляют собой новую форму товара и подчиняются принци­пам рыночной экономики. Их даже тогда производят и продают, когда предметы, к которым они отсылают, не становятся товаром. Образы оказываются в обмене с другими, отсылают к другим; они удержи­вают только визуальную компоненту и собирают мир по-другому; со­здаются фрактальные образы, образующие каждый раз новую целост­ность. Они движутся, указывают друг на друга. Их ускорение делает их неразличимыми и уподобляет их друг другу: мимезис скорости. Из-за своего плоскостного, электронного и редуцирующего характера об­разы становятся все более подобны друг другу, несмотря на содержа­тельное различие. Они захватывают человека, смотрящего на них. Они очаровывают и страшат. Они расторгают установившиеся отношения между вещами и людьми и переводят их в мир призрачности. Мир, политика и социум эстетизируется. В миметическом процессе образы ищут прообразы для уподобления им; они трансформируются в но­вые фрактальные образы без опорных, референтных рамок. Возникает промискуитет образов. Развивается опьяняющая игра симулякрами и симуляциями: крайняя дифференциация образов при одновременном разрушении разницы между ними. Образы как образы —это послания (МакЛюэн).

Образы распространяются со скоростью света. Возникает мир ви­димости и очарования, отрывающийся от «действительности». Мир видимости ширится и имеет тенденцию захватывать у других миров их содержательную реальность. Все больше и больше производится обра­зов, отправной точкой которых являются только они сами и которым не соответствует никакая действительность. В конце концов все стано­вится игрой образов, в которой все возможно, так, что значение теряют и этические вопросы. Если все превращается в игру образов, то неиз­бежны произвол и необязательность. Созданные таким образом миры образов оказывают обратное воздействие на жизнь. Все сложнее раз­личить жизнь и искусство, фантазию и действительность. Обе сферы уподобляются друг другу. Жизнь становится про-образом мира види­мости, а мир видимости — про-образом жизни. Визуальное гипертро­фированно развивается. Мир становится прозрачным: время уплотня­ется так, словно бы единственным актуальным настоящим являются

Глава 11. Образ и воображение

205

ускоряющиеся образы. Образы пленяют желание, сковывают его, сти­рают границы и уменьшают различия. В то же время они ускользают от желания; при одновременном присутствии они указывают на отсут­ствующее. Вещи и люди хотят стать образами.

Образы становятся симулякрами35. Они к чему-то отнесены, упо­добляются и являются продуктами мимикрии. Политические дискус­сии проводятся не ради них самих, а инсценируются для образного представления и распространения по телевидению. То, что имеет ме­сто в качестве политического разногласия, всегда уже ориентировано на свое образное представление. Телеобразы становятся средой (меди­умом) политической дискуссии. Зрители смотрят на симуляцию поли­тического разногласия, в ходе которого все так инсценировано, чтобы они поверили, будто политическая дискуссия является подлинной. Все всегда уже расчетливо настроено на трансформацию в мир видимо­сти. Если она удается, то спор имеет успех. В качестве симуляции по­литики возникают воздействия политического. Симуляции оказывают большее воздействие, чем «действительные» политические дискуссии.

Симулякры находятся в поиске про-образов, которые создаются прежде всего ими самими. Симуляции становятся знаками-образами, имеющими обратное воздействие на характер политического разногла­сия. Становится сложно провести границы между действительностью и симулякрами; стирание границ привело к новым пересечениям и про­никновениям. Миметические процессы позволяют циркулировать про­образам, отображениям и копиям. Цель образов в том, чтобы быть по­хожими уже не на про-образы, а на самих себя. Подобное происходит и в отношении человека. Целью является исключительное подобие инди­видов самим себе, достижимое как следствие продуктивного мимезиса на фоне всеобъемлющего дифференцирования в том же субъекте.

Невозможность прорвать экран образов

Невозможность прорваться сквозь образы — центральна для наше­го понимания образов. Она становится темой посвященных образам наук, в которых следует избегать сведения образов к дискурсу. По­скольку тело человека — это место образов, то человек живет во внут­реннем мире образов, состоящем из разнородных образов, из которого он не может вырваться. В образах находят свое выражение фанта­зия, воображение, имажинация — воображаемое вообще, — последнее невозможно постичь без помощи образов36. •-'*• Каким бы достижением для истории искусств ни была иконология

206

Проблемное поле Исторической антропологии

Панофского, сегодня все же очевидны границы его интерпретационно­го учения, категории которого, полезные при рассмотрении искусства Возрождения, излишне когнитивны и направлены на прочтение тек­стов, но при этом в них недостаточно чутья и интуиции для обраще­ния с образностью образов37. На первой ступени до-иконографическо­го понимания происходит постижение линий и цветов образа прежде всего как фигур и вещей; для понимания образа не нужно обшир­ных познаний. Это нужно на второй иконографической ступени, на которой для понимания, например, смысла представленного распятия Христа необходимо знание Евангелия. Иконологическая суть образа — это тема третьей ступени. Здесь образ должен пониматься как форма выражения христианства в исторический момент возникновения об­раза. Для этого могут потребоваться значительные по объему штудии теологических, философских и политических вопросов времени. Це­лью является оценка культурно-исторического значения образа. Что отсутствует, так это третья ступень, постижение сути образа. «Его со­держание—это созерцание как рефлексия о созерцаемом в образе, а также о самом возможном только в образе. Этот иконический спо­соб созерцания, относящийся к самому созерцаемому в образе, можно назвать иконикой (иконика от eikon, точно также как логика от lo­gos или этика от ethos)»38. Когда образы представляют историю, то в рамках иконики размышляют об отношении образов к языку, напри­мер о различии, которое существует между последовательностью рас­сказа и симультанностью образного представления. Кроме того речь идет о созерцании образа и о формах его усвоения и эстетической рецепции. Если в случае беспредметных образов, например квадра­тов Мондриана, учение об интерпретации Панофского наталкивается на свою ограниченность, то не избежать развития иконического со­зерцания как «креативного и в принципе незавершаемого разыгрыва­ния заложенного в образе потенциала к структурированию. Именно в разыгрывании того содержащегося в образе противоборства сил зри­тель осознает свою активность по структурированию, но также и свою неспособность распоряжаться и беспомощность, и при том в весьма особом опыте, что любое проводимое им структурирование опирает­ся на один и тот же феномен, но что никакой из возможных актов структурирования не ведет к тому, чтобы окончательно установить эту идентичность и овладеть ею»39. Рассматриваемый здесь метод от­крывает зрителю его «непреодолимую неспособность распоряжаться и беспомощность» в отношении образа и дает тот эстетический опыт, что «идентичность образа как та замещающая репрезентирующая форма

Глава 11. Образ и воображение

207

сама ничем иным не репрезентируема»40. Образы обладают неснима­емым качеством, заключенным в их образности, это качество снова и снова указывает зрителю на образность образа. В эстетическом опыте приобретается опыт Другого, который так убедительно выразил Рем­бо: я есть другой. То, что Рене Шар сказал о стихотворениях, по ана­логии верно и для искусства в целом: образы знают о нас нечто, чего мы не знаем. В них есть элемент неожиданности, который невозможно предвидеть, который зачастую избегает обыденной рациональности и который дан нам еще до того, как нам откроется смысл образов.

Исходя из этих соображений, миметическое обращение с произве­дениями искусства может способствовать иконическому опыту. Миме­тические процессы нацелены на «воссоздание» образов с помощью зре­ния и на запись их во внутреннем мире образов с помощью способности воображения. Воссоздание образов — это процесс миметического усво­ения, записывающий образы в их образности в мир представлений и воспоминаний. Миметическая обработка образов нацелена на усвоение их образности, данной до, при, после и вне всякой интерпретации. Ко­гда образы восприняты и записаны во внутренний мир образов, тогда они образуют отправные точки для толкований, которые в ходе жиз­ни постоянно изменяются. Независимо от данных на сей момент ин­терпретаций повторное миметическое обращение с образами — это акт усвоения, даже познания. Он включает концентрацию и готовность к воссозданию воображаемых образов и снова и снова требует «освеже­ния» благодаря зрительной встрече с реальными образами или их ре­продукциями. В миметической встрече отказываются распоряжаться образами. Зрительное воссоздание их форм и цвета требует оттесне­ния на второй план образов и мыслей, возникающих во внутреннем мире зрителя; оно требует фиксации образа в поле зрения, открыто­сти его образности и доверия ему. Миметический процесс состоит в том, чтобы зритель уподобил себя образу с помощью зрительного вос­создания, записал его в себе и благодаря этому образу расширил свой внутренний мир образов41.

В миметическом усвоении образа можно различить две переходя­щие одна в другую фазы. В первой фазе образ находится перед гла­зами зрителя, во второй он уже записан во внутреннем мире обра­зов. В первой фазе речь идет о преодолении механического видения, схватывающего образы как и другие предметы и отделывающегося от них «галочкой» — «ознакомлен». Видение, направленное на ориенти­рование и распоряжение, представляет собой защиту от чрезмерных требований образов. Это видение включает сокращение возможностей

208

Проблемное поле Исторической антропологии

видения. В акте осознанного миметического видения целью являет­ся развитие способности видеть. Сюда относятся пребывание около предмета, преодоление привычного и открытие непривычного. С этой точки зрения миметическое усвоение образов и предметов — это за­медляющий элемент, направленный на «захваченное схватывание». Во второй фазе образ вследствие миметического видения является уже частью внутреннего мира образов. Только теперь происходит миме­тическое «уподобление» образу. Оно с необходимостью незавершено и может снова и снова достигать новых градусов интенсивности. Фик­сация в представлении того, что стало, таким образом, внутренним, тренирует способность концентрации, а вместе с ней и силу воображе­ния. Поскольку образ воспроизводится только воображаемо, его необ­ходимо все время заново восстанавливать вопреки присущей ему неиз­бежности исчезновения и фиксировать вопреки потоку всплывающих во внутреннем мире «образов-помех». Эта деятельность воображения миметична и представляет собой элемент всякого креативного произ­водства образов.