<<
>>

§ 79. Критический экскурс. Феноменология              10 и трудности «самонаблюдения»

Из только что изложенного всякому видно, что феноменологию не затронул тот методологический скепсис, который, параллельно, в эмпирической пси- is хологии так часто приводил к отрицанию или же несообразному ограничению ценности внутреннего опыта.

Совсем недавно Г.Й. Ватт[51] тем не менее полагал, что может представлять такой скепсис перед лицом феноменологии, причем он, правда, не постиг 20 специфического смысла чистой феноменологии, ввести которую пытался я в «Логических исследованиях», и не увидел различия между чисто-феномено- логическим и эмпирически-психологическим положением дел. Сколь бы близки НИ были трудности В 25i той и другой области, все же есть разница, ставится ли вопрос о широте и принципиальной познаватель- amp; ной ценности констатации существования здесь, выражающих данности нашего (человеческого) внут- о реннего опыта, т. е. вопрос психологического мето- зо - да, или же, с другой стороны, ставится вопрос о о принципиальной возможности и широте сущност- g ных констатаций, каковые должны относиться, на і

основе чистой рефлексии, к переживаниям как таковым, по их собственной, не зависящей от естественной апперцепции сущности. И все же между этим и другим вопросами существует внутренняя сопря- 5 женность, и в значительной мере существуют между ними и конгруэнтности, которые и оправдывают учет возражений Ватта, в особенности же столь примечательных его суждений, как, например, следующее: «Едва ли возможно хотя бы гадать о том, как дости- 10 гается познание непосредственного переживания. Ибо такое познание — и не знание, и не предмет знания, а нечто иное. Непонятно, как выливается на бумагу отчет о переживании переживания, даже если таковое и наличествует». «Так или иначе, это по- 15 следний вопрос фундаментальной проблемы самонаблюдения». «В наши дни такое абсолютное описание называют феноменологией»[52].

Реферируя изложенное у Т.

Липпса, Ватт вслед за тем говорит: «Той действительности, о которой мы 2о знаем, действительности предметов самонаблюдения, противостоит действительность нынешнего Я и нынешних переживаний сознания. Эта действительность пережита [т. е. просто пережита — она не «зна- ема», т. е. не схвачена рефлективно]. Именно поэтому 25 она и абсолютная». «Можно быть весьма различного мнения относительно того, — прибавляет Ватт со своей стороны, — как поступать с этой абсолютной действительностью... Возможно, речь здесь идет таксі) же только о результатах самонаблюдения. Если это ^ зо последнее — лишь глядящее назад созерцание, зна- 5 ние переживаний, каковые имелись в качестве пред- метов, то как же можно устанавливать состояния, m относительно которых не может быть знания, которые лишь сознаются? Именно потому-то вокруг всего 35 этого и вращается вся столь важная дискуссия, именно вокруг выведения понятия непосредственного переживания, каковое не есть знание. Наблюдать — это надо уметь. Переживать же — переживает каждый.

Но только он не знает этого. А если бы и знал, как бы мог он знать, что его переживание действительно абсолютно таково, каким он мыслит его себе! Из чьей головы феноменология выскочит во вполне сложившемся виде? Возможна ли и в каком смысле возможна 5 феноменология? Такие вопросы встают сами собою. Может быть, обсуждение самонаблюдения в экспериментальной психологии и прольет новый свет на всю эту область. Ибо проблема феноменологии необходимо возникает и для экспериментальной психологии, ю Возможно также, что ответ с ее стороны будет более осторожным — ведь ей недостает рвения первооткрывателя феноменологии. Во всяком случае как таковая, она более зависит от индуктивного метода»[53]. При столь благочестивой вере во всесилие индуктивного 15 и к тому же косвенного метода, выраженной в последних строках (Ватт едва ли стал бы держаться их, если бы задумался об условиях возможности такого метода), весьма неожиданно признание того, «что функционально анализирующая психология никогда 20 не сможет объяснить факт знания»[54].

В противовес таким, характерным для современной психологии высказываниям, именно в той мере, в какой они разумеются психологически, нам следовало бы заявить о проведенном выше различении психоло- 25 гического и феноменологического вопросов, подчерк- ' нув в этой связи, что феноменологическому учению о сущностях столь же мало приходится беспокоиться о методах, посредством которых феноменолог мог бы удостоверится в существовании переживаний, слу- зо жащих опорой для его феноменологических констатации, как геометрии не приходится интересоваться тем, каким образом следует методически удостоверяться в существовании фигур на доске или моделей В шкафу.

Ни геометрия, НИ феноменология, будучи 35 науками о чистой эссенции, не ведают констатации относительно реального существования. С этим-то и связано то обстоятельство, что ясные фикции пре-

доставляют им не только столь же хорошее, но — ив большом объеме — лучшее основание, нежели данности актуального восприятия и опыта13.

Если же теперь феноменология и не обязана давать никаких констатаций относительнр существования переживаний, т. е. не ставит никаких «опытов» и «наблюдений » в естественном смысле, в том, в каком наука о фактах обязана опираться на подобные вещи, то все же — в том принципиальное условие ее возможности — она дает сущностные констатации относительно нерефлектируемых переживаний. А этими констатациями она обязана рефлексии — конкретнее же, рефлективной интуиции сущностей. Стало быть, скептические сомнения касательно самонаблюдения должны быть учтены и феноменологией, причем постольку, поскольку они вполне понятным образом могут распространяться с рефлексии имманентно постигающей и вообще на любую рефлексию.

И на деле, что бы сталось с феноменологией, если бы нельзя было усмотреть, «как выливается на бумагу отчет о переживании переживания, даже если таковое и наличествует»? Что сталось бы с нею, если бы ей было разрешено высказываться о сущностях «зна- емых», рефлектируемых переживаний, но не было бы разрешено — о сущностях переживания попросту как таковых? Что бы с нею сталось, если бы едва ли возможно было «хотя бы гадать о том, как достигается познание непосредственного переживания» — или же, иначе, познание его сущности? Пусть феноменолог не обязан совершать какие-либо констатации относительно существования переживаний, какие рисуются ему в качестве показательных для его идеа- ций. Все же в этих идеациях — вот как можно было бы возразить — он усматривает лишь идеи того, что он имеет перед глазами в качестве показательного примера. А когда его взгляд обращается к переживанию, это последнее и становится тем, в качестве чего оно отныне представляется ему, — когда же он от- вратит свой взор, переживание опять-таки делается иным.

Схваченная сущность — это лишь сущность рефлектируемого переживания, и совершенно необоснованно мнение, будто посредством рефлексии можно обрести абсолютно значимое познание — все 5 равно, переживаний ли вообще, или же переживаний рефлектируемых или нерефлектируемых. «Как же можно устанавливать состояния, — пусть даже и сущностных возможностей, — относительно которых не может быть знания? »              ю

Это, очевидно, относится к любому виду рефлексии, хотя в феноменологии, собственно, каждый вид претендует на свою значимость в качестве источника абсолютных познаний. Фантазия рисует мне вещь — пусть бы то был даже и кентавр. Я полагаю теперь, 15 будто знаю, что таковой предстает в известных «способах явлениях», в известных «нюансированиях чувства », в постижениях и т. п. Я полагаю, будто обладаю сущностным усмотрением того, что такой предмет вообще может созерцаться лишь в подобных спосо- 20 бах явлениях, лишь посредством подобных функций нюансирования и т. п. касательно того, что вообще может играть тут какую-либо роль. Однако, пока я обладаю кентавром в своем взгляде, я не обладаю в своем взгляде его способами явления, нюансирую- 25 щими данными, постижениями, и пока я схватываю I его сущность, я не схватываю их и их сущность. Для последнего же необходимы известные рефлективные повороты взгляда — такие, однако, которые приводят в движение и модифицируют все переживание; и зо так я, с каждой новой идеацией, получаю нечто новое в своем взгляде и не в праве утверждать, будто обрел сущностные компоненты нерефлектированного переживания. Я не в праве утверждать, что к сущности вещи принадлежит то, что она предстоит в «явлени- 35 ях», будучи нюансируема данными ощущения, которые со своей стороны испытывают определенные постижения, и т. д.

Трудность, очевидно, касается и анализов сознания в аспекте «смысла» интенциональных пережива- 40

нии и всего того, что принадлежит к подразумеваемому в мнении, к интенционально-предметному как таковому, к смыслу высказывания и т.

п. Потому что и это все — анализы в пределах специфически на- 5 правленных рефлексий. Сам Ватт заходит очень далеко, говоря следующее: «Психология ооязана уяснить себе, что вместе с самонаблюдением изменяется предметная сопряженность подлежащих описанию переживаний. Вполне возможно, что такое изменение от- 10 личается куда большим значением, чем склонны мы думать»[55]. Будь Ватт прав, то, стало быть, мы утверждали слишком многое, если бы констатировали путем самонаблюдения, что мы только что внимательно смотрели вот на эту книгу да и все еще смотрим на is нее. Последнее было бы верно до рефлексии. Таковая же изменяет «подлежащее описанию переживание» внимания, причем (согласно Ватту) в аспекте его предметной сопряженности.

на

ф

и и

Любой подлинный скептицизм, какому бы виду и 20 направлению он ни принадлежал, заявляет о себе принципиальной противосмысленностью своей аргументации, — в качестве возможности ее значимости, он предпосылает именно то, что отрицается его тезисами. Можно без труда убедиться в том, что этот при- 25 знак верен и для той аргументации, какая обсуждается сейчас нами. Ведь и говорящий: Я сомневаюсь в познавательном значении рефлексии, — утверждает противосмысленное. Потому что, делая высказывания о своем сомнении, он рефлектирует, и, если при- зо нять такое высказывание как значимое, необходимо 5 предпослать, что рефлексия действительно и несом- ^ ненно обладает той самой познавательной ценного стью (скажем, для данных случаев), что она не изменяет предметной сопряженности, что нерефлекти- 35 руемые переживания, переходя в рефлексию, не утрачивают свою сущность.

Далее: во всей такого рода аргументации о рефлексии постоянно говорится как о факте — постоян

но говорится и о том, в чем таковая повинна или не повинна; тем самым речь, естественным образом, постоянно идет и о «не знаемых», нерефлектируемых переживаниях — вновь как о фактах, а именно таких, из которых вырастают факты рефлектируемые.

Так 5 что постоянно предпосылается знание о нерефлектируемых переживаниях, а среди них и о нерефлектируемых рефлексиях, между тем как в то же самое время возможность такого знания ставится под вопрос. Именно так — в той мере, в какой сомнения вы- ю зывает возможность констатировать что бы то ни было относительно содержания нерефлектируемого переживания и о функции рефлексии, — в какой мере таковая изменяет изначальное переживание и не подделывает ли она его, так сказать, обращая в нечто то- 15 тально иное.

Однако ясно ведь, что будь только это сомнение и полагаемая им возможность оправданы, не останется ни малейшего оправдания для уверенности в том, что вообще имеется и может существовать как нерефлек- 20 тированное переживание, так и рефлексия. Далее, ясно, что переживание — постоянная предпосылка — может быть «знаемым» лишь через посредство рефлексии и, как непосредственное знание, обосновываться лишь рефлективным, дающим созерцанием, is Равным образом и касательно утверждения о действительности или возможности модификаций, насту- ^ пающих через посредство рефлексии. Однако если § все подобное дано через созерцание, то оно дано в о некоем содержательном наполнении созерцания, а зо - тогда противосмысленно утверждать, что тут вообще о нет ничего познаваемого — ничего относящегося к § содержательному наполнению нерефлектируемого | переживания и способа модификации, каковой оно х испытывает.              35 -о

противосмысленность. Здесь, как и всегда, скепсис утрачивает свою силу, когда мы от словесной аргументации возвращаемся назад к сущностной интуиции, к g первозданно, из самого источника, дающему созерца- 40

Сказанного достаточно, чтобы отчетливой стала 8\

CD ? Q ч

X

нию и к исконнейшему праву этого последнего. Правда, все зависит от того, будем ли мы действительно осуществлять таковое, будем ли мы действительно способны возвысить стоящее под вопросом, явив его в свете подлинной сущностной ясности, или же воспринять то изложение, какое мы пытались дать в предыдущем параграфе, столь же интуитивно, как оно было осуществлено и предложено. Феномены рефлексии — это на деле сфера чистых и при известных условиях совершенно ясных данностей. То, что от предметно данного как такового возможно рефлектировать к дающему сознанию и его субъекту, от воспринимаемого, физически наличного «вот здесь»— к акту восприятия, от воспоминаемого, пока таковое «преподносится» нам как таковое, как «бывшее», — к акту воспоминания, от высказывания в его протекающей данности — к акту высказывания, — это все в любое время достижимое — ибо непосредственное — усмотрение сущности: при этом данностью становится акт восприятия как акт восприятия именно этого воспринимаемого, соответствующее сознание — как сознание вот именно этого сознаваемого. Очевидно, что по мере сущности, — стало быть, не просто по случайным основаниям, скажем, просто «для нас» и для нашей случайной «психологической конституции»— нечто подобное сознанию и содержанию сознания (в реальном и интенциональном смысле) познаваемо лишь посредством рефлексий указанного вида. Подобной абсолютной и усмотримой необходимостью связан даже и сам бог — как, скажем, и тем усмотрением, что 2 + 1 = 1 + 2. И он мог бы обретать познание своего сознания и содержательного наполнения такового лишь рефлексивно[56].

Тем самым одновременно сказано, что рефлексия не может вовлекаться в какой-либо антиномический спор с идеально совершенным познанием. У всякой разновидности бытия — это нам доводилось уже не раз подчеркивать — сбои способы данности, по мере сущности, а тем самым и свои способы познавательного метода. Обходиться с существенно своеобразными чертами таковых как с недостатками, тем более приписывать их «нашему человеческому» познанию в качестве случайных, фактических недостатков такового — все это противосмысленность. Другой же вопрос, который равным образом следует обсуждать через посредство сущностного усмотрения, — это вопрос о возможной «широте» познания, о каком идет сейчас речь, следовательно вопрос о том, как нам уберегать себя от высказываний, которые выводили бы за пределы вот такого-то действительно данного и эйдетически схватываемого; и вот еще один вопрос — вопрос об эмпирической методике — как мы, люди, скажем психологи, должны поступать в данных психофизических обстоятельствах, дабы придавать возможно высокое достоинство нашим человеческим познаниям.

В остальном же следует подчеркнуть, что все вновь и вновь воспроизводимый нами рекурс к усмотрению (очевидности или, иначе, интуиции) здесь, как и всегда, — не фраза: этот рекурс означает (в смысле вводного раздела) возвращение к тому, что последнее во всяком познании, — точь-в-точь в том самом смысле, в каком говорится об усмотрении самых первоначальных аксиом логики и арифметики[57]. Однако вся- кий, кто научился постигать данное в сфере сознания с усмотрением, подивится фразам вроде той, что была приведена выше: «Едва ли возможно хотя бы гадать о том, как достигается познание непосредственного переживания»; отсюда можно заключить лишь об одном — о том, что имманентный сущностный анализ продолжает оставаться чуждым современной психологии, хотя таковой есть единственно возможный метод фиксации понятий, каким положено функционировать в качестве определяющих в любой имманентной психологической дескрипции»17,18.

Во всех проблемах рефлексии, какие обсуждали мы сейчас, особенно чувствительно сказывается внутренняя взаимосвязь феноменологии и психологии. Всякое сопрягающееся с разновидностями переживания сущностное описание выражает безусловно значимую норму такого-то возможного эмпириче- ского существования. В особенности это, естественно, касается всех тех разновидностей переживания, которые конститутивны для психологического метода, — таковое верно относительно всех модусов внутреннего опыта. Следовательно, феноменология — это инстанция для основополагающих методологических вопросов психологии. То, что она установила в общем виде, должно признаваться психологом как условие возможности всякой дальнейшей его методики, а при случае и использоваться им. Все же то, что оказывается в несогласии со сказанным, отмечено принципиальной психологической противосмысленно- стью, — точь-в-точь как в сфере физики любое оспаривание истин геометрии, как и истин онтологии природы вообще, есть характерная черта принципиальной естественно-научной противосмысленно- сти.

Такого рода принципиальная противосмыслен- ность и сказывается в надеждах на то, что скептические сомнения относительно возможности самонаблюдения могут быть преодолены на путях экспериментальной психологии через посредство психологической индукции. И тут все точь-в-точь так, как с параллельным скепсисом, какой проявляется в области физического познания природы, если бы тут желали преодолевать средствами экспериментальной физики, — таковая на каждом шагу предполагает права внешнего восприятия, — сомнения в том, не обманывает ли нас, в конце концов, совершенно любое внешнее восприятие (ведь и действительно — любое восприятие, взятое по отдельности, может нас обманывать).

В остальном же пусть все сказанное здесь в общем виде обретет вящую убедительность в дальнейшем — прежде всего благодаря прояснению объема рефлективного усмотрения сущностей. Сопряженности, какие существуют между феноменологией (или же пока не отделенной здесь от нее — ив любом случае тесно с нею связанной эйдетической психологией) и психологией как опытной экспериментальной наукой и какие были лишь затронуты сейчас, тоже должны быть

-©- О

прояснены в дальнейшем, вместе со всеми относящимися сюда глубокими проблемами, — в книге второй g настоящего сочинения. Я твердо уверен в том, что в не столь отдаленное время всеобщим достоянием станет следующее убеждение: феноменология (или же

-е-

gt;х

о

х

0

2 эйдетическая психология) есть методологически основополагающая наука для психологии в том самом g смысле, в каком содержательные математические § дисциплины (например, геометрия и кинематика) о ю служат основополагающими дисциплинами физики, о              Старинное учение онтологии — познание «возмож

ностей» должно предшествовать познанию действительности — это, на мой взгляд, великая истина, — если только она понята верно и верно поставлена на о 15 службу делу.

80. Сопряженность переживаний с чистым Я

О х Q) ? О х

-в-              Среди всеобщих сущностных своеобразных черт

20 трансцендентально очищенной области переживаний первое место подобает, собственно говоря, сопряженности любого переживания с «чистым» Я. Любое «cogito »у любой акт в указанном смысле характеризуются как акт Я: акт «проистекает из Я» Я «актуаль- 25 но живо» в акте. Мы об этом уже говорили и сейчас лишь кратко напомним об излагавшемся ранее.

0 и

Наблюдая, я что-то примечаю; равным образом я, §_ вспоминая, бываю «занят» чем-то; в своем фантазировании я слежу за всем, что творится в сфантазиро- зо ванном мире. Или же я размышляю, делаю умозаклю- 5 чения; я беру назад какое-то свое суждение или же ^ вообще «воздерживаюсь» от суждения. Мне что-то m нравится или не нравится — я совершаю и такой акт; я радуюсь или огорчаюсь, я желаю или же я чего-то 35 хочу и делаю это; или же я «воздерживаюсь» от радости, от желания, от воления и действия. Во всех таких актах я — тут как тут: я актуально здесь. Рефлектируя же, я постигаю себя при этом как человека. Однако если я и совершаю феноменологическую 40 єяохп, если, как и весь мир естественного тезиса (по-

лагания), так и «я, человек», подвергаюсь выключению, то тогда остается чистое переживание акта с его собственной сущностью. Но я вижу также и то, что постижение такового в качестве человеческого переживания, — отвлекаясь от тезиса существования, — 5 вносит сюда немало всякого, чему вовсе не необходимо при этом быть, и что, с другой стороны, никакое выключение не может тут снять форму cogito и вычеркнуть «чистого» субъекта акта: «направленность- на», «занятие-чем», «выбор позиции-к», «постиже- ю ние-чего», «страдание-от»— все это необходимо таит в своей сущности то, что все идет либо «от Я — туда », либо, с обратным направлением луча, — «к Я — сюда », — а такое Я есть Я чистое, никакая редукция не способна что-либо с ним поделать.              15

До сих пор мы говорили о переживаниях особенного типа — «cogito». Прочие переживания, слагающие общую среду актуального Я, лишены, правда, маркированной сопряженности с Я, каковую мы вот только что обсуждали. Однако и они тоже имеют 20 g долю в чистом Я, а это последнее — в них. Они «при- надлежны» к нему как «его» переживания, они составляют фон его сознания, его поле свободы.              ~ф При таких специфических сплетенностях со «сво- 1( ими» переживания переживающее Я — тем не менее is вовсе не то, что могло бы быть взято для себя и обра- 1 щено в особый объект изысканий. Если отвлечься от ?? его «способов сопряжения» или «способов отноше-

о

Z]

ния», то оно совершенно пусто — в нем нет никаких о сущностных компонентов, нет никакого содержания, зо - какое можно было бы эксплицировать, в себе и для ф

себя оно не подлежит никакому описанию — чистое              g Я, и ничто более

И все-таки оно подает повод ко множеству важ-              х ных описаний, как раз в том, что касается особен- 35

ных способов, как переживающее Я есть в соответ-              8\

ствующих разновидностях или модусах пережива-              ^

ния. При этом постоянно различается — несмотря              9

на необходимую сопряженность одного с другим —              |

само переживание и чистое Я переживания. И далее: 40              •

х

и 0 X

то, что составляет чисто-субъективную сторо- ну способа переживания и все прочее, так сказать, 8 отвернувшееся от Я содержательное наполнение переживания. Так что в сущности сферы переживания пребывает известная чрезвычайно важная дву- сторонность — о ней мы можем также сказать, что в переживаниях следует различать сторону субъективно ориентированную и сторону объективно

0 U U

§ ориентированную, — способ выражения, каковой 5 ю никоим образом нельзя разуметь ложно — так, как о если бы мы учили, будто возможный «объект» пе g реживания есть в этом последнем нечто аналогичное чистому Я. И все же такой способ выражения оправдает себя. И мы сразу же прибавим к сказан- о is ному, что такой двусторонности, по крайней мере на участках длительной протяженности, соответствует | разделение (хотя и вовсе не действительное размежевание) разных изысканий — одни ориентируют- -©- ся на чистую субъективность, другие — на то, что о 20 относится к «конституированию» объективности для такой субъективности. Нам еще предстоит сказать многое об «интенциональной сопряженности» g переживаний (или же чистого переживающего Я) с jjjj- объектами и о разного рода компонентах и «интен- 25 циональных коррелятах» переживания, связанных с такой сопряженностью. А такого рода вещи могут исследоваться и описываться в обстоятельных изыс каниях либо аналитически, либо синтетически — без сколько-нибудь глубоко заходящих занятий чистым зо Я и его способами соучастия во всем названном. 5 Касаться такого Я, конечно, придется неоднократ- ^ но, коль скоро уж оно есть тут столь необходимая m «при »-надлежность.

Те же медитации, какие мы намерены в дальней- 35 шем предпринять в этом разделе, по преимуществу будут относиться к объективно ориентированной стороне — таковая предстает первой при нашем исходе из естественной установки. На эту сторону указывают уже и проблемы, обозначенные во вводных 40 параграфах настоящей работы.

§81. Феноменологическое время и сознание времени

Особого обсуждения требует феноменологическое время — как всеобщая специфическая черта всех 5 переживаний.

Нужно учитывать различие между таким феноменологическим временем — единой формой всех переживаний в одном потоке переживания (в потоке переживания одного чистого Я) и «объективным», т. е. і о космическим временем.

Благодаря феноменологической редукции сознание не только утратило свою апперцептивную «при- крепленность» (впрочем, это образ) к материальной реальности и свою, пусть даже и вторичную, вклю- is ченность в пространство, но даже и свою включенность в космическое время. То же время, какое по мере сущности принадлежит переживанию как таковому,— время с его модусами данности: «теперь», «ДО», «после», модально определяемые «ОДНОВре- 20 g МЄННО», «ОДНО после Другого» И Т. Д., — ЭТО Время не "В измерить ни положением солнца, ни с помощью часов, ни какими-либо средствами физики, — что вооб- ~ф ще нельзя измерить.

Космическое Время К феноменологическому ОТ- 25 ^ носится известным образом по аналогии с тем, как «простертость», принадлежная к имманентной сущ- ^ ности такого-то конкретного содержания ощущения (например, визуального в поле визуальных данных о ощущения), относится к объективной пространствен- 30 - ной «протяженности», т. е. к протяженности являю- Ф щегося и визуально «нюансирующегося» в данных -g ощущения физического объекта. И сколь противо- | смысленно подводить под один и тот же род сущнос- X ТИ момент ощущения, как-то цвет И Простертость, И 35 -g нюансируемый в них вещный момент, как-то цвет о\ вещи и вещная протяженность, настолько же проти- g восмысленно и подведение под один и тот же род 9 сущности феноменологически-временное и косми- | чески-временное. В переживании и в моментах пере- 40 :

О ^

и 0 т

X

I—

О

s живания трансцендентное время может репрезенти-  роваться по мере явления; однако в принципе и в этом, g ив иных случаях не имеет смысла предполагать образное сходство репрезентации и репрезентируемого — такое, которое, будучи сходством, предполагало бы сущностную единость.

В остальном же мы вовсе не хотим этим сказать, что способ, каким космическое время изъявляет § себя во времени феноменологическом, — точь-в- о ю точь тот самый, каким феноменологически репре- о зентируются иные реальные сущностные моменты g мира. Нет сомнения в том, что саморепрезентация цвета и прочих чувственно-вещных качеств (в соответствующих чувственных данных полей чувств) — о is это сущностно одно, а самонюансирование вещнопространственных форм в формах простертости и | в пределах данных ощущения — другое. Однако что касается излагавшегося выше, то тут повсюду общ-

о

х

0

-е- ность

gt;х

х

о 20 Между прочим, — что будет явствовать из позд- У нейших изысканий, — время — это рубрика совершенно изолированной от всего прочего проблемной сферы — с какой связаны исключительные трудно- ^ сти. Позднее окажется, что все наше предыдущее 25 изложение в известной мере умалчивало — да и обязано было умалчивать — о целом особом измерении, с тем чтобы не вносить путаницу в то, что становит-

ся зримым первым делом лишь в феноменологиче- 8 ской установке и что, невзирая на новое измерение, ^ зо составляет замкнутую область разысканий. Транс- 5 цендентальное «абсолютное», извлеченное нами ^ благодаря осуществленным редукциям, — это на earn мом деле еще не последнее, — это то, что конституирует само себя в некоем глубоко лежащем и вполне 35 своеобытном смысле, в качестве праисточника своего обладая неким последним и подлинно абсолютным.

К счастью, в наших предварительных анализах, мы можем, отнюдь не подвергая опасности строгость, 40 вывести из игры загадки, связанные с сознанием вре-

мени[58]. И мы только едва коснемся таковых, сказав следующее.

То сущностное свойство переживаний вообще, какое выражается рубрикой «временность»,— оно обозначает не только нечто такое, что принадлежало бы к каждому отдельному переживанию, но обозначает необходимую форму, связывающую переживания с переживаниями™. Всякое действительное переживание (мы осуществляем такую очевидность на основе ясного интуирования переживаемой действительности) — необходимо длится, а вместе с длительностью оно входит в бесконечный континуум длительностей — и заполненный континуум. Оно необходимо обладает заполненным временным горизонтом, каковой бесконечен во все стороны. Одновременно это же значит: оно принадлежит одному бесконечному «потоку переживания ». Любое отдельное переживание как начнется, так и кончится, а кончившись, завершит свою длительность, — таково, например, переживание радости. Поток же переживания не может начаться и кончиться. Любое переживание как бытие временное есть переживание своего чистого Я. Необходимо к этому принадлежит возможность (как мы знаем, отнюдь не пустая логическая возможность) того, чтобы Я направляло на это переживание свой чистый взгляд Я, схватывая его как действительно сущее или, иначе, как длящееся в феноменологическом времени.

I нуальном потоке модусов данности; далее же позна- вая то, что такой способ данности вот такого-то

о временного переживания в свою очередь тоже есть §

-е-

О ^

и ф

т

х |_

О

о

X ф

-е-

И вновь к сущности этого положения дел принадлежит возможность того, чтобы Я направляло взгляд на темпоральный способ данности, с очевидностью познавая (подобно тому, как и мы, проживая описанное в своей интуиции, на деле обретаем такую очевидность) то, что никакое длящееся переживание невозможно, — разве что оно конституирует себя — как единство события или, иначе, дления — в конти- переживание, хотя и переживание нового вида и измерения. Так, к примеру, я могу поначалу иметь в чистом взгляде саму радость — она начинается и кончается, а между своим началом и концом длится, — двигаясь вместе с ее временными фазами. Но я § могу направить свое внимание и на ее способ данно- о ю сти — на соответствующий модус «теперь», и на то, о что к этому «теперь», и принципиально ко всякому g «теперь», примыкает, в необходимой непрерывности континуума, все новое и новое «теперь», что одновременно с этим любое актуальное «теперь» сдвига- о 15 ется в некоторое «вот только что», а «вот только § что» вновь — ив непрерывном континууме — во все | новые и новые «вот только что» того, что было «вот только что» и т.д. Итак со всяким новопримкнув- шим «теперь».

ct

X

о 20 Актуальное теперь необходимо есть нечто точечное и остается таковым— устойчиво пребывающей формой вечно новой материи. Точно так же дело обстоит и с континуальностью того, что «вот только что » было, — все это непрерывная континуальность 25 форм вечно нового содержания. Одновременно это же значит: длящееся переживание радости «по мере л сознания » дано в некоем континууме сознания посто янной формы— фаза «импрессия» как пограничная у фаза непрерывного континуума ретенций, каковые, t^ зо однако, не со-стоят рядом одна с другой, но нуждаются в сопряжении друг с другом в континууме ин- тенциональности, — непрестанный континуум вло- ГП женных друг в друга ретенций ретенций же. Форма получает все новое содержание, следовательно, ко 35 всякой импрессии, в какой дано «теперь» переживания, «льнет» новая импрессия, соответствующая — в континууме непрерывности — новой точке длительности; в непрерывном континууме импрессия сдвигается в ретенцию: эта последняя — в непрерывном кон- 40 тинууме же — в модифицируемую ретенцию и т. д.

Но сюда прибавляется еще и противонаправленное^ непрерывного континуума изменений: тому, что «до», соответствует то, что «после», континууму ретенций — таковой же протенций.

5

§82. Продолжение. Троякий горизонт переживания, и одновременно он же в качестве горизонта рефлектируемого переживания

Но мы еще и большее познаем при этом. Любое ю «теперь» переживания,— будь то даже начальная фаза нового переживания, — необходимо обладают своим горизонтом того, что «до». Таковой же в принципе не может быть каким-либо пустым «до» — пустой формой без содержания, нонсенсом. То, ЧТО 15 «до», необходимо имеет значение некоего прошедшего «теперь», каковое охватывает в этой форме некое прошедшее нечто, прошедшее переживание. Необходимо всякому заново начинающемуся переживанию предшествовали по времени пережива- 20 ния — прошлое переживания непрерывно заполнено, как континуум. Однако любое «теперь» переживания обладает и своим необходимым горизонтом того, что «после», и таковой тоже никогда не бывает Пуст; Необходимо Любое «Теперь» ПереЖИВаНИЯ, 25 будь то даже конечная фаза длительности пережива- ' ния, каковое ныне прекращается, сдвигается в новое «теперь», и это последнее с необходимостью заполнено.

Можно также сказать по этому поводу: необхо- зо димо к сознанию того, что «теперь», примыкает сознание того, что — «вот только что прошло», каковое сознание само по себе в свою очередь есть некое «теперь ». Ни одно переживание не может прекратиться помимо сознания прекращения и прекращенности, и 35 таковое есть некое новое, заполненное «теперь». Поток переживания есть бесконечное единство, а форма потока — это форма, которая необходимо объемлет все переживания такого-то чистого Я, форма с многообразного рода системами форм.              40

У Гуссерль Э.

-е- о

с;

-е-

Более конкретное развитие таких усмотрений, подтверждение их огромных метафизических по- о следствий — все это мы приберегаем для объявленных уже будущих книг.

Только что обсуждавшаяся нами всеобщая 2 своеобразная черта переживаний как возмож-

и

ных данностей рефлектирующего (имманентно- 5 го) восприятия есть составная часть иного, куда § более широкого своеобразия, выражающегося в ф ю сущностном законе: любое переживание пребы- о вает в существенно замкнутой в себе взаимосвязи переживания не только с точки зрения временной последовательности, но также и с точки зрения одновременности. Это означает, что любое пере-

  1. is живание теперь обладает горизонтом из переживаний, которые, как и оно, тоже обладают формой % первозданности (из самого первоисточника) «теперь» и как таковые составляют единый первозданно- ный горизонт для такого-то чистого Я, его сово-
  2. 20 купного первозданного (из самого первоисточни- У ка) сознания теперь.
  3. -0

ф и

Как единый, этот горизонт входит в модусы прошедшего. Любое «до», будучи модифицированным «теперь», ко всякому схваченному во взгляде пере- 25 живанию, чье «до» оно есть, имплицирует бесконечный горизонт, — объемля все то, что принадлежит к тому же самому модифицированному «теперь», ко- роче говоря, его горизонт «одновременно бывшего». Итак, те описания, какие мы давали прежде, необхо- 30 димо дополнить новым измерением, и только когда 5 мы так поступим, мы возьмем все феноменологиче- ^ ское временное поле чистого Я, поле, которое это Я m может, исходя из любого «своего» переживания, вымерять по трем измерениям — тому, что «до», тому, 35 что «после», тому, что «одновременно»; или же, говоря иначе, мы возьмем весь целый, единый по своей сущности и строго замкнутый в себе поток временных единств переживания.

Одно чистое Я — один поток переживания, запол- 40 ненный по всем трем измерениям, сущностно взаимо-

связный в такой заполненности, взыскующий себя в своей содержательной непрерывности, — таковы необходимые корреляты.

§83. Схватывание единого потока переживания 5 как «идеи». С этой проформой сознания следующее, согласно закону сущности, находится в сопряжении

Если чистый взгляд Я, рефлектируя, притом перцептивно схватывая, падет на какое-либо пере- ю живание, то существует априорная возможность того, чтобы взгляд обращался к иным переживаниям — насколько простирается эта взаимосвязь. В принципе же никогда не бывает так, чтобы такая целая взаимосвязь давалась или могла даваться од- is ним-единственным чистым взглядом. Известным образом, пусть и принципиально иного вида, она, эта взаимосвязь, тем не менее интуитивно схватываема, а именно по способу «безграничности в наследовании» имманентных созерцаний— от фик- 20 сируемого переживания к новым входящим в его горизонт переживания переживаниям, от фиксации последних к фиксации их горизонтов переживания и т. д. Речь же о горизонте переживания означает в этом месте не только горизонт феноменоло- 25 гической временности в соответствии с описанными его измерениями, но и отличия новых по своему ш виду модусов данности. В согласии с этим некое переживание, ставшее объектом для взгляда Я, а еле- о довательно обладающее модусом увиденного, на- зо - делено своим горизонтом неувиденных пережива- Ф ний; то, что схватывается в модусе «внимания» и, g возможно, даже с нарастающей ясностью, наделе- | но горизонтом невнимательности на заднем плане с х относительными различиями между ясным и тем- 35 "О ным, равно как вычлененным и невычлененным. Во 8\ всем этом коренятся эйдетические возможности — ^ возможность неувиденное доставлять чистому 3 взгляду, замеченное между делом обращать в заме- | чаемое в первую очередь, невыделенное превращать 40 :

в выделенное, темное делать ясным и все более и более ясным[59].

В непрерывном переходе от схватывания к схватыванию мы, сказал я, известным образом схватываем и поток переживания как единство. Мы схватываем его не как единичное переживание, но по способу идеи в кантовском смысле. Поток переживания — это не что-то полагаемое и утверждаемое наобум, — это нечто абсолютно-несомненно данное, в соответственном широком смысле слова «данность». Источник такой несомненности, хотя и она опирается на интуицию, — все же совершенно иной, нежели тот, что существует для бытия переживаний, каковые, таким образом, достигают чистой данности в имманентном восприятии. Своеобразие идеации, созерцающей кантовскую «идею», которая вовсе не лишается от этого усматриваемой однозначности, как раз заключается в том, что адекватное определение ее содержания, т. е. здесь — потока переживания, недостижимо. Одновременно мы видим, что от потока переживания и его компонентов как таковых неотделим ряд различимых модусов данности, систематическое исследование которых составит главную задачу общей феноменологии.

Из наших размышлений мы можем вынести также и то эйдетически значимое и очевидное положение, что ни одно конкретное переживание не может иметь значения в полном смысле самостоятельного. Любое переживание «требует дополнения» в отношении взаимосвязи — по виду и форме не произвольной, но связанной.

Пример: если мы станем рассматривать, в его конкретной полноте, какое-либо внешнее восприятие, скажем, вот это определенное восприятие дома, то тогда от него неотделимо, в качестве необходимого фрагмента его определения, окружение переживания; впрочем, это фрагмент своеобразный, он необходим, а в то же время «внесущностен », а именно он

таков, что изменение его ничего не изменяет в собственном сущностном содержании переживания. Итак, в зависимости от изменения определенности окружения, само восприятие меняется, между тем как наиболее низкая дифференциация рода «восприя- 5 тие», ее внутреннее своеобразие, может мыслиться тождественным.

В принципе невозможно, чтобы два восприятия, сущностно тождественные в таком своем своеобразии, были бы тождественны и по своей определенно- 10 сти окружения, — они были бы в таком случае одним восприятием. В любом случае таковое возможно усмотреть, что касается двух восприятий и, следовательно, двух переживаний, принадлежащих одному потоку переживания. Любое переживание оказывает is свое влияние на ореол — светлый или темный — дальнейших переживаний.

о

Z1

Кроме того, более конкретное рассуждение показало бы нам, что немыслимы два потока переживания (сферы сознания двух чистых Я) с тождественным 20 а сущностным наполнением, равно как — это можно ^ усмотреть уже из вышеизложенного — немыслимо, чтобы вполне определенное переживание одного по- ~8 тока принадлежало к другому потоку: общими у таковых могут быть ЛИШЬ переживания с тождествен- 25 ной внутренней устроенностью (хотя, как индивидуально тождественные, они им не общи) — но не два ш индивидуально определенных переживания, тем более с абсолютно одинаковым «ореолом ».

нии можем в том же смысле говорить, что он обладает интенциональностью, в каком мы о каждом вступающем во взгляд возможной рефлексии в качестве объекта переживании, и будь то даже абстрактный момент 5 переживания, можем говорить, что переживание это — временное. Интенциональность — это ^о, что характеризует сознание в отчетливом смысле, то, что оправдывает характеристику всего потока переживания в целом как потока сознания и как единства одного сознания. 10 Уже и в подготовительных сущностных анализах раздела второго (о сознании вообще) нам пришлось, — еще не открывая врат феноменологии и именно с целью завоевать их с помощью метода редукции, — выработать целый ряд самых общих опре- 15 делений касательно интенциональности и отличительных черт «акта» — «cogitatio»[60]. Такими определениями мы и пользовались в дальнейшем, имея на то право, хотя первоначальные наши анализы осуществлялись еще без подчинения их явной норме феноме- 20 нологической редукции. Ибо затрагивали они лишь чистую индивидуальную сущность переживаний, а следовательно не задевались выключениями психологической апперцепции и бытийного полагания. Поскольку же теперь речь идет, однако, о том, чтобы 25 обсудить и обосновать интенциональность в качестве всеобъемлющей рубрики сквозных феноменологических структур и дать очерк сущностно сопряжен- ной с такими структурами проблематики, то мы по- 8 вторим сказанное ранее, но только в таком раскладе, і^4 зо в каком нуждаемся в настоящую минуту ввиду сущес- 5 твенно иначе направленных целей. ^              Под интенциональностью мы понимали свойство

І ф

ь ч

~и ф

ч

X

(г) переживании «быть сознанием чего-либо ». Первым делом это чудесное свойство, к какому нас возвраща- 35 ют любые загадки теории разума и метафизики, выступило перед нами в эксплицитном cogito: восприятие есть восприятие чего-то, скажем, вещи; суждение есть суждение о каком-либо положении дел; оцени- вание — оценивание какой-либо ценностной ситуации; желание — желательного обстоятельства и т. д. Действование направлено на такое-то действие, поведение — на поступок, любовь — на то, что любимо, радование — на радостное и т. д. В любом актуальном 5 cogito «взгляд», как луч, исходящий от чистого Я, направляется на «предмет» соответствующего коррелята сознания, на вещь, положение дел и т. д., осуществляя весьма разнообразное сознание такого-то. Правда, феноменологическая рефлексия учила нас, ю далее, тому, что не во всяком переживании можно обрести такую представляющую, мыслящую, оценивающую и т. д. обращенность Я, не во всяком можно обнаружить такую актуальную завязанность с коррелятивным предметом, не во всяком — подобную 15 направленность на него (или, наоборот, от него — однако, все равно со взглядом на него), между тем как переживание все равно может скрывать в себе интен- циональность. Так, например, ясно, что предметный фон (задний план), из которого когитативно воспри- 20 нятый предмет вычленяется благодаря тому, что ему уделяется отмечающая его обращенность Я, — это действительно предметный фон по мере переживания. Это значит, что пока мы обращены к чистому Предмету В модусе «cogito», все же «ЯВЛЯЮТСЯ» ВСЯ- 25 кого рода предметы, они наглядно «сознаются», они стекаются в наглядное единство сознаваемого пред- ^ метного поля. Таковое есть потенциальное поле босприятия в том смысле, что на все являющееся подоб- о ным образом может быть обращено особое восприя- зо - тие (замечающее его cogito), — но не в том, чтобы все ф наличные по мере переживания нюансы ощущения, -g например, визуальные, простирающиеся в единстве | визуального поля ощущения, были лишены какого бы х ТО НИ было Предметного постижения И наглядные ЯВ- 35 "О ления предметов впервые конституировались лишь 8\ вместе с обращенным на них взглядом.              ^

Далее, сюда же принадлежат и переживание фона 5 актуальности — вроде всяких «веяний»: веяний вку- | са, суждения, желания и т. д. — на различных ступе- 40 •

нях более далекого или более близкого заднего плана, или, как мы тоже могли бы сказать, удаленности и приближенности Я, коль скоро актуальное, ведущее свою жизнь в соответствующих cogitationes чис- 5 тое Я служит тут точкой сопряженности. Испытывать удовольствие, желать, судить — все afo можно в специфическом смысле «осуществлять », — и совершается все такое тем Я, какое «живо деятельно» в подобном совершении (и какое актуальное «страдает», ю как при «совершении» печали); однако может быть и так, что все подобные способы сознания уже «веют », «копошатся», всплывают на «заднем плане», еще не будучи «осуществляемы». Но по своей собственной сущности все подобного рода не-актуальности — все 15 же уже суть «сознание чего-то». Вот почему мы и не ввели в сущность интенциональности саму специфику cogito, «взгляд-на» или же обращенность Я (каковую, кстати говоря, надлежит уразумевать и феноменологически исследовать не в одном отношении)23; 20 напротив, все такое когитативное имело для нас значение особенной модальности того всеобщего, что мы именуем интенциональностью.

К терминологии

25 В «Логических исследованиях» это же самое всеобщее названо «характером акта», а всякое конкрет- ^ ное переживание такого характера— «актом». Од- нако ложные истолкования, каким постоянно под- 8 вергалось это понятие, побудили меня (в лекциях уже ^ зо в течении ряда лет) определять терминологию не- 5 сколько предусмотрительнее и не пользоваться выра- ^ жениями «акт» и «интенциональное переживание» (г) как равнозначными без принятия предварительных мер. В дальнейшем прояснится и то, что без моего 35 первоначального понятия «акт» мы совершенно не можем обходиться, но что необходимо постоянно учитывать модальные различия между актами осуществленными и не осуществленными.

Где нет дополнительных слов и попросту говорится об актах, будут разуметься исключительно акты настоящие, в собственном смысле, так сказать, актуальные, осуществленные.

ё

CD

В остальном же необходимо сделать совершенно 5 общее замечание о том, что в нашей начинающейся феноменологии все понятия и соответственно термины известным образом должны оставаться в текучем состоянии, как бы в постоянной готовности немедленно дифференцироваться по мере продвижения 10 анализа сознании и по мере распознавания все новых феноменологических наслоений в пределах того, что на первых порах узревается лишь в своем нерасчле- ненном единстве. Во всех выбираемых нами терминах заключается некая тяга к взаимосвязанности, они is указывают в таких направлениях сопряженности, где позднее нередко выясняется, что источник таковых — не один лишь сущностный слой, из чего одновременно и следует, что терминологию можно определить лучше или же нужно как-то модифицировать. 20 g Так что на какую-либо окончательность терминоло- ^ гии можно рассчитывать лишь на очень продвинутой стадии развития нашей науки. Заблуждением и капи- ~аgt; тальной нелепостью было бы прилагать внешне формальные масштабы логики к терминологии такого на- 25 учного изложения, где сама наука еще только-только пытается как-то пробиться на поверхность, и в самом ?? начале требовать терминологии в духе той, в какой § фиксируются лишь заключительные итоги большого о научного развития. Поначалу же всякое выражение зо - хорошо, и особенно же хорошо любое подходящее Ф образное выражение, какое способно привлечь наш -g взгляд к какому-либо ясно схватываемому фено- | менологическому событию. Ясность не исключает х известного ореола неопределенности. Дальнейшее 35 определение, или же, иначе, прояснение такового, — 8\ это как раз и есть дальнейшая задача, как, с другой ^ стороны, и внутренний анализ, какой надлежит со- 5 вершать путем сопоставлений или путем смены вза- | имосвязей, — разбиение на компоненты или слои. Те 40

же, кто, не будучи удовлетворены предложенными интуитивными разворачиваниями, начинают — как в «точных» науках — требовать тут «дефиниций» или же полагают, что вправе по собственному усмотрению и в лишенном наглядности научном мышлении распоряжаться феноменологическими понятиями, какие якобы обретены как твердые и неподвижные на основании нескольких примитивных анализов, и думают, что приносят тем пользу феноменологии, — так это только новички, не постигшие еще ни сущности феноменологии, ни методики, какая в принципе требуется таковою.

В не меньшей степени сказанное значимо и для эмпирически направленной психологической феноменологии в смысле описания психологических феноменов, какое связывало бы себя имманентно-сущностным.

Понятие интенциональности, постигнутое, как у нас сейчас, в неопределенной широте, — это совершенно неизбежное для начал феноменологии исходное, основополагающее понятие. Сколь бы неопределенным ни было то общее, что обозначается этим понятием, для последующего более конкретного исследования, в каком бы многообразии существенно различных сложений ни выступало это общее, сколь бы трудным делом ни было прояснять, путем анализа строгого и ясного, что же, собственно говоря, составляет сущность интенциональности в чистом виде, какие компоненты конкретных сло- женностей, собственно говоря, заключают в себе такую сущность, а каким она внутренне чужда, — в любом случае переживания рассматриваются под определенным и в высшей степени важным углом зрения, когда мы познаем их как интенциональные, говоря, что они суть сознание чего-то. Когда же мы так говорим, то нам, кстати, совершенно едино, идет ли тут речь о конкретных переживаниях или об абстрактных слоях переживания, потому что и последние тоже могут проявлять свойство, о каком идет сейчас речь.

<< | >>
Источник: Гуссерль Э.. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга первая / Пер. с нем. А.В. Михайлова; Вступ, ст. В.А. Куренного. — М.: Академический Проект,2009. — 489 с.. 2009

Еще по теме § 79. Критический экскурс. Феноменология              10 и трудности «самонаблюдения»: