СОВРЕМЕННЫЕ ГОВОРЫ В СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ
В последние 15-20 лет в нашей стране после некоторого спада в 50-е гг. вновь с еще большим размахом развернулись исследования проблем, связанных с взаимоотношением языка и общества.
Сформировалась социолингвистика как самостоятельная отрасль науки со своим объектом исследования, своими задачами и методами.Поскольку любой язык по своей природе социален, социально обусловленными являются все его функции, его изменения во всех формах существования, в том числе и в диалектах. Поэтому современная диалектология стремится изучать диалекты не только с собственно лингвистической точки зрения (так называемой внутренней лингвистики), но и в социолингвистическом аспекте.
Язык общества, находящегося в состоянии нации, или национальный язык, обладает определенным набором экзистенциональных форм, куда включаются: литературный язык (ЛЯ), территориальные диалекты, социальные жаргоны, просторечие (обиходно-разговорный нелитературный язык). Это — совокупность вариативных форм, или страт, которые находятся в определенных функциональных и внутри- структурных отношениях и связях между собой, зависят друг от друга. В современных национальных языках значительно расширились функции ЛЯ, он завоевывает все новые и новые сферы, которые ранее обслуживались другими формами существования языка (напр., просторечием), он приобретает доминирующее положение.
Экспансия литературного языка осуществляется за счет ограничения функций других форм языка, например городского просторечия, диалектов. Они (эти другие формы) могут подвергнуться частичному стиранию, но сохраняются и продолжают функционировать (хотя и в ограниченном масштабе). Изменяется их внутриструктур- ная организация. Диалекты зачастую теряют свои первичные признаки, сужается их социальная база, они могут либо полностью нивелироваться, либо перейти в полудиалект. Просторечие начинает приближаться к устно-разговорному литературному языку, также теряя свои наиболее интересные, яркие социально-сниженные элементы речи, диалектизмы и пр.
Условно-профессиональные языки могут потерять свою социальную базу и слиться с просторечием.Таким образом, перед исследователями стоит задача — изучить законы, соединяющие эти системы между собой, стимулирующие их внутреннее движение и перестановку, определяющие их количество, поскольку именно законы являются причиной перехода языка из одного состояния в другое. Правда, существуют мнения о возможности и даже необходимости исключения территориальных диалектов из социолингвистической архисистемы национального языка. Так, Р. Гроссе в одной из своих работ пишет, что «территориальные диалекты играют еще существенную роль в эпоху становления нации, в процессе выработки языкового единства; однако после консолидации нации они нисходят до роли рудиментов прежних эпох и утрачивают активность в общем ансамбле форм существования языка»[5].
С этим мнением нельзя согласиться. И прежде всего потому, что диалекты — это основа образования языка народности, одна из древнейших форм его существования. Диалекты возникли раньше литературных языков, особенно письменных. Однако дело не только в этом. Основное возражение состоит в том, что диалекты продолжают существовать и функционировать и в национальный период, несмотря на ряд изменений: ограничение функций, перестройку системы диалекта, утрату первичных ярких особенностей. В дона- циональный период и даже еще в первой четверти XIX в. территориальные диалекты (точнее, социально-территориальные) вместе с койне разных типов являлись основным средством повседневно-обиходного общения для всех классов и сословий в пределах определенной территории, т. е. имели и более обширную социальную базу.
До начала XX в. в России территориальные диалекты стали и социальными, так как на них стали говорить практически только крестьяне. При этом сузился объем их функций, поскольку средством обиходно-бытового общения других социальных слоев стала устно-разговорная разновидность ЛЯ, а также городское просторечие.
В настоящее время неуклонно сужается и социальная база территориальных диалектов.
«Более или менее выраженная система архаических говоров сохраняется лишь у небольшой части населения (добавим: пожилого или старшего возраста. — М. Т.)... Большинство сельского населения говорит или на ЛЯ, или на своеобразных “койне”, переходных от прежних диалектных систем к ЛЯ» .Традиционные территориальные диалекты теряют свое единство: они как бы расслаиваются (структурно и функционально) на несколько структурно-функциональных типов: архаический, промежуточный и передовой типы говора (близкие к литературному). Каждый из этих типов имеет свой социальный субстрат (своих носителей говора) и свою сферу преимущественного использования (например, в производственной сфере — промежуточный или передовой тип, в быту — архаический или промежуточный). И в этом смысле изучение территориальных диалектов не может не быть социолингвистическим, так как сам объект исследования территориально социален.
Большинство диалектологов сходятся во мнении, что современное состояние диалектов можно определить как полудиалект (или просторечие). Предполагается, что это состояние возникло в результате интенсивного влияния на диалект литературного языка. Но механизм этого влияния, а особенно причины устойчивости диалектных систем, противостояния литературному языку, несмотря на осознание его престижности, изучены пока недостаточно. Огромное количество работ были посвящены только описанию фактов взаимодействия литературного языка и диалекта и имели целью подтвердить очень широко распространенное в 50-60-х гг. мнение о том, что диалекты чуть ли не повсеместно и полностью вытеснены ЛЯ, или это вот-вот произойдет. Однако практика показывает, что все не так просто. Действительно, современные диалекты уже не те, что были в конце XIX в., даже в первой половине XX в. Но это и не литературный язык!
Поэтому сейчас как никогда важно не просто записать, зафиксировать услышанное в речи слово, каким бы экзотическим оно ни оказалось. Самое главное — выяснить его место в системе говора. Например, является оно единственным наименованием соответствующего понятия или оно существует наряду с другим (другими) сло- вом(ами)? Если этих слов несколько, то являются ли они дублетами или между ними есть какие-либо различия? Каковы эти различия (в семантике, в эмоционально-экспрессивной окраске, в степени употребительности: одно — чаще, другое — редко, одно — в речи молодых людей, другое — в речи пожилых и т.
п.).Этот аспект рассмотрения лексики можно еще назвать систематизацией ее с точки зрения употребительности в «социальном пространстве»[6]. «Социальное пространство» русского языка обширно. Отсюда — ряд социолингвистических факторов, которые обусловливают сложность и разнообразие языковых подсистем, особенно диалектов.
- Огромная территория, на которой расселены люди русской национальности; отсюда — территориальные различия даже в литературном языке, не говоря уже о диалектах. 2. Контакты русского населения с другими народами, живущими рядом с русскими, отсюда — интерференция. 3. Сфера использования литературного языка в эпоху НТР необычайно широка. Социальные преобразования в обществе, овладение культурой, в том числе и литературным языком огромными массами людей, ранее лишенных этой возможности; развитие средств массовой коммуникации; огромные технические возможности для миграции населения, его контактов с другими языками и т. д. — все это приводит к коренным изменениям как в самом языке, так и сферах его использования. 4. Структура самого общества — это сложная система самых разных социальных групп: классов, профессиональных коллективов; жителей отдельных городов и деревень; членов общественных организаций; представителей определенных поколений, соседей по улице, дому, родственников и т. д.
Общение с помощью языка осуществляется прежде всего в рамках огромных социальных групп. А каждая из этих групп, используя единый лексический запас, тем не менее характеризуется определенным своеобразием как в частоте употребления разрядов слов, так и в их составе. В связи с этим словарный состав русского языка может быть систематизирован с учетом такого параметра, как общеупотребительность // ограниченная употребительность.
Факторы, определяющие употребительность:
- чисто социальные явления, например: а) принадлежность носителей языка к тем или иным социальным группам; б) территориальный признак (проживание носителей на определенной территории);
- условия, формы и цели общения — они определяют наличие особых функционально-стилистических вариантов (стилей) в рамках единого языка.
Обычно носители говора охотно объясняют собирателям, какие слова для них являются «своими», привычными, какие употребляются редко или только стариками, а какие полузабыты, потому что так говорили «в старину», «моя бабушка так говорила» и т.
д. Например: Бабу лина, старый человек. Ета старинная нарёцыя. Беж. Раньшы у нас бённые бабылём назывались, а сейчас называют беднякам. Себ. Или вот кто пастаршэ меня, должна я нянькай звать или тётей. Типёръужэ так ня завут, а раныиэ фсё «нянька Марфуша» да «нянька Марфуша»! Сястру сваю ббльшаю фсё нянькай Варушкай звали. Оп. Ухажбр — значить ухажываеть, белёша, ёта даунб ешшб так называли. Вл. Раньшы «папка» нё была, «тятька», «батька» звали.Н.-Рж. Лёхкие балёли, гъварйли вяснуха — то жэ, што чахотка. Гд. Вот сичас эта называицца кбфтачка, а раньшы вятраумка. Дн. Старые люди скажут валки. Качаны — эта тяпёрь завут. Пл.
Для адекватного описания современного говора, для понимания эволюционных процессов, которые в нем протекают, в частности семантико-стилистических отношений между архаизмами и новыми словами, необходимо располагать большим и разнообразным материалом, полученным в результате целенаправленных поисков, сделанных не только во время бесед с собирателем, но и в естественных коммуникативных ситуациях, от лиц разного возраста.
Современные территориальные говоры, как уже говорилось, неоднородны. Они уже не представляют собственно диалектных разновидностей. В современных говорах имеется ряд характерных форм литературного языка и просторечия, элементы профессионально-технического и делового стилей, остатки «художественного» стиля, каковым является фольклорная лексика. Все это находится в закономерном соотношении с собственно диалектными словоформами, которые в той или^ЙТОТТКЩamp;ГСУ общении.
В работах волгоградского диалектолога проф. JI. М. Орлова на огромном материале, собранном при изучении одного из волгоградских говоров, убедительно показано, что внутри общей системы («диасистемы») говора имеются три частные подсистемы, характеристика которых складывается на основании проявляемых различий в области фонетики, морфологии, лексики, условно обозначенных автором как типы Д (диалект), J1 (близкий к литературному языку) и С (средний)[7].
Эти речевые типы говора оказываются прямым образом связанными с социально-групповой дифференциацией коллектива его носителей. В основе такой дифференциации лежит уровень образования говорящих, их возраст, профессия (квалификация), а главное — их отношение к общественному производству, характер участия в нем, степень активности в коллективно-трудовой, общественно-политической и культурной жизни.
Тип Д представлен речью самого старшего поколения, главным образом женщин, ограниченно грамотных, мало или совсем не принимающих участия в колхозном производстве и в общественной жизни деревни. Эта группа носителей диалекта невелика, круг их постоянно сужается. Сфера функционирования этого типа речи ограничена семейными и частными обиходными отношениями (в трудах других авторов этот тип говора называется архаическим).
Образцом типа J1 служит речь местной интеллигенции и передовой в культурном отношении части населения (не более 10%). Этот тип речи является господствующим в официально-деловых ситуациях, при проведении культурно-просветительских мероприятий, в публичных выступлениях (так называемый передовой говор).
Тип С свойствен основной массе производственников, среднеграмотных, активно участвующих в трудовой и общественной жизни села. Это речь, которую мы постоянно слышим в обиходно-деловом, точнее, в обиходно-производственном общении трудового коллектива. Обычной ситуацией, в которой используется этот тип диалектной речи, является массовая коммуникация (собрания). В нем освоены и творчески переработаны структурные части диалекта-основы и литературного языка, а отчасти и просторечия. Здесь можно найти много нового в той оценке, которую дают сами носители языковым явлениям, и в тех социально обусловленных нормах, с позиции которых производится отбор этих средств для целей общения.
Рассмотрим это на примере дублетно-синонимических отношений в говорах.
Системный анализ, в частности диалектной лексики в плане ее взаимодействия с ЛЯ, позволяет лучше показать динамические процессы, происходящие в диалектах в настоящее время. Это прежде всего появление в лексической системе диалекта новых слов —либо из ЛЯ, либо из других говоров. Под влиянием ЛЯ происходят, например, семантические сдвиги в диалектных словах, и это сказывается на системных отношениях между словами (синонимические, антонимические связи, изменения в объеме и структуре лексикосемантических групп и т. д.). Например, вместо одного, традиционного, появляются два (и больше) слова для наименования того же предмета (понятия). Причем поначалу они сосуществуют как дублеты, абсолютные или полные синонимы. Лишь со временем между ними возникает конкуренция, развиваются собственно синонимические связи. А в дальнейшем эта «микросистема» может и распасться (либо утрачивается диалектное слово, либо не закрепляется литературное). Чашку фею зъваляла грязью какбй-нить. Па- фсякаму кажуть, хто скажытъ: запачкал. Возникают синонимические ряды, состоящие из диалектных и литературных слов: сулить — язать — обещать; запон — занавеска — подзаборник — фартук и др.[8]
Для говора вообще характерно попарное употребление синонимов в речи (иногда — для усиления экспрессивности речи, иногда — для уточнения высказывания). А иногда в таком употреблении выражается своеобразный «механизм» вхождения общенародного (или литературного) слова в язык говора.
Специальное наблюдение за этим явлением показало, что применение слов-дублетов выглядит по-разному в зависимости от того, между кем осуществляется языковое общение. Под наблюдение были взяты три типа языкового общения: а) носителей говора между собой; б) участника экспедиции и того информанта, который воспринимает диалектолога как своего человека, вполне понимающего их речь; в) участника экспедиции с носителем диалекта, до этого ему мало знакомого или вовсе неизвестного.
В случаях (а) и (б) зафиксировано в речи одного информанта, часто в пределах одной фразы употребление таких пар: огребущий — осыпущий (обильный), дуть — валять, бунёть — стучать, добрё — больно, гутарлйвая —разговдристая и т. п., т. е. только диалектных слов. Наоборот, в общении третьего типа широко представлено попарное использование таких слов-дублетов, как косы — виски, нароешь — кулдышка, лизать — суслить, т. е. информант считает необходимым объяснить городскому человеку непонятное для него диалектное слово. Например: Папушникам падарджник у нас завут. Оп. Апять нада сына бантавать. Ну, бяспакбить па-нашаму. Беж. Синюха, а правильна — брюква. Вл.
Особенно интересными оказываются такие отрезки диалектной речи, в которых носитель диалекта предлагает в качестве эквивалента диалектного слова не литературный дублет, а другое диалектное слово, но считает его «городским», «культурным», «вашим» и т. д.: Дай ухват! — Какой ухват? — Да по-вашыму рогач! (д. Деулино). Ета быльник, па-пйсаному— батво. Нев. У нас яленёк называецца [можжевельник], па-настаяшчему называецца верес или вёресник. Нев. Пятры у вас называюцца, а у нас верёх. Эст., Кикита. Такое явление отмечено и в говоре Деулино: Пъ-интилигёнтнаму —ръепа- крыфшы, па-нашыму — къемакбм иль ръепакрыткай. Па-нашыму цыцка, а у дъхтарёй — крупяник [о ячмене на глазу].
Стремясь говорить культурнее, правильнее, носители говора вводят в речь слова ЛЯ, но при этом оценку более «культурного» получает не всегда слово литературное. Пробуждающееся под воздействием ЛЯ в языковом сознании носителей диалекта чувство нормы активизирует элемент сознательного отношения к своей речи, что приводит к своеобразным гиперизмам словоупотребления.
Таким образом, изучение дублетно-синонимических отношений в современном говоре находит «выход» в иные актуальные проблемы языкознания, в частности в проблему диалектной нормы.
Лексическая дублетность в говоре может возникать и под влиянием экстралингвистических факторов. Среди множества различных нововведений в жизни современной деревни немалое место занимает изменение самого бытового уклада. Частным проявлением этого является массовая замена хозяйственно-бытовых предметов, ранее изготовлявшихся кустарным способом, на изделия промышленные. Приток предметов быта из города не всегда влечет за собой появление новых слов, их называющих. В ряде случаев номинация их реализуется в языке говора путем семантического перераспределения среди самих диалектных слов. Этот процесс начинается с потери смысловой дифференциации среди исконных слов диалекта, называющих функционально аналогичные реалии. Так, для названия подвесной колыбели в говоре д. Деулино есть слова: люлька —зыбка — колыбай (колыбёй, колыбарь, колыбка). Вероятно, были признаки, отличающие один предмет от другого. Сейчас, когда сама подвесная колыбель в большинстве случаев заменилась колясками или кроватками, сами носители говора пытаются объяснить, какой из отмеченных предметов делали из гнутого луба, а какой из ткани, при этом они путаются и противоречат друг другу и самим себе. Итак, все эти слова сейчас уже превратились в дублеты: Хто люлька завёть, хто зыпка завёть. А хто колыска.
Одновременно под влиянием ЛЯ у одного из них появляется новое значение: словом зыбка называют не только детскую колыбель, но и коляску мотоцикла: Меня надысь Пашка пръкатйл в зыпкии. Принимая из литературного языка новое слово, носители диалекта могут употреблять его не в том значении, которое слово имеет в литературном языке. Например: Винтилятър был для литья лбжык, алюминия. Винтилятър, или горн нъзывался. Палк. [В кузнице: мехи]. Таким образом, современные диалекты активно усваивают литературную лексику. При этом словообразовательные и словоизменительные закономерности диалекта, образующие систему со своими системными связями, влияют на этот процесс: в одних случаях говор в состоянии усвоить новые литературные слова и выражения в неизменном виде, в других — происходит их адаптация. Например, в тех случаях, когда сложные слова чужды внутренней структуре диалекта, они разлагаются на части (для удобства) и усваиваются. Так, отсутствующее в диалектах слово общежитие, не свойственное их структуре, трансформируется в псковских говорах: Сын з жанбй разашблся, а теперь жывёт в общем житии ва Пскове. То же с другими словами: Немец у меня малакб покупал. Чистый кровный немец, а фсё время шёл за нашых. Остр. Ну и свадьба в Лёнином граде! Мяшбк дёнек надо, три дня жыруют. Дед.
Собирая материал, диалектолог должен учитывать и другие социальные факторы. А. Мейе отмечал, что «внутри данного языка в действительности существует столько отдельных словарей, сколько имеется социальных групп, обладающих автономией в пределах общества, говорящего на данном языке»[9]. «Жители одной и той же, пусть маленькой, деревни говорят по-разному в зависимости от возраста, профессии, социального положения и пр. lt;...gt; Если эти подробности не учитываются, мы не получаем правильного представления о состоянии говора»[10]. Факторы, способствующие возникновению речевой вариантности в социальном плане, разнообразны. Например, речь ребенка всегда отличается от речи взрослых. В свою очередь взрослые, разговаривая с детьми, тоже изменяют свою речь. Речь людей старшего поколения, как уже говорилось, отличается от речи молодежи. Рядом особенностей обладает речь женщин. Человек малообразованный говорит несколько иначе, чем образованный. Профессия, род занятий, круг интересов, даже творческие наклонности, индивидуальные вкусы и темперамент человека накладывают отпечаток на его словарный запас, на употребление в его речи определенных слов и их форм.
Отражением социальной дифференциации говорящих является своеобразное «групповое варьирование» лексической системы говора[11]. В современных русских говорах нет таких разновидностей языка, которые представляли бы собой совершенно замкнутые системы, целиком, на всех уровнях отличающиеся друг от друга. Нет, например, специального «женского» языка (жаргона), языка стариков и т. п. Даже профессиональная речь почти целиком известна всем носителям говора, независимо от их профессии. И все-таки речь этих слоев носителей диалекта обладает некоторыми особенностями. Проявляется это тогда, когда коммуникация происходит с участием представителей той или иной демографической или социальной группы. Поэтому можно сказать, что групповое варьирование лексической системы диалекта — это варьирование, актуализирующее специфику участников коммуникации. Так, речь женщин в говорах характеризуется большим количеством слов, содержащих уменьшительно-ласкательные суффиксы. Но содержание этих слов не соответствует их структуре: они не выражают ни уменьшительности, ни отношения говорящих к денотату. Коннотация направлена скорее к собеседнику или к самой ситуации. Ср.: Вечбрасенька малёнька был дбжжык, только быстра прашбл. Гд. Вичарком с агбничкъм, а ф полнъч помёсичку. Печ. Еслижылачка [подземный водоносный пласт] де ёсть, эта жьиіа водяная, вада проточная. Пуст. Макарон варйфшы в жэлезнячке [горшок из чугуна]. Дн.
Собиратель должен быть очень внимателен к таким словам, стараться выяснить истинное содержание их и указать в толковании, является ли слово действительно «уменьшительным» или нет.
В разговорной речи существуют слова, которые взрослые употребляют только в разговоре с детьми: баиньки, бибйка. В псковских говорах встретились также: бобка— бобочка— бутька ‘игрушка’, буба— бубка ‘ягода’, бабуньки ‘спать’ (глаг. междом.), папа ‘хлеб’, ёстиньки ‘есть, кушать’ и др.
В народных говорах имеется богато разветвленная промысловая, производственная терминология: термины земледелия, обработки льна и шерсти, прядения, ткачества, рыболовства и охоты, гончарного производства и т. д. Ее изучению посвящены многие специальные исследования. Поэтому, говоря о групповых разновидностях лексических систем говоров, выделяют обычно профессиональную (терминологическую) лексику — слова, употребление которых связано с какой-либо производственной деятельностью, специальностью или профессией людей. При этом многие исследователи (в частности Т. С. Коготкова) отмечают особенности этой лексики в диалекте, отличающие ее от терминологических систем в литературном языке[12]. Так, диалектная профессиональная лексика складывалась стихийно, она не представляет собой строгой, упорядоченной системы. В ней сосуществуют литературные, общерусские и узко местные наименования, находящиеся между собой в родо-видовых или синонимических отношениях. И самое главное, большинство слов (а иногда и все слова) производственной сферы употребляются всеми носителями диалекта. Это обусловлено экстралингвистическими факторами: занятия, с которыми связана производственная лексика, как правило, не являются профессией человека, так как все жители села в равной мере занимаются различными видами работ. Таким образом, круг слов узкой сферы употребления, известных только людям, занятым исключительно тем или иным производством, в говоре является небольшим. Задача собирателя — как можно полнее собрать профессиональную лексику; выясняя в ходе беседы не только общее значение слова, но и устройство и функции предмета, им обозначаемого, взаиморасположение и название деталей, разнообразные качества, свойства. Особенно сложно собирать глагольную лексику, так как здесь невозможно ничего увидеть, «пощупать», а информанту бывает трудно описать действие. Поэтому в ходе практической подготовки к экспедиции студент должен хорошо изучить специальную литературу и вопросник, чтобы заранее иметь представление о разных промыслах, о трудовых процессах, устройстве механизмов и приспособлений и благодаря этому умело направлять беседу с информантом в нужное для себя русло и понимать, о чем идет речь. Но это уже требует от студента хотя бы минимума знаний в области этнографии.