§ 1.1.1. Начало изучения средневековых поселений в СССР. Поселения салтово-маяцкой культуры.
Первые работы, направленные на комплексное изучение поселений на Северном Кавказе, были организованы ленинградской Северокавказской экспедицией под руководством А.А. Миллера, созданной в 1923 г.
Основную задачу ее сотрудники видели в планомерном изучении поселений разных эпох и культур, их выявлении, первичном описании, систематизации, за которыми должны были последовать полевое исследование, датировка, определение ареалов с учетом геоморфологии и вертикальной зональности, периодизация и изучение истории и хозяйства древнего населения. Северокавказская экспедиция просуществовала около 10 лет и стала школой для выдающихся археологов-кавказоведов М.И. Артамонова, А.А. Иессена, А.П. Круглова, Б.Б. Пиотровского и др. К сожалению, ее руководитель профессор А.А. Миллер был арестован и умер 12 января 1935 г. в Карлаге (Формозов, 1998. С. 198); некоторые ученые погибли на фронтах Второй мировой войны (А.П. Круглов) и в блокадном Ленинграде (Г.В. Подгаецкий). Так систематическое археологическое изучение северокавказских поселений, едва начавшись, прервалось на долгие годы (Ковалевская, 1995. С. 13).В то же время начинается широкомасштабное изучение средневековых поселений в междуречье Волги и Дона, связанное со строительством крупных ГЭС и водохранилищ. Разведки ученика А.А. Миллера - М.И. Артамонова в районе строительства Цимлянского водохранилища в 1920-1930-х гг. привели к открытию интереснейших памятников VIII-X вв. Некоторые из них были раскопаны в предвоенные и первые послевоенные годы. Это прежде всего знаменитый Саркел - уникальная для данного региона крепость с кирпичными стенами, построенная в начале IX в. под руководством византийского инженера Петроны Каматира, о чем повествует Константин Багрянородный. В течение 1934-1936 и 1949-1951 гг. М.И. Артамонову удалось раскопать более трети этого памятника, в настоящее время лежащего на дне водохранилища (рис.
1, 3; 2, 1). Результаты этих раскопок были опубликованы в серии трудов (например, Артамонов, 1962), а исследование слоев эпохи раннего Средневековья обобщено недавно последовательницей М.И. Артамонова - С.А. Плетневой (1996).Волго-Донская экспедиция вела также поиск и изучение других, менее презентабельных поселений этого периода. Так начиная с 1939 г. и по начало 1950-х гг., за исключением военных лет, на Среднем и Нижнем Дону проводил разведки И.И. Ляпушкин, в ходе которых было обследовано около 20 поселений, раскопано 5 построек, сделано два разреза на валах городищ. Эти материалы были обобщены в работе 1958 г. (Ляпушкин, 1958; Афанасьев, 1993а. С. 13). Работы М.И. Артамонова и И.И. Ляпушкина положили начало систематическому изучению поселений яркой и самобытной культуры, получившей название «салтовской» или «салтово-маяцкой» по имени первых памятников, открытых еще на рубеже XIX-XX вв.: Салтовского могильника и Маяцкого городища (рис. 2, 6). Первые работы, посвященные характеристике этой культуры, связывают ее происхождение с местными племенами - обитателями южнорусских степей, потомками сармато-аланов (Готье, 1927; Артамонов, 1940. С. 159-163; Мерперт, 1951). Позднее И.И. Ляпушкин обосновал концепцию двух этнических вариантов данной культуры - северного (лесостепного), связываемого с аланскими племенами, переселившимися в середине VIII в. н. э. с Северного Кавказа, и южного (степного) - приписываемого праболгарским племенам (Ляпушкин, 1958. С. 144-148). В дальнейшем полиэтничность этой культуры наиболее
последовательно отстаивалась С.А. Плетневой, считавшей салтово-маяцкую культуру государственной культурой разнообразных племен, населявших
Хазарский каганат (Плетнева, 1999. С. 7-23, 207). Критику этих этнических интерпретаций и современную точку зрения на формирование салтово-маяцкой культуры можно найти в работах Г.Е. Афанасьева (2001. С. 42-46).
Дальнейшее изучение поселений салтово-маяцкой культуры связано с полевыми исследованиями С.А. Плетневой, которая начиная с середины 1950-х и до начала 1980-х годов проводила систематические разведки и раскопки данных памятников.
Результаты этих работ были обобщены в серии авторских монографий (Плетнева, 1967; 1981; 1989; 1999). Наиболее подробно концепция С.А. Плетневой изложена в работе 1967 г., в которой автор оперирует материалами с 75 поселений и могильников салтово-маяцкой культуры, где было раскопано около 1 тыс. кв.м. площади и исследовано 18 построек (Афанасьев, 1993а. С. 13). Она исходит из взгляда М.И. Артамонова на салтово-маяцкую культуру как на культуру кочевого населения Волго-Донских степей, постепенно оседающего на землю (Плетнева, 1967. С. 5). Этот априорный тезис влияет на классификацию поселений и жилищ, приводимую автором, цель которой - наглядно продемонстрировать процесс этого оседания. Так, С.А. Плетнева выделяет два типа временных поселений-стойбищ, обнаруженных в нижнем течение Дона по небольшому количеству подъемного материала - керамики и костей животных. Первый тип связывается с обширными временными поселениями кочевников-скотоводов, проживающими так называемым«куренным» способом (крупными родовыми коллективами), второй - с относительно небольшими временными стойбищами аильного типа (коллективы меньших размеров, возглавляемые представителями одной более влиятельной и богатой семьи). Декларируется постепенный переход от первой формы кочевого поселения ко второй (Плетнева, 1967. С. 18-19).
Следующий тип поселений салтовской культуры по С.А. Плетневой - это долговременные неукрепленные поселения-селища. Классифицируя эти
поселения по размерам на более и менее крупные, автор видит в этом продолжение традиции проживания куренным или аильным укладом кочевников, постепенно переходящих к оседлости (Там же. С. 19-22). Далее рассматриваются городища с земляными укреплениями (рис. 2, 2), в которых автор видит первые феодальные замки «салтовцев», уже перешедших к оседлому образу жизни. Более развитой формой подобных замков выделившейся феодальной знати являются каменные крепости-замки, сосуществующие с земляными. С.А. Плетнева выделяет несколько типов этих крепостей, некоторые из которых были, по ее мнению, построены с применением древнеболгарских и закавказских архитектурных традиций (Маяцкое и Правобережное Цимлянское) (Там же.
С. 2244). Наконец, высшей формой оседания на землю становится проживание в городах, выросших из феодальных замков или возрожденных на месте более древних античных поселений. К первому типу относятся упоминаемая выше крепость Саркел, а также известные исключительно по письменным источникам хазарские города Итиль и Семендер. Второй тип городов известен по археологическим раскопкам средневековых слоев VIII-X вв. на таких памятниках как Фанагория, Таматарха, Керчь и др. (Там же. С. 44-50).Сходная аргументация выстраивается и при характеристике 18 построек, рассматриваемых в работе. Они делятся на юрты (наземные и углубленные), полуземлянки и наземные жилища. В рассматриваемых типах автору видится постепенная эволюция жилища кочевников, перенимающих у соседнего населения навыки оседлого образа жизни (Там же. С. 51-70).
В более поздней работе С.А. Плетнева придерживается той же классификации поселений и построек, но уже не акцентирует столь прямолинейно внимание читателей на своем тезисе перехода «от кочевий к городам», характеризующего жизнь населения салтово-маяцкой культуры на протяжении VIII-X вв. (1981. С. 67-69). Тем не менее, тезис об устройстве каменных замков салтовской земли кочующей феодальной знатью равно как и полукочевой характер населения сохранился и в последних работах данного автора (Плетнева, 1999. С. 33, 207).
Критические замечания высказанной С.А. Плетневой теории об оседающих на землю кочевых племенах, оставивших поселенческие и погребальные памятники салтово-маяцкой культуры, содержатся в работах Г.Е. Афанасьева и
B. С. Флёрова. Так, одна из последний монографий В.С. Флёрова посвящена подробному анализу концепции С.А. Плетневой о трансформации культуры племен Хазарского каганата «от кочевий к городам» (Флёров, 2010). Книгу можно назвать источниковедческой, поскольку свою главную задачу автор видит в пересмотре предыдущих интерпретаций поселенческих памятников Хазарского каганата как «городов» и «замков». Подробно рассмотрев точки зрения М.И.
Артамонова, С.А. Плетневой и других авторов, а также охарактеризовав основные поселения салтово-маяцкой культуры на Среднем Дону и Северском Донце (Саркел, Семикаракоры, Правобережное Цимлянское городище, Маяцкая крепость и поселение, Верхнее-Ольшанский и Нетайловский археологические комплексы, городище Маяки), в низовьях Волги (городище Самосделка как одно из мест предполагаемой локализации Итиля), на Северном Кавказе (Хумаринская крепость) и в приморской части Дагестана (Верхний Чир-юрт и Андрей-аул), автор приходит к однозначному выводу об отсутствии городов в Хазарском каганате (Там же. С. 10, 197-198, 203). Городские поселения Тамани и Крыма, являвшиеся главными центрами урбанизации Хазарского каганата по мнениюC. А. Плетневой (Плетнева, 1967. С. 44-50), В.С. Флёров не считает хазарскими (или болгарскими), демонстрируя их типичный провинциально-византийский характер (Флёров, 2010. С. 140-172). Монография содержит также отдельные экскурсы, посвященные рассмотрению терминов «город», «протогород» и «замок», дающие характеристику некоторым архитектурным приемам (кладка opus spicatum) и типам поселений Дунайской Болгарии (лагерь и аул). Критикуется примененная Г.Е. Афанасьевым методика расчета трудозатрат на строительство укреплений разного виды, а также его реконструкция потенциальных экономических зон радиусом в 5 км, которую В.С. Флеров считает «искусственно привнесенной в хазарскую археологию» (Там же. С. 137). Завершает исследование глава, в которой поднимаются «старые и новые проблемы» характеристики феодализма, кочевания, экономики и государственности в Хазарии (Флёров, 2010. С. 191-225).
Следует отметить критический взгляд автора на состояние источников, не позволяющих проводить далеко идущие реконструкции городской жизни и государственности в Хазарском каганате, как безусловно полезный и в некотором смысле отрезвляющий. Однако, отметая практически все построения предшественников как несостоятельные, В.С. Флёров ничего не предлагает взамен, очевидно, считая, что лишь будущие археологические исследования, потенциал которых в отличие от письменных источников представляется неисчерпаемым (Флёров, 2010. С. 26-27), позволят ответить на вопрос о существовании городов в исторической Хазарии.