§ 1.3. Палеоэкономическое направление в изучении поселений раннего Средневековья.
Исследование поселений неразрывно связано с изучением окружающих их ресурсных зон и моделированием палеоэкономики древних обществ. Здесь уместно кратко остановиться на развитии теоретических подходов к исследованию первобытной экономики в зарубежной литературе, которые достаточно подробно освещены в вышедшей недавно монографии Г.
Полиццотти Грейс (Polizzotti Greis, 2002. P. 1-9). Хотя первые остатки культурных злаков фиксируются в египетских гробницах К. Кунтом еще в 1826 г., автор относит начало исследований сельского хозяйства в европейской археологии к работам О. Питта-Риверса, который одним из первых обращал внимание на важность изучения следов сельскохозяйственной деятельности и костей животных. Однако, как и в отечественной литературе (Краснов, 1969. С. 58; Борисов, Коробов, 2013.С. 34), первые систематические работы по изучению древнего сельского хозяйства появились лишь в 1950-е гг. Главная роль здесь принадлежит Грэйему Кларку, который во многом основывался на более ранних исследованиях А. Талльгрена. Для Г. Кларка характерен экологический («энвиронменталистский» по Л.С. Клейну) подход в изучении жизни древних обществ (Clark, 1977; Клейн, 2009. С. 149-150; 2011. Т. 2. С. 535-544). Этот подход впоследствии развивается в 1960-е гг. в недрах процессуальной «новой археологии» Льюиса Бинфорда, в особенности в рамках аналитического направления Дэвида Кларка, для которого характерен неопозитивистский взгляд на возможности познания древностей по археологическим данным (подробнее см.: Клейн, 2009. С. 62-66). Параллельно в Кембриджском университете под руководством Э. Хиггза возникает палеоэкономическое направление, развивающее энвиронменталистский подход Г. Кларка, в котором участвуют М.Р. и Х.Н. Джарман, Ч. Вита-Финци, Дж.Н. Бэйли и др. (Paleoeconomy, 1975; Higgs, 1977; Jarman, Bay-Petersen, 1977; Early European Agriculture, 1982; Клейн, 2011.
Т. 1. С. 544-547).Основателями этого направления были разработаны процедуры анализа ресурсных зон (Site Catchment Analysis) и территориального анализа (Territorial
Analysis), первый из которых понимается скорее как эмпирический набор наблюдений за окрестностями памятника; второй - как теоретическое обоснование использование человеком окрестных территорий (Early European Agriculture, 1982. P. 38).
Анализ ресурсных зон является одной из основных процедур в современной ландшафтной археологии, о которой пойдет речь ниже. Он основан на поиске закономерностей рационального расположения ресурсов вокруг мест обитания человека, восходящего к так называемым кольцам Иоганна Генриха фон Тюнена (Родоман, 2007), предложившего в 1826 г. теоретическую модель построения идеального государства. Она представляет собой единственный город-рынок, окруженный несколькими кольцами экономических территориальных зон по мере удаления от центра: садово-огородничества и молочного хозяйства, лесного хозяйства, полеводства и животноводства, пастбищного скотоводства, охоты и несельскохозяйственных промыслов (Хаггет, 1968. С. 203). Данная модель была усовершенствована Э. Хиггзом и его учениками в рамках так называемого палеоэкономического направления в британской археологии (Paleoeconomy, 1975; Higgs, 1977; Jarman, Bay-Petersen, 1977; Early European Agriculture, 1982; Клейн, 2011. Т. 1. С. 544-547). Адепты данного направления предложили анализ ресурсных зон вокруг поселений или стоянок человека, охватывающих территории разного радиуса в зависимости от хозяйственной деятельности обитателей (рис. 8). Так, на многочисленных этнографических примерах было показано, что потенциальная зона земледелия лежит в радиусе от 500 м до 1 км вокруг поселения, пастбищного скотоводства - до 5 км, а охоты - до 10 км от стоянки. При этом важным элементом анализа является не собственно расстояние, а время, которое затрачивается на его преодоление. Рациональное использование сельскохозяйственных ресурсов вокруг поселения возможно при их достижении максимум за час пешего пути (Jarman, 1972; Jarman et al., 1972; Higgs, Jarman, 1975; Barker, 1975; Hodder, Orton, 1976.
P. 229-236; Foley, 1977).В отечественной литературе подобный метод применялся Г.Е. Афанасьевым для изучения потенциальных экономических территорий вокруг аланских поселений в бассейне Среднего Дона (Афанасьев, 1987. С. 21-38; 1993а. С. 118122), о чем уже говорилось выше. Методические аспекты данного анализа, применяемого и автором настоящего исследования, излагаются в следующей главе.
Адепты палеоэкономического направления большое внимание уделяют расчету калорийности продуктов питания, реконструкциям урожайности древних культур и нормам потребления растительной и животной пищи у древнего населения (Early European Agriculture, 1982. P. 14-19; Outram, Mulville, 2005. P. 23; Thompson, 2005. P. 133-134). Одна из последних публикаций на эту тему, которая может служить сравнительным фоном для настоящего исследования, принадлежат перу швейцарского ученого Ренаты Эберсбах (Ebersbach, 2002). В ней автор проводит анализ исторических, этнографических и экономических свидетельств о хозяйстве 30 деревень в разных частях света. Данные об их населении и хозяйстве опубликованы в качестве приложения к монографии на CD-носителе. Для нас наиболее интересны сведения об аббатстве Петерборо в Остене, Англия, относящиеся к 1125 и 1300-1301 гг. Аббатство характеризуется интенсивным смешанным хозяйством, с двупольной, а позднее трехпольной системой земледелия. Согласно данным о потреблении продуктов питания, в год на одного человека приходилось от 322 до 470 кг зерна. При населении 1167-1800 чел. на одного жителя приходилось от 0,46 до 0,8 га пахоты, 0,7 голов крупного рогатого скота, 1,4-2,5 овцы, 0,1 козы. По расчетам автора, на душу населения ежедневно приходилось 3250-4700 ккал энергии, из которых зерновые занимали 2900-4300, мясо - 230-320, молочные продукты 32-9 ккал (Ebersbach, 2002. Taf. 2). Весьма полезными представляются приводимые автором в приложении к монографии данные об энергетической ценности зерновых культур и мясомолочных продуктов питания (Ebersbach, 2002.
Taf. 1).В более поздней работе тот же автор подробно освещает экономику рассматриваемых хозяйств, которую делит на несколько систем (открытые, закрытые, зависимые и наивысшие/максимальные). Каждая система
характеризуется определенным размером пахотных, покосных и пастбищных угодий, а также количеством скота на душу населения; для разных систем характерна разная организация экономики (производство зерновых культур, отгонное скотоводство, сочетание скотоводства и земледелия и т.д.) (Ebersbach, 2007). Этнологические примеры сопоставляются с реконструкцией экономики неолитического населения Швейцарии, анализируемой Р. Эберсбах. При реконструкции палеоэкономической территории населения некоторых неолитических поселений используются методы ГИС (Ebersbach, 2003).
Палеоэкономический подход получил широкую поддержку в первобытной археологии при изучении мезолита и неолита, но при анализе экономики обществ эпохи бронзы, раннего железного века и средневековья палеоэкономическими методами исследователи испытывают серьезные разочарования, поскольку при таком подходе попросту игнорируются социальные и религиозные аспекты в производстве и распределении продукта потребления. Так, например, К. Ренфрью показал, что изменения в производстве продуктов с эпохи неолита сами по себе незначительны, но изменения в организации труда, отношениях власти и землевладении огромны. Серьезную критику вызывает также ретроспекция современных экономических моделей на древние общества (Polizzotti Greis, 2002. P. 5). Таким образом, сторонники палеоэкономического подхода вместе с процессуалистами подвергаются критике со стороны так называемых постпроцессуалистов, которые подчеркивают символическое и идеологическое значение аспектов социальных культур (Я. Ходдер, М. Шэнкс, К. Тилли) (Клейн, 2011. Т. 2. С. 357-372).
При этом сами пост-процессуалисты не занимаются классификацией и обработкой данных, а только их интерпретацией, что порождает в свою очередь критику их направления (Bintliff, 1993; Клейн, 2011.
Т. 2. С. 375-381). По мнению Г. Полиццотти Грейс, выработкой среднего направления между процессуалистами и пост-процессуалистами занимается школа социальной археологии. Представители ее выросли из недр процессуальной археологии (например, Чарльз Редман и Колин Ренфрью). Они рассматривают археологию как социальную науку, занимаясь обработкой данных и их интерпретацией с учетом современных представлений о древних обществах (Polizzotti Greis, 2002. P. 6; Клейн, 2011. Т. 2. С. 293-299, 335-336, 401, 428-446). В последние годы появилась социоэкономическая археология, которая занимается реконструкцией человеческого производства и потребления с учетом социальной специфики изучаемых обществ. В отличие от палеоэкономистов, представители этого направления рассматривают экономику изучаемых обществ как выбор, сделанный социумом, который мы должны понять и изучить. Ресурсы в этой ситуации не просто средства к выживанию, как считали адепты палеоэкономического направления, но важная часть социальной стратегии индивидов и обществ. Примерами последних социоэкономических исследований в Великобритании могут служить работы Б. Канлиффа и С. Пул, Р. Брэдли, Т. Дарвилла, цитируемые упомянутым автором историографического обзора. К этому направлению Г. Полиццотти Грейс относит и свое исследование социальных и экономических аспектов сельскохозяйственной деятельности населения Британии в позднем бронзовом и раннем железном веке (Polizzotti Greis, 2002. P. 7-8). К нему же можно отнести фундаментальное исследование американского археолога Тины Терстон, посвященное изучению социальной эволюции ландшафтов Южной Скандинавии в процессе образования государства (Thurston, 2001). Для настоящей работы наиболее интересны проведенные автором реконструкции пахотных угодий вокруг поселений эпохи раннего Средневековья с использованием фосфатного анализа (Thurston, 2001. P. 186-190, 206). Данный подход можно рассматривать уже в рамках другого направления в изучении поселений - ландшафтной археологии.