5. В. И. Ленин и кодификация советского права

Государственно-правовая деятельность В. И. Лени­на в области правотворчества развернулась особенно интенсивно в период первых кодификаций. Кодифика­ции, как способу систематизации и улучшения действу­

ющсго законодательства, Владимир Ильич придавал важное значение.

Отмеченные выше (а также некоторые другие) отри­цательные явления обусловливались и тем, что в пер­вые годы революции законодательствовал не один, а несколько органов. Наряду с ВЦИК и СНК декреты иногда издавались и наркоматами, и даже местными Советами. Составлением их занимались порой работни­ки, слабо подготовленные политически и юридически. К тому же многочисленность законодательных актов по одним п тем же вопросам подчас затрудняла их практи­ческое использование. Нелегко было, например, быстро получить справку о времени прекращения действия нор­мативного акта, характере и дате изменения, внесен­ного в ту или иную норму.

Все это, конечно, усложняло работу советских и хо­зяйственных учреждений, судебных органов, некоторые работники которых обходили и нарушали законы, зло­употребляли служебным положением, насаждали воло­киту. Поэтому устранение подобных явлений, укрепле­ние законности и правопорядка в республике являлось важнейшей задачей, средством решения которой могла быть также кодификация.

Потребность в кодификации обусловливалась и новыми проблемами, встававшими перед советским го­сударством на том или другом этапе его развития. Бла­годаря кодификации целые отрасли прав приспосаб­ливались к изменяющимся условиям, повышался коэффициент полезного действия этих отраслей.

Вот почему В. И Ленин неоднократно вносил пред­ложения, направленные на упорядочение и совершен­ствование советского законодательства. Так, весной 1918 г., желая узнать позицию по этому вопросу ответ­ственных работников НКЮ, он пригласил их к себе для беседы, \в которой, как видно из его письма от 15 апреля, собирался выяснить:

«1\ что именно сделано для издания Собрания Уза­конений и Распоряжений;

2) —для кодификации...»[147] *

Уже к середине, а тем более к концу первого года Советской власти сложилась база для проведения первой кодификации. Такой базой были Конституция РСФСР, принятая 10 июля 1918 г., и постановление Чрезвычайно­го VI Всероссийского съезда Советов, признавшего факт сформирования основ законов Российской Федерации[148].

К сожалению, практически кодификационная рабо­та завершилась тогда принятием только двух кодексов: Кодекса законов об актах гражданского состояния,, брачном, семейном и опекунском праве (16 сентября) и Кодекса законов о труде (10 декабря).

Названные законы явились громадным завоеванием Советской власти; они прочно устанавливали основы семейно-брачного и рабочего законодательства страны Советов. Гражданская война, поход Лнтанты и некото­рые другие обстоятельства прервали эту работу. В де­кабре 1919 г. удалось частично кодифицировать уголов­ное законодательство: были разработаны «Руководя­щие начала уголовного права».

В. И. Ленин постоянно интересовался деятельностью НКЮ в этой области, давал ценные практические советы кодификаторам, но из-за болезни не мог активно участ­вовать в этой работе. Ближайшими помощниками Вла­димира Ильича в совершенствовании законодательства, укреплении законности и органов юстиции в те годы бы­ли многие «маршалы Ильича», в том числе и такие вид­ные деятели партии и государства[149], как П. И. Стучка, Д. И. Курский, И. В. Крыленко, П. А. Красиков, В. П. Антонов-Саратовский и другие.

Выработка и последующая кодификация первых дек­ретов и постановлений Советского правительства и от­дельных наркоматов означали формирование совершен­но новой советской правовой системы.

Работа по кодификации, проходившая в период меж­ду IX и X Всероссийскими съездами Советов, получила огромный размах >в конце 1921 г. и весной 1922 г., то есть по окончании гражданской войны и иностранной интервенции, когда для этого сложились вполне благо­приятные условия. Кодификация диктовалась очередны­ми задачами социалистического строительства, проведе­нием в жизнь новой экономической политики, усилением потока нормативных актов[150], часть которых страдала серьезными недостатками и не учитывала ранее издан­ные законодательные акты.

Владимир Ильич, начиная с осени 1920 г., настойчиво рекомендует приступить к подготовке кодификации. 5 октября он выступает в Совнаркоме с докладом об организации кодификационных работ[151]. 6 декабря 1921 г. для кодификации хозяйственного права правительство Российской Федерации образовало высшую экономиче­скую комиссию в целях «объединения и ускорения ра­бот по систематизации экономического «законодатель­ства». 1 ноября на заседании Совнаркома Ленин вне предложение, обязывающее НКЮ найти лицо, которое бы специально «проверяло вносимые в СНК законо­проекты с «кодификационной точки зрения. И Владимир Ильич настоял на учреждении при правительстве осо­бой должности «живого кодификатора». Последний почти всегда присутствовал на заседаниях Совнаркома, давая в ходе их нужные оправки правого характера[152]. В письме в НКЮ (от 15 февраля 1922 г.) Ленин спра­шивает: «Что же делается для кодификации?—для ус­транения противоречий»[153]. Выдвигая и обосновывая идею

кодификации, Ленин подчеркивал, что чем совершеннее будет советское право, тем эффективнее оно будет со­действовать проведению нэпа, тем заметнее будет ре­зультат его воздействия на масштабы и темпы социа­листического строительства, на ход и исход борьбы «кто-кого».

Непосредственным толчком и политической базой для развертывания второй в истории РСФСР кодифи­кации явились резолюции XI Всероссийской конферен­ции РКП (б), IX Всероссийского съезда Советов (де­кабрь 1921 г.) и доклад на этом съезде В.

Одной из неотложных задач партии и государства в период восстановления народного хозяйства было водворение во все области жизни строгих начал рево­люционной законности. Такую задачу поставил В. И. Ле­нин перед Советами и всеми трудящимися на IX Все­российском съезде Советов. В докладе съезду он говорил: «Перед нами сейчас задача развития граждан­ского оборота,— этого требует новая экономическая по­литика,— а это требует большей революционной закон­ности. Понятно, что в обстановке военного наступления, когда хватали за горло Советскую власть, если бы мы тогда эту задачу себе поставили во главу, мы были бы педантами, мы играли бы в революцию, но революции не делали бы. Чем больше мы входим в условия, которые являются условиями прочной и твердой власти, чем дальше идет развитие гражданского оборота, тем настоя­тельнее необходимо выдвинуть твердый лозунг осущест­вления большей революционной законности, и тем уже становится сфера учреждения, которое ответным уда­ром отвечает на всякий удар заговорщиков»[154].

В резолюции XI партконференции подчеркивалось, что строгая ответственность qpraHOB и агентов власти и граждан за нарушение созданных советской властью законов и защищаемого ею порядка должны идти рядом с усилением гарантии охраны прав личности и имуще­ства граждан[155]. Эти установки партии определяли на­правление кодификационной работы. Она только начи­налась, а у Ленина уже созрела мысль о необходимости

установления организационно^правовых гарантий закон­ности, идея создания органа надзора за точным и неук­лонным проведением в жизнь кодифицированного зако­нодательства — прокуратуры.

В. И. Ленин специально интересовался вопросами кодифицирования судебного и уголовного права. От ко­дификации он ждал создания такого Свода уголовных законов, который бы еще эффективнее, чем декреты предыдущих лет, ограждал завоевания Октября от посягательств эксплуататорских классов, от проявле­ний мелкобуржуазной стихии в форме хулиганства, хи­щений социалистической собственности, бюрократизма и нарушений «драв и законных интересов рабочих и крестьян.

Работа по кодификации уголовно-правовых норм РСФСР впервые началась в 1919 г. и завершилась вы­ходом в том же году «Руководящих начал по уголовно­му праву». Осенью 1920 г., как видно из архивных ма­териалов, НКЮ разработал проект первого в истории РСФСР Уголовного кодекса под названием «Кодекс уголовных законов»[156].

Из-за чрезмерной перегруженности Центрального Комитета партии и правительства, а также вследствие плохого состояния здоровья В. И. Ленину удалось по­знакомиться только с проектом Вводного закона и ст. 59—69 нового проекта. Внимательно изучив их, Вла­димир Ильич нашел, что некоторые из норм Вводного закона и главы о контрреволюционных преступлениях страдают неточностью или неполнотой формулировок, что ведет к ослаблению их политической значимости. Озабоченный этим обстоятельством, он делится с коди­фикаторами своими впечатлениями и советами. Так, в письме к Д. И. Курскому от 15 мая 1922 г. В. И. Ленин высказывает замечания к п. 5 проекта вводного закона, предоставлявшему революционным трибуналам «впредь до установления условий, гарантирующих Советскую власть от контрреволюционных посягательств на нее», право применения расстрела лишь за цреступления, пре­дусмотренные в семи статьях Уголовного кодекса.

Убежденный в необходимости расширения права три

буналов применять высшую меру наказания и за ряд других контрреволюционных преступлений и назначать виновным иные меры наказания, Владимир Ильич сде­лал три дополнения. Первое из них предусматривает воз­можность применения названной в п. 5 меры наказания еще по пяти статьям (65—69) первой главы Особенной части Уголовного кодекса; второе закрепляет за Прези­диумом ВЦИК право заменять высшую меру наказания высылкой за границу на срок или бессрочно; наконец, согласно третьему дополнению, такой же высылкой ка­рается неразрешенное возвращение из-за траницы на территорию РСФСР. Там же изложено ленинское отно­шение к высшей мере наказания в условиях острой клас­совой борьбы в республике.

Вскоре В. И. Ленин специально беседует с Д. И. Кур­ским о проекте Уголовного кодекса и, в частности, по вопросам, изложенным в записке от 15 мая2. Предметом их разговора был, по-видимому, и вопрос о необходимо­сти широкого и в то же время абсолютно четкого опре­деления понятия контрреволюционного преступления. Это предположение косвенно подтверждается вторым письмом Владимира Ильича в НКЮ от 17 мая. В нем говорится: «т. Курский! В дополнение к нашей беседе посылаю Вам набросок дополнительного параграфа Уголовного кодекса...»; в этом наброске и объясняется, что надо считать контрреволюционным преступлением. К письму приложены два варианта дополнительного па­раграфа.

В первом из них говорится: «Пропаганда, или агита­ция, или участие в организации, или содействие органи­зациям, действующие (пропаганда и агитация) в нап­равлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену

капитализма коммунистической системы собственности и стремится к насильственному ее свержению, путем ли интервенции, или блокады, или шпионажа, или финан­сирования прессы и т. под. средствами, карается высшей мерой наказания, с заменой, в случае смягчающих вину обстоятельств, лишением свободы или высылкой за границу»[157].

Текст второго варианта состоит из двух частей: в первой (пункт «а») контрреволюционным (преступлением объявляется «Пропаганда или агитация, объективно содействующие той части международной буржуазии, которая и т. д. до конца». Во избежание повторений, Владимир Ильич опустил здесь уже известные нам сло­ва из первого варианта.

Во второй части (пункт «б») контрреволюционным преступлением признается участие «в организациях или в содействии организациям или лицам, ведущим деятель­ность, имеющую вышеуказанный характер (деятельность коих имеет вышеуказанный характер)».

Перечитав еще раз вариант «26» и признав нужным улучшить его редакцию, Ленин в правом нижнем углу листка после знака разъясняет, какие организации име­ются в виду: «содействующие или способные содейство­вать»[158] лицам, упомянутым в тексте второго варианта.

В письме, присланном вместе с набросками, Ленин со свойственной ему скромностью считает необходимым предупредить, что его набросок носит черновой харак­тер и потому нуждается в отделке и переделке. Далее он просит Д. И. Курского и других товарищей из НКЮ, которым придется работать над проектом кодекса, глубоко уяснить основную мысль, выраженную в на­бросках. Суть ее в том, что надо «открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически-узкое) положение, мотивирующее суть и оп­равдание террора, его необходимость, его пределы». И в заключение: «Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революцион­ная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого»[159].

При сравнении первоначальной формулировки ст. 57 УК РСФСР с окончательной, в котррой учтены указания Ленина, бросается в глаза ограниченность первой. В ней контрреволюционное преступление определялось слиш­ком узко. Контрреволюционным ст. 57 в первой редакции признавала лишь такое действие, которое непосредствен­но направлялось на свержение Советской власти. Ленин­ская же формулировка охватывала и другие формы борьбы классово враждебных элементов с диктатурой пролетариата. Предложения В. И. Ленина были реали­зованы в ст. 58, 594, 61 и 70 УК РСФСР, утвержденного ВЦИК на третьей сессии в мае 1922 г. В частности, большая часть варианта № 1, разработанного Влади­миром Ильичем, получила воплощение в ст. 57, начи­ная со слов: «а также действия в направлении помощи той части международной буржуазии...» и т. д.

При разработке и обсуждении проекта Уголовного кодекса было учтено ленинское положение о необхо­димости усиления борьбы с такими опасными престу­плениями, как хищения и спекуляция. «Надо,— писал Владимир Ильич,— пересмотреть и переработать все законы о спекуляции, объявив наказуемым (и пресле­дуя фактически с тройной против прежнего строгостью) всякое хищение и всякое уклонение, прямое или косвен­ное, открытое или прикрытое от государственного конт­роля, надзора, учета»1.

Проект Уголовного кодекса стал законом 24 мая 1922 г. О внимании, с которым отнесся к нему законода­тель, говорит тот факт, что на обсуждение и постатей­ное чтение его ушло полных три дня: 15, 16 и 23 мая. Абсолютное большинство участников сессии ВЦИК пол­ностью одобрило содержание и структуру кодекса.

Как уже указывалось, В. И. Ленин, по существу, руководил ходом систематизации почти всех отраслей советского права. Но, пожалуй, особый интерес и прист­растие он проявлял к праву гражданскому. И это не случайно. В нем он видел важный фактор урегулирова­ния общественных отношений в переходный от капита­лизма к социализму период, важное орудие становления и укрепления социалистического строя.

Иное мнение, сводящее роль Ленина лишь к тому,

что он «интересовался кодификационной работой», участвовал в ней, высказано А. Н. Иодковским[160].

Мы считаем это мнение по меньшей мере неточным. В действительности В. И. Ленин руководил, направлял работу НКЮ, фактически готовившего и проводивше­го кодификацию, давал советы, вносил поправки и до­полнения к проектам кодексов (уголовного, граждан­ского, земельного и д»р.).

Многоукладный характер экономики нашей страны в первые годы революции не мог не отразиться на со­держании правовых норм. Задача заключалась в том, чтобы приспособить систему советского законодатель­ства, особенно гражданского, к условиям мирного стро­ительства, сложившимся к 1921 г., направить это зако­нодательство целиком и полностью на решение задач нэпа. Для того, чтобы гражданско-правовые нормы мог­ли выполнить свою историческую миссию — содейство­вать победе социализма, следовало, разъяснял Ленин, в корне их обновить и систематизировать.

Но прежде чем приступить к кодификации, учил В. И. Ленин, в высшей степени полезно осуществить комплекс исследований, в том числе статистических, демографических, экономических. Их результаты, сове­товал он, должны быть тщательно и объективно проана­лизированы, чтобы можно было не только выявить, но и правильно решить вопросы, требующие правового уре­гулирования или перерешения в законодательном поряд­ке, а также, чтобы обнаружить законы отжившие, «гласящие, но не действующие» или нуждающиеся в неотложном «ремонте» (изменении, дополнении, устра­нении противоречий).

Когда в ходе работы X Всероссийской партконферен­ции были сделаны критические замечания в отношений-некоторых законов, В. И. Ленин, изучив их, предложил делегатам приобщиться к законодательной деятельно­сти. Каким образом? Очень просто, разъяснял Влади­мир Ильич: по возвращении на места им следует глубоко заинтересоваться эффективностью и правильностью пра­вовых актов, регламентирующих «продовольственную-диктатуру». Он просил делегатов учесть, что без

их помощи, без критики и обоснованных сигналов сни­зу, без своего рода социологических исследований будет трудно или даже невозможно уменьшить количество не­удач и ошибок в законодательной работе.

Для проведения кодификационных работ, связанных с подготовкой гражданского кодекса, было решено обра­зовать специальную комиссию. Ее функции и задачи были обсуждены на заседании СТО 25 октября 1921 г. Через неделю Совнарком вынес постановление о созда­нии под цредседательством Д. И. Курского комиссии для пересмотра, систематизации и развития законода­тельства по новой экономической политике, то есть той части правовых актов, которая должна была войти в бу­дущий Гражданский кодекс в качестве его сердцевины.

Заботясь об усилении руководства кодификационной работой, Ленин предложил распределить между всеми членами коллегии НКЮ ответственность за разделы в новом Гражданском кодексе и создать в этом Наркома­те особый отдел гражданского права. О значении, кото­рое придавал Ленин руководству таким отделом, можно судить по его предложению Д. И. Курскому проверить «лично дважды и трижды и многажды кандидатуру на пост заведующего этим отделом»[161].

В основу работы кодификационной комиссии легли два программных документа: резолюция XI Всероссий­ской партийной конференции и письмо В. И. Ленина к Д. И. Курскому «О задачах Наркомюста в условиях новой экономической политики». Большое значение для успеха работы комиссии имели, кроме того, письма Ленина к Д. И. Курскому. В резолюции партконферен­ции говорилось о том, что новые формы отношений, соз­данные в процессе революции и на иочве проводимой властью экономической политики, «должны получить свое выражение в законе и защиту в судебном поряд­ке»[162].

Судя по содержанию письма от 17 января 1922 г.

В. И. Ленин к этому времени глубоко продумал задачи и принципы разрабатываемого Гражданского кодекса РСФСР.

Лейтмотив всех ленинских указаний по кодифика­ции советского гражданского права составляет требо­вание: главным в создаваемом первом советском Граж­данском кодексе должно быть узаконение ничем не ограниченного государственного контроля над граждан­ским оборотом, над хозяйственной деятельностью нэп­манов. Из письма В. И. Ленина от 15 февраля 1922 г. видно, что оно — ответ на просьбу НКЮ о том, чтобы Владимир Ильич отозвался о присланном ему для оз­накомления проекте Кодекса гражданских законов РСФСР. Лишенный возможности выполнить эту прось­бу, Владимир Ильич в ответном письме ограничивается изложением одного лишь пожелания: Гражданский кодекс страны Советов должен обеспечить полную га­рантию права Советского государства не только на ре­визию и контроль, но и на расторжение договоров, если имеются к тому серьезные основания.

Придавая данному вопросу важное значение, Ленин в том же письме просит т. Курского прислать ему «вы­писки тех статей кодекса, которые предусматривают названную гарантию, давая тем самым понять, что хо­чет лично изучить содержание этих статей1.

В письме к Д. И. Курскому от 20 февраля 1922 г. в числе других задач В. И. Ленин ставит перед НКЮ за­дачу добиться уяснения всеми работниками Комисса­риата и судов сущности нэпа и так называемого госу­дарственного капитализма, необходимости ограничить, обуздать, контролировать, ловить на месте преступле­ния, внушительно карать всякий капитализм, выходящий за рамки государственного капитализма, всех тех, кто не хочет считаться с буквой и духом «нашего коммуни­стического законодательства»2. Приведенными установ­ками вождя и руководствовалась комиссия по сос­тавлению первого в истории Советского государства Гражданского кодекса.

В. И. Ленин не только был в курсе того, как идет ра­бота по составлению проекта кодекса, но и давал ко­миссии советы: на каких вопросах следует акцентиро­вать внимание, как надо сформулировать важнейшие гражданско-правовые нормы и т. д. Например, в письме к

наркому юстиции, датированном 20 февраля, Владимир Ильич обращает внимание работников, участвующих в подготовке нового гражданского законодательства, на существующую опасность слепого подражания Западу, некритического заимствования догм буржуазного ци­вильного права. В связи с этим Ленин предупреждает о недопустимости перенимать «старое, буржуазное поня­тие о гражданском праве» и настаивает на необходимо­сти «вырабатывать новое гражданское право»[163].

В. И. Ленин добивался, чтобы важнейшие правовые институты, основные юридические понятия получили в кодексе трактовку с позиций социалистического права и правосудия, «которые творят рабочие и крестьяне», свидетельствует Д. И. Курский.

Считая важным разъяснить, из чего должна исхо­дить кодификационная комиссия при определении ос­нования и пределов вторжения Советского государст­ва в область гражданско-правовых отношений, Владимир Ильич в том же письме указывает, что «... мы ничего «частного» не признаем, для нас все в области хозяй­ства есть публично-правовое, а не частное. Мы допуска­ем капитализм только государственный, а государство, это — мы, как сказано выше. Отсюда — расширить применение государственного вмешательства в «частно­правовые» отношения; расширить право государства отменять «частные» договоры; применять не Corpus juris romani к «гражданским правоотношениям», а наше революционное правосознание»[164].

В целях усиления гарантий охраны имущественных интересов пролетарского государства Ленин считал необходимым предоставление законодателю права за­ступаться за эти интересы, если последние окажутся не защищенными или слабо защищенными судом.

Такую точку зрения Владимир Ильич высказал пос­ле ознакомления с заключением Д. С. Постоловского о «Положении об обязательствах, вытекающих из дого­воров». Согласно этому заключению, -в законе следовало

бы оговорить право признания договора недействитель­ным только судом. На полях заключения Ленин 27 фев­раля делает пометку: «Не только судом, но и ВЦИК»[165].

В духе ленинских указаний были пересмотрены и пересоставлены все принципиально важные статьи про­екта. Так, в новом варианте ст. 30 предусматривала возможность признания недействительным любого дого­вора, заключенного в ущерб государству.

Насколько важную роль сыграла эта норма на прак­тике, видно из решений Верховного суда РСФСР за 1923—1926 гг. Подчеркивая политическую значимость ст. 30, ставшей одним из самых боевых правил, Верхов­ный суд Российской федерации в одном из своих опре­делений констатировал, что она, то есть ст. 30, «знаме­новала собой с самого начала введения в действие ГК беспощадную борьбу со «всякого рода спекулятивными сделками и стремлениями восстановить или укрепить в Республике Советов отношения, которые бы основы­вались на гражданско-правовых нормах дореволюцион­ного времени»[166].

21 февраля 1922 г. Совнарком приступил к обсужде­нию проекта Гражданского кодекса. Группа видных юристов, воспользовавшись отсутствием на заседании В. И. Ленина (он «в это время болел), сумела, «видимо, обосновать «вредность» ст. 30, поскольку она-де может ослабить развитие гражданского оборота. По их настоя­нию данная статья была исключена из проекта. Кроме того, на том же заседании не были учтены полностью предостережения, сделанные Лениным в письме о за­дачах НКЮ в условиях нэпа.

Узнав об этом, Ленин глубоко возмутился. Убежден­ный в том, что на заседании правительства 21 февраля «совершенно изгадили кодекс», он 22 февраля обратил­ся в Политбюро ЦК РКП (б) с письмом, в котором просил до внесения проекта «в Президиум ВЦИК обсу­дить поставленный им вопрос в Политбюро. Из письма видно, что Ленин собирался лично ознакомиться с про­ектом и дать на него заключение. В последней части письма Ленин настаивал на образовании новой комис­сии из трех проверенных юристов, способных сформу­

лировать необходимые поправки и дополнения к Ко­дексу.

Главной задачей новой комиссии, по определению Ленина, было «полностью обеспечить (в нормах Кодек­са — И. С.) интересы пролетарского государства с точки зрения возможности контролировать (последующий контроль) все без изъятия частные предприятия и отме­нять все договоры и частные сделки, противоречащие как букве закона, так и интересам трудящейся рабочей и крестьянской массы. Не рабское подражание буржуаз­ному гражданскому праву, а ряд ограничений его в духе наших законов, без стеснения хозяйственной или торго­вой работы»[167].

27 февраля В. И. Ленин ознакомился с переработан­ным 'вариантом проекта Кодекса. Однако и на сей раз проект не совсем удовлетворил его, что видно из сде­ланных им замечаний© письме к А. Д. Цюрупе от 1 мар­та. Надо, пишет он, «кодекс подработать детальнее»[168].

На доработку окончательного варианта проекта Гражданского кодекса ушло еще несколько месяцев. Работа над ним была закончена только к осени. Дваж­ды— 10 и 24 октября 1922 г.—он подробно, постатейно обсуждался в Совнаркоме с участием Владимира Иль­ича[169]. Одобренный правительством, проект кодекса был внесен на утверждение ВЦИК. 31 октября 1922 г. он стал законом. Знакомясь с содержанием кодекса, можно легко заметить, что в ряде его статей (5, 16—18, 21, 22, 53 и др.) отражены ленинские идеи о социалистическом гражданском праве.

Важно напомнить, что В. И. Ленин не только опре­делил задачи и принципы будущего Свода законов со­циалистического гражданского права. Он позаботился и о наиболее удачном названии его. На первом этапе работы над проектом Свода последний именовался «Кодексом законов об обязательствах, возникающих из договоров». Позднее в решении Политбюро ЦК РКП (б) от 22 марта 1922 г. ему было дано название «Граждан­ское уложение». В материалах Коллегии НКЮ он зна­чится как «Кодекс гражданских законов РСФСР».

В большинстве же ленинских документов, относящихся к вопросу кодификации гражданского права (см. пись­ма В. И. Ленина в НКЮ, Политбюро), речь идет толь­ко о Гражданском кодексе[170].

Как известно, законодатель (ВЦИК) воспринял как наиболее удачное и наиболее точное название, предло­женное Владимиром Ильичом[171].

Радуясь успехам в работе по кодификации отдельных отраслей советского права, Ленин поставил в то же время задачу подготовки к 5 годовщине Октября Свода всех изданных в 1917—1922 гг. законов.

25 сентября 1922 г. в письме к Н. В. Крыленко, тог­дашнему заместителю наркома юстиции, он спраши­вает: «Что у Вас делается для выпуска свода законов Советской власти? Спит отдел кодификации или гото­вит нечто к 5-летнему юбилею?»[172].

На следующий день Н. В. Крыленко подробно ин­формировал Ленина о всех интересовавших его меро­приятиях НКЮ. Он, в частности, сообщил, что в основ­ном уже завершена систематизация норм судебного и гражданского права. Своды этих законов (в виде Поло­жения о судоустройстве РСФСР и Гражданского кодек­са) вносятся на рассмотрение очередной, октябрьской, сессии ВЦИК. Кроме того, подготовлены и другие ко­дексы законов: о земле, о труде, которые также пере­даются на рассмотрение законодательных органов. Однако завершить кодификацию всех законов, издан­ных в республике в 1917—1922 гг., подчеркивает т. Кры­ленко, невозможно[173]. Хотя в справке НКЮ ничего не сказано о причинах, но они были понятны Ильичу: за­конодательных актов, подлежащих пересмотру и систе­матизации, было очень много (около 400), а времени до юбилея республики оставалось мало.

Как .видно из справки Н. В. Крыленко, параллельно с кодификацией гражданского законодательства НКЮ

занимался также и систематизацией законов земель­ных.

17 октября на заседании Совнаркома, которым руко­водил Ленин, обсуждался доклад комиссии по разра­ботке Земельного кодекса. О том, что с проектом лично ознакомился Владимир Ильич, свидетельствуют его по­метки на 5, 9 и 13 страницах[174]. Проект подвергся все­стороннему рассмотрению. Владимир Ильич проверил, учтена ли его просьба, адресованная кодификаторам, глубоко вникнуть в вопрос об аренде и концессии в зем­леделии. Тогда, в процессе разработки проекта этого кодекса, Ленин разъяснял его составителям (в письме в НКЮ от 25 октября) принципиальное недопущение аренды. «Кто обрабатывает, тот владеет и тут. Государ­ство— собственник, арендатор совхоза обрабатывает. Это, собственно, не арендатор, и это не аренда в собст­венном смысле. Это, скорее,— передача управления.

Надо в это .вникнуть подетальнее и обстоятельнее»[175].

Как известно, сформулированные в этом письме положения получили отражение в Законе о трудовом землепользовании, утвержденном 22 мая 1922 г., а сле­довательно, в Земельном кодексе, куда вошел и назван­ный закон. Кодекс допустил лишь кратковременную аренду земель ослабленных трудовых хозяйств.

Осенью 1922 г. состоялась IV сессия ВЦИК IX созы­ва. Информированный о ее повестке дня (принятие ряда кодексов) В. И. Ленин, несмотря на состояние своего здоровья, решает принять в ней участие. В речи, про­изнесенной им на заключительном заседании ВЦИК, В. И. Ленин указал на значение каждого из утвер­жденных кодексов.

Так, касаясь Кодекса законов о труде, назвал его «громадным завоеванием Советской власти» и указал на то, что этот кодекс «прочно устанавливает основы рабочего законодательства»[176]. Обратившись затем к прин­ципиальным особенностям только что утвержденного Гражданского кодекса, Ленин подчеркнул: «... мы и здесь старались соблюсти грань между тем, что является законным удовлетворением любого гражданина, свя

занным с современным экономическим оборотом, и тем, что представляют собой злоупотребления нэпом, кото­рые во всех государствах легальны и которые мы лега­лизовать не хотим»1.

Как и в докладе на V Всероссийском съезде Советов, так и ,в речи на октябрьской сессии ВЦИК В. И. Ленин подчеркнул одну чрезвычайно «важную мысль: в усло­виях быстро развертывающегося социалистического строительства не может «быть и речи о фетишизации закона или кодекса. В том случае, когда жизнь, инте­ресы народа потребуют внесения в законы изменений и дополнений или даже их отмены, Советская власть бе­зусловно сделает это.

Закончившаяся в основном в 1922 г. кодификация большинства отраслей права подняла советское законо­дательство на более высокую ступень, сделала его более совершенным и авторитетным. Но если в процессе при­менения его, учил Ленин, окажется, что отдельные его нормы плохи, они будут заменены другими, лучшими. Указав на замечательную особенность советского зако­нодателя, состоящую в том, что он необыкновенно чуток к голосу жизни, требованиям масс об улучшении дек­ретов, Владимир Ильич «заверил участников сессии, весь советский народ, что наш законодатель и впредь будет таким. Имея в «виду возможные злоупотребления нэпом, Ленин сказал: «Если текущая жизнь обнаружит зло­употребления, которых мы не досмотрели раньше, мы сейчас же внесем нужные исправления». И еще раз под­черкнул связь законодателя с жизнью, оперативность его реагирования на новые «запросы времени: «...всякое предложение, касающееся изменения старых законов, встретит у нас всегда не тормоз, а поддержку и самое благожелательное отношение в высшем законодательном нашем учреждении»2.

1922 год вошел в историю Советского государства как год важных кодифицированных работ, осуществлен­ных по инициативе и под руководством В. И. Ленина. Принятые в том году пять кодексов и ряд положений (о прокуратуре, адвокатуре, о судоустройстве) вместе с тысячами других законов, изданных до 1924 г.,—убеди­

тельное подтверждение того, что «законодательные и процессуальные нормы в первый пёриод Советской вла­сти, при жизни Ленина и нескольких лет после его смер­ти, быстрее развивались»[177], чем в последующие годы (в 30—40-е).

В. И. Ленин заботился о высокой культуре и совер­шенствовании стиля работы законодательных органов. С трибуны XI съезда РКП (б) он призывал работников, участвующих в правотворчестве, работать лучше, ква­лифицированнее, добиваться, чтобы ВЦИК работал более энергично. ВЦИК, указывал Владимир Ильич, не должен допускать случаев внесения в СНК законопроек­тов, относящихся к его (ВЦИК) ведению[178].

История разработки и издания многих законодатель­ных актов, о которых шла речь -выше (Конституция 1918 года, проекты кодексов, Положение о прокурор­ском надзоре и др.), показывает глубоко уважительное отношение Ленина к законодателю, его безоговорочное подчинение решениям партии, Центрального Комитета. Такое же отношение он воспитывал своим личным приме­ром у рабочих и крестьян[179].

Когда в СНК или ВЦИК возникали споры по прин­ципиальным вопросам, связанным с обсуждением того или иного законопроекта, Владимир Ильич никогда не апеллировал к авторитету представляемой им власти, не навязывал «во что бы то ни стало свое предложение, свою

формулировку. В такого рода ситуациях он рекомендо­вал своим оппонентам выслушать и подчиниться мне­нию (директиве) самого авторитетного судьи — ЦК РКП (б) или его Политбюро.

В конце 1922 г. успешно закончилась вторая коди­фикация советского права, успешно потому, что задачи и основы ее сформулировал В. И. Ленин и что он лично руководил ее ходом.

Кодификация законодательства, завершенная в РСФСР, имела большое значение для братских союз­ных республик. Она во многом облегчила труд законо­дателя в этих республиках, разработку и принятие ими собственных одноименных кодексов: трудового, земель­ного, гражданского, уголовного и других.

С образованием Союза ССР стала необходимой ко­дификация общесоюзных законоположений. Предвидя необходимость осуществления такой работы, В. И. Ле­нин уже в 1923 г. вносит предложение о создании при Совнаркоме СССР комиссии законодательных предпо­ложений, призванной заниматься систематизацией и со­вершенствованием обширного, бурно развивающегося общесоюзного законодательства[180].

Проводя кодификации и в 1922 г. и в наши дни, Советское государство исходило и исходит из ленинских идей о роли социалистического права, из разработанных В. И. Лениным теоретических основ правотворческой деятельности государства рабочих и крестьян, а также из обоснованных им принципов и форм совершенствования действующего законодательства и, наконец, из предель­но ясных и убедительных рекомендаций о языке закона и законодательной технике, сформулированных Лени­ным-юристом.

Ленинские указания по вопросам кодификации были учтены и реализованы в 1958—1960 гг. при разработке и обсуждении проектов общесоюзных Основ законода­тельства по различным отраслям права. Ими руковод­ствуются все союзные республики в процессе осуществ­ляемой в них кодификации.