Ликия
Любое исследование матриархата должно начинаться с ликийцев.
Благодаря этому народу мы обладаем богатейшими и самыми точными документальными свидетельствами о матриархате.
Следовательно, нашей первой задачей будет создать твёрдую основу, рассмотрев то, что античные писатели утверждают о них.Геродот сообщает, что ликийцы происходят с Крита, и что при Сарпедоне они были известны как термулиап- цы, и имя, которое они носят до сих пор дано им позже их соседями. И что, когда Лик, сын Пандиоиа, пришёл из Афин в земли термулианцев, чтобы посетить Сарпедона, они после этого и были названы ликийцами.
Сам историк продолжает: «Их обычаи частично критские, частично карийские. Впрочем, есть у них странный обычай, которого нет ни у одного другого народа: они берут имена по матери, а не по отцу. И когда кто-то спрашивал ликийца, кто он, он определял своё происхождение по материнской линии и перечислял матерей матери, и когда женщина-гражданка выходит замуж за раба, на детей будут смотреть как на благородных. Но если мужчина-гражданин, даже самый благородный, возьмёт в жёны иностранку или наложницу, дети будут обесчещены»1. Что делает этот пассаж столь заслуживающим внимания, так это описание обычая имянаречения по матери в связи с положением детей, предписанным законом, следовательно, как части основного мироощущения, которое впоследствии полностью реализуется.
Наблюдения Геродота подтверждаются и дополняются другими авторами. Следующий фрагмент дошёл до нас из Николая Дамасского «Всеобщей истории»: «Ликийцы выказывают женщинам большее почтение, чем мужам. Они принимают имена от своих матерей. И оставляют своё имущество на своих дочерей, а не на сыновей»2. Гераклид Понтийский кратко обозначил: «Они не имеют писаных законов, а только неписаные обычаи. С незапамятных времён ими правят женщины»3.
В дополнение мы отмечаем рассказанное Плутархом, что он помещает в свой труд за авторством Нимфида Понтийского. В буквальном переводе сообщается: «Нимфид рассказывает в своей четвёртой книге о Гераклее, что дикий кабан однажды повадился вредить Гераклее, уничтожая животных и фрукты, пока не был убит Беллерофонтом. Но герой не получил благодарностей за своё деяние, он проклял ксантийцев и умолял Посейдона покрыть всю землю солью. И так везде всё пришло к разрушению, ибо земля стала горькой, и весть об этом дошла до самого Беллерофонта. Вняв мольбам женщин, однажды он снова взмолился Посейдону, чтобы положить конец опустошению. Оттуда пошёл обычай среди ксантийцев давать имена не по отцу, а по матери»4. История Нимфида показывает наречение по материнской линии, как результат религиозного отношения. Плодородие земли и плодовитость женщин, кажется, рассматриваются в одном контексте.
Это последнее представление проявляется даже более сильно в другой версии того же мифа. В том же пассаже Плутарх сообщает: «История, что, как говорят, имела место в Ликии, в сильной степени похожа на басню, но она основана на древнем мифе. Согласно этому мифу, Амисодар, или как его называли ликийцы, Исарас, пришёл из ликийского поселения близ Зелен с несколькими пиратскими кораблями, которые были подосланы Кеймаррхом, воинственным, но диким и жестоким человеком. Он приплыл на корабле, на носу которого был вырезан знак льва, а на корме - знак змея, и наносил ликийцам ущерб, так как они не могли ни выйти в море, ни жить в прибрежных городах. Беллерофонтубил его, преследуя на Пегасе. Так же он
прогнал амазонок, но не смог тем самым заслужить награды, а Иобат относился к нему в высшей степени не по заслугам. Поэтому он пошёл к морю и умолял Посейдона сделать эту землю скудной и нсплодород ной. Когда он ушёл после своей молитвы, поднялась волна и затопила землю. Было ужасно видеть, как море поднялось и следовало за ним, покрывая равнину. Мужчины ничего не добились своими мольбами о том, чтобы Беллсрофонт остановил морс, по коі ’да женщины, собрав свои одеяния, пришли к нему, он уступил [своей] скромности, и в то же время, как будто это связано, воды отступили»5.
Здесь Беллерофонт предстаёт в двойственном отношении к женскому роду. С одной стороны, он сражается с амазонками и громит их. С другой стороны, он отступает перед символом женственности и не может воспротивиться признанию женщин, так что он становится фактическим основателем ликийского матриархата. Это двойственное отношение, включающее в себя и победу, и поражение, в высшей степени примечательно. Оно показывает нам материнское право в конфликте с отцовским правом, которое урывае ’ т только частичную победу. Амазонство, радикальное ответвление материнского права, разрушается коринфским героем, потомком Сизифа. Воинственные девы,убивающие мужчин, оказались побеждены. По высшее право женщины, возвращение к браку и её половым позывам, выходит победителем из этой борьбы. Было уничтожено только амазонское искажение матриархата, но не матриархат как таковой.
Материнское право воплощено в материальной природе женщины. В мифах, которые нами цитируются, женщина приравнивается земле. Как Беллерофонт преклоняется перед символом женского плодородия, так и Посейдон отсылает назад свои опустошительные волны из находящейся под угрозой страны. Мужская оплодотворяющая сила уступает высшее право принимающей, порождающей материи. Чем земля, мать всего, была для Посейдона, тем земная смертная женщина была для Беллерофонта. Гг] (земля) и yvvq (женщина), или Гея, отождествляются. Женщина занимает место земли и продолжает примордиальное материнство земли среди смертных.
Оплодотворяющий мужчина кажется представителем всё зачинающего Океана. Вода - оплодотворяющий элемент. Когда она смешивается с женственным земным веществом, которое она пропитывает и оплодотворяет, зародыш всей теллурической жизни развивается в тёмных глубинах материнского лона. Таким образом, Океан составляет с землёй оппозицию, как мужчина с женщиной. Кто занимает первое место в этом союзе? Который его член будет главенствовать, Посейдон или земля, мужчина или женщина? Этот конфликт описывается в приводимом нами мифе.
Беллерофонт и Посейдон стремятся к победе отцовского права. Но оба они удаляются поверженные перед символом принимающего материнства. Соль - символ и суть мужской силы - служит не для того, чтобы опустошать, а для того, чтобы оплодотворять. Материальный принцип материнства торжествует над нематериальным пробуждением силы мужчины.То же предполагается в других аспектах мифа. Беллерофонт должен присвоить себе половину всего завоевания. Его победа следует за поражением. Поддерживаемый Пегасом, которого он укротил при помощи Афины, он поборол и разгромил амазонок. Он снизошёл с ледяной вершины, чтобы атаковать их сверху6. Но когда он решил подняться на своём крылатом коне ещё выше и принести свет небесных высот, то пробудил ярость Зевса. Низвергнутый Беллерофонт упал на Алейское поле. Поражение отличает его от других поборников материнского права, от Геракла, Диониса, Персея и аполлонических героев, Ахилла и Тесея. Они уничтожают любой матриархат вместе с амазонством. Как чистая сила света, они превозносят бестелесный солярный принцип отцовства над материальным и теллурическим материнским правом. Но Беллерофонт не смог достичь чистых высот небесного света. В ужасе он глядит на землю, которая принимает его обратно, в то время как он вниз головой падает с высот, на покорение которых он отважился. Пегас, крылатый конь, рождённый из потока крови Горгоны, жеребец, которого обуздала Афина, достигает цели своего высокого полёта, но земной наездник вновь погружается в землю, к ко
торой, как сын Посейдона, он принадлежал. В сноси мужественности - это всё ещё акватический принцип Посейдона, который играет такую видную роль и ликийских культах. Физическое основание сто бытия - это теллурическая вода или вода, окружён имя землёй, которая берёт её влажность и возвращает её назад в бесконечный цикл. Ему не суждено подняться над этой теллурической сферой к солярным высотам, перевести отцовский принцип из материи к солнцу. Он не может лететь вслед за божествен і іы м жеребцом.
Крылатый конь также принадлежит теллурической воде, об - ласти Посейдона. Из-под его копыт струилась плодородная весна. Крылья позволяли ему подниматься до небес, где он прилежно провозглашал каждое утро, подводя к Авроре сияющего солнечного бога. I Іо он не солнце сам по себе, а только его вестник. I • Іа земле и в небе он повинуется женщине: земле - Афине, в небе - Матер Матуте, греческой Эос. Сам ом, как Беллерофонт, всё ещё стоит на материнском праве, но как Аврора указывает на приближение солнца, так и он указывает на высший солярный прим ци и, в котором проявляется отцовское право. Хотя он превзошёл низший уровень, он пока не достиг высшего. До сих пор мы только едва коснулись того, что аспект ликий- ского мифа тесно связан с матриархатом. Но миф) еще содержит и другую сторону, обсуждение которой зі і а- чительно поспособствует пониманию нашего предмета. Троих детей родила герою Филоноя-Кассамдра, дочь Иобата: Исандера, Лаодамию и Гипполоха. Первые двое были отняты у него по воле богов. Ненавидимый богами одинокий отец странствует по Алейскому полю, снедаемый горем и избегающий путей смертных, пока также не будет сражён мучительной смертью. Таким образом, герой, который рассчитывает достичь бессмертия, видится себе и своему роду уступившим закону земной материи. Как делосский Аний7, человек скорби (avia), он должен пережить смерть своих детей и сам в конце встретить смерть. То, что Овидий говорит о Кинире, правдиво также и для него: si sine prole fuisset, inter felices Cinyras potuisset haberi(если бы не имел потомства, Кинир мог бы упоминаться среди счастливых)8. И вновь мы
видим Беллерофонта в том же свете, что и ранее. Сын Посейдона принадлежит материи, которой заправляет смерть, а не высший свет, которым правили бессмертные. Ему немного оставалось до бессмертия. Он падает на землю, где встречает свою судьбу. Он принадлежит миру бесконечного возвращения, а не миру бытия. Всё, что несёт материальная энергия, движется, будучи приговорённым судьбой к смерти.
Хотя сама энергия может быть вечной, всё, что она производит, обречено быть смертным. Посейдон являет энергию, Беллерофонт - её порождение.Род бессмертных - только в последовательности поколений. «Так человеки: сии нарождаются, те погибают»9. «Род смертных подобен растениям, всегда движется по кругу, - говорит Плутарх. - Одно в жизни цветёт, пока другое умирает и подкашивается»10. И бесподобно Вергилий воспевает пчёл, в которых природное государство выражает чистейший прообраз материнского права:
Так, хоть у них у самих ограниченный возраст и вскоре Их обрывается жизнь (до седьмого не выжить им лета), Все ж остаётся их род бессмертным, и многие годы Дом Фортуна хранит, и предки считают предков.11
Смерть есть непременное условие жизни, и жизнь растворяется в смерти - в порядке, согласно с которым род может остаться нетленным в вечном противостоянии двух полюсов. Это определение жизни и смерти есть тема для бесконечного числа мифов, оно нашло яркое выражение в Беллерофонте. Он привносит в него оплодотворяющий принцип Посейдона, но в то же самое время, и мы можем сказать, по той же самой причине, он хранитель смерти, выражение разрушительного принципа природы. Он так определяется своим именем, Беллерофонт или Лаофонт: оплодотворяющий сын Посейдона, он назван «убийцей народов». Его жизненный путь начался с непреднамеренного убийства своего брата, с «убийства родной крови». Порождающая сила в то же время - сила разрушения. Он побудил жизнь действовать ради смерти. В теллурическом создании возврат к бытию и уход из него идут рука об руку. В каждый момент земного
существования одно неразрывно с другим. Бо вес времена, в любом теллурическом организме жи 'тіь немыслима без смерти. Что-то одно уходит, другое занимает его место, и только когда будет уничтожено старое, может взойти новое.
Внешняя манифестация принципа становится жертвой нескончаемого разрушения. Только сам принцип дли ■ т- ся вечно. Как Химера, род Беллерофонта трижды порождён для смерти. Это определяет тот же закон. Отец может потерпеть крах, воплощая что-то в молодости, но в своей старости он воспринимает о • то, глядя на своих собственных потомков. Как Фетида, он тщетно обманывает себя в том, что смертный мужчина, породив, может наделить себя бессмертием. Напрасно он бежит от засады, устроенной ему Иобатом, как Молиониды, попавшие в ловушку Геракла в Немее. Сейчас ему остаётся узнать, что одна участь, один fatum,диомедова неизбежность поражает и низшие, и высшие творения, что боги окружают все земные вещи одинаковым презрением. Ликийский Дедал, мужественный творец жизни, тоже ужален болотной змеёй, - так встречает он смерть, которую помышлял избежать. Поэтому Беллерофонт обвиняет в неблагодарности, поэтому он взывает к мести Посейдона земле ликийской. Он хочет наказать бесплодием порождающую материю, что напрасно одарила его детьми, дав им только смертность и взрастив исключительно ради смерти. Следовательно, как Пигмалион12, он приходит к одиночеству. Лучше вообще не иметь потомков, чем сделать их жертвами вечного разрушения. Какова цель бесконечной бесплодной работы? Почему Окн должен стареть, плетя свой канат, когда ослица продолжает его есть? Почему Данаиды должны заливать воду в бочку, испещрённую дырами? Далее пусть соль не зарождает, но опустошает, делая порождающую материю не плодородной, а бесплодной. Так разочарованный Сизифид заклинает в своей безысходности. Дурак! Он ослеплён самым глубинным законом теллурической жизни, законом, которому сам принадлежит, закону, что управляет женским лоном. Только в зале солнца, который напрасно искал он можно обрести богатство, бессмертие и не-
рушимую власть над действительностью. Под луной господствует закон материи, смертью обозначающий всю жизнь, как двух близнецов.
Но кто и обильем велик,
Кто и видом своим превосходит всех,
Кто и силой проблистал, подвизаясь в боях, - Пусть помнит:
Он в смертное тело одет,
И концом концов
Будет земля, которая его прикроет.1'3
Мудрее, чем его родитель, благородный сын Гипполоха Главк, который носит имя самого Посейдона*. Когда Диомед встречается с ним в битве и спрашивает о его родословной, тот ему отвечает сравнением с листьями, которое предшествовало у Гомера его рассказу о Беллерофонте:
Листьям и дубравам древесных подобны сыны человеков: Ветер одни по земле развевает, другие дубрава,
Вновь расцветая, рождает и с новой весной возрастают;
Так человеки: сии нарождаются, те погибают.'4
Чего Беллерофонт не знал так это того, что было волнующе сказано сыном Гипполоха. Один закон правит и самым высоким, и самым низким творением. Как листья на дереве, так и поколения людей. Сизиф вечно толкает камень, и он всегда подло скатывается вниз к дому Гадеса. Листья, животные, люди всегда обновлялись вечной работой природы, но всегда напрасно. Это закон и судьба материи, которую Беллерофонт распознал, подобно тому, как дети, узнают мать под ее морщинами.
В устах ликийца такое сравнение имело двойное значение, которое безошибочно раскрывает перед нами основание ликийского материнского права. Листья дерева
*ГХиѵк6