Неслужилые или жилецкие люди.
Неслужилые или жилецкие люди делились в настоящем периоде: 1) на городских или посадских людей и 2) на сельских или уездных.
1. Городское или посадские люди во всех городах делились на лучших, средних и молодших, а в Москве - на гостей, торговых людей гостиной сотни, сурожан, суконников, купцов и торговых людей черных сотен.
Гости были первым классом городских людей: в этот класс зачислялись только оптовые торговцы, торговавшие с другими городами и иностранными землями. В Судебнике, в статье о бесчестье сказано, что гостям за бесчество платилось 50 рублей, тогда как прочим торговым людям только 5 рублей; даже многим из служилых людей платилось менее, так как пеня за бесчестье определялась жалованьем, получаемым от государя. Гости, богатейший класс горожан, пользовались большим уважением и во многих правах равнялись с дворянством. Они имели вотчины и, что всего страннее, поместья, и в общей раскладке податей по сохам не мешались с крестьянами, а несли свои особенные повинности. Поместья давались гостям за службу, которая была какая-то смешанная: то выборная общественная, то касавшаяся только частных государевых дел; так, гости были главными распорядителями при сборе податей и торговых пошлин, а также продавцами государевых товаров; на них лежала обязанность пересматривать товары у приезжих иностранцев и отбирать часть их в казну государева двора в виде пошлины. Для этой службы гости избирали из своей среды людей каждый год, так как они служили по выбору только в течение одного года.
Торговые люди гостиной сотни составляли второй класс городских людей. Когда учрежден этот класс - неизвестно; в первый раз по памятникам он упоминается при царе Федоре Ивановиче, а потом в приговорной грамоте об избрании на царство Бориса Федоровича Годунова, в которой за подписью гостей следует надпись торговых людей гостиной сотни. В гостиные сотни, кажется, зачислялись средние и младшие гости.
В службе по выборам люди гостиной сотни занимали низшие должности целовальников или присяжных депутатов по своему классу назначались сборщиками при таможнях, мытницах и перевозах и ларечными старостами при продаже государевых товаров небольшой важности.Сурожане и суконннки составляли третий класс городских людей в Москве. Они упоминаются еще при Дмитрии Ивановиче Донском и, по всем дошедшим до нас памятникам, принадлежали к зажиточнейшим горожанам и резко отличались своими правами от остальных городских жителей; в грамотах говорилось о них: «С черными сотнями никаких дел им не делати и не тянути ни в чем, опричь своей суконной сотни, и питье им всякое у себя держати про себя безпенно и безвыимочно[143], и подвод у них по всем городам и по ямам и на дороге не имати».
Остальные купцы были известны под именем торговых людей черных сотен. Они вели торг только в том городе, где жили, и для этого имели торговые ряды. Кроме городских податей и платы оброка за лавки на них лежали различные мелкие службы по городу или посаду; так они выбирались в таможенные и ларечные целовальники при разных казенных сборах; кроме того, на них лежали траты по укреплению города, на содержание улиц, площадей и другие городские расходы. В соборной грамоте 1642 года вот как говорят торговые люди черных сотен о своих повинностях: «А мы, сироты твои, черных сотен и слобод сотские, и старостники и все тяглые людишки ныне грехом своим оскудели и обнищали от даточных людей, от подвод, от поворотных денег и от городоваго и землянаго дела и от твоих великих государевых податей и от многих целовальных служб; а служат с нас, сирот твоих, в твоих государевых разных приказех на всякий год по 145 человек целовальников, да с нас же, сирот твоих, стоят на земском дворе безпрестанно и без съезду 75 человек ярыжных, да извозчики с лошадьми для ради пожарнаго времени и платим целовальникам, и ярыжным, и извозчикам ежемесяцев кормо- выя и подможныя деньги».
К черным же сотням городских людей тогда причислялись еще разные городские ремесленники, или, как их тогда называли, делюи, т.е.
деловые люди. Они во всех податях и повинностях тянули вместе с купцами черных сотен по своим животам и промыслам. Этот класс городских людей разделялся на два разряда, резко отличающиеся один от другого по своим отношениям к государству: 1) на вольных и 2) на казенных, или государевых делюев. Вольные делюи собственно состояли в городском тягле, были членами городской общины, а казенные, хотя и жили в городах, но не участвовали в городских размежах и разрубах, а тянули тягло по своим разметам и жили особыми слободами в городах; их тягло состояло в службе своим ремеслом казне или двору государеву, или же, когда не было казенных и дворцовых работ, в оброке, который определялся ценой их обыкновенной годичной работы. К ним принадлежали казенные плотники, кирпичники, гончары, каменщики, хамовники или ткачи столового белья, бараши, или строители государевых палаток, садовники и огородники, котельщики, мельники, пушкари, зелейные (пороховые), печатные и денежные мастера, кодашевцы, или бочары, портные и другие ремесленники, подведомые дворцу государеву и имевшие свою управу.Все исчисленные здесь классы городских жилецких людей составляли отдельные общины, управлявшиеся своими старостами, сотскими и десятскими и в раскладке податей и повинностей имевшие свои, отдельные от других общин, раз- метные книги и именные списки. В судебнике сказано: «Раз- метные книги старостам, сотским и десятским и всем людем тех городов своих разметов земскаго дьяка руку за своими руками ежегодь присылать в Москву».
В городах, кроме Москвы, жилецкие люди делились, как мы уже сказали, на лучших, средних и молодших. Здесь основанием деления было только различие капиталов и при раскладке податей и повинностей рассчитывалось, чтобы двор лучший платил вдвое против среднего, и средней вдвое против молодшего. Эти лучшие, средние и молодшие, в свою очередь, в раскладке податей имели свои отдельные разрубы и разметы по животам и промыслам. Все они имели общую управу в лице своих выборных старост и сотских, которые защищали права своей общины.
Во всех городах, кроме лучших, средних и молодших людей, были еще бобыли, соседи, подсуседники и захребетники. Бобыли тянули в городское тягло, как и прочие городские жители, только их тягло было в 24 раза меньше тягла лучших городских людей. Захребетники же, соседи и подсуседники жили за чужим тяглом и сами не вносились в городские разметы; они не были членами городской общины и не имели своей поземельной собственности, а жили, как наемники или работники, на чужих землях.
Сельские или уездные жилецкие люди носили одно общее название крестьян. Они разделялись, во-первых, по земле: на черных, дворцовых, вотчинных и монастырских; во-вторых, по промыслам: на земледельцев, бортников, рыболовов, сокольников и других сельских промышленников. Все вообще крестьяне в настоящем периоде так же, как и в предыдущем, большей частью не имели личной поземельной собственности, а селились или на владельческих землях, или на общинных, т.е. черных; были в настоящем периоде среди крестьян и собственники, но таких было очень немного. Они, как и прежде, могли свободно переходить с одной земли на другую, только бы этот переход делался в известный срок, именно «за неделю до Юрьева дня осеннего и неделю после Юрьева дни». Этот срок был определен еще прежде в Псковской грамоте, но в настоящем периоде он получил по Судебнику более строго определение. Кроме того, в Судебнике 1497 г. определена и плата, которую обязан был давать крестьянин за землю, занятую им у владельца, и за двор или за пожилое- Плата за пожилое разделялась на 4 ровные доли, взнос которых рассрочивался на 4 года. По Судебнику царя Ивана Васильевича, хотя эта плата и увеличена, но зато узаконено, что владелец ни под каким предлогом не может удержать у себя крестьянина, если он сполна заплатил ему за пожилое, а если бы крестьянин был должен владельцу, то последний обязан был искать свой долг законным порядком, а не мог удерживать у себя крестьянина. Таким образом, в настоящем периоде значительно изменены отношения крестьян к владельцам занимаемых ими земель; припомним, что по прежним законодательным памятникам, например, по Псковской грамоте, землевладелец имел право не отпускать крестьянина до тех пор, пока он не уплачивал ему не только за землю, но и за покруту, вообще пока не оканчивал с ним всех расчетов.
Но самая важная перемена в правах крестьян в этом периоде была сделана указом 1591 г. При царе Федоре Ивановиче в 1591 г. был издан указ[144], которым был отменен переход крестьян с одной земли на другую и крестьяне были прикреплены к тем землям, на которых они находились при выходе указа, какого бы рода ни были эти земли - черные ли, вотчинные или другие. Если же крестьянин по издании указа вздумал бы оставить занимаемую им землю, то владелец этой земли мог отыскивать его как беглого и возвращать на свою землю. Впрочем, во всех других отношениях крестьяне, прикрепленные к земле, оставались вполне свободными. В отношении к владельцу земли они оставались на прежних правах жильцов, с той только разницей, что прежде они были только временными жильцами, а теперь сделались навсегда крепкими к тем землям, на которых застал их указ. Указом Федора Ивановича не был, однако, безысключительно запрещен переход крестьян с одной земли на другую, потому что и по издании его крестьяне часто были на тех или других землях по рядным записям с владельцами их; следовательно, в случае неисполнения условий со стороны владельцев, могли требовать на них суда и по суду разойтись с ними. Главная цель издания указа 1591 г. была та, чтобы сделать сбор податей с земли более удобным и верным. При появлении своем он возбудил всеобщий ропот, потому что был невыгоден не только землевладельцам, которые с изданием его лишались возможности скрывать значительное число живущих на их землях крестьян и должны были держать на своих землях как хороших работников, так и дурных, но и для крестьян, которые лишались возможности расходиться с землевладельцами, обременявшими их разными неумеренными оброками.Вследствие этого, указ в то время еще не имел полной силы и даже правительство тогда же пыталось отменить его. Так, при Борисе Федоровиче Годунове появились кряду два указа, которыми опять было дозволено крестьянам переходить с одной земли на другую. Впрочем, это дозволение дано было только крестьянам, жившим на землях мелких землевладельцев, и притом в одно время им могли пользоваться крестьяне одних городов, а в другое - крестьяне других.
Следовательно, у Бориса была мысль учредить что-то вроде табели для крестьян, по которой в одно время крестьяне там-то имели право перехода с одной земли на другую, а в другое - в другом месте. Сверх того, через шесть лет по издании указа о прикреплении крестьян к земле был издан другой указ, которым узаконялся пятилетний срок, в течение которого землевладелец мог отыскивать крестьянина, бежавшего с его земли. Если владелец земли в течение этого срока не находил крестьянина, то потом уже терял право возвратить его на свою землю. До нас дошло несколько рядных записей, из которых видно, что и по издании указа 1591 года крестьяне селились по договору не только на поместных и вотчинных землях, но и на общественных и, следовательно, еще могли свободно переходить из одной земли на другую. Так, в одной рядной записи 1596 года мы читаем следующее: «Се яз, Григорий Филипов сын, дал есми на собя запись Тавренскаго стану старосте Вахромею Трофимову сыну Воронину и всем крестьяном Тавренские волости, что яз взял у них на льготу 12 долю обжи пустого, с велика дня Пасхи Христовы - 104 году да до велика ж дни 105 году; а хором дали полизбы, да полприруба, да половина сенника и подкле- та, да полмякинницы и со всем угодьем; а того мне жеребья впусте не покинуть и двор вновь починивать; а дани и оброку в тот льготный год ни давать ни коих разрубов, а как отъидет льготный год и мне всякая подать платить с крестьяны вместе; а покину яз впусте землю в той прилукной деревне не насею и жильца не посажу и на мне, на Григорье, по сей записи взяти старосте в мир рубль денег» (Ак. Ист., № 187). В этой записи мы находим все условия, на которых крестьяне соглашались жить на землях известного частного землевладельца; так, они обязывались жить до известного срока, как сказано в записи: «с велика дня 104 г. до велика ж дня 105 г.», и если они не хотели исполнять это условие, то обязывались посадить на свое место нового жильца, в противном же случае с них взыскивалось через местных старост по рублю: «а жильца не посажу и на мне взяти по сей записи старосте в мир рубль денег», - как сказано в записи. Таким образом, крестьяне тогда еще не были крепостными в полном смысле, какими они сделались впоследствии. Все подати и повинности крестьяне, жившие на владельческих землях, платили собственно владельцам занимаемых ими земель; казенные подати в таком случае платили за них уже сами владельцы. Впрочем, так было не всегда: иногда крестьяне договаривались с владельцем платить ему только за землю, а казенные подати вносили за себя сами, без посредства владельца. Казенные подати и повинности, лежавшие на крестьянах, были различны по разным областям, по льготным и уставным грамотам и по землям, занимаемым ими - жили ли они на землях черных или же на землях частных владельцев. При раскладке податей и повинностей обращалось внимание на животы и промыслы крестьян, т.е. на их дворы, скот, землю, промыслы и проч.Между крестьянами, как и между городскими жилецкими людьми, жили еще бобыли и захребетники. Бобыли платили вполовину менее крестьян. Захребетники между крестьянами назывались казаками, подсуседниками и безвытными людьми. Они не имели своей земли, а жили за чужим тяглом, а потому и податей в казну не платили, а платили только тем, в тягле которых они состояли. Но когда они обзаводились своим хозяйством - двором, лошадью и проч., то записывались в число тяглых людей, включались в разрубы и разметы крестьянских общин, и по своим животам и промыслам несли соответственную долю государственных податей и повинностей.
Кроме крестьян в уездах и тяглых жилецких людей в городах, в настоящем периоде существовал еще значительный класс вольных государевых людей. Это были люди, ни за кем не состоявшие в службе, не принадлежавшие ни к какой общине и жившие или вольной работой, или мирским подаяньем, или каким-нибудь промыслом, не привязывающим ни к какому месту жительства; сюда относились скоморохи, шерстобиты, вожаки медведей и т.п. Этот класс государевых людей был самый беспокойный и буйный; тут были бродяги, нищие и разбойники; вообще это были представители пролетариата. Впрочем, такой образ жизни скоро надоедал вольным людям, и они спешили приписаться к какой-нибудь общине. Образ жизни вольных людей очень ясно выражается в одной порядной записи, данной четырьмя вольными людьми Тихвину монастырю, куда они поступили в крестьянство, наскучив девятилетней бродячей жизнью. В этой грамоте они говорят: «Кормились мы Христовым именем и черною работою, а за государем, и за патриархом, и за монастыри, и за дворяны, и за дети боярскими и ни за какими чинами в крестьянех и в бобылех и в холопстве ни за кем не живали». Условия, на которых поступали эти люди в Тихвин монастырь в крестьянство, ясно показывают, что они ничего своего не имели, так в рядной записи их сказано, что они взяли от монастыря в ссуду по 5 руб. на человека, на лошадей, на коров и на мелкий скот, на хлеб и на всякую домовую посуду. Из вольных людей в настоящем периоде образовался класс ямщиков. Ямская гоньба первоначально лежала на всех городских и сельских жителях, которые отправляли ее натурой или сами, или нанимая за себя вольных людей. Но еще с конца прошедшего периода правительство установило устроить землю дворами, лошадьми и другими принадлежностями ямской гоньбы тех вольных людей, которые отправляли ямскую гоньбу у частных людей по найму. Для этого оно устроило в городах и по большим дорогам ямы, или ямские слободы, где вольные люди записывались в ямщики, обязывались иметь наготове определенное число лошадей для казенных разъездов, и отмежевало к ним нужное количество земли, и сверх того обоброчило селение и города выдавать ямщикам ежегодно определенную подмогу деньгами или хлебом. За исправностью ямской гоньбы смотрели ямские стройщики; они же заведовал и судом и управой между ямщиками. Ямщики не причислялись ни к городским, ни к сельским жилецким людям и не тянули тягла ни с теми, ни с другими.
Из вольных же людей в настоящем периоде образовались кабальные холопы (от слова «кабала» - заемное письмо), которые были прикреплены не к земле, как крестьяне, а к лицу. Они были тем же, чем по Русской Правде закупы в кунах, т.е. людьми, заложившими кредитору свою свободу в обеспечение уплаты долга и процентов работой. Но в настоящем периоде с прикреплением крестьян к земле произошла перемена и в положении кабальных холопов; именно, правительство разделило кабальных холопов на два вида: на кабальных в деньгах и в службе. По первой кабале в случае уплаты долга кабальному возвращалась свобода, а в силу последней он и по уплате долга оставался работником и холопом своего кредитора до самой смерти последнего. Кабальные холопы не состояли ни в каком тягле, государство, ничего не давая им, ничего и не требовало с них.