Общественное устройство Новгорода.

Об устройстве новгородцев мы имеем два совершенно разнородных свидетельства: 1) свидетельство Нестора, 2) свидетельство скандинавских саг. Нестор говорит следующее: «Новгородцы бо изначала и смольняне и кияне, яко же на думу, на вече сходятся, и на чем старшие сдумают, на том и пригороды станут».

Князь-государь и господин Великий Новгород были совершенно совместны по общественному новгородскому устройству; об этом свидетельствуют все летописи и официальные известия последующего времени до второй половины XV века.

Новгородская земля составляла союз городов, подчиненных Великому Новгороду. Собственно общинный быт у новгородцев был устроен следующим образом: Новгород составлял цепь общинных союзов, где каждая улица была самостоятельной и составляла общину, т.е. союз нескольких домов; у каждой улицы было свое уличанское вече, на котором выбирались уличанские старосты и были большие и меньшие люди[85]. Обидеть уличанина значило обидеть целую улицу. Новгород разделялся на концы; два из них находились на правом берегу Волхова, три на левом. Каждый конец состоял из нескольких улиц, и в каждом конце было свое кончанское вече, на котором избирался кончанский староста. Таким образом, новгородское вече состояло из кончанских и уличан- ских союзов и представляло собой органическое целое. Вечу принадлежала верховная власть, а так как на вече собирался весь народ, то, следовательно, он и был верховным правителем. На вече существовали своего рода порядки: иной богат, да не член веча, другой беден, да член его. Голос на вече принадлежал лишь тому, кто состоял членом общины, а членами общины были одни только домохозяева. Каждая улица шла на вече со своим старостой, и староста знал, кого он ведет. Местом веча был нынешний Ярославов двор, а иногда оно собиралось и у храма св. Софии. За вечем следовали власти выбранные: старосты по улицам, старосты по концам, старосты целого Новгорода и, наконец, тысяцкие. Тот же порядок был и в пригородах новгородских - Ладоге, Пскове и других.

Обычаи новгородские можно разделить на общественные и семейные. Из общественных замечательны, как принадлежность одних новгородцев, кулачные бои и повольничество. О кулачных боях свидетельствует Густынская летопись; в ней

0. новгородцах сказано: «В коеждо лето на том (Волховском) мосту людие сбираются, и раздельшеся на двое, играющее убиваются»[86]. В этих кулачных боях новгородцы принимали участие не как попало и не врассыпную, а общинами. Например, жители одного конца или улицы выступали против жителей другого конца стеной на стену. Это показывает, что между самим общинами существовала тесная связь и единство, потому что только при таком единстве и при полном отсутствии разъединенности общинное начало проникает в обычаи. Другим характерным явлением новгородской жизни было повольничество. Оно было из древнейших учреждений Новгорода, не знакомое другим славянским племенам на Руси. Повольничеством в Новгороде назывался обычай молодых людей ходить вольницей по рекам и морям на чужую сторону, пробовать там свое удальство и находчивость и производить подчас грабежи. В Новгороде вся земля была общественная и только тот считался членом общины, кто имел землю, а у кого ее не было, тот не мог быть членом общины. Так, дети до тех пор не были членами общины, пока не получали земли. Эта-то масса людей и называлась вольными или гулящими людьми. Они пользовались правом свободы, правом труда и покровительством закона, но в делах управления не принимали никакого участия - они не несли общинных повинностей, от них требовалось только подчинение закону. Какой- нибудь богатый из них, как напр. известный Васька Буслаев, ходит по улицам и кричит: «Кто хочет в повольники». На зов его собираются богатые и бедные, и составляется, таким образом, дружина.
   Члены-повольники были связаны между собой клятвами и договорами, поэтому назывались ротниками. Они ходили по нескольку лет и возвращались на родину или богатыми, или оборванными, а иногда и совсем пропадали без вести. Свидетельства об этом обычае в наших летописях встречаются не раньше XII столетия и преимущественно относятся к походам и грабежам по Волге, Каме и Заволочью; но тем не менее они указывают на древний обычай, существовавший в дорюриковское время, когда походы новгородской вольницы, конечно, были обширнее. Наши повольники ездили по морю; так, напр., они были в Померании, откуда вывезли множество пленников, чему служат доказательством названия - «Прусская улица», «Волотовский погост» в Новгороде. Скандинавские саги представляют нам прямое свидетельство о древности сего обычая в Новгороде. В одной из них рассказывается, что новгородский государь Реггвид в молодости постоянно занимался морскими разбоями и покорил многие места по Западной Двине. Здесь он воевал с разными народами в продолжение семи лет, не возвращаясь на родину, так что в Новгороде думали, что он уже умер. Очевидно, что этот обычай был совершенно одинаков с таким же обычаем в Скандинавии, где викинги, или короли моря, сыновья королей и ярлов обыкновенно начинали свое поприще морскими разбоями и повольничеством. Они обыкновенно хоронились в каком-нибудь из морских заливов, зорко стерегли проходившие с товарами корабли и грабили их. Наши повольники в своих походах также никому не спускали. Даже и своих иногда грабили и убивали. Случалось и так, что они, прибыв в какое-нибудь место, распродавали или променивали свои товары, а потом брались и за грабеж. Впрочем, из повольников нередко выходили и люди опытные; так нам известно из истории, что некоторые из них были тысяцкими, воеводами и даже посадниками новгородскими. Повольники, большей частью пускавшиеся на удачу, открывали новгородцам новые пути для торговли и для распространения владений. Лучшим тому доказательством служит то, что ни одно из славянских племен на Руси не распространило так широко своих владений, как новгородцы со своими повольниками.

Теперь скажем о семейных обычаях новгородцев.