Содержание Правды XII века
во всех списках начинается следующими словами: «Суд Ярославль Володимиричь, Правда Русьская». Несмотря на такое заглавие, она, очевидно, не есть Ярославова Правда, а представляет отдельный законодательный памятник, в котором из Ярославовой Правды и Правды сыновей его заимствована только одна первая статья, все же прочее в ней составляет новость, основанную на новых началах, выработанных русским обществом.
Поэтому заглавие: «Суд Ярославль Володимиричь», собственно, можно отнести только к одной первой статье, которая действительно взята из Ярославовой Правды. Правду XII столетия можно разделить на 4 отдела: в первом из них говорится о преступлениях против жизни, во втором - о личных оскорблениях, в третьем - о нарушении прав собственности, в четвертом излагаются узаконения о займах. Из этого разделения статей мы ясно видим, что памятник сей, подобно предшествующим, еще преимущественно относится к уголовному законодательству, из гражданского права в нем помещен только один отдел - о займах.Первый отдел. Правда XII века начинается первой статьей Ярославовой Правды и Правды сыновей его, отменивших месть за убийство и заменивших ее кунами. Указав, таким образом, на основное начало законодательств предшествующего времени, Правда XII века приступает к развитию юридических понятий своего времени, именно, излагает узаконения о вирах. Она, во-первых, определяет, что такое дикая вира и головщи- на и кто платил их. По этому определению, дикой вирой называлась: а) пеня за убийство, совершенное во время разбоя или когда нет налицо убийцы, или же когда община не хочет выдавать его; b) пеня за убийство, учиненное в ссоре; с) вира за убийство, учиненное на пиру явно, а не скрытно. Отличительный характер дикой виры состоял в том, что ее платил не сам убийца, а целая община, вервь, к которой принадлежал убийца, и притом община платила эту виру не вдруг, а погод- но, в течение нескольких лет.
Основанием для платежа дикой виры общиной служило то, что совершивший убийство был сам членом этой общины или верви и состоял вкладчиком по постоянному и каждогодному платежу дикой виры, хотя бы он и не совершил убийства. В законе прямо сказано: «Будет ли го- ловник их в верви, то за не к ним прикладывают того же деля им помогати головнику (убийце)». Итак, дикую виру, т.е. пеню князю за убийство, головник платил не один, а при помощи целой общины. Но самую головщину, т.е. плату родственникам за голову убитого, он платил один, тут община не помогала ему. В той же статье говорится: «А головничьство, а то самому головнику; а в сороце гривен (т.е. дикую виру) заплатити ему из дружины (т.е. вместе с членами верви) свою часть». Из учреждения дикой виры видно, что здесь действовало юридическое понятие о вменении. Общество, вервь не вменяло в преступление убийство в трех показанных нами случаях, считало это убийство неумышленным или, по крайней мере, извиняло убийцу, находило его хорошим членом и потому помогало ему как своему вкладчику в плате виры и не выдавало его. Во- вторых, настоящий памятник определяет: когда не допускается дикая вира, т.е. когда платил виру сам убийца. Во-первых, виру платил тот убийца, который убил другого без ссоры, без причины со стороны убитого, а единственно со злым умыслом, чтобы его ограбить. Такой убийца в законе прямо назван разбойником; за него вервь не платила, а напротив, самого его с семейством и со всем имением отдавала «на поток и на разграбление». В законе сказано: «за разбойника люди не платят, но выдадят самого всего и с женою и с детьми на поток и на разграбление». Община явно не терпит злоумышленного убийцу; она не только не защищает его, а напротив, исключает его из своих членов, как нетерпимого злодея, и убийство со злым умыслом считается достойным строгой кары. Во-вторых, помощью общины в уплате виры не пользовались те из убийц, хотя бы и неумышленных, которые не принадлежали ни к какой верви, не вкладывали своей доли в дикую виру: «аже кто не вложится в дикую виру, — говорится в законе, - тому люди не помогают, но сам платит». Здесь головник, хотя и платит сам, без пособия общины, но он как неумышленный убийца, следовательно, терпимый член, не изгоняется из общины, не отдается на поток и на разграбление; он по-прежнему остается членом общины, только сам, своими средствами уплачивает виру и головщику, так как он не вкладывался в дикую виру. В-третьих, настоящий памятник говорит о так называемой поклепной вире. Поклепной вирой называлась вира, платимая тем, на кого падало подозрение в убийстве или кого уличили в убийстве свидетели, но кто не был схвачен во время самого совершения убийства. Закон в таком случае требует суда, и судебными доказательствами признает свидетелей, а ежели их не будет, то испытание железом. Для полного доказательства совершенного преступления по закону требуется 7 свидетелей, ежели истец будет русский, а ежели варяг или другой иноземец, то достаточно 2 свидетелей, т.е. обвиняемый признается преступником, если семь или двое свидетелей подтвердят обвинение. Но Русская Правда допускает поклеп в убийстве и иск только в таком случае, когда найден будет еще не разложившийся труп; когда же будут найдены только кости или до того истлевший труп, что убитого нельзя и узнать, в таком случае ни иск, ни суд по закону не допускаются. В законе сказано: «А на костех и по мертвеце не платити виры, оже имени не ведают, ни знают его». Это ясно показывает, что в XII веке уголовное дело разбиралось только тогда, когда были истцы по этому делу, т.е. процесс был чисто обвинительный.Относительно узаконений о вирных пошлинах Правда XII столетия следует уставу Ярослава о вирных уроках, только несколько изменяет его, именно: вирные уроки она разделяет на два разряда: а) на виры в 80 гривен и b) на виры в 40 гривен. Вместо вирного урока в 60 гривен в пользу вирника, как это узаконяет Ярославова Правда, Правда XII века узаконяет брать в пользу вирника от 80 гривен 16 гривен, а от 40 гривен 8. Кормы же вирнику Правда XII века определяет так же, как и Ярославова Правда. Далее в настоящем отделе помещена оценка, почем платить за каждую голову головщины.
Эта оценка одинакова с оценкой по Правде сыновей Ярослава, только здесь прибавлено: во-первых, разделение княжеских служителей на два разряда, причем к первому, в 8 гривен за голову, отнесены тиуны - огнищный и конюший; а ко второму, в 40 гривен, княжеские отроки, конюхи и повара - следовательно, младшая дружина; во-вторых, в двенадцатигривенную головщину включены ремесленники и ремесленницы, а в пятигривенную к княжеским рядовичам причислены и боярские рядовичи. Первый отдел настоящего памятника заканчивается статьей о пошлинах, платимых в том случае, когда кто оправдается от обвинения в убийстве; здесь пошлины в пользу княжеского отрока брались одинаково с оправданного и с обвинителя. В законе сказано: «А кто свержет виру, то гривна кун сметная отроку; а кто и клепал, а тому дати другую гривну».Во втором отделе о личных оскорблениях настоящий памятник перечисляет те же преступления, какие перечислены и в Правде Ярослава. Само наказание остается большей частью прежним, но настоящий памятник развивает некоторые новые юридические понятия, на которые прежние законодатели не обращали внимания. Так, например, в статье «Аже кто кого ударит батогом... » в Ярославовой Правде просто назначена пеня в 12 гривен, согласно с Олеговым договором; в настоящем же памятнике к пени в 12 гривен прибавлено еще: «Не терпя ли противу тому тнеть мечем, то вины ему в том нет». Или в статье «Аже приидет кровав муж на двор (княж)» по Ярославову закону предоставлялось на волю обиженного или мстить, или взять три гривны за обиду и плату за лечение, а обида доказывалась на суде знаками на теле: ранами, синяками и проч., а за недостатком их - свидетелями. Точно тот же порядок сохранен и в настоящем памятнике, но здесь прибавлено, что свидетели должны говорить «слово противу слова» с обвинителем, и сверх того сказано, что кто начал драку, тот обязан платить, сверх 3 гривен, обиженному 60 кун и еще 3 гривны продажи в казну княжескую. Это узаконение вошло в правду XII века прямо из Судного Закона, в который оно вошло из Юстинианова кодекса.
Если же окажется, по указанию свидетелей, что избитый, пришедший жаловаться, сам начал драку, то он лишался права на получение вознаграждения за обиду. В законе сказано: «Аще и кровав приидет, а будет сам почал, а вылезут послуси, то то ему за платеж, аже и били». Следовательно, в Правде XII столетия уже принималось в расчет, кто начал драку; прежде же достаточно было показать знаки побоев или привести свидетелей, чтобы получить вознаграждение за обиду; теперь же, кто начал драку, хотя бы он и действительно был оскорблен или потерпел побои, тот терял всякое право на вознаграждение от обидчика и не имел права жаловаться. Следовательно, закон здесь обращал внимание и судил не по одному факту, а по причинам, вызвавшим факт, чего в прежнем русском законодательстве не было заметно. Таким образом, отдел о личных оскорблениях замечателен для нас в том отношении, что в нем разбирается не один факт, а также и мотив факта или воля совершившего преступление.Третий отдел о преступлениях против прав собственности представляет очень много нового о порядке суда и следствиях по этим делам, что тогда известно было под именем свода. Статьи о своде начинаются измененной статьей Ярославовой Правды о том же предмете. По Ярославовой Правде, увидевший свою пропавшую вещь в руках другого не мог тотчас брать ее, а должен был требовать свода; а ежели владевший украденной вещью не шел на свод, то в течение 5 дней должен был представить поручителей в том, что он купил, а не украл опознанную вещь. В настоящем же памятнике, во-первых, поручительство и пятидневный срок отменены. Эта отмена, очевидно, произошла оттого, что сроки и поручительство заимствованы были из византийского Номоканона и как несогласные с духом русского общества не могли долго держаться в русском законодательстве; во-вторых, последствия свода выражены довольно определенно, тогда как у Ярослава они вовсе опущены. В настоящем памятнике прямо сказано, что найденный посредством свода настоящий тать должен платить хозяину украденной вещи и все то, что пропало вместе с ней.
Например, у хозяина пропала лошадь с телегой и с разными товарами в телеге; если хозяин увидел у кого-либо свою пропавшую лошадь и посредством свода открыл настоящего татя, то тать должен заплатить ему и за телегу с товарами, хотя они у него не были найдены. Далее настоящий памятник полагает границы сводам, именно: в одном городе свод должен производиться до конца, т.е. пока не отыщется настоящий тать; но если свод придется вести по разным городам и деревням, то по новому закону истец идет только до третьего свода, и третий за лицо, т.е. за найденную у него краденую вещь, должен заплатить истцу деньги, а с самой украденной вещью, или лицом, идти до конца свода, т.е. пока не найден будет настоящий тать, который должен был платить все: и пеню или продажу князю, и другие вещи, пропавшие вместе с найденной, а также и все расходы по сводам. Притом, при сводах соблюдался такой порядок: если тот, у кого найдена украденная вещь, скажет: «я купил ее на торгу», то должен представить двух свободных мужей или мытника, при которых совершена покупка, и ежели притом скажет, что не знает, у кого купил, то вместе со своими свидетелями должен будет присягнуть в том, что найденная у него вещь действительно куплена им на торгу у неизвестного лица при свидетелях, которые также должны дать клятву. После этого вещь отдавалась истцу, а покупщику предоставлялось искать того неизвестного, у которого он купил ее, и если, хоть и через долгое время, этот неизвестный находился, то должен был возвратить взятые у покупщика деньги и заплатить хозяину вещи все то, что пропало вместе с ней и выплатить пеню или продажу в казну князя. Далее в настоящем отделе говорится, что при поиске украденного раба порядок свода был назначен тот же, какой и для отыскания пропавших вещей: настоящий хозяин раба шел только до третьего свода, у третьего брал раба, а своего оставлял ему как поличное, чтобы идти ему до конечного свода, и когда на конечном своде отыскивался настоящий тать, то раб, оставленный в поличное, возвращался хозяину его, а тать платил все убытки по своду и продажу князю в 12 гривен. В заключение о сводах настоящий памятник повторяет закон Ярославовых сыновей, что вор, пойманный при воровстве, в случае сопротивления мог быть безнаказанно убит хозяином, поймавшим его; но если хозяин возьмет вора живым и свяжет, а потом, вместо того чтобы вести на княжеский двор, убьет его связанного, то за это подвергается пени в 12 гривен. Настоящий отдел Правды XII века заканчивается пятью статьями о количестве продажи или пени за разные кражи и о законной цене разным вещам, которую вор должен платить хозяину вещи в случае, если вещи не будет налицо. Статьи эти почти все взяты из Правды сыновей Ярослава, и только некоторые из них изменены и пополнены. Наконец, в заключение этого отдела сказано, что продажа или пеня за татьбу налагалась только тогда, когда тати были люди свободные; ежели же тати были рабы, то на них как на несвободных не налагались пени, а только господа их платили вдвое против покраденного. В законе сказано: «Оже будет холопи тати, любо княжи, любо болярскыи, любо чернецевы их же князь продажею не казнит, занеже суть не свободна, то двои- чи платити к исцу за обиду». Это совершенно новый закон, не известный ни Ярославовой Правде, ни Правде сыновей Ярослава. Но в основных своих чертах закон этот вполне согласен с Ярославовой правдой, которая не признает личности в холопе, а считает его безгласной собственностью господина, наравне с домашними животными; как в случае нанесения какого-либо вреда домашними животными за убыток, понесенный при этом, платил хозяин, которому принадлежали животные, так и холопу не вменялись преступления и за него, как за домашнее животное, должен был отвечать господин. Таким образом, Правда XII века в узаконениях о преступлениях против прав собственности имеет те же основания, как и Ярославова Правда и Правда сыновей Ярослава, только в Правде XII века отдел этот несколько пополнен и особенно отличается развитием понятий о порядке свода или поиске татя.Четвертый отдел Правды XII века составляют законы о займах и процентах. Отдел этот, как и предшествовавший, начинается статьей Ярославовой Правды о взыскании долгов: «Аще кто взыщет кун на друзе, а он ся учнет запирати то оже на нь послуси выведет, то ти пойдут на роту, а он возьмет куны свои; занеже не дал есть ему за много лет, то платити ему за обиду 3 гривны». Здесь против Ярославовой Правды прибавлено только то, что послухи, представленные истцом, должны идти на роту, т.е. дать клятву; у Ярослава же клятвы с послухов не требовалось. Но Правда XII века, приняв за основание Ярославову Правду, относительно взыскания долгов пошла еще дальше, постоянно имея в виду дать больше удобства и определенности как заключению займа, так и взысканию долга. Русская Правда XII века освободила купцов от представления свидетелей: суд, по новому закону, принимал купеческие иски по долгам и без свидетелей, только ответчик или должник должен был очистить себя клятвой, ежели отпирался от долга. В законе сказано: «Аще кто купец купцу даст в куплю куны или в гостьбу, то купцу пред послухи кун не имати: послуси ему не надобе, но ити ему самому роте, оже ся учнет запирати». Во-вторых, настоящее узаконение освобождает от представления свидетелей, когда кто свои вещи или деньги отдает на сохранение; по новому закону в случае спора принима- тель очищал себя присягой и тем оканчивал дело. «А оже кто поклажей кладет у кого-либо, то ту послуха нет, у кого товар тот лежит; но аже начнет большим клепати, тому идти роте у кого лежало, како толко ecu у мене положил, занеже ему благо деял и хранил». Этот закон, очевидно, был издан в отмену 27 главы Судного Закона, которая требовала в этом случае свидетелей и других доказательств. Явно, что эта глава Судного Закона как узаконение не туземное, которое требовало многих и сложных доказательств, оказалась несогласной с духом русского общества и в XII веке была заменена настоящим несложным узаконением - требованием роты. В настоящем отделе Правды XII века помещены две совершенно новые статьи о процентах. В прежних узаконениях - ни у Ярослава, ни у сыновей его нет и упоминания о процентах, а Судный Закон даже прямо запрещал брать проценты: «Аще даси брату нищу взаим, говорится в Судном Законе, не буди на нь нападая, ни за долги роста». Это правило любви христианской, предложенное церковью, очевидно оказалось неисполнимым в русском обществе - проценты, несмотря на запрещение, все-таки брались и, конечно, при запрещении брались в гораздо большей мере, нежели если бы они были дозволены. Посему русское законодательство должно было отступиться от запрещения процентов и обратиться к другим началам, именно: принять меры, чтобы условия процентов были более гласны и не производили споров, а также продолжительных и разорительных тяжб. С этой целью 46 статья настоящей редакции Русской Правды на первый раз узаконяет только то, чтобы проценты назначались при свидетелях и чтобы кредитор сверх условленных процентов не требовал новых. В законе сказано: «Аще кто куны дает врезы, или мед в настаем, или жито в присып, то послухи ему ставити како ся с ним будет рядил, тако же ему имати». Далее закон не ограничивается одной гласностью условий, ибо проценты и при гласности могли быть обременительны, и к гласности добавляет еще и меры процентов; он устанавливает, чтобы заимодавец, если месячный долг затянется на год, не имел права брать месячные проценты со своего должника, а переводил их на годовые и третные. Притом, в настоящем законе подтверждено, что при назначении процентов непременно должны быть свидетели; в противном случае заимодавец не только лишался процентов, но не имел права взыскивать и сам капитал. Из этого общего правила было допущено только одно исключение: небольшие суммы, до 3 гривен кун, заимодавец мог давать без свидетелей и мог подтвердить свой иск, в случае неплатежа долга, только клятвой. В законе сказано: «А месячный рез, оже за мало дний, то ему плати; а зайдут куны до того же году, то дадят ему куны в треть, а месячный рез погренути, послухов ли не будет, а будет кун три гривны, то ити ему про свои куны рот». А ежели кредитор давал взаймы без свидетелей более трех гривен, то судья говорил ему так словами закона: «Привиновался ecu, аже ecu послуха не ставил». Таким образом, Русская Правда XII века представляет, с одной стороны, постепенное развитие Правды Ярославовой и Правды сыновей Ярослава, а с другой - дает несколько статей, не известных ни Правде Ярослава, ни Правде сыновей его и показывающих, что в русском законодательстве в XII веке мало-помалу стали вводиться юридические обычаи общества, которым, таким образом, сообщалась обязательная сила закона. Так всегда и бывает в естественном развитии законодательства: сперва является обычай, по мере развития общества обычай слабеет и на его место являются положительные законы. Но основа народного юридического обычая не теряется в положительных законах, а проводится в них во всей своей силе.