Теория и методология диссертационного исследования

7

А.С. Ахиезера. Он рассматривает исторический процесс как совокупность культурных и социальных отношений. Культура при этом является уникальной сферой исторической реальности, в которой живет и действует человек. Культура становится одним из незаменимых механизмов по формированию некой социальной программы для советского человека. Посредством культурного воздействия человек и общество в целом усваивают программу социального поведения. Этот социокультурный механизм воздействия на общественное сознание характерен для любой исторической эпохи, в том числе и советского периода российской истории. Развитие социокультурного подхода в изучении общества приводит к тому, что формируются многозначные понятия, которые применимы в равной степени в изучении как истории, так и культуры.

В исследовании использовались концепции исторической антропологии и исторической психологии. Наиболее ярко эти подходы были

о

сформулированы представителями школы Анналов и отечественными исследователями^{[12] [13], которые способствовали развитию проблемного метода в истории, обращению к образу и быту человека, разнообразию культурных проявлений в его жизни. С позиции проблемы исследования можно сказать, что представители этой научной школы, изучая средневековую историю, активно стали применять анализ методов репрезентации власти с точки зрения культуры, выявляя сущностные характеристики образов власти.[14] [15] [16]}

Применение научных методов исторической и культурной антропологии позволяют определить направленность культурных преобразований советской власти, степень жизнеспособности внутренней политики. В то же время обращение к этим методам исследования в сочетании со структурным походом дает возможность выявить культурный механизм воздействия власти на общество, выделить типичность переживаний в массовом сознании.

В последнее время в рамках методологи науки идет дискуссия о правомерности применения концепции синергетики в исторической науке,

1 1 1 Л

которой посвящены работы И. Пригожина (1972) , А.Ю. Бородкина ,

Л.П. Репиной^[17], О.М. Медушевской.^[18] Историческая синергетика

предполагает существование не только устойчивых связей и линейности исторического развития, но и наличие точек бифуркации - хаотичного развития, определяемого различными социальными потрясениями, вызывающими нестабильное состояние общества. В такие периоды возникает нелинейность исторического развития - нелинейное время. В периоды политической нестабильности и социокультурного конфликта, к которым, безусловно, относятся 1917-1920-е гг., особую роль начинает играть фактор случайности, способный изменить историческую детерминанту. В качестве такого фактора можно рассматривать ленинскую идею монументальной пропаганды, определившую не только программу культурного развития общества, но и механизмы воздействия. Синергетический подход позволяет выяснить направленность взаимодействия культурных компонентов при формировании новой социальной структуры и механизмов ее функционирования.^[19]

Синергетический подход позволяет рассмотреть направленность потоков общественного мнения, их изменчивость. В условиях постреволюционного времени общество волновали проблемы, связанные в первую очередь с физическим выживанием. В то же время на основании писем во власть как одного их наиболее многочисленных источников данного исследования, можно выделить потоки общественной мысли различной направленности. Так, например, изучая письма рабочих и крестьян, А.Я. Лившин^[20] выделяет несколько дискурсивных тем как формы направленности общественной мысли простых граждан: представления о центральной и местной власти, отношение к политическим и экономическим мероприятиям власти, уровень правового сознания простых людей и т.д. В

отличие от А.Я. Лившина, диссертант стремиться изучению не только общественной мысли, сколько к анализу властных интересов, чьи политические идеи выражались в формировании направленности

17

поведенческой практики граждан.

Рефлексия общества по вопросам культурных практик власти и формируемого ею образа власти нашла свое выражение в источниках личного происхождения. Это письма крестьян, которые охраняться в архивных фондах или публиковались в центральной и местной прессе; это дневниковые записи и переписка представителей русской интеллигенции. Гораздо сложнее было проследить властную рефлексию по вопросам собственных мероприятий и осознания принятия культурных практик со стороны общества. Основная причина трудности в выявлении властной рефлексии заключалась в закрытости архивных источников, ограниченности доступа к ним. Власть тщательно охраняла собственные промахи, и даже в архивных документах открытого доступа сохранила те документы, которые свидетельствуют о позитивности действий власти и, как следствие, отсутствие критического самоанализа как формы рефлексии. Диссертанту удалось найти стенограмму заседания праздничной комиссии по подготовке празднования 10-й годовщины Октября. Практически это заседание стало одним из немногих свидетельств властной рефлексии. Анализ данного источника позволяет утверждать, что центральная власть, на основе откликов простых граждан и сведений представителей местных советов, стремилась к выяснению кризиса праздничной культуры в конце 1920-х гг., причин ее слабой укорененности в сознании граждан.

В диссертационной работе нашли свое отражение такие методы

исследования как историко-типологические и историко-системные,

18

предложенные еще в конце XX в. И.Д. Ковальченко , позволившие определить наиболее типичные характеристики сценария и образов власти, ^{[21] [22]}

предложенных большевиками российскому обществу, а также выявить и систематизировать комплекс культурных мероприятий по реализации задач власти. Исторический подход дает возможность исследовать культурные процессы, направленные на формирование в массовом сознании позитивного образа власти в условиях исторической конкретики, уникальных социокультурных и политических процессов, протекавших в определенный исторический период.

индивидуализации культурных процессов.

Особое место в исследовании занимает нарративный метод. Диссертант активно использует мемуаристику и письма как вид нарративного источника, анализ которых позволил не столько восстановить ход событий, их хронологию, что вполне возможно сделать по источникам актового характера, сколько проследить динамику настроений общества,

формируемых культурными мероприятиями советской власти.

В исследовании также нашли свое отражение методы компаративистики при анализе вербализированных источников. Применение этих методов позволяет не только проводить сравнительный анализ источников, но и способствует выявлению дискурса власти и общества по вопросам сценариев власти и ее образов. Применение контент-анализа дает возможность выявить типичность и распространенность тех или иных взглядов и настроений в обществе, а также масштабы проводимых властью мероприятий по формированию собственной репрезентации.

Таким образом, изучение процесса формирования в массовом сознании общества образа власти требует, как уже отмечалось, применения междисциплинарного подхода в исследовании проблемы. Это означает использование в качестве методологического инструментария историкоантропологического, системно-структурного, исторического и других подходов.

В качестве научного инструментария с целью описания социокультурных процессов советского общества в изучаемый период, диссертант применяет как универсальные, так и специально-научные понятия и терминологию смежных с историей гуманитарных научных знаний. Изучение формирования образа власти, механизма его репрезентации и воздействия на массовое сознание общества посредством культуры требует точного научного определения понятийно-терминологического аппарата и его теоретического обоснования. В центре изучения и анализа диссертационного исследования находятся понятия «образы и сценарии власти» и «массовое сознание», отражающие сложный и многосторонний процесс воздействия власти на общество. Правомерность обращения к этим понятиям в историческом контексте применительно к периоду установления советской власти в 1917-1920-е гг. вызывает необходимость определенной доказательности и дополнительных пояснений.

Обращение к образам власти в историографии возникает еще на рубеже 1990-2000-х гг. Появляется ряд исследований, в которых авторы обращаются к образам монархической власти.^[23] Впервые изучается и обобщается не только образ монарха в Российской империи, но и исследуется его динамика, восприятие в обществе как на ментальном, так и культурном уровне. Но окончательное утверждение понятий «сценарии власти», «образы власти» в

научном лексиконе связано с исследованием Р.С. Уортмана, посвященному

20

императорскому дому Романовых. ^[24]

Американский историк исследует символику придворных церемониалов монархического дома Романовых. Изучая сложную систему знаков, использовавшуюся для создания и сохранения мифов, он анализирует образы русских монархов XVIII - начала XX в. Введенный термин «сценарий власти» Р.С. Уортман трактует как презентацию образа власти, представляющую собой совокупность церемоний и ритуалов, основанных на политическом мифе. Каждый новый монарх «предлагал собственную версию мифа, которая демонстрировала, как он будет проводить в жизнь господствующие политические и культурные идеалы своей эпохи».^[25]

И так, сценарий власти - «описание индивидуальных способов презентации императорского мифа»^{[26] [27], которые нашли свое отражение в манифестах, публикуемых при восхождении на престол, и церемониях, вырабатываемых в процессе коронации и презентации власти. Во время этих действий власть монарха освящалась церковью в ходе обряда миропомазания на царство, разработанного Иваном III и реализованного впервые в обряде венчания Иваном IV. Коронация одновременно становилась актом публичного ритуального одобрения презентируемого сценария. Как считает Р.С. Уортман, «основные темы сценария разрабатывались во время}

23

церковных и светских праздников. Следуя за М.М. Бахтиным , он определяет презентации монарха как имитацию архетипов героических мифов и легенд и в то же время как политический миф. При этом он подчеркивает, что и сценарий власти, и его темы, обряды и церемонии были рассчитаны на дворянский круг и стали проявлением символики европеизма со стороны власти, служения и самовозвышения дворянства в глазах крепостных. Это был политический театр, где каждый знал собственную роль, и от четкости ее исполнения подчас зависел успех реализации сценария власти. И как всякий театр, церемонии и обряды были призваны эмоционально воздействовать на зрителя, поражая его воображение своим великолепием и торжественностью. Для императорской России как общества традиционного типа характерно было дистанцирование власти, дворянства как элиты общества, от низших его слоев. Поэтому простой народ мог только наблюдать презентацию сценария власти со стороны, восторгаться и восхищаться им.

Другими словами, императорская власть создала некую модель власти, исторически укоренившуюся в сознании общества, что давало основание для легитимного существования государства как целостной структуры. Мифологизация власти и ее сакрализация в этой модели играли решающую роль. Если европейское общество уже создало новую модель политической и социокультурной коммуникации власти и общества, основанной на легальности власти, то в России продолжала сохраняться традиционная модель власти, в которой законной признавалась власть, освященная церковью, что по определению делало власть легитимной.

Образ власти - конечная цель и результат деятельности власти при создании и реализации собственных сценариев. Г оворя языком культуры, это форма объяснения, воспроизведения и отражения представлений о власти в массовом и индивидуальном сознании общества, сформированных на

24

чувственно-эмоциональном уровне.

В ряде гуманитарных наук (политология, психология) понятие «образ власти» заменяется понятием «имидж власти». При этом выделяют политический имидж как обобщенное понятие и политический имидж лидера. В качестве одного из определений имиджа обратимся к политическому словарю. «Имидж - целенаправленно сформированный образ-представление, который с помощью ассоциаций наделяет объект дополнительными ценностями (социальными, политическими, социальнопсихологическими, эстетическими и т.д.) и благодаря этому способствует

25

более целенаправленному и эмоциональному его восприятию». В психологии под имиджем понимается «образ ... как результат психического отражения ... того или иного объективного явления; в процессе этого ^{[28] [29] отражения возможны преобразования исходной информации, и соответственно образ не обязательно представляет собой точную копию отображаемого».[30]}

Таким образом, оба понятия синонимичны, имидж дословно переводится как образ. Это позволяет использовать в исследовании данные понятия-термины в обоих смыслах. Но понятие «образ» мы будем применять скорее к обобщенным представлениям о власти, сформированным в массовом сознании, а понятие «имидж» в большей степени будет связываться с вопросами персонификации власти, т.е. с политическим лидерством.

Во всех определениях можно заметить акцент на эмоциональные характеристики формирования устойчивого образа власти. Но при этом необходимо отметить и его иллюзорность, т.к. в процессе формирования того или иного образа всегда присутствует стремление создать идеальный и даже идеализированный образ. Другими словами, здесь, как и в сценарии власти, присутствует установка на создание некой модели, постоянно поддерживаемой на эмоциональном уровне благодаря культуре и культурным механизмам воздействия на сознание общества. Применительно к исследуемой проблеме это означает, что советская власть, активно привлекая к сотрудничеству деятелей культуры, используя визуализированные и вербализированные культурные механизмы, стремится сформировать и укоренить в массовом сознании общества основные свои политико-правовые и идеологические идеи, выстраивая новую социальную модель общества и социокультурную идентичность.

При изучении образа монархической власти имперской России основные ее конструкты выделяются относительно легко. Это обусловлено во многом персонификаций государственной власти, а также спецификой формирования того или иного монарха в зависимости от влияния его воспитателей. Так, например, влияние В. Жуковского сказалось на формировании либерализма Александра II, а глава Священного Синода кн.

К.П. Победоносцев не мог не оказать решающего воздействия на консервативно-монархические идеи Николая II. Каждый монарх создавал собственный сценарий и образ власти. По мнению Р.С. Уортмана, мифологемой формируемого образа власти была идея единства монарха и народа. Идеология С. Уварова была доведена до абсолюта. Внешне она всегда подчеркивалась в стилизации под русский народный костюм одежды императорской семьи. Идеологически это был образ царя, убежденного в своем единстве с народом, стремящегося быть с народом в его самые трудные минуты жизни. Г.В. Лобачева, исследуя семантический образ монарха, выводит следующие конкретные образы русских царей: носитель «традиционного идеала «правды»; организующее и сакральное начало общества, его основа, стержень; «отец-батюшка»; защитник и верховный

27

судья и т.д.

В отличие от самодержавной власти, у которой формирование образов было связано с византийской и московской традициями, советская власть конструировала собственные образы одновременно с утверждением политических сценариев. Большевики, придя к власти и не имея собственного культурного опыта, интуитивно, по аналогии перенимают внешнюю сторону модели власти, политического театра, меняя не столько суть механизма, сколько его содержание. Манифесты заменяются декретами, с той разницей, что это уже не индивидуальная, а групповая презентация власти рабочих и крестьян. Символика коронации меняется на символику манифестаций и пролетарских праздников. Образа и хоругви трансформируются со временем в использование государственной атрибутики (герб и флаг), а также портретов лидеров международного рабочего движения и партии большевиков, активно применяемых в «политическом театре». При этом основной задачей политического театра становится не подчеркивание дистанции по линии «власть - общество», а формирование их единства, синкретичности, «власть - партия - народ» как ^[31] целостное явление. В политическом ритуале посредством культуры и культурных механизмов, их способности воздействовать на общество формируется советская мифология, которая в своей основе имеет несколько мифологем, способов конструкции власти: светлого будущего, победа пролетариата, мировая революция, пролетариат - революционный авангард общества и т.д.

Таким образом, сценарии власти, реальным воплощение которых является сформированное представление о власти, т.е. ее образ, нацелены на поддержание в первую очередь политических связей властных элит с обществом. Поэтому основная цель презентации власти - приобретение поддержки со стороны всего населения страны благодаря сформированному ее позитивному образу. Другими словами, все социокультурные и политические механизмы, приемы и каналы, направленные на формирование образа власти, должны воздействовать на общественное (массовое) сознание, выражением которого являются общественное мнение и социальная практика.

Изучение политики советской власти сквозь призму культуры заставляет обратиться к сложному пласту - общественному сознанию, т.к. любая политика не существует сама по себе, а направлена на укоренение ее идей и действий в обществе, на их совпадение с мыслями и идеями простых людей, что особенно характерно для утверждения образов власти.

Изучение общественного сознания связано непосредственно с понятиями «ментальность», «общественное мнение», «общественные настроения». Использование научной категории «ментальность» имеет важное методологическое значение. Обращение к ментальности - попытка изучить не экономическую или политическую историю социума, а взглянуть на все происходящие в обществе процессы с позиции человека, практика которого влияла на экономику, политику, культуру. Таким образом, «объективная» история дополняется «субъективным» видением людей прошлого. На события истории необходимо смотреть глазами их

современников, соотносить мысли, ценности и поведение людей с тем

28

временем, в котором они жили, а не давать им трактовки сегодняшнего дня.

Для школы Анналов ментальность - результат собирания элементов внутреннего мира человека, его чувств, убеждений, верований, установок, моделей и стереотипов поведения, настроений, которые объединяли носителей этого менталитета в некую общность. Так, например, Л. Февр предлагал рассматривать историю через призму человека, а человека через историю. Он большое внимание уделял психологии человека, не забывая, что на его практику влияют и исторические процессы и события. Л. Февр предложил «ментальный инструментарий», который помогает структурировать социальный опыт отдельного человека и общества в целом. М. Блок отдавал предпочтение социологической традиции.

Ле Гофф рассматривал ментальность с позиции потребности в самоуспокоении. Ментальность выступает неким связующим звеном между исторической реальностью и социальной практикой, внешними событиями и поведением индивида. По его мнению, существуют две реальности: реальность - свершившийся факт и репрезентация реальности в сознании человека. И действительно, в науке всегда есть конкретные факты, суммированием которых раньше занималась историческая наука. Но эти факты надо было как-то объяснить. Марксизм трактовал все факты с позиции экономического детерминизма и классовой борьбы. Но не все факты, события, явления укладывались в предложенную К. Марксом экономикосоциологическую схему. Ведь о многих событиях мы узнаем от кого-то, посредством чьих-то мыслей. Даже, казалось бы, сухие хронографы или летописи могут нести в себе мнение, взгляды того, кто делал запись.

Синонимом ментальности является понятие «менталитет». М. Блок и Л. Февр ввели в научный оборот это понятие, обращая внимание историков, культурологов, антропологов на особый пласт сознания, который не нашел своего отражения в источниках в силу своей слабой рефлексии. Если ^[32] обратиться к фундаментальным работам Э. Дюркгейма (1895), М. Блока,

9Q

Ж. Ле Гофа, Т. Парсонса, А.Я.Гуревича, Д.В. Ольшанского и других авторов, в разное время исследующих природу и сущность менталитета, то, суммируя их теоретические постулаты, можно утверждать, что менталитет - сложное и многогранное понятие, не позволяющее дать законченное определение. Для менталитета характерно эмоционально окрашенная определенная устойчивость взглядов на мир, представлений, образа мыслей, ценностей, выраженных в миропонимании и позволяющих индивиду идентифицировать себя в обществе. Это неосознанное выражение не столько индивидуального, сколько общественного (массового), хотя имеет индивидуальные формы выражения, формирует социальную среду и влияет на практику, поведение и поступки индивида в обществе.

А.Я. Гуревич рассматривает менталитет как особую форму

30

общественного сознания, предлагая заменить его понятием «картина мира». О.С. Поршнева также разграничивает понятия «менталитет» и

31

«общественное сознание». М.С. Каган, анализируя российское общество в условиях военного кризиса, обращает внимание на зависимость общественного мнения от конкретных историко-культурных условий жизни

32

человека.

Общественное сознание - «совокупность существующих в обществе идей, теорий, взглядов, чувств, настроений, привычек, традиций,

33

отражающих общественное бытие людей, условия их жизни». Общественное сознание, как и менталитет, является отражением коллективного, массового, а не индивидуального. В связи с этим можно ^{[33] [34] [35] [36] [37]}

утверждать, что менталитет является базовым компонентом структуры общественного сознания, сочетая в себе рациональное и иррациональное, выраженное в способности масс к рефлексии. «...Способность суждения масс..., мера критичности, самостоятельности мышления в системе базовых компонентов анализа дополняются характеристикой эмоциональнопсихологического самочувствия, трактуемого в терминах «настроений» и

- 34

«переживаний».

В современной историографии ряд исследователей (Е.С. Сенявская,

35

П.К. Дашковский, О.А. Романов) ,в, обращаясь к массовому общественному сознанию, говорят о его высокой эмоциональной окраске, влияющей на поведенческие практики, обобщенности, растворенности в нем личностного.

Специфической формой практического существования и воплощения общественного сознания является массовое сознание, «психически объединяющее представителей различных классических групп в неклассическую общность».^{[38] [39] [40] [41]} Для массового сознания характерны высокая степень эмоциональности, социальная разнородность и отсутствие типичной для социальной группы структурированности. Как следствие - коллективность и иррациональность, стихийность и радикализм,

- 37

внушаемость и определенный прагматизм масс.

В политически нестабильные периоды истории, к которым относятся революционные преобразования советской власти и особенно первые несколько лет ее существования, власть «зависит от общественного мнения, быстрые колебании которого приобретают значение важнейшего политического фактора» , влияющего на ее легитимацию. Применительно к поставленной в исследовании научной проблеме это означает, что советская власть, реализуя культурную политику в сфере визуальной культуры, стремилась воздействовать именно на массовое сознание, организуя массы и включая их в сферу своих интересов и действий. Только поддержка масс, несмотря на ее изменчивость в настроениях, отсутствие классовости, могла обеспечить большевикам успех в революции и утверждении власти. На практике это вылилось в стремление власти к масштабности всех ее мероприятий, особенности в области культуры. Конструируя в массовом сознании новую социокультурную реальность, формируя образ советской власти посредством культурной политики и массового участия в ней общества, создавался определенный социальный стереотип. Советская реальность и образ власти, закрепленные эмоционально в массовом сознании, должны были выработать определенный стереотип общественного (массового) восприятия власти, ценностей и поведенческих практик.

Массовое сознание отражается в настроениях и мнениях. Это реакция общества на властные мероприятия, которая может проявляться в разных формах и масштабах - от открытого неприятия и отрицания формируемого образа власти до стремления высказать свое мнение в более лояльной форме - письмах, прошениях, доносах и другой корреспонденции, обращенной к власти.^{[42] [43]}

А.Я. Лившин вполне обоснованно предлагает разграничивать понятия «менталитет» и «общественное сознание», тесным образом связанные с психологией общества. Анализируя работы отечественных и зарубежных исследователей, он утверждает, что менталитет является фундаментальной структурой общественного сознания, тогда как общественное сознание - «совокупность психологических свойств, присущих обществу».^[44] Общественные же мнения и настроения - это верхний более подвижный слой общественного сознания. Это комплекс эмоций, чувств, множественность суждений о чем-либо.

Сложность изучения поставленной в диссертационном исследовании проблемы заключается в том, что общественное сознание в период стабильного исторического времени резко отличается от сознания, мнений и настроений в переходные периоды, коими являются войны и революции. Периоды потрясений, как правило, связаны со сломом сложившейся картины мира и устоявшихся традиций, разрушением структурных связей общества, его целостности. Если в период стабильности историко-антропологический подход предполагает изучение и анализ социокультурной среды, в которой находится человек, реконструкцию его образа жизни, то в переломные эпохи привычный образ жизни теряет свое смысловое значение. На первый план истории начинают выходить не определенные социальные группы людей, а массы, от динамики поведения которых зависит ход истории. Особенность изучения массового сознания в эти периоды заключается в стирании граней индивидуальных переживаний, происходит нарушение чувства социальной принадлежности в результате глубоких подвижек. Для представителей различных групп в период социальных потрясений характерны типичность и единство переживаний. «Массовое сознание представляет надындивидуальное и надгрупповое по содержанию, однако индивидуальное по форме функционирования сознание»^[45], и одна из задач исследования состояла в изучении и анализе культурных механизмов воздействия власти на общество и связанные с этим эмоции и переживания простых граждан. Советская власть в условиях политической нестабильности стремилась к созданию ситуации типичности переживаний в обществе, которое должно было стать гомогенным, где существует только одна социальная общность - советский народ. Этим во многом объясняется стремление власти к масштабности политических действий (например, массовая ликвидация неграмотности или сплошная коллективизация) и мероприятий (масштабные по численности людей и территориальному охвату праздники, массовые игры и зрелища и т.д.).

Исходя из вышесказанного, диссертант, с одной стороны, стремится к выявлению культурных практик при формировании образа советской власти, которые применяли большевики, воздействуя на массовое сознание российского общества. С другой стороны, при изучении культурных процессов, писем во власть и других источников личного происхождения, автор анализирует общественные настроения и мнения как реакцию на репрезентацию власти.

Особого внимания требует рассмотрение понятия «репрезентация», активно используемое в диссертационном исследовании. Этот термин, как и образ власти, имеет междисциплинарный характер. В отличие от презентации - дословно «представление», репрезентация - это знаковые модели представления образа идеальных и материальных объектов, их свойств, отношений и процессов. В психологии репрезентация - когнитивное свойство, в основе которого - простое отражение действительности, это повторное воспроизведение виденного, слышанного, прочувствованного. Применительно к ментальности репрезентация относится к процессу представления (репрезентации) мира в сознании человека, к единице подобного представления, стоящей вместо чего-то в реальном или вымышленном мире и потому замещающей это что-то в мыслительных процессах.

В политологии репрезентация понимается как некая модель подражания, в которой происходит удовлетворяющая общество замена одного предмета другим, одного представителя другим. Исходя их этой теории, мнения или позиции выборных представителей должны совпадать с мнениями или позициями избирателей. Другими словами, тот, кого избрали - представитель (депутат) или тот орган, который сформировали, - парламент должны быть идентичны, подобны тем, кто их избрал или сформировал, - народу. «Представитель» - это знак, который представляет, репрезентует народ. Поэтому представители (депутаты или выборные органы) должны руководствоваться интересами тех, кого они представляют, отражать их мнения и разделять их настроения. Совпадение должно быть максимально полным, так как представитель идентичен представляемому, т.е. народу.

Мы обратимся в первую очередь к исторической трактовке понятия и термина репрезентация. Активно в научный оборот этот термин ввел Г.Г. Гадамер в работе «Истина и метод» (1960). Он трактует репрезентацию как некое представительство. Репрезентировать - значит «осуществлять присутствие». Репрезентация - «бытийный процесс, влияющий на ранг бытия представленного. Благодаря представлению у него (представленного) тотчас же происходит прирост бытия».^[46]

Согласно концепции М. Вартофского (1979)^[47], в каждой модели- репрезентации содержится отношение субъекта к миру и исследуемому объекту, моделирование объектов мира вовлекает также своего творца или пользователя. Он считает, что отношение человека к миру носит культурноисторический характер. Благодаря исследованию типов репрезентаций и их изменений можно проследить влияние социокультурных факторов на содержание и формы деятельности человека и общества. М. Вартофский считает, что успешно развивать теорию репрезентации возможно только в том случае, если она будет основываться на практической деятельности, социокультурном взаимодействии и коммуникации.

П. Рикер рассматривает репрезентацию как приоритетный объект объяснения (понимания) в контексте генезиса социальных связей. Он утверждает, что существует историческая связь между репрезентацией- объектом и социальным действием.^[48]

Наиболее точно, на наш взгляд, семантику понятия репрезентация в историческом контексте объясняет Ф. Анкерсмит в статье «Историческая репрезентация».^[49] Он обращает внимание на то, что репрезентация «помогает объяснить возникновение значения из того, что само еще значения не имеет. Значение изначально репрезентативно и является результатом нашего понимания того, как другие люди (историки, живописцы, романисты) репрезентируют мир. Оно требует, чтобы мы смотрели на мир глазами других, или по крайней мере признали, что это можно сделать. Значение имеет два компонента: мир и понимание, что он может быть некоторым способом репрезентирован, рассмотрен с определенной точки зрения».^{[50] [51] [52]}

Тема репрезентации власти активно рассматривалась не только в культурологической и историософской научной традиции. Первыми в отечественной исторической науке к этой теме обратились медиевисты, исследуя образы монархической власти в Европе. Рассматривая образы конкретных монархов как персонификаторов власти, исследователи обращают внимание на то, что происходила репрезентация идеального образа. «При этом художники и поэты часто вынуждены были выполнять прямые указания власти, и последняя зорко следила за тем, чтобы не

47

допускать отхода от сложившейся и утвержденной свыше традиции». Происходит восхваление мудрости короля, его особенных качеств, культуры.

Наиболее интересной как концептуально, так и методологически представляется работа М.Б. Ямпольского «Физиология символического. Возвращение Левиафана: Политическая теология, репрезентация власти и

48

конец Старого режима». Он рассматривает репрезентацию в рамках исторической трансформации представления о власти. Он обращает внимание на то, что истоки репрезентации связаны с идеей папского наместничества на земле от имени Бога, и системы легатов, которые представляли папу во всех уголках империи. Легаты, действуя от имени папы, и были его репрезентацией. Эта система делегирования, как назвал репрезентацию М.Б. Ямпольский, впоследствии распространилась и на

49

светскую власть.

В период развитого средневековья, в эпоху становления абсолютной монархии времен Людовика XIV репрезентация приходит на смену физическому символизму, что требовало от носителя власти физического присутствия в необходимом на определенный момент времени месте (например, присутствие короля в армии во время войны означало неизбежный успех в военных действиях). Репрезентация, по мнению М.Б. Ямпольского, приводила к замене физического присутствия тела неким образом, изображением. Репрезентацию он трактует как коммуникативную конструкцию, обладающую собственной структурой. Для понимания сути репрезентации применительно к теме исследования существенным становиться следующее замечания М.Б. Ямпольского: «Репрезентация власти (а именно о ней идет речь) есть репрезентация силы, или, как выражается Марен, ...репрезентационный механизм производит превращение силы в могущество (la transformation de la force en puissance), силы во власть...».^{[53] [54]} Другими словами, репрезентация сама по себе есть некий структурированный механизм, элементами которого являются ритуалы, церемонии, празднества, театр, парки, дворцы. Применительно к теме исследования необходимо говорить о таких структурных элементах механизма репрезентации, как скульптура и городское пространство, что принято в советской культурной традиции называть монументальной пропагандой. Церемониальный придворный театр, частью которого были пышные празднества во дворцах и на улицах города, трансформировался в политический театр с его активными демонстрациями, манифестациями, формирующими новые церемонии и символы.

Репрезентация сценариев и образов советской власти - это проявление стремления большевиков активно внедрить в сознание общества определенные мысли и идеи, для которых еще не создана социокультурная и политическая основа, сформировать определенный взгляд на мир, государство, государственное устройство и т.д. Большевики посредством определенных действий (праздники, театр, искусство) репрезентировали новый мир, предлагали рассмотреть его с идеологической точки зрения. В то же время четко прослеживается корреляции механизмов и методов репрезентации образа власти, от указания до прямого воздействия и давления на культуру, диктуя формы представления. Усиление репрезентации также было связано с многократным, периодическим повторением определенных действий, например, ежегодными демонстрациями в дни государственных праздников.

В 1920-е гг. процесс репрезентации власти был тесно связан с механизмами формирования советской мифологии, для утверждения которой требовалось упрощение сложных политических и идеологических процессов вплоть до визуальной символизации. В сознание людей формировалось прямолинейное черно-белое восприятие социокультурной ситуации, нашедшее свое воплощение в противопоставление «свой - чужой». Образ чужого, образ врага соответствовал пропагандистским идеям и задачам власти, который необходимо было выразить в изобразительном искусстве таким образом, чтобы он был понятен каждому неграмотному рабочему или крестьянину. Решение этой задачи способствовало созданию и использованию в культуре символов-знаков, символов-идей, символов- талисманов, символов-городов (Петроград, Симбирск). Несмотря на то, что Л.Д. Троцкий говорил о том, что В.И. Ленин не верил в символы, считая, что они таковыми становятся благодаря людям^{[55] [56], тем не менее сам активно обращался к этим символам в монументальной пропаганде.}

Потребность в формирование политического мифа возникла в результате утверждения новых сценариев власти, низкой степени социокультурной преемственности между властной апелляцией к истории и интересами, уровнем образования и отсутствием даже простой грамотности у части населения. Подавляющее большинство малограмотных рабочих, тем более крестьян не имели ни малейшего представления о тех, кого советская власть воздвигала на политический пьедестал, делая из них новых святых. Для психологии крестьянина более понятной была тема земельной собственности, для рабочего - хорошие условия работы и быта, высокая зарплата. Интересы трудящихся (земля - крестьянам, работа и социальные гарантии - рабочим) могли выполнить только Советы. Утверждение подобной мифологемы было характерно для новой власти. Доказывать этот постулат как репрезентативную идею, которую продвигал большевизм в рабоче-крестьянской среде, возможно и даже необходимо было при помощи художественных эмоционально окрашенных образов.

1920-е гг. стали периодом формирования основ политической мифологии как разновидности политического мышления и политического поведения иррационального характера. Политический миф как особый тип мифа призван хранить в коллективной памяти народа его социальный опыт, императивы духовно-нравственного измерения социокультурных

52

процессов. Обращаясь к политическому мифу, его логике, власть стремилась выявить и восстановить определенную историческую связь эпох, разрушенную в результате социального кризиса - революции. Миф способствовал развитию предысторию советской власти, связанную с историей Петербурга-Петрограда , формированию традиций, отсутствие которых обусловлено исторических разрывом.

Перенос определенных событий (революции) в сферу мифических образов способствовали моделированию новой связи, которая благодаря культуре трансформировалась в политическую реальность. Политический миф, таким образом, несет в себе своеобразную поисковую логику, которая действует в отсутствии полноты исходных данных, как исторических, так и современных.^{[57] [58]} Культурно-политический миф дал возможность

сформировать коллективное сознание и чувство идентичности, определенные образцы и стереотипы поведения, ценностные ориентиры, выступая регулятором социального поведения личности.^[59] В одной из статей

A. В. Луначарский, рассуждая о мифе и мифотворчестве, писал, что необходимо развивать культурно-политический миф и благодаря ему «образы, которые были бы полны реального, разумного или морального содержания, делались бы для нас такими же дорогими, глубокими и важными, как для христиан мистика Христа».^{[60] [61]}

В 1920-е гг. советская власть формировала сразу несколько культурнополитических и социальных мифов, центральным из которых стал миф о рождении нового мира. Так стал отмечаться день Октябрьской революции

57

как символ рождения новой жизни , многократно повторенный в массовых празднествах и действах. Миф о светлом будущем был сопряжен с идей трудной и продолжительной пролетарской борьбы, что привело к стремлению увековечивать в исторической памяти народа образы героев революции, которые носили как персонифицированный, как в случае в

B. И. Лениным, так и обобщенный (в памятниках борцам революции) характер. Как следствие был сформулирован миф о рабочем классе и его передовом отряде - большевиках как защитниках и строителях новой жизни. Г.Е. Зиновьев стремился развить миф о Петрограде как центре мироздания,

58

из которого рождается новый миропорядок. В дальнейшем культурнополитические мифы были воплощены в символах (мавзолей, дворцы или дома Советов, различные памятники, новая городская топография - названия улиц и площадей) и ритуалах (демонстрации, принятие в пионеры и комсомол, празднование дня Красной армии и т.д.).

Таким образом, можно утверждать, что методологическая база исследования представляет собой синтез традиций исторической, историкоантропологической и историко-культурной наук. Использование теоретикометодологических подходов и методов исследования, выработанных этими науками, позволяет взглянуть на процессы культурного развития советской России в послереволюционное десятилетие не столько с позиций политической истории, политической воли и политической необходимости, сколько с позиции простого человека, его восприятия. В тоже время междисциплинарный подход помогает выявить роль человеческого фактора в принятии политических и идеологических решений на уровне высших органов власти, степень их продуманности и проработанности. Междисциплинарный подход также позволяет выявить социокультурные задачи власти и степень успешности их реализации. Одна из сложнейших задач, стоявших перед властью, не имевшей в своей основе исторических и культурных традиций, в кризисный исторический период - формирование собственного позитивного образа как выражение социокультурной программы развития общества и условий собственной легитимации.

Междисциплинарный подход, использование методологических основ и методов различных гуманитарных знаний позволяют посредством изучения общественного мнения, к которому апеллировала власть, понять, насколько предложенный и сформированный ею образ достиг поставленных целей, был

' Смирнов А.А. «Петербургский миф» Григория Зиновьева // История Петербурга. 2006. № 4. С. 10.

удачен и до какой степени совпал с пониманием и восприятием власти со стороны неграмотного населения советской России.

1.2.