Эволюция юрисдикции Суда Европейского Союза по вопросам энергетики и энергетической политики

Не секрет, что энергетика - одна из важнейших отраслей промышленности, которая определяет экономическое состояние региона. Энергетика лежит в основе социальной активности в развитых странах.

-54

поставок энергоносителей .

Прежде чем приступить к непосредственному анализу эволюции юрисдикции^{[54] [55] судебного института Союза в сфере энергетики, необходимо сказать несколько слов о наднациональной юрисдикции Суда ЕС в целом. Еще классик международного права Л. Оппенгейм указывал, что «юрисдикция - это термин, который описывает пределы правовой компетенции государства или иной регламентирующей власти на то, чтобы создавать нормы права, применять их и принуждать лиц к их исполнению»[56] [57]. Под «иной регламентирующей властью» можно понимать, помимо государства, также международные и наднациональные организации.}

Понятие наднациональной юрисдикции не ново, равно как не ново понятие наднациональности . Отдельными представителями науки европейского права высказывается точка зрения, согласно которой Европейский Союз рассматривается не как классическая международная организация, но как организация наднациональная, в которой сочетаются черты международной межправительственной организации, конфедерации и федеративного государства .

Можно выделить следующие особенности наднациональной юрисдикции Суда Европейского Союза:

- правовой основой закрепления полномочий по рассмотрению и разрешению дел, являются многосторонние соглашения, заключенные и вступившие в силу согласно традиционным правилам принятия международных договоров - Договор о Европейском Союзе 1992 года и Договор о функционировании Европейского Союза 1957 года;

- наднациональная юрисдикция Суда Европейского Союза по большинству вопросов носит исключительный характер, что вытекает из статьи 344 ДФЕС: «Государства - члены обязуются не представлять споры в отношении толкования и применения Договоров на разрешение иными способами, чем те, которые ими предусмотрены»^{[58] [59];}

- юрисдикция Суда ЕС охватывает не только вопросы разрешения в рамках региональной интеграционной организации межгосударственных споров экономического характера, но и затрагивает другие сферы наднациональной компетенции Союза (охрана окружающей среды, пространство свободы, безопасности и правосудия и др.) за некоторыми исключениями^[60];

- она касается различных категорий дел, в том числе дела, возбуждаемые по искам государств - членов, институтов, органов и учреждений Союза, физических и юридических лиц, дела, рассматриваемые Судом в преюдициальном порядке (по запросам национальных судебных органов), а также дела, в рамках которых Суд реализует свои контрольные полномочия, проверяя правомерность действий и решений управомоченных субъектов;

- на формирование и закрепление полномочий Суда ЕС по осуществлению правосудия значительное влияние оказали конституционные традиции государств - членов, основные принципы построения национальных судебных систем.

Что касается эволюции наднациональной юрисдикции Суда Европейского Союза в области энергетики, необходимо выделить три этапа: 1) 1952 - 1993 гг.; 2) 1993 - 2009 гг.; 3) 2009 - настоящее время. Рассмотрим каждый из них подробнее.

Первый этап (1952-1993 гг.). Полномочия по рассмотрению и разрешению дел в энергетическом секторе были закреплены за судебным институтом ещё с момента появления в 1951 году первой региональной интеграционной организации, которая в дальнейшем легла в основу построения Европейского Союза - Европейского объединения угля и стали, членами которого стали шесть европейских государств: Франция, Федеративная Республика Германия, Италия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург. По сути, Суд Европейского объединения угля и стали стал прообразом современного Суда Европейского Союза. Отличался он, в первую очередь тем, что его юрисдикция распространялась на довольно узкую сферу общественных отношений - общий рынок угля и стали. В первой половине и в середине двадцатого столетия уголь - основной источник энергии, в 1950-х гг. в мировом энергопотреблении он составлял 84%.^[61] Предприятия и их объединения, работающие в угледобывающей сфере, а также физические лица с момента вступления в силу Договора об учреждении Европейского объединения угля и стали (другое название - Парижский договор) 23 июля 1952 года получили возможность непосредственно обращаться в наднациональный Суд за защитой своих прав и законных интересов, коей не преминули воспользоваться, инициировав создание вместе с другими управомоченными субъектами судебной практики^[62].

Наднациональному судебному институту в Парижском договоре была посвящена глава IV. В соответствии с положениями Договора состав Суда был представлен семью судьями и двумя генеральными адвокатами^[63]. При этом предусматривалось, что каждые три года происходит частичное обновление состава судей и генеральных адвокатов.

В 1957 году по принятии соответствующих Договоров^[64] были учреждены еще две интеграционные организации - Европейское экономическое сообщество и Европейское сообщество по атомной энергии (Евратом). Первое из них представляло европейское объединение общеэкономической компетенции, ведавшее вопросами разработки и осуществления общей политики в различных сферах жизни: торговля, транспорт, сельское хозяйство и т.д. Тем не менее, несмотря на подлинно широкий характер компетенции данной организации, Договор об учреждении ЕЭС 1957 года не затрагивал вопросы энергетической политики. Вторая организация, Евратом, так же как и ЕОУС, представляла собой организацию специальной компетенции, занимающейся вопросами сотрудничества государств-членов в области мирного использования ядерной энергии (для научных исследований и развития промышленности). Она стала еще одним «энергетико-ориентированным» интеграционным объединением на европейском континенте.

Римские договоры 1957 года, так же как и их предшественник, Парижский договор 1951 года, утвердили институциональный механизм для каждой из организаций.

полномочиями)^[65]. Также документы говорят и о Суде, положения о котором практически идентичны нормам, закрепленным в Договоре о ЕОУС. Неудивительно, что при заключении Римских договоров 1957 года стороны подписали дополнительное соглашение^[66], именуемое Конвенцией о некоторых общих институтах. Результатом её подписания стало возникновение единой Ассамблеи и единого Суда Европейских Сообществ. Судебный институт теперь обладал полномочиями по рассмотрению дел в двух сферах энергетики: угледобыча и атомная энергетика.

Первое энергетическое дело, рассмотренное Судом ЕС, не только оказало влияние на развитие энергетического права, но и на правовую систему ЕС в целом, сформулировав один из функциональных принципов права Европейского Союза - принцип верховенства права ЕС. Речь идет о деле «Costa v. ENEL»^[67]. Предметом указанного дела стал преюдициальный запрос о толковании статей 102, 93, 53 и 37 Договора об учреждении Европейского экономического сообщества, который был направлен в Суд ЕС Миланским магистратом в рамках рассмотрения дела против Национального совета по электроэнергии.

Обстоятельства дела были следующими: гражданин Италии, господин Фламинио Коста, выступал против национализации энергетической компании ENEL, в которой являлся акционером, поскольку, по его мнению, нарушается законодательство ЕС. Правительство Италии заявило, что спор необходимо рассматривать в национальном суде, поскольку физические лица не могут обращаться в судебный институт Сообществ. В связи с этим господин Коста потребовал передачи вопроса в Суд ЕС.

Вопрос, который необходимо было рассмотреть Суду, касался самостоятельности права Сообщества, его функционирования как отдельной правовой системы, а также возможности непосредственного наделения правами и обязанностями физических лиц.

С 1970-х гг. и вплоть до принятия Единого европейского акта 1986 года Суд ЕС, если и сталкивался с разрешением дел, лежащих в плоскости энергетического права, то при их рассмотрении опирался, как правило, на нормы, регулирующие внутренний рынок Европейского Союза, преимущественно аспекты свободы движения товаров. Ярким примером является решение по делу «Campus Oil»^[68], в котором Суд ЕС оправдал наличие в законодательстве Северной Ирландии обязательства импортеров нефтепродуктов приобретать значительную долю продукции на государственном заводе в целях защиты общественной безопасности. В данном случае Суд ЕС применил статью 36 Договора о ЕЭС 1957 года^[69], предусматривающей исключения из положения о запрете количественных ограничений экспорта и импорта или мер, имеющих равнозначный эффект (в числе таких исключений значится защита общественной безопасности)^{[70] [71] [72]. Так как, по мнению Суда, «нефтепродукты являются исключительно важной составляющей современной экономики, от которой зависит жизнеобеспечение населения, наличие государственного нефтеперерабатывающего предприятия снижает риск возникновения зависимости от импорта нефти и, таким образом, вносит существенный вклад в обеспечение национальной безопасности» .}

Единый европейский акт (далее - ЕЕА), принятый 17 февраля 1986 года и вступивший в силу 1 июля 1987 года, стал первым и последним ревизионным договором Европейских Сообществ. Статья 1 данного документа видела цель Европейских Сообществ в том, чтобы «способствовать сообща реальному продвижению к европейскому единству». Государства-участники были недовольны темпами развития интеграции в рамках созданных ими организаций. Назрела необходимость завершить начавшийся в конце 1950-х гг. процесс создания единого экономического пространства, внутреннего рынка, подготовить европейские государства к новому этапу экономического сотрудничества - экономическому и валютному союзу. Требовалось внести соответствующие изменения и в перечень сфер ведения Европейских Сообществ в рамках намечающейся тенденции к постепенному расширению их компетенции. ЕЕА действительно предусмотрел новые сферы предметной компетенции ЕЭС, включив в нее научно-техническую, региональную политику, защиту прав потребителей и защиту окружающей среды. И по-прежнему в документе нет ни слова об энергетической политике государств-членов Сообществ. Таким образом, данная сфера продолжала регулироваться секторными соглашениями (Договор о ЕОУС 1951 года и Договор о Евратоме 1957 года), правда, в отдельных случаях «на помощь» институтам приходили положения Договора о ЕЭС, затрагивающие аспекты защиты окружающей среды и обеспечения функционирования внутреннего рынка.

Единый европейский акт установил дату окончательного построения внутреннего рынка - 31 декабря 1992 года. Для реализации этого положения в части построения единого рынка энергетики в мае 1988 году Комиссией был принят рабочий документ под названием «Внутренний энергетический рынок», в котором был представлен проект плана постепенной либерализации энергетических секторов экономики государств-членов. План предполагал устранить препятствия технического и налогового характера во взаимоотношениях между государствами по вопросам энергетики. В нем впервые зашла речь о необходимости проведения скоординированной политики по вопросам ценообразования в энергетическом секторе, содействия развитию инфраструктуры и беспрепятственному транзиту энергоносителей. Указанный документ предвосхитил появление в 1990-е гг. обширного директивного регулирования в сфере построения внутреннего энергетического рынка Европейского Союза.

Суд ЕС в это время (вплоть до вступления в силу Договора о Европейском Союзе 1 ноября 1993 года) разрешал дела, возникающие в

области энергетики. Это были дела как прямой, так и преюдициальной юрисдикции. В рамках прямой юрисдикции Суд разрешал споры, возникающие из нарушения обязанностей государств-членов по

трансформации во внутреннее право директив, затрагивающих

'7'у

энергетические аспекты (дело «Commission v Belgium» (C-374/89) ). Запросы судебных органов государств-членов в данной области, как правило, касались не просто получения официального толкования положений Договоров, а ставили своей целью установление соответствия

внутригосударственного права праву Сообществ. Так в деле

«Hennen Olie v ICOVA and State of the Netherlands» (C-302/88)^{[73] [74] [75]} Суду надлежало проверить, соответствуют ли положения голландского закона, принятого в целях имплементации Директивы 68/414/ЕЭС от 20 декабря 1968 года об обязанности государств-членов ЕЭС сохранять критический запас неочищенной нефти и (или) нефтепродуктов , статье 34 Договора о ЕЭС. Суд пришел к выводу, что указанную статью надлежит интерпретировать как не создающую препятствий для участников, не аффилированных с компаниями, которые учреждены с целью выполнения обязательств по Директиве 68/414 и экспортируют товары (в данном случае, нефть и нефтепродукты), приобретенные на внутреннем рынке, в части отказа от возможности получить возмещение либо его получения при определенных условиях в том случае, если в отношении экспортируемых товаров и товаров, реализуемых на внутреннем рынке, будет действовать одинаковый режим.

В 1992 году Суд ЕС также рассмотрел дело в рамках добровольной подсудности. В соответствии со статьей 181 Договора о ЕЭС^[76] «Суд Европейских Сообществ полномочен выносить решения на основании арбитражных оговорок, которые содержаться в публично-правовых и частно-правовых контрактах, заключенных Союзом или от его имени». В

деле «Commission v Walter Feilhauer» (Case C-209/90) Комиссия предъявила исковые требования немецкой компании о возмещении денежных средств, уплаченных исполнительным институтом ЕС в виде грантовой поддержки, за демонстрационный проект в области производства солнечной энергии. Согласно положениям контракта, Суд ЕС при разрешении спора должен был руководствоваться нормами права Г ермании. В результате компании Walter Feilhauer присудили выплатить Европейской Комиссии 72 000 немецких марок в совокупности с процентами за неисполнение обязательства по договору. Любопытно, что в практике Суда ЕС это было первое дело, в котором фигурировала компания, занимающаяся вопросами производства альтернативной энергии - на тот момент стремительно развивающейся области энергетики, которая, тем не менее, сравнительно недавно стала обращать на себя внимание институтов Сообществ .

Второй этап (1993 - 2009 гг.). Единым европейским актом были заложены основы для дальнейшего создания «все более сплоченного союза между государствами членами и народами Европейского Сообщества» . Он предвосхитил подписание 7 февраля 1992 года в городе Маастрихте Королевства Нидерланды Договора о Европейском Союзе (вступил в силу 1 ноября 1993 года), изменившего интеграционную конструкцию Европейских сообществ. Договор создал новую организацию, именуемую Европейский Союз, которая углубила экономическую интеграцию государств-членов, обеспечив переход на новый этап - экономический и валютный союз. Европейское экономическое сообщество было переименовано в Европейское Сообщество и вместе с новым «именем» получило и более расширенную, чем прежде, компетенцию. Сообщество теперь осуществляло деятельность помимо всего прочего в области молодежной политики, образования, культуры, охраны здоровья, трансъевропейских сетей. Несмотря на то, что в ^{[77] [78] [79]}

статье 3 Договора уже предусматривались мероприятия в области энергетики в качестве одного из направлений деятельности ЕС, Союза в указанной сфере все же предпочитал довольствоваться многочисленными актами «мягкого права», издающимися в форме «белых книг», «зеленых книг» и сообщений, либо задействовал механизм подразумеваемых полномочий. Соответственно, Суд по-прежнему рассматривал дела с участием энергетических компаний, руководствуясь в зависимости от характера и предмета спора положениями Договора, посвященными защите окружающей среды, внутреннему рынку, либо трансъевропейским сетям.

К 1992 году внутренний рынок ЕС был окончательно сформирован, административные и технические барьеры, некогда создающие препятствия свободному передвижению товаров, лиц, услуг и капиталов в рамках Сообщества, исчезли. В это же время Судом ЕС было рассмотрено дело «Amelo v. Energiebedrijf IJsellmij» (Case C - 393/92) , в котором впервые один из видов энергии (электричество) был квалифицирован как товар по смыслу коммунитарного права. Указанное дело, рассмотренное в рамках преюдициального запроса регионального суда г. Арнем (Нидерланды) о толковании статей 37, 85, 86, 90 и 177 Договора об учреждении Европейского Сообщества, позволило распространить действие права внутреннего рынка Союза на энергетический сектор, породив массив прецедентной практики Суда ЕС.

Одним из правовых споров того времени, создавшим важный прецедент в праве внутреннего рынка, является дело «Outokumpu Oy»

о і

(Case C-213/96) с участием финской компании, импортирующей электроэнергию из Швеции. О нем часто говорят в контексте свободы передвижения товаров, а именно запрета дискриминационного и протекционистского налогообложения в государствах-членах. В этом деле Суд расширительно истолковал понятие прямой дискриминации в ^{[80] [81] налогообложении, включив в него помимо завышенных ставок или исключительного обложения товаров иностранного происхождения также различия в способах взимания налогов и сборов, имеющих равнозначный эффект, если такие способы предоставляют преимущество отечественным производителям. Данное дело, безусловно, сыграло важную роль не только в формировании внутреннего электроэнергетического рынка Союза, но и в развитии экономической интеграции в ЕС в целом.}

Европейские энергетические компании в это время все чаще в договорах стали указывать Суд ЕС в качестве органа, уполномоченного разрешать споры между контрагентами . Во многом такая тенденция была связана с увеличением числа государств, вступивших в Европейский Союз . Споры касались ненадлежащего исполнения обязательств по договорам, предусматривающим оказание услуг по разработке проектов в области электроснабжения. Необходимо отметить, что практически все дела в рамках добровольной подсудности, так или иначе, имели отношение к такой сфере компетенции Союза как «трансъевропейские сети», включенной в предмет ведения наднациональной организации Маастрихтским договором 1992 года.

Последующие соглашения, вносящие изменения в Договор о Европейском Союзе 1992 года, заключенные в 1997 году в Амстердаме (вступил в силу 1 мая 1999 года) и в 2001 году в Ницце (вступил в силу 1 февраля 2003 года), не содержали в себе положений относительно энергетической политики Союза. Амстердамский и Ниццкий договоры, в первую очередь, подготавливали почву для готовящегося масштабного расширения ЕС . Вплоть до новой масштабной реформы Европейского Союза, ознаменовавшейся принятием в 2007 году Лиссабонского договора, ^{[82] [83] [84] который во многом «реанимировал» потерпевший неудачу конституционный проект, энергетическое право ЕС развивалось по намеченному десятилетия назад пути: институты Союза, в том числе и Суд, для решения вопросов в сфере энергетики либо задействовали механизм подразумеваемых полномочий, либо пользовались смежными с энергетикой сферами компетенций, которыми располагала наднациональная организация: внутренний рынок, защита окружающей среды, вопросы конкуренции, трансъевропейские сети. Суду ЕС приходилось разрешать правовые споры, вытекающие из Договора о ЕОУС[85] и Договора о Евратоме[86], среди которых встречались дела как в рамках обязательной, так и добровольной подсудности.}

В период действия Договора о Европейском Союзе в редакции Амстердамского и Ниццкого договоров сложились три основных направления, в рамках которых происходило развитие практики Суда ЕС по делам в сфере энергетики. К таким направлениям можно отнести конкурентную политику, защиту окружающей среды и инвестиционная деятельность. В это время Судом был рассмотрен ряд дел, весьма значимых для развития энергетического права ЕС. Первое из них - дело «PreussenElektra» (Case C-379/98), в котором были затронуты аспекты конкурентного права. Немецкая компания PreussenElektra предъявила исковые требования к другой компании - Schleswag, о возмещении денежных средств, уплаченных в счет обеспечения поставок электроэнергии, произведенной из возобновляемых источников (в данном случае имелась в виду энергия ветра). В Г ермании на тот момент действовал закон, согласно которому предприятия - поставщики электроэнергии, управляющие центральными энергосетями, в обязательном порядке должны были приобретать электроэнергию, выработанную из возобновляемых источников, и затем выплатить компенсацию за ввод такой энергии. В рамках преюдициального запроса, направленного судом Германии в главный судебный институт ЕС, о соответствии предписаний немецкого закона положениям Договора о ЕС (статьям 30, 92 и 93(3)) Суд пришел к выводу, что нормы законодательства Германии ни в коей мере не противоречат праву Союза, поскольку их принятие продиктовано, во-первых, целью обеспечения защиты окружающей среды, а во-вторых, особенностями электроэнергетического рынка. Дело носило прецедентный характер, так как Судом ЕС были сформулированы критерии, в соответствии с которыми обязательство покупки считается соответствующим праву ЕС: цель введения такого обязательства, а также особенности рынка электроэнергии.

Вопросы ценообразования и конкурентной политики были затронуты также в деле «Julius Sabatauskas» (Case C-239/07). Суд заключил, что «недискриминационный, прозрачный и приемлемый по стоимости доступ к сети является необходимым условием для функционирования конкуренции и создания внутреннего электроэнергетического рынка». В рамках данного дела Суд провел четкое различие между понятием «доступ» (access), которое относится к поставкам энергии, включая такие характеристики как качество, регулярность и стоимость услуги, и понятием «подключение» (connection), которое используется в большей степени как технический термин и обозначает механическое подключение к системе энергоснабжения. Так как судебному институту надлежало дать ответ на вопрос о соответствии предписаний литовского законодательства относительно присоединения оборудования потребителя к магистральной сети электропередачи только в случае отказа оператора распределительной сети по техническим причинам осуществить такое присоединение положениям нормативных актов ЕС, говорящих о недискриминационном доступе, Суд определил, что национальное право в данном случае не противоречит праву наднациональному. Правовая позиция, сформулированная Судом ЕС, в очередной раз подтвердила существование укоренившегося в энергетическом праве Союза принципа недискриминации в отношении доступа потребителей к системе энергоснабжения.

Еще одно знаковое для развития энергетического права ЕС дело - дело «Braathens Sverige AB» (Case C-346/97). Обстоятельства дела следующие: налоговые органы Швеции направили платежные извещения, в соответствии с которыми авиакомпания «Braathens» должна была осуществить уплату налога на загрязнение окружающей среды, взимаемого с авиакомпаний, осуществляющих внутренние коммерческие рейсы, за период с января 1995 по июнь 1996 гг. Авиакомпания пыталась оспорить размер подлежащих взысканию налоговых платежей, однако правомерность взимания упомянутых платежей была подтверждена решением налоговых органов от 15 августа 1996 года, что послужило поводом для «Braathens» обратиться в национальный шведский суд. По решению указанного суда авиакомпании была предоставлена отсрочка в уплате налога из-за неопределенности исхода основного производства, поскольку суд Швеции обратился с преюдициальным запросом в Суд ЕС о толковании статьи 8 (1) Директивы Совета 92/81/EEC от 19 октября 1992 года о согласовании структуры акцизов на минеральные масла^[87].

Суду надлежало выяснить, исключает ли статья 8 (1) указанной Директивы взимание такого налога как, например, налог на загрязнение окружающей среды, рассчитываемый исходя из данных о потреблении топлива и выбросов углеводородов и окиси азота в течение среднего полета воздушного судна. Суд пришел к выводу, что поскольку существует прямая и неразрывная связь между потреблением топлива и количеством выделяемого загрязняющего вещества такой налог необходимо рассматривать не как «зеленый налог», но как сбор, взимаемый с потребления самого топлива по смыслу Директивы 92/81. Взимание такого налога совершенно несовместимо с гармонизированной налоговой системой, предусмотренной вышеназванной

Директивой. В связи с этим Суд заключил, что Директива исключает взимание подобного налога.

В рамках данного дела также звучал вопрос об обладании указанной Директивы прямым действием, т.е. способностью непосредственного наделения частных лиц правами и обязанностями. Суд пояснил, что статья 8 (1) (б) Директивы 92/81 налагает на государства-члены четкое и точное обязательство не взимать налог на топливо, используемое для целей воздушной навигации, кроме осуществления прогулочных полетов. По мнению суда, формулировка указанной статьи содержит ясное, точное и безусловное обязательство освобождение от уплаты такого налога, что позволяет частным лицам непосредственно ссылаться на упомянутую статью в судебных органах.

Указанное дело показательно с той точки зрения, что затронуло вопрос о разграничении «зеленых налогов» от иных налогов и сборов. Оно стало иллюстрацией того, как тесно могут переплетаться аспекты экологического, энергетического и налогового законодательства Союза. Кроме того, Суд достаточно обстоятельно проанализировал положения рассматриваемой Директивы на предмет её соответствия критериям, при наличии которых она будет иметь прямое действие.

В контексте права внутреннего рынка стоит упомянуть также о делах «Commission v. Portugal» (С-367/98)^[88], «Commission v. France» (С-483/99)^[89] и «Commission v. Belgium» (С-503/99)^[90], в рамках которых Суд ЕС ограничил возможность использования специальных прав голоса, закрепленных за государствами-членами в соответствии с долями их участия в капитале приватизированных (бывших государственных) предприятий. Такие права получили наименование «золотая акция», хотя в указанных делах государства-члена не выступали в качестве акционеров. Поскольку в качестве приватизированных предприятий зачастую выступают национальные энергетические компании, влияние указанных решений на развитие энергетического права Союза не подлежит сомнению. В то время как в двух первых решениях было установлено противоречие национального права положениям учредительных договоров ЕС, в третьем решении Суд постановил, что нормы национального права о так называемых «золотых акциях», владельцем которых является Бельгия, соответствуют законодательству государства-члена при определенных условиях. Критерии определения допустимости специальных прав голоса государств-членов в приватизированных предприятиях следующие:

- во-первых, необходимо определить, в какой мере нормы законодательства государства-члена соответствуют целям обеспечения свободы движения капиталов и платежей;

- во-вторых, Суд подчеркивает, что сама по себе возможность норм удерживать инвесторов от приобретения акций достаточна, чтобы допустить существование ограничения свободы передвижения капитала;

- в-третьих, возможные обоснования ограничения свободы

передвижения капитала включают также возможность действия, руководствоваться общественным интересом;

- в-четвертых, оправдание возможных ограничений должно соотноситься с требованиями принципа пропорциональности.

Действие принципа свободы движения капиталов, предполагающего, в первую очередь, передвижение прямых инвестиций, которые в числе прочего играют значительную роль в контроле деятельности предприятия, может быть ограничено. Такие ограничения, как отмечает, Суд, должны согласовываться с требованиями общественной безопасности, в особенности, если речь идет о такой чувствительной области экономической деятельности как поставки энергоресурсов. Указанные решения содержательно дополнили фундаментальный принцип права внутреннего рынка, проиллюстрировав его действие в том числе и в секторе энергетики.

Третий этап (2009 г. - настоящее время). 13 декабря 2007 года в столице Португалии Лиссабоне был подписан договор, вносящий изменения в Договор о Европейском Союзе и Договор об учреждении Европейского Сообщества. Его подписание стало результатом неудавшейся попытки принять единую Конституцию для Европы^[91] и представляло собой ряд поправок, подлежащих включению в учредительные договоры ЕС. Лиссабонский договор 2007 года стал поистине революционным

документом, воплотившим в жизнь ранее предусмотренные

конституционным проектом нововведения. Ликвидировав структуру «трех опор», он учредил обновленный Европейский Союз с единой правосубъектностью и компетенцией, имеющей тенденцию к расширению. Договор включил в сферу ведения ЕС новые области экономической и общественной деятельности: туризм, гуманитарная помощь, космос, гражданская оборона и, наконец, энергетика. Принятие нового ревизионного договора ознаменовало новый, современный этап в развитии энергетического права ЕС. Отныне судебный институт Европейского Союза обладает полномочиями по рассмотрению и разрешению дел в сфере энергетики без необходимости использования механизма подразумеваемых полномочий и смежных сфер компетенции.

Принятие Лиссабонского договора открыло новую страницу в истории развития европейской интеграции. Что же касается энергетической политики, то теперь она становится подлинно наднациональной, поскольку пункт «і» части 2 статьи 14 ДФЕС отнес энергию к ведению Европейского Союза и государств-членов. Вопросы энергетики наряду с регулированием внутреннего рынка, конкуренции, защиты окружающей среды и трансъевропейских сетей теперь составляют совместную компетенцию Союза и государств-членов. Важно отметить, что её использование должно осуществляться с соблюдением основополагающих принципов: принципа субсидиарности, принципа пропорциональности^{[92] [93] в совокупности с принципом наделения компетенцией, устанавливающего пределы действия Союза в той или иной сфере деятельности.}

Новый ревизионный договор предусмотрел специальные положения относительно деятельности Союза в сфере энергетики. Энергетической политике ЕС посвящен раздел XXI, единственная статья которого (статья 194) определяет основные цели ЕС в данной сфере, среди которых значатся обеспечение функционирования энергетического рынка и надежности энергоснабжения, а также содействие энергетической эффективности, экономии энергии, развитию новых, возобновляемых видов энергии и межсоединению энергетических сетей . При этом за государствами-членами закреплено право самостоятельно определять условия эксплуатации энергетических ресурсов, выбор между различными источниками энергии и общую структуру энергоснабжения. Указанные положения подготовили почву для принятия актов вторичного права, в первую очередь регламентов и директив как инструментов унификации и гармонизации, призванных урегулировать отношения в области энергетики на территории ЕС .

Документ, следуя целям Киотского протокола к Рамочной конвенции Организации Объединенных Наций об изменении климата 1997 года, участниками которого являются все государства-члены ЕС, подчеркнул взаимосвязь энергетической политики Союза с деятельностью союза в области защиты окружающей среды, отметив в качестве целей экологической политики борьбу с изменением климата. Данная цель послужит ориентиром для государств-членов в поисках выбора наиболее соответствующих её достижению источников энергии, не оказывающих негативное воздействие на атмосферу. Кроме того, Лиссабонский договор смог объединить в своих рамках направления энергетической политики Союза с деятельностью по развитию трансъевропейских сетей, к которым также относятся и энергетические сети. Указанная деятельность, впервые нашедшая отражение еще в Маастрихтском договоре, стала составной частью современной внутренней энергетической политики Союза.

Принятие Лиссабонского договора способствовало тому, что наднациональные институты получили возможность осуществлять компетенцию в энергетической сфере. При этом отдельные положения ДЕС и ДФЕС в редакции Лиссабонского договора напрямую указывают на необходимость реализации полномочий того или иного института именно применительно к области энергетики как стратегически важному направлению внутренней политики ЕС. Показательна в данном случае ^[94] часть 1 статьи 122 ДФЕС^[95], в которой предусмотрено, что «Совет по предложению Комиссии может в духе солидарности между государствами - членами принимать решение о мерах, соответствующих экономической ситуации, в частности, если возникают трудности в снабжении определенными продуктами, особенно, в энергетической сфере»^[96]. Указание на энергетическую сферу появилось в документе с принятием Лиссабонского договора. По мнению российского юриста С.С. Селиверстова, европейский законодатель здесь имеет в виду, в первую очередь, энергетические ресурсы, «хотя можно предположить и принадлежность к этой категории оборудования в области энергетики»^{[97] [98]. Также он справедливо оправдывает принятие такой нормы обеспокоенностью проблемой обеспечения энергетической безопасности , поскольку ЕС больше других регионов мира зависит от поставок энергоносителей, прежде всего нефти и газа, из третьих стран.}

Заметим, что в указанной статье обращает на себя внимание требование солидарности, из которого необходимо исходить государствам- членам при принятии решений в области энергетики. По нашему мнению, нельзя умалять положительного эффекта такого требования, поскольку согласованность действий государств-членов ЕС в данной сфере служит гарантом энергобезопасности Союза.

Итак, Лиссабонский договор подтолкнул институты к активному проведению энергетической политики с использованием эффективного правового инструментария (норм первичного, а также вторичного права в области энергетики, имеющих обязательную юридическую силу). Суд Европейского Союза не стал исключением и после вступления в силу Лиссабонского договора осуществляет юрисдикцию в отношении правовых споров в энергетике. Ликвидировав структуру «трех опор» и учредив Европейский Союз, обладающий единой правосубъектностью, Договор предусмотрел за судебным институтом ЕС полномочия по принятию решений как в преюдициальном порядке, так и в рамках прямой юрисдикции в данной сфере.

С момента вступления в силу Лиссабонского договора Суд ЕС рассмотрел ряд дел, которые внесли существенный вклад в развитие внутренней энергетической политики. Необходимо отметить, что рассмотренные ниже правовые споры затрагивали не только аспекты энергетического права как такового, но и касались деятельности Союза в области проведения налоговой, конкурентной и экологической политик. Постлиссабонская практика Суда ЕС сформировала прецеденты, которые обозначили основные тенденции развития энергетического права Союза, представляющего межотраслевой комплекс правовых норм. Заметим, что подавляющее большинство дел, рассмотренных судов, так или иначе, затрагивало применение нормативных актов, принятых в рамках Третьего энергопакета.

1. Дело «Azienda Agro-Zootechnica» (Case 2/10). Национальный административный трибунал обратился в Суд ЕС с преюдициальным запросом о совместимости национального законодательства требованиям Директив об охране диких птиц^[99] и Директивы 2009/28/ЕС по развитию возобновляемой энергетики в той мере, в которой эти положения налагают в одинаковой мере запрет на размещение ветряных энергетических установок, не предназначенных для собственного потребления, на территории экологической сети ЕС «Натура - 2000» взамен проведения надлежащей оценки воздействия на окружающую среду.

Суд ЕС подчеркнул, что Директивы об охране диких птиц, будучи частью экологической сети ЕС «Натура - 2000», не содержат запрета на проведение хозяйственной деятельности на территории её функционирования. Документ предусматривает разрешительный порядок такой деятельности при условии проведения предварительной оценки её воздействия на окружающую среду. Нормы национального законодательства предусматривают более категоричные требования (хозяйственная деятельность на территориях экосети запрещена). Государства имеют право в соответствии со статьей 193 ДФЕС закреплять более строгие защитные меры в области экологической политики, уведомляя об их принятии Европейскую Комиссию. Суд ЕС подчеркивает, что «неисполнение государствами-членами обязательства о направлении уведомления Комиссии согласно статье 193 ДФЕС влечет незаконность принятых ими более строгих защитных мер». Директива об охране диких птиц не исключает возможности принятия более строгих мер. Директива 2009/28 также не препятствует принятию национального законодательства, содержащего запрет на установку ветрогенераторов, не предназначенных для собственного потребления, на территории экологической сети ЕС «Натура - 2000» при отсутствии требования надлежащей оценки воздействия на окружающую среду при условии соблюдения принципов недискриминации и пропорциональности. Таким образом, требование охраны окружающей среды стоит выше цели стимулирования производства и потребления энергии из возобновляемых источников. Тем не менее, в данном случае также должны учитываться принципы недискриминации и пропорциональности.

2. Дело «Polish hydrocarbon» (Case 569/10). Поводом для правового спора в данном случае послужило неисполнение Республикой Польша обязательств, предусмотренных статьями 2 и 5 Директивы 94/22/ЕС от 30 мая 1994 года об условиях предоставления и использования разрешений на поиск, разведку и добычу углеводородов. В соответствии с положениями Директивы каждое государство-член обязуется обеспечивать юридическим лицам доступ и возможность осуществления на недискриминационной основе мероприятий по поиску, разведке и добыче углеводородов. Кроме того, государства принимают необходимые меры для обеспечения выдачи разрешений с учетом технических и финансовых возможностей предприятий, а также способа, по которому будет осуществляться поиск, разведка и добыча углеводородов в определенном географическом районе. Указанные критерии подлежат опубликованию в Официальном журнале ЕС до начала периода подачи заявлений на получение упомянутых разрешений.

Суд ЕС пришел к выводу, что Польша нарушила требования Директивы 94/22/ЕС, поскольку не приняла надлежащих мер, необходимых для обеспечения доступа на дискриминационной основе к деятельности по поиску, разведке и добыче углеводородов, а также не способствовала выполнению критериев выдачи разрешений, указанных в Директиве. Суд обратил внимание на положение польского законодательства, предусматривающего возможность получения концессии иностранным предприятием только в том случае, если оно зарегистрировано в Польше. Судебный институт отметил, что подобная норма затрудняет доступ к экономической деятельности и фактически требует от хозяйствующего субъекта осуществлять инвестиции, даже если он не принял окончательного решения в отношении получения данной концессии. Кроме того, обязательство предъявлять разрешение на право использования геологической документации также подверглось критике со стороны Суда ЕС. Он подчеркнул, что предприятие, получившее разрешение на разведку месторождений углеводородов в прошлые годы заведомо окажутся в более привлекательной с экономической точки зрения ситуации, чем организации, подавшие заявки на получение концессии позже.

3. Дело «Thomas Fuchs» (Case 219/12). В указанном деле Суд рассмотрел преюдициальный запрос в рамках правового спора между компаниями «Finanzamt» и «The Unabhangiger Finanzsenat» относительно удержания налога на добавленную стоимость при установке солнечной батареи с использованием фотоэлементов на крыше дома господина Фукса. Поставка произведенной электроэнергии осуществлялась на основании договора, предоставляющего доступ к сети. Однако заявление господина Фукса о возврате уплаченной в счет НДС суммы было отклонено компанией «Fimnzamt» на том основании, что указанные солнечные батареи не были установлены для целей их использования в экономической деятельности.

В связи с этим национальный суд обратился в судебный институт ЕС с запросом, можно ли рассматривать в качестве экономической деятельности по смыслу статьи 4 Шестой Директивы 77/388/EEC^[100] эксплуатацию солнечной батареи для личных нужд, если такая установка на постоянной основе генерирует объем энергии значительно меньший, чем общее количество энергии, используемое оператором в частном домовладении.

Несмотря на тот факт, что любое имущество может быть использовано как для осуществления экономической деятельности, так и для личных нужд, Суд ЕС признал, что эксплуатация солнечных батарей, генерирующих электроэнергию, подпадает под понятие «экономическая деятельность», поскольку:

- электроэнергия, произведенная такими установками, поставляется по сети потребителю;

- в соответствии с договором, гарантирующим доступ к сети, возврат НДС рассматривается в качестве компенсационной выплаты;

При этом, по мнению Суда, не имеет значения тот факт, что количество энергии, произведенное солнечными батареями, меньше фактически потребляемой. Налоговый вычет необходим с целью избежания двойного налогообложения, так как господин Фукс является налогоплательщиком и товары и услуги, выступающие предметом коммерческих сделок, также облагаются налогами. Таким образом, господин Фукс имеет право на возмещение суммы НДС при установке солнечных батарей.

Безусловно, такое решение Суда ЕС в дальнейшем способствовало популяризации установки солнечных батарей с использованием фотоэлементов в частных домовладениях.

4. Дело «Salemink» (Case 347/10). Данное дело представляло правовой спор, затрагивающий аспекты добычи полезных ископаемых и, соответственно, энергетической политики ЕС в данной сфере. Предметом рассмотрения стало размещение стационарных и плавающих установок на континентальном шельфе. Вывод, сделанный Судом в рамках данного дела, следующий: «Поскольку государство-член осуществляет суверенитет, функциональный либо ограниченный, в отношении континентального шельфа, работы, производимые на стационарных либо плавающих установках, расположенных на континентальном шельфе, в целях разведки и (или) эксплуатации естественных ресурсов, рассматриваются в качестве работ, производимых на территории соответствующего государства-члена в соответствии с целями права ЕС.

На государство-член, получающее выгоду от использования прав на разведку и (или) эксплуатацию естественных ресурсов континентального шельфа, распространяются нормы права Европейского Союза,

регулирующих свободу передвижения работающих на таких установках лиц».

Указанные выше дела внесли свою лепту в формировании внутренней энергетической политики, конкретизируя её направления, сформулированные как в актах нормативного, так и ненормативного характера. Но необходимо отметить, что энергетическая политика Европейского Союза имеет не только внутреннее, но и внешнее измерение. Вопросы энергетической политики могут быть рассмотрены через призму бывшей «второй опоры» Европейского Союза - общей внешней политики и политики безопасности. Не секрет, что ЕС развивает международные отношения в энергетической сфере, в том числе и в сфере энергетической безопасности, с третьими странами, в первую очередь, с Российской

Федерацией, которая является крупнейшим поставщиком нефти, газа, урана и угля в ЕС, а также занимает третье место по объемам поставки электроэнергии^{[101] [102].}

Европейская Комиссия назвала развитие устойчивой внешней энергетической политики в числе ключевых задач «Стратегии 2020». На заседании Европейского Совета от 4 февраля 2011 года была отмечена необходимость эффективной координации действий институтов ЕС во внешней политике. При этом в статье 194 ДФЕС, посвященной энергетике, речь идет лишь о внутренних аспектах деятельности Союза в указанной сфере.

Из содержания Лиссабонского договора можно выделить три основных цели внешней политики Союза в области энергетики. К ним относятся: обеспечение надежности поставок энергии, конкурентоспособность и экологическая безопасность. Для достижения вышеуказанных целей ЕС использует разнообразные инструменты. Среди них стоит отметить владение обязательной долей акций энергетической компании государства-члена как гарантию обеспечения надежности энергоснабжения, а также закрепленную нормативными актами ЕС обязанность информировать Комиссию о сделках в области энергетики, заключенных с третьими странами. Договор предусмотрел возможность развития внешней энергетической политики Союза и в результате осуществления скоординированных действий на региональном уровне с использованием механизмов Энергетической Хартии 1997 года, программы «Черноморская синергия» 2007 года и Европейской энергетической программы для восстановления экономики 2009 года (ЕЭПВЭ), а также обширного массива двусторонних соглашений.

Учредительные договоры ЕС отводят ключевое место в формировании внешнеполитического курса Союза в области энергетики Европейской комиссии, Европейскому Совету, Европейскому парламенту и Совету ЕС.

Раздел V «Общие положения о внешнеполитической деятельности Европейского Союза и специальные положения об общей внешней политики и политике безопасности» ДЕС, а также отдельные статьи ДФЕС закрепляют правовые основы деятельности ЕС на международной арене, предусматривая специфические полномочия институтов Союза применительно к данной сфере. Активность же Суда ЕС в указанной области достаточно ограничена. ДФЕС отмечает, что «Суд ЕС не обладает полномочиями в отношении положений об общей внешней политике и политике безопасности, а также в отношении актов, принимаемых на их основе» . Существует лишь два исключения из этого правила. Первое касается полномочий по контролю за соблюдением статьи 38 ДЕС, а второе - вынесения решений по искам об аннулировании в целях контроля правомерности решений, предусматривающих ограничительные меры против физических или юридических лиц. Таким образом, наднациональный судебный институт если и не лишен полностью возможности рассматривать и разрешать правовые споры, затрагивающие вопросы внешнеполитической деятельности Союза, то весьма ограничен в выборе способов реализации компетенции в указанной сфере.

Справедливости ради стоит отметить, что в рамках общей внешней политики и политики безопасности применительно к сфере энергетики Суд ЕС рассмотрел всего два дела. Оба дела касались оспаривания введения Советом ограничительных мер в отношении энергетических компаний - российской компании «Роснефть» и Национальной нефтяной компании Ирана. Дело «Rosneft» будет рассмотрено автором отдельно^{[103] [104]. Что же касается Национальной нефтяной компании Ирана, то введение санкций было продиктовано обеспокоенностью мирового сообщества ядерной программой государства. Учитывая политическую подоплеку дела, Суд ЕС оставил жалобу без удовлетворения[105].}

Среди дел, затрагивающих внешнеполитические аспекты энергетической политики ЕС, некоторые касались применения двусторонних и многосторонних энергетических соглашений, заключаемых Союзом и его государствами-членами с третьими странами. Одним из правовых споров, имеющих прецедентное значение, было дело «ATA» (Case 366/10).

16 сентября 2009 года компания «ATA» обратилась в суд с иском об отмене мер, принятых компетентными органами Великобритании в целях имплементации Директивы 2008/101/ЕС об ограничении выбросов парниковых газов при авиационных перевозках, что входит в компетенцию Секретаря по вопросам энергетики и изменения климата. В подтверждение своих требований они ссылались на то, что положения Директивы противоречат требованиям Конвенции о международной гражданской авиации 1944 года, Киотского протокола к Рамочной конвенции ООН об изменении климата 1997 года, а также Договора между Европейским Сообществом и США по открытому небу 2007 года. Требования основывались также на принципах международного обычного права с тем, чтобы Суд ЕС определил, обладает ли ЕС компетенцией принять такую Директиву в той части, в какой она распространяет действие системы торговли разрешениями в отношении всех авиарейсов, осуществляемых с территории либо на территорию государства-члена ЕС.

Преюдициальный запрос британского суда в судебный институт ЕС был сформулирован следующим образом: возможно ли на основании норм международного права, отраженных в вышеуказанных документах, и (или) обычно-правовых норм оспорить действительность Директивы 2003/87/ЕС, замененной Директивой 2008/101/ЕС (1). Если ответ на данный вопрос утвердительный, то необходимо выяснить, противоречит ли вышеназванная

Директива нормам международного обычного права (2), а также указанным международным договорам (3).

В отношении ответа на первый вопрос Суд отметил, что на юридическую действительность нормативного акта ЕС влияет, в том числе его соответствие/несоответствие международному праву. Что касается Чикагской конвенции о международной гражданской авиации, то Суд пришел к выводу, что поскольку до настоящего времени закрепленные в Конвенции за отдельными государствами полномочия не перешли в полном объеме Европейскому Союза, он не может быть связан вытекающими из данного многостороннего международного договора обязательствами. Таким образом, действительность Директивы 2008/101/ЕС не может быть рассмотрена в контексте её соответствия положениям Чикагской конвенции. Неуместным для Суда показалась и отсылка на Киотский протокол. Суд посчитал нужным апеллировать к положениям двустороннего договора между ЕС и США, поскольку, вступив в силу, он стал частью правовой системы Европейского Союза.

Отвечая на второй и третий вопросы, Суд пришел к выводу, что нормы права ЕС применимы к авиаоператору при условии нахождения воздушного судна в пределах территории одного из государств-членов, а, точнее говоря, расположении на ней аэродрома, что свидетельствует о распространении неограниченной юрисдикции государства-члена и ЕС в целом на данное воздушное судно.

Суд отмечает, что право ЕС не затрагивает явным образом вышеназванные принципы, и это дает возможность заключить, что Союз в свете рассматриваемых международных обычаев обладает компетенцией по принятию Директивы 2008/101/ЕС.

Отмечается, что экономическое значение введения системы разрешений состоит в обеспечении сокращения выбросов выхлопных газов с целью защиты окружающей среды наиболее низкозатратным образом. При этом, по мнению Суда, Директива 2008/101/ЕС не предусматривает никакого обязательного сбора в пользу государства, который мог бы рассматриваться в качестве таможенной пошлины, налога либо комиссии в отношении топлива, используемого авиаоператорами. Указанная Директива ни коим образом не нарушает обязательства ЕС, вытекающие из положений статьи 11(1) и (2)(с) Договора об открытом небе, учитывая, что торговля разрешениями, по сути, является рыночной мерой и не относится к сборам фискального характера.

В итоге, Суд не признал Директиву 2008/101/ЕС в части торговли разрешениями на недискриминационной основе противоречащей обязательствам ЕС по двустороннему Договор об открытом небе.

Учитывая изложенное, автор выделяет следующие основные характеристики каждого из этапов эволюции юрисдикции Суда Европейского Союза в области энергетики:

1. 1952-1993 гг. - в этот период Суд ЕС если и рассматривал дела в области энергетики, то они либо касались вопросов, лежащих в ведении секторных соглашений - Договора о ЕОУС 1951 г. и Договора о Евратоме 1957 года, либо смежных с энергетикой сфер компетенции. Поскольку энергетика как таковая не находила отражения в Договорах в качестве подведомственной Союзу сферы деятельности (за исключением секторных сообществ), подавляющее большинство дел в области энергетики относилось к различным аспектам конкурентной политики. Тем не менее, стоит отметить, что компетенция Союза в области энергетики в этот период реализовывалась также и через механизм подразумеваемых полномочий. При этом Суд рассматривал дела как прямой, так и преюдициальной юрисдикции.

2. 1993-2009 гг. - С принятием Маастрихтского договора 1992 года сфера энергетики впервые находит свое нормативное закрепление. Статья 3 Договора о Европейском Сообществе предусмотрела мероприятия в области энергетики в качестве одного из направлений деятельности ЕС. В Декларации к Маастрихтскому договору о гражданской защите, энергии и туризме отмечалась возможность включения в текст Договора 1957 г. специальных разделов, посвященных мероприятиям в области энергетики, социальной защиты и туризма^{[106] [107]. Кроме того, новый раздел Договора «Трансъевропейские сети» (раздел XII) затрагивал правовые аспекты учреждения и развития трансъевропейских сетей, в том числе в области энергетических инфраструктур.}

В этот период увеличивается количество дел, рассматриваемых судебным институтом в рамках добровольной подсудности. Энергетические компании ЕС все чаще стали предусматривать в договорах специальное указание (арбитражную оговорку) о рассмотрении возможных споров именно Судом Европейского Союза. Значительное количество дел в сфере энергетики, разрешаемых в этот период Судом ЕС, касались тех или иных аспектов внутреннего рынка. К этому времени официально завершился процесс построения единого для всех государств-членов Сообществ пространства без внутренних границ, в котором обеспечивается свободное передвижение товаров, лиц, услуг и капиталов. Прецедентное нормотворчество Суда ЕС в рамках рассмотрения правовых споров в сфере энергетики содействовал развитию права внутреннего рынка (дела «Hennen Olie», «Outokumpu Oy», «PreussenElektra» и др.). Кроме того, существенное количество дел, рассмотренных Судом в это время, затрагивало проблемы изменения климата, а также такой аспект внешней энергетической безопасности, как зависимость от поставок энергоресурсов из третьих стран.

3. 2009 год - настоящее время - со вступлением в силу Лиссабонского договора Европейский Союз и его государства-члены стали осуществлять совместную компетенцию в области энергетики . Институты Союза, в том числе Суд ЕС, наделялись властными полномочиями в указанной сфере деятельности. С момента вступления в силу Лиссабонского договора Суд ЕС рассмотрел ряд дел, как в рамках прямой, так и преюдициальной юрисдикции, которые внесли существенный вклад в развитие внутренней и внешней энергетической политики. Необходимо отметить, что споры затрагивали не только аспекты энергетического права как такового, но и касались деятельности Союза в области проведения налоговой, конкурентной и экологической политик. Постлиссабонская практика Суда ЕС сформировала прецеденты, которые обозначили основные тенденции развития энергетического права Союза, представляющего межотраслевой комплекс правовых норм. Заметим, что подавляющее большинство дел, рассмотренных судом, так или иначе, затрагивало применение нормативных актов, принятых в рамках Третьего энергопакета.

Современная практика Суда ЕС по энергетическим делам включает практику в области построения внутреннего энергетического рынка, подразделяемого на рынок электричества и газовый рынки, а также содействие развитию трансъевропейских сетей, и практику в сфере обеспечения энергетической безопасности, которая, в свою очередь, включает следующие направления: надежность энергоснабжения, энергоэффективность, альтернативная энергетика, а также внешняя безопасность. Суд Европейского Союза в своих решениях конкретизировал заданные другими институтами направления как внутренней, так и внешней энергетической политики ЕС.

1.3.