Авгуры и судебная дивинация
Деятельность авгуров была связана с гаданиями, т.е. с выявлением воли божества относительно того или иного намерения людей. Согласно Цицерону (Cic. De leg. II. 21), сакральные законы давали авгурам право распустить народное собрание, объявить неугодными богу выборы того или иного магистрата и даже отменить уже принятые законы Авгур обладал правом налагать определенные штрафные санкции в виде требования очистительного жертвоприношения на лиц, послуживших причиной недовольства божества.
Специальный сакральный закон гласил: «Все то, что авгур объявит неправильным, запретным, порочным, зловещим, да не будет выполнено и совершено; кто ослушается, да ответит головой»514. Мы уже отмечали, что Цицерон, приведший текст этого закона, указывает на то, что он наряду с другими сакральными законами практически взят из законодательства второго римского царя Нумы Помпилия515. То есть, по-видимому, и в царском Риме нарушение сакральных запретов римских авгуров вело к тяжелым правовым санкциям - смертной казни. Не случайно поэтому Цицерон, сам являясь авгуром, придавал этой жреческой коллегии столь большое значение, подчеркивая, что и «цари были авгурами» (Divin. I. 89). Но деятельность авгуров не была связана ни с принесением кровавых жертвоприношений, ни с поклонением статуям богов. Их храмом являлось как бы само небо.Коллегия авгуров представляет наибольший интерес при изучении проблем развития римского архаического права. Римские авторы, как мы это увидим ниже, придавали этой коллегии ведущее, первостепенное значение среди других жреческих коллегий. Однако некоторые современные ученые считают, что авгуры, как и прочие жреческие коллегии, находились если не в подчинении верховного понтифика, то по крайней мере в зависимости от верховенствующей в сакральных делах коллегии понтификов516. На это следует возра
зить, что хотя влияние верховного понтифика на все сакральные институты и было чрезвычайно велико, однако так называемое авгу- ральное право не входило в сферу их непосредственного контроля.
Никто, даже сам римский царь, не мог отнять у авгура его сана, так как считалось, что он получил искусство предвидения будущего от самого Юпитера, будучи его советчиком и помощником517. Даже в случае уголовного преступления нельзя было лишить авгура его жреческого сана в отличие от любого другого жреца (Plut. R. q. 99), даже понтифика. Кроме того, говоря о соотношении власти авгура и понтифика, необходимо еще раз подчеркнуть разделение их функций. Если понтифик контролировал все виды кровавых жертвоприношений, то авгуру вообще было запрещено приносить в жертву животных; если понтифик контролировал культ мертвых и культ подземных богов, то авгур обращал свои взоры к небу для интерпретации знамений Юпитера518. Если понтифики были призваны блюсти обычаи предков, таким образом апеллируя к прошлому, то авгуры обращали свои взоры к будущему. Избирались авгуры посредством519
кооптации , т.е. независимо от воли сената и народа, а потому не были подотчетны в своих действиях ни тому, ни другому. Наоборот, опираясь на знамения воли Юпитера, они могли устанавливать религиозные запреты жрецам, магистратам и народным собраниям. В то же время в определенном ведении авгуров, так же как понтификов, по-видимому, находились и дела нескольких других специальных
228
Cic. De leg. II. 21: Interpretes autem Iouis optumi maxumi, publici augures (
)Cic.
De leg. III. 43: Est autem boni auguris meminisse lt;segt; maximis rei publicae temporibus praesto esse debere, Iouique optimo maximo se consiliarium atque administrum datum...
(
...).
- Именно в этом смысле следует понимать слова Ливия о том, что Нума «все частные и общественные жертвоприношения подчинил решениям понтифика» (Liv. I. 20. 6: omnia publica privataque sacra pontificis scitis subiecit), так как вслед за этим утверждением римский историк поясняет, что делом понтифика было разъяснять культовые обряды, совершаемые небожителями, правила погребений и способы умилостивить подземных богов, а делом царя-авгура - прояснить характер принимаемых в расчет знамений посредством авгурий (Liv. 1.20. 7).
- Лишь в 103 г. до н.э. закон плебейского трибуна Гнея Домиция Агенобарба перенес выборы авгуров в народное собрание (Wissowa G. Augures 11 RE. Н. 2. St., 1894. S. 2318).
жреческих коллегий. Это коллегия гаруспиков - этрусских гадателей по внутренностям животных, это пулларии - жрецы, предназначенные осуществлять гадания по кормлению кур, это сивиллины жрецы, т.е. так называемые интерпретаторы предсказаний Сивиллиных книг[355]. Наконец, в распоряжении авгуров были посыльные (viatores) и глашатаи, созывавшие народ для совершения религиозных ритуалов и проведения народных собраний[356].
Даже сами инсигнии, т.е. знаки отличия авгуров - кривой ромулов жезл и царский пурпурный плащ - трабея, указывают на их царственное величие[357]. Первоначально, по-видимому, авгуры были главными жрецами римского народа[358]. Именно авгуры производили торжественный ритуал инавгурации царей (Liv. I. 18. 6. 10) и сами вступали в свою пожизненную должность посредством инавгурации[359]. Проводили они инавгурацию и других жрецов, например фламинов Юпитера, Марса, Квирина, а также царя священнодействий[360]. Наконец, сам вопрос о соотношении авторитета авгуров и понтификов в царский период был не особенно актуален, так как царь обычно совмещал в себе и звание авгура, и должность верховного понтифика, а понтифики в этот период, по приведенной выше табели о рангах жрецов, находились лишь на пятом месте после царя и фламинов. Вполне допустимо, что в коллегии из пяти авгуров[361] царь выделялся как верховный авгур (augur maximus)[362]. В случае если царь не являлся авгуром, как, например, царь этрусской династии Тарквиний Древний, то авгур мог вступить в спор с самим царем, как это случилось со знаменитым авгуром Аттом Навием (Liv. I. 36. 3-6). Любопытно отметить, что царь именно этрусской династии первым попытался пренебречь званием авгура. Чтобы понять причины этого, необходимо рассмотреть греческое влияние на авгуральное право в древнейший период.
1.6.1.1.
О греческом влиянии на Рим и римское право написано много как в отечественной, так и в зарубежной литературе528. Однако, как правило, в этой литературе речь идет о достаточно позднем влиянии, относящемся уже ко II, в лучшем случае к III в. до н.э. Когда же говорят о влияниях архаической эпохи, на первом месте стоят этруски529. Что и говорить, влияние этрусков, особенно в эпоху правления этрусской династии, неоспоримо. Однако в античной традиции существовало устойчивое убеждение в глубоком греческом влиянии именно на архаический Рим вообще и на римское право в частности. Как, например, понять следующие слова Дионисия Галикарнасского (I. 90. 1): «Римляне же говорят на наречии не
вполне варварском и не совершенно эллинском, но на каком-то смешанном из обоих, большая часть которого - эолийская. Единственное, что они почти не восприняли из многочисленных взаимосвязей, - это правильное произношение слов. В отношении же всего остального есть признаки (их) эллинского происхождения»? Известно, что Дионисий был не только историком, но и прекрасным филологом, знающим как греческий, так и латинский языки530, следовательно, его утверждение о сильном влиянии эолийского диалекта греческого языка отнюдь не голословно. Конечно, слова Дионисия не следует понимать буквально, однако, несомненно, в них есть рациональное зерно531. Впрочем, такой известный отечественный эпиграфист, как проф. Е.В. Федорова, вполне убедительно продемонстрировала в своих работах именно древнейшее влияние
228
. . История римской литературы. М.; JL, 1942. С. 18-20; Wa- szinkJ.H. Zum Studiv-.n der griechischen Einflusse in der lat. Literatur // Antike und Abendland. 1960. №9. S. 109-122; PrinsheimF. Griechischer Einfluss auftias romische Recht//Bulletino dell'istituto di diritto romano. Terza ser. N 2. 1960. P. 1-17; Hunmi M. Les origines du pythago- risme romaine. Problemes historiques et philosophiques // Etudes classiques. Namur, 1996. T. 64. №4.
P. 339-353.529 De Martino M. Storia arcaica e diritto romano privato IIR1DA. № 4. 1950. P. 387A408.
530FascioneL. II mondo nuovo... Vol. I. P. 33-40; . Дионисий Галикар
насский II История греческой литературы. М., 1960. С. 156. См. также Dionys. 1.7.2.
531 О концепции греческого происхождения римлян написано очень много. Прекрасный обзор научной литературы по этой теме дается в статье: Gabba . La «Storia di Roma arcaica» di Dionigi d'Alicarnasso//ANRW. II. 30. 1. Berlin; New York, 1982. P. 799-816. Cm. также Strab. V. 3.3; 5; Serv. Ad Aen. I. 292.
греческого языка на латынь[363]. Многие современные этимологические исследования в области социально-экономической и юридической лексики также обнаруживают глубокое влияние греческого языка на архаическую латынь[364]. Как известно, проникновение одного языка в другой - свидетельство как минимум сильнейшего культурного влияния, так как слова из чужого языка приходят лишь вместе с усвоением их понятийной нагрузки. Впрочем, как археологические открытия последних десятилетий, так и многочисленные научные исследования подтверждают глубокое взаимопроникновение культур и создание общеиталийского культурного
534
койне именно в архаический период
Хотелось бы остановиться лишь на одном, хотя и весьма важном, проявлении этого влияния - воздействии западногреческой культуры на римское авгуральное право VII-V вв. до н.э. Дионисий Галикарнасский в качестве важнейшего аргумента близости римского и греческого народов указывает на различные религиозные культы, идентичные у обоих народов[365]. Действительно, хорошо известны, например, так называемые аргейские места в Риме и аргейские жертвоприношения, совершаемые по греческому ритуалу[366]. Но особенно сильно в античной, как греческой, так и римской, традиции, убеждение в том, что легендарный основатель римского сакрального права - царь Нума Помпилий - был учеником греческого философа и политического деятеля Пифагора537.
Любопытно, что сами древние авторы прекрасно понимали всю нелепость такого убеждения, ведь, согласно традиции, Нума жил за 140 лет до появления Пифагора в Италии538. Тем не менее многие античные авторы, в частности Цице-539
рон , отмечают идентичность или близкое сходство акусм учения Пифагора и сакральных норм Нумы. Особенно изобилует подобными, отнюдь не пустыми сравнениями сочинение знатока и последователя пифагореизма Плутарха540. Объяснить это сходство лишь позднейшим греческим влияние^ III-II вв. до н.э., как это делают некоторые современные ученые ', не представляется возможным на том основании, что сходные черты несут в себе элементы именно примитивной, догосударственной идеологии. Поэтому наличие сходства следует объяснять другими причинами. Остановимся лишь на одной из них.
3i7Liv. I. 18. 2:
... (пер. В.М. Смирина).
533 Cic. De rep. II. 28-29:
140 (пеР- Б. Горенштейна).
539 Cic. Tuscul. IV. 2-3:
, «
' ? (3)
... (пер. М. Гаспа-
рова).
540Plut Numa. 8; 14; 18; 22.
541 См., например: . . Сципион Африканский. Кн. 2. Воронеж, 1996.
С. 46 сл.; BucetJ. Recherches surlalegende sabine des origines de Rome. Louvain; Kingshasa, 1967. P. 138 ss.; GrilliA. Numa, Pitagora e la politica antiscipionica 11 Politica e religione nel primo scontro tra Roma e l'Oriente. Contributi dell'istituto di storia antica. № 8. Milano, 1982. P. 186-197.
Хотя Пифагор и был пришельцем из Самоса, привезшим с собой астрологию халдеев, геометрию египтян и математику финикийцев[367], однако более всего он прославился именно «наукой о жертвоприношениях и торжественных богослужениях» [368]'ь Кроме того, одной из главных его акусм (правил) было одобрение «верности отеческим обычаям и установлениям» [369]. Давно отмечено, что пифагореизм на юге Италии в VI-V вв. до н.э. представлял собой «замкнутую аристократическую секту»115. Следует лишь добавить, что, как всякое аристократическое учение архаической эпохи, пифагореизм был достаточно консервативен и обращен на сохранение обычаев предков. Действительно, едва ли такие табу Пифагоровой науки о жертвоприношениях, как «упавшего не поднимать», «не прикасаться к белому петуху», «хлеб не разламывать» (Aristot. De Pyth. fr. 195 Rose), «ярмо не перешагивай», «воздерживайся от бобов» (Jambl. Protrept. 21. P. 106, 18 Pist.) и т.п., были вновь приобретенными кро- тонцами сакральными нормами. Скорее всего пифагореизм сложился на базе слияния местных италийских и греческих религиозных обычаев и установлений. На это обращал внимание еще Т. Моммзен[370], ссылаясь на знаменитые законы легендарного царя Итала, правление которого традиция относит ко II тыс. до н.э. Действительно, Аристотель локализует царство Итала в южной оконечности Италии между Скиллетийским и Ламетийским заливами[371], т.е. как
раз в районе г. Кротона - центра пифагорейцев. Согласно Аристотелю, Итал, как минимум современник Миноса, ввел среди прочих закон о сисситиях, институт, занимавший в пифагореизме чуть ли не центральное место. Любопытно, что, по мнению Аристотеля, эти законы Итала применялись кое-где на юге Италии еще и в его время. Известны многочисленные легенды, излагаемые западногреческими историками V в. до н.э., например Антиохом Сиракузским, связывающие родственными отношениями царей Итала и Латина, а также основание древнейшего, доромулова Рима с правлением Итала и его потомков548. Таким образом, традиция указывает на существование древнейших общеиталийских правовых и религиозных институтов. Следовательно, Нума, жители Кур и вообще всей южной части Италии, включая Лаций, с одной стороны, и пифагореизм - с другой, могли иметь общий, гораздо более древний, чем сам пифагореизм или законы Нумы, источник влияния, общие обычаи предков, восходящие ко II тыс. до н.э.
Обратимся, наконец, от истории к анализу самого сакрального права эпохи от Нумы Помпилия до децемвиров, дабы подтвердить или опровергнуть настойчивые утверждения греков о влиянии пифагореизма на древнейшее сакральное право римлян. Наиболее полно
Тта’лих, тошоца tax(Jeiv, ocrij тетохпкеу evxoq otxroc тог) ко.ЛІ юг» тог) Ivw./.ry.vo-j Kai той Лацг|Т1Ког) . % 1 5ё тсшта ая aXAfAcov boov "oiiceia : тщёрад. toutov sf
ле'/соси toy 'itoamp;ov vo|ia5aq тогх; OlvcoTpotiq ovxaq noifjaai yeco_o“, Kai уоцогх; h'rXz\gt;:; те ai)Totq Оёобаг Kai та auaama катаоттАстаг npanov 810 Kai vov ex і ig v ail' ёке!уог) xiveq хР®їха1- Т0Ц огхтатоц Kai tcov vopcov evioiq {
3.
і
) (пер. С. Жебелева). Ср. Dionys. I. 12. 3. 54S Dionys. I. 72. 6:
L
»( . И.Л. Маяк).
I
черты пифагореизма в сакральном праве Нумы Помпилия рассматривает Плутарх. При поверхностном анализе данные Плутарха не выдерживают никакой критики, на что давно обратили внимание современные историки549. Так, бескровность жертв, якобы установленная Нумой550 в соответствии с акусмой Пифагора, запрещающей приносить в жертву животных551, опровергается самим же Плутархом, согласно которому, например, «вдова, снова вступавшая в брак до истечения 10 месяцев, по законам царя Нумы приносила в жертву богам стельную корову» (Numa. 12). Примеров кровавых жертвоприношений в соответствии с римским понтификальным правом можно привести множество. Также обращают внимание на несостоятельность утверждения Плутарха относительно запрета поклоняться богам в образе человека или животного, создавая их изображения и статуи552. Ведь Плиний Старший указывает, что сам Нума посвятил двуликому Янусу статую553.
Однако здесь необходимо отличать все сакральное право римлян от отдельных его частей. Известно древнейшее деление сакрального права на понтификальное и авгуральное, и если понтифики ведали всеми кровными жертвоприношениями и ритуалами, то авгуральное право было напрочь лишено их554. Бескровные жертвы, фимиам вместе с молитвами воскурялись на алтаре, называвшемся ага, находившемся внутри храма, возле так называемого delubrum - символа бога, сделанного
. . Указ. соч. С. 45.
- Plut. Numa. 8:
- Diog. Laert. VIII. 1. 20:
( )
- Plut. Numa. 8:
170
... (пер. С. Маркиша).
- Plin. N. h. XXXIV. 34:
365
(пер. Г. Тароняна).
- WissowaG. Augures... //RE. H. 2. S. 2313-2344.
из очищенного от коры дерева или палки[372]. Сам Плиний в рассказе о Нумовой статуе Януса с удивлением отмечает, что внутри храмов очень долгое время, вплоть до времени покорения Азии, символами богов были подобные описанной Фестом delubrum деревянные или же глиняные изображения богов[373].
Что же касается алтаря вне стен храма, то на нем понтификами все-
557
гда совершались искупительные жертвоприношения животных . Таким образом, говоря о влиянии пифагореизма, следует иметь в виду прежде всего ту часть римского сакрального права, которая находилась в ведении авгуров.
Здесь мы найдем множество соответствий пифагорейской науке «о жертвоприношениях и торжественных богослужениях». Так, «тесное общение с божеством», о котором говорит Плутарх[374], - это, по словам Цицерона, главная обязанность авгуров, являвшихся интерпретаторами воли Юпитера и его советчиками (Cic. De leg. II. 20-21; III. 43). Далее, как уже отмечалось, авгуры никогда не почитали статуи богов, но свои молитвы обращали к небу. Символ их власти, lituus, - изогнутая деревянная палка, которой они разделяли небо на части, - был вполне сродни тем деревянным delubra, которые находились в храмах богов древнейшего Рима. Что касается жертвоприношений авгуров, то они действительно были бескровны. Так, хорошо известна роль авгуров в межевании полей и освящении виноградников. По утверждению агрименсо- ров - последователей авгуров в системе межевания полей, жертвоприношения, приносимые Термину при разделении границ, обязательно должны были быть бескровными[375]. То же самое можно сказать и об обходе авгурами так называемых аргейских мест, когда фламинике
Юпитера вполне в духе пифагореизма560 запрещалось стричь и расчесывать волосы561, а сами авгуры совершали обход по тропинкам, минуя большие дороги562. Наконец, принесение в жертву 27 соломенных чучел, сбрасываемых со свайного моста в Тибр во время «аргейских жертвоприношении», выполнялось вполне в духе пифагорейских бескровных жертв, имитирующих кровавые жертвоприношения лишь по форме563.
Обряд вознесения молитв в храме или священном месте, когда авгур должен был своим движением как бы очерчивать круг564, а затем после нункупации садиться для наблюдения знамении с неба, выполнялся в соответствии с пифагорейскими ритуалами. Далее, широко известно ритуальное соблюдение полной тишины при совершении авгурий и особое почитание авгурами музы Тациты, что Плутарх справедливо сравнивает с обычаем пифагорейского молчания565. Почитание авгурами нечетного числа, символизировавшего небесных богов, проявляется в обязательно нечетном числе самой коллегии авгуров566 и в представ-
50Iambi. Protrep. 21. P. 106. 18 Pist: 27.
, 32.
56! Gell. X. 15. 30: Cum id ad Argeos, quod neque comit caput neque capillum depectit. ( . )¦
- Ovid. Fast. III. 797-798: Itur ad Argeos (qui sint sua pagina dicet) hac, si commemini, praeterita die ( (17 . - . .),
( )). Ср. с соответствующей акусмой
пифагорейцев: Iambi. Protrep. 21. P. 106. 18 Pist: 4.
- Port Pyth. 36:
, (пер. M.JI. Гаспарова). Cp. Cic. De nat. deor.
5 64
564 Plut. Xuma. 14:
... (пер. С. Маркиша).
- Plut. Xuma. 8:
, , « » « », (пер. С. Маркиша).
- Wlssowa. Op. cit. S. 2317.
203
лениях о божественности всякой «троицы»567. Что касается таинственного и скрьггого смысла пифагорейских установлений, то известна обязательность «сохранения авгурами тайны учения и устная передача его из поколения в поколение568.
Что касается отношения к дивинации, то здесь особенно много сходства как в обряде разделения небесного свода на благоприятные и неблагоприятные части, так и в гадании по полету птиц, по звездам569, по сновидениям и т.д.570 Сами авгуры согласно праву должны были приступать к наблюдению за божественными знамениями духовно и физически очищенными. Так, например, не мог приступить к гаданию гот авгур, на теле которого имелась какая-либо рана или
56' См. выше: Serv. Eclog. VIII. 75. Ср. Plut. Numa. 14: cMbidi
(пер.
...; Porf. Pyth. 51 , ( )
M.JI. Гаспарова).
- Plut. Я- 1- 99:
, iorm
?
. ifl ? (пер. H. Брагинской).
- В отношении гадания по звездам любопытно отметить, что римские авгуры, согласно их учению, при выборе места для храма ориентировались на его соответствие небесному templum того божества, которому посвящалось земное сооружение. Особенно интересно то, что римские авгуры втыкали в таких освященных местах так называемые s tellae - металлические бляшки в форме звезды: Fest. Р. 351 М.: Stellam significare ait Ateius Capito laetum et prosperum, auctoritatem secutus P. Servilii auguris stellam quae e * lameHa%erea adsimilis stellae locis inauguratis infigatur (
Stella « » « »,
stella
).
- Plut. Nnima. 17:
. Cic. Divin. I. 5:
20-. л ) , ,
. feurt- De aiiim. 46 (377. 8 Wiss.):
язва[376]. Блюдя священную чистоту, они, подобно пифагорейцам[377], должны были воздерживаться от бобовых[378]. Причем Плиний и Варрон считают этот пифагорейский запрет весьма древним ритуалом[379]. Авгурам и фламину Юпитера, как служителям небесных богов, запрещалось прикасаться ко всему, используемому как бобы в хтони- ческих культах[380]. Именно поэтому гадание по печени жертвенного животного производилось не авгурами, а специально приглашенными иностранцами - этрусскими гарус пикам и[381].
Список сходных черт пифагорейских и авгуральных ритуалов можно было бы значительно расширить, однако приведенного материала достаточно, чтобы сделать вывод о близости южноиталийской и римской религиозных систем. Однако речь должна идти не столько о заимствовании римлянами пифагореизма, сколько о тесной связи и древнейшем взаимопроникновении культур данных ареалов. Как уже отмечалось, общим фундаментом обеих культур служили еще действовавшие в V-IV вв. до н.э. в ряде южноиталийских городов законы легендарного Итала, восходящие к крито-микенскому периоду, оставившему в Италии достаточно заметный след. Культурные же контакты греков и потомков Энея, установившиеся еще в конце II - начале I тыс. до н.э., не ослабевали и в последующие века архаической истории Рима. Поэтому не так уж не прав Цицерон, намекая на то, что скорее Пифагор учился у римского царя Нумы. Помпилия, нежели наоборот[382].
1.6.1.2.
В учебной, да и научной юридической литературе при изложении истории формирования римского архаического права традиционно огромное внимание уделяется роли понтификов. Действительно, из источников хорошо известно, сколь велика была роль этой коллегии в интерпретации древнего права. Когда же речь заходит об авгурах, называвшихся также птицегадателями, право упоминается гораздо реже. Конечно, обычно говорится о так называемом ius augurale, однако зачастую его принято относить к науке о дивинации, понимаемой слишком узко - только как искусства гадания, предсказывания будущего. Лишь немногие ученые, среди которых хотелось бы отметить проф. П. Каталано и О. Берендса[383], обратили внимание на некоторые чисто юридические аспекты деятельности коллегии авгуров.
Между тем источники ничуть не меньше чем о понтификах говорят и о значении коллегии авгуров в правовых вопросах. Действительно, у Цицерона в его знаменитом трактате «О законах» мы находим следующую характеристику авгурального права: «Однако право, связанное с авторитетом авгуров, является величайшим и важнейшим в государстве...»[384] Это утверждение он конкретизирует в следующей норме закона: «Государственные авгуры, интерпретаторы воли Юпитера Всеблагого Величайшего, на основании знамений и ауспиций да узнают грядущее... и хранят Город, поля и храмы свободными и освященными»[385].
Цицерон, приведший текст этого закона, указывает на то, что он мало чем отличается от законодательства второго римского царя Нумы Помпилия. Следовательно, в какой-то мере речь у него идет об архаических нормах, не потерявших, однако, своего значения и в республиканском Риме. Итак, деятельность авгуров была связана с гаданиями, т.е. с выявлением воли божества относительно того или иного намерения людей, что называлось у римлян divinatio. Юристы обычно понимают фразу Цицерона «да хранят они Город, поля и храмы свободными и освященными» в том смысле, что авгуры имели особые функции в межевании римских земель, в установлении и соблюдении границ (по- мерия) как самого Рима, так и его колоний[386]. Они же решали[387], в каком именно месте должно возводить как отдельное публичное здание или храм, так и весь город. Вообще, как пишет Варрон[388], именно авгуры подразделяли всю римскую землю на различные категории. Как справедливо доказывает немецкий юрист О. Берендс, в древнейший период именно авгуры разработали римскую систему межевания полей и вообще методику раздела общественной земли, получившую название assignatio[389]. Именно в соответствии с авгуральной дисциплиной диви- нации была разработана наука агримензоров.
Далее Цицерон (Leg. II. 21), комментируя свои идеальные законы об авгурах, подчеркивает, что авгуры имели право распустить народное собрание, объявить неугодными богу выборы того или иного магистрата и даже отменить уже принятые законы[390]. Наконец, формально без
одобрения авгуров или находящихся под их контролем пуллариев и|1 гаруспиков не могло состояться ни одно решение римских магистратов.!! Таким образом, авгуры обладали правом вето на любое деяние как отдельных римских магистратов, так и всего римского народа. Цицероьі приводит многочисленные примеры такого рода проявлений авгурско! власти586. Причем авгур обладал правом либо налагать определенные:' штрафные санкции в виде требования очистительного жертвоприноше^ ния на лиц, послуживших причиной недовольства божества, либо наказывать таковых смертной казнью. Конечно, Цицерон, сам являясь авгуром, быть может, придавал этой жреческой коллегии несколько большее значение, чем то было на практике в его время, однако вся античная традиция подтверждает его правоту в отношении архаическогс! Рима. Справедливости ради следует отметить, что тот же Цицерон приводит и многочисленные примеры неподчинения магистратов авгуре^ и другим подконтрольным им прорицателям587.
В данной работе не ставится цель рассмотреть все перечисленные Цицероном функции авгуров, остановимся лишь на одном, но наиболее
imperiis et sunmiis potestatibus comitiatus et concilia vel instituta dimittere, vel habita rescin-jl dere? Quid gravius quam rem susceptam dirimi, si unus augur «alio lt;diegt;» dixerit? Quid mag-Г nificentius quam posse decemere, ut magistratu se abdicent consules? Quid religiosius qt J cum populo, cum plebe agendi ius aut dare aut non dare? Quid, legem si non iure rogata «! tollere, ut Titiam decreto conlegi, ut Livias consilio Philippi consulis et auguris? Nihil domi, і ihi militiae per magistrates gestum sine eorum auctoritate posse cuiquam probari? ( npaeoi
. ' . І1
7 ,.,n
»?
?
?
?). Cm. критику этого места: A.M. Опреде- ;
ление огрешности ауспиций... примеч. 17.
- Cic. Denat. deor. II. 3.7-9; И 4.10-12; Divin. I. 17. 33; I. 26. 55; I. 35. 77; I. 43. 95; I.:J 44.100; 1.47.105-106; 1.48.107. См. также: WissowaG. Augures // RE. Bd 2. S. 2325-2337.
- Критический подход к роли жрецов вообще в политической жизни раннереспуб- ликанского Рима см.: А.М. Римское публичное жречество: между царской
властью и аристократией//ВДИ. 1997. № 1. С. 35А45.
важном аспекте их юридической компетенции в архаическую эпоху - судебных полномочиях. Ведь как ни покажется это странным, именно авгурам римляне во многом обязаны своими разработками в области судебного процесса.
Дабы подтвердить этот тезис, обратимся к источникам. Прежде всего следует отметить, что по единодушному признанию традиции должность авгура занимали и сами римские цари. Так, Цицерон подчеркивает, что «цари были авгурами, и позже (т.е. в период Республики. -JI.K.) частные лица, наделенные тем же жреческим достоинством, управляли государством, опираясь на авторитет религии»[391]. Именно римские цари возглавляли коллегию авгуров и практически руководили их деятельностью. В связи с этим следует отметить, что инсигнии авгуров во многом совпадали с царскими. Так, авгуры были облачены в царскую пурпурную мантию - трабею[392] и имели загнутый жезл, называвшийся lituus. На авгурском жезле lituus следует остановиться особо, так как он имел большое значение не только для авгурских гаданий, но и для царской судебной власти. Вергилий упоминает в «Энеиде» «загнутый» царский жезл уже по отношению к легендарному царю Латину (Verg. Aen. VII. 168-174; VII. 187-189). Такой же загнутый квиринский жезл был и у Ромула. Полная аналогия царского жезла с авгурским совсем не случайна. Первоначально этот жезл был знаком именно авгурских полномочий царя. Ведь авгуры с помощью жезла не только совершали гадания по птицам о благоприятном или неблагоприятном исходе того или иного предприятия, но и вершили суд, выясняя посредством гаданий, кто именно из граждан вызвал на общину гнев богов. Сакральный характер древнейшего судебного процесса не раз подчеркивался в литературе[393], здесь же необходимо лишь отметить особую, магическую, с точки зрения римлян, роль авгурского жезла lituus в совершении правосудия. Отсюда и этимологически близкое латинское слово lis, litis - «судебное разбирательство», и в то же время глагол litare - «искупать, приносить в жертву». Вообще роль жезла в судебном процессе всегда в Риме была очень велика, хотя согласно традиции фестука в виндикационной тяжбе имеет несколько иное происхождение, олицетворяя копье.
которым тяжущиеся ритуально пронзали оспариваемую вещь А Однако аналогия между ритуалами виндикационного судебного процесса и следствия, проводимого авгуром при выяснении воли Юпитера, бросается в глаза. Так, Ливий, описывая ритуал инавгурации Нумы Помпилия на царство, говорит, что авгур совершил молитву в торжественных словах (т.е. в форме нункупации), держа жезл в правой руке, разграничил им небесное пространство, затем, переложив жезл в левую руку, правую наложил на голову Нумы, после чего стал ожидать благоприятных или неблагоприятных божественных знамений592. Речь идет о свойственном виндикационному процессу юридическом акте наложения руки (manus iniectio). Таким образом, в инавгурации мы находим те же элементы, что и в виндикационном процессе, - использование жезла, наложение руки, да и сам ритуал инавгурации. Этот ритуал символизировал не что иное, как божеский суд, где Юпитер через знамения как бы сам непосредственно выражал свою волю.
Не менее весомые аргументы в пользу тезиса о судебных полномочиях авгуров дает рассмотрение характера процесса дивинации, - т.е. выяснения авгурами воли божества. Довольно подробно описывает это Дионисий Галикарнасский в рассказе о знаменитом авгуре времени Тарквиния Древнего Атте Навии593. Этот авгур, еще будучи простым
- Gell. XX. 10. 7-10; Gai. Inst. IV. 16.
- Liv. I. 18: 7. Augur ad laevam eius capite velato sedem cepit, dextramanu baculum sine nodo aduncum tenens, quern lituum appellarunt. inde ubi prospectu in urbem agrumque capto deos precatus regiones ab oriente ad occasum detemiinavit, dextras ad meridiem partes, laevas ad septemtrionem esse dixit, (8) signimi contra, quoad longissime conspectum oculi ferebant, animo finivit; turn lituo in laevam manum translate dextra in caput Numae imposita precatus ita est: (9) «Iuppiter pater, si est fas hunc Numam Pompilium, cuius ego caput teneo, regem Romae esse, uti tu signa nobis certa adclarassis inter eos fines, quos feci». (10) turn peregit verbis aus- picia, quae mitti vellet. quibus missis declaratus rex Numa de templo descendit (7.
; (8) , ' , : (9) «
»¦ (10) -j
). Cp. Plut. Numa. 7. j
- Dionys. III. 70. 3: юношей, благодаря Юпитеру найдя пропавшую свинью, вследствие чего, исполняя данный им обет отдать богу в благодарность самую крупную в его саду виноградную гроздь, с помощью авгурского жезла производит некое расследование. Разделив виноградник на четыре части, он исследует каждую из этих частей, ища благоприятные знамения над одной из них. Выделенную таким образом часть он вновь делит на четыре части и повторяет всю операцию несколько раз до тех пор, пока наконец не обнаруживает необычайно большую виноградную гроздь. Конечно, подобного рода «расследование» весьма примитивно, однако именно из этого примитивного ритуала родилась практика судебного расследования. Необходимо пояснить это. Дело в том, что, разделив небо, землю или какие-либо другие предметы или даже группу лиц на части, авгуры искали знаков божественной воли над той или иной из частей. Эти знаки назывались римлянами signa и не сводились лишь к полету орлов или коршунов. Так, Фест пишет: «Государственные авгуры наблюдают за пятью видами знамений": исходящих от неба, от птиц, от кормления кур, от четвероногих животных и от случайных знамений (человеку)»594. В данном случае для нас особый интерес представляют последние знамения или знаки, называвшиеся signa ex diris. Любопытно, что этот вид знамений, являвшийся человеку, был необязательным,
595
если сам человек не считал его таковым , т.е. ^перед авгуром нередко стоял выбор, какие из знаков считать в данной конкретной ситуации важными, а какие вообще не относящимися к данному делу. Иногда таких знаков было достаточно много, именно поэтому расследование авгуров должно было проходить при полнейшей тишине, дабы не обременять их излишними знаками (Cic. Divin. I. 45. 102). Не случайно дивинация авгуров считалась особым искусством и даже наукой (disciplina) распознавания божественной воли.
Здесь следует отметить, что к расследованию авгуров прибегали не только в случае межевания полей, поиска наиболее подходящего для храма места или выяснения причин неурожая, болезней и других про-
( ).
. Ср. Cic. Divin. I. 17.31.
59 Fest. P. 316 L.: Quinqie genera signomm observant augures: ex caelo, ex avibus, ex tripudis, ex quadrupedibus, ex diris.
595 . Реальный словарь классических древностей. СПб., 1885. С. 421.
явлений гнева Юпитера, но и при разборе в народном собрании по куриям апелляций на судебные решения магистратов, называвшихся provocatio ad populum. Это обращение к народу сродни праву рабов и плебса прибегать в храм или к статуе Юпитера в поисках защиты от несправедливости. Некоторые конкретные примеры источников позволяют убедиться в этом.
Наиболее важен в этом смысле судебный процесс VII в. до н.э. над знаменитым Горацием, одержавшим в правление царя Тулла Гостилия победу над Куриациями. Это один из тех немногих случаев, когда царь и авгур не совпадали в одном лице, так как Тулл Гостилий намеренно отказался от решения по этому делу, передав его дуумвирам. Ливий рассказывает596, что осужденный дуумвирами на смерть за убийство родной сестры, Гораций в соответствии с правом авгуров и понтификов597 обращается к народу за защитой. Вновь начинается следствие, на котором отец Горация выставляет в качестве аргументов знаки недавней победы сына: доспехи поверженных Куриациев и могилы погибших Горациев. Гораций был оправдан и, как пишет Фест, «с одобрения авгурий освобожден от всякого наказания за преступление»598. Здесь
596 Liv. I. 26. 5-8: tamen raptus in ius ad regem. rex, ne ipse... consilii populo advocato «duumviros» inquit «qui Horatio perduellionem iudicent secundum legem facio». (6) lex ho- rendi camiinis erat: «duumviri perduellionem iudicent; si a duumviris provocarit, provocatione certato; si vincent, caput obnubito; infelici arbori reste suspendito; verberato vel intra pomerium vel extra pomerium». (7) ...duumviri... condemnassent... (8) turn Horatius... «provoco» inquit (...
¦ « ,
». (6) : «¦
» (7) ... ... ’ ... (8)
« »).
- Сам Ливий, цитируя древний закон царского времени, не указывает, к какой области права он относился. Однако прямое указание на это мы находим у Цицерона (С/с. De rep. II. 31. 54): Provocationem autem etiam a regibus declarant pontificii libri, significat nostri etiam augurales (
).
- Fest P. 297 L. Sororium tigillum: Accusatus tamen parricidi apud duumviros, dampna- tusque provocavit ad populum. Cuius iudicio victor duo tigilla tertio superiecto, quae pater eius constituerat, velut sub iugum missus, subit, consecratisque ibi aris Iunoni Sororiae et Iano Curia- tio, liberatus omni noxia sceleris est auguriis adprobantibus ( речь идет не о простых счастливых знамениях, свидетельствующих об одобрении решения народа. Использованный Фестом глагол adprobare означает также «доказывать», «проверять». Несомненно, авгуры дали свое одобрение лишь после расследования всех знаков-знамений по этому делу, выражавших божественную волю. Вообще такими знаками для авгуров вполне могли быть и человеческие слова, произнесенные, однако, неумышленно. Так, в 390 г. до н.э. при разборе в сенате спора между Камиллом и плебейскими трибунами о возможности переселения римлян из разрушенного Рима в захваченные Вейи подобным добрым предзнаменованием послужила для авгуров брошенная проходящим мимо Курии центурионом фраза: «Знаменосец, ставь знамя, мы остаемся здесь»599. Далее, это могли быть и приведенные в суде свидетельские показания, которые, однако, можно было бы истолковать как проявление божественной воли. Так случилось, например, в 493 г. до н.э., когда авгуры приняли во внимание свидетельство простого плебея о явившемся ему во сне Юпитере, требовавшем искупления за жестокое наказание господином своего раба во время торжественного праздничного шествия600. Цицерон в трактате «О дивинации» приводит некоторые примеры подобного рода. Вообще, судя по всему, расследование судебных дел в архаическом Риме, судебное дознание, определение правого и виноватого производилось по весьма распространенному в ранних обществах принципу «бог шельму метит». Соответственно задачей авгура было найти, расследовать и понять, интерпретировать «метки», знамения бога.
Любопытно, что Цицерон, сам будучи авгуром, буквально высмеивает в трактате « дивинации» суеверия древних римлян, руководствовавшихся в государственных делах ничего не значащими приметами.
/
599Liv. V. 55.2: Signifer, statute signum; hie manebimus optime.
600 Plut. Marc. Cor. 24: «-
(El'10IF_avTO тог) ттрауратос ?1|11 |СПУ) 25:
(SirfFropow)
(1ЙУ lepewv) ( ), ( )
Вместе с тем к искусству дивинации, к авгурской науке он относится с должным пиететом, признавая, что для государства весьма важно сохранить эти древние традиции и ритуалы. Однако, блюдя древние традиции, главным во всякой человеческой деятельности он считает ratio601. Поэтому действительно мудрых авгуров он называет prudentes602, а знатоков права, iuris prudentes, сравнивает в их искусстве с авгурами603. В трактате «О законах» Цицерон объясняет важность должности авгуров для государства тем, что по закону все магистраты должны подчиняться авгуру, так как он советчик (consiliarium) и помощник, т.е. как бы юрисконсульт самого Юпитера Всеблагого Величайшего (Cic. De leg. III. 19. 43). В то же время источники часто называют авгуров интерпретаторами (interpretes) воли Юпитера (Cic. De leg. И. 20; III. 43; De nat. deor. II. 12; Phil. 13. 12; Arnob. IV. 34).
Весьма ценно для нас замечание Цицерона о том, что в раннем Риме наука авгуров имела две основных сферы применения: решение госу-
1 • • і • 604 тт
дарственных дел и так называемое agendi consilium . Дословно это выражение можно перевести как «совет в делах». Такие советы авгуров
Cic. Divin. II. 63. 130: ...
602 Cic. Divin. I. 49. Ill:
, ... « »,
« , npoeudifaMU». Любопытна приводимая здесь Цицеро
ном этимология prudentes от providentes.
60j Cic. De orat. I. 45. 199: Quid est enim praeclarius quam honoribus et rei publicae mu- neribus periimctum senem posse suo iure dicere idem, quod apud Ennium dicat ille Pythius Apollo, se esse eum, unde sibi, si non populi et reges, at omnes sui cives consilium expetant, Suarum rerum incerti; quos ego ope mea Ex incertis cert os compotesque consili Dimitto, utne res temere turbidas; 200: Est enim sine dubio domus iuris consulti totius oraculum civitatis. Testis est huiusce Q. Mucii ianua et vestibulum... (
, : * *gt;. « », « , , ». , ,
604 Cic. De leg. II. 13. 33: Sed dubium non estquin haec disciplinaet ars augurum evanuerit iam et vetustate etneglegentia... quae mihi videtur apud maiores fUisse duplex, ut ad rei publicae tempus non numquam, ad agendi consilium saepissime pertineret {
назывались responsa или decreta в зависимости от консультативного или обязательного для магистрата, сената, судебной коллегии или частного лица характера. Выражение agendi consilium имеет и процессуальное значение «совета по ведению исков». Известно, что древнейший цен- тумвиральныи суд состоял из четырех таких consilium, или коллегий, отличавшихся, по-видимому, характером разбираемых в них дел. Думается, что в центумвиральном суде наибольшим авторитетом пользовались именно авгуры, затмевая своим авторитетом даже понтификов. Быть может, именно поэтому наиболее важная начальная стадия судебного процесса, на которой назначался главный обвинитель и так называемые субскрипторы, т.е. сообвинители, и избирались судьи по данному иску, называлась дивинациеи605, т.е. обозначалась тем же термином, что и авгурская наука предвидения606. Причем Гавий Басс объясняет такое название необходимостью для судьи обладать в этом виде судебного процесса даром предвидения, прорицания. Псевдо-Асконий подчеркивает, что обвинительная судебная речь авгура Цицерона назы-
003 О судебной дивинации см.: Hitzig. Divinatio // RE. Bd 5. S. 1234-1236.
606 Gell. II. 4. 1-5: Cum de constituendo accusatore quaeritur iudiciumque super ea re red- ditur cuinam potissimum ex duobus pluribusque accusatio subscriptiove in reum permittatur, ea res atque iudicium cognitio «divinatio» appellator. (2) Id vocabulum quam ob causam ita factum sit, quaeri solet. (3) Gavius Bassus in tertio librorum, quos De origine vocabulorum composuit, «Divinatio», inquit, «iudicium appellator, quoniam divinet quodammodo iudex oportet quam sententiam sese ferre par sit». (4) Nimis quidem est in verbis Gavi Bassi ratio inperfecta vel magis inops et ieiuna. (5) Sed videtur tamen significare velle idcirco dici «divinationem», quod in aliis quidem causis iudex ea quae didicit quaeque argumentis vel testibus demonstrata sunt sequi solet, in hac autem re, cum eligendus accusator est, parva admodum et exilia sunt quibus moved iudex possit, et propterea quinam magis ad accusandum idoneus sit quasi divinandum est
вается дивинацией потому, что в ней не разбиралось содеянное, а исследовалось будущее[394].
Итак, я попытался показать, что в архаическом Риме деятельность авгуров не сводилась лишь к функциям официальных прорицателей воли Юпитера. Как во многих ранних обществах, где общинный колдун обычно выполнял судебные функции[395], так и в архаическом Риме авгуры были чем-то вроде высшего апелляционного суда, следователями и юрисконсультами одновременно. Конечно, в республиканском Риме эти функции авгуров постепенно отодвигались на задний план по мере появления все новых магистратов, обладавших судебными функциями- преторов, цензоров, трибунов, эдилов, квесторов и т.д. Однако римское право достаточно долгое время сохраняло и даже развивало те ритуальные формы судебного процесса, которые были заложены авгу- ральным правом. Так, например, известный ритуал следственного обыска «с чашей и перевязью»[396], во многом сходный с расследованием знамений воли божества, производимым авгуром с жезлом в руках[397], сохранялся в Риме вплоть до первых веков н.э. Да и сами римские юристы в той или иной мере понимали свою причастность к божественному провидению, к авгуральной науке предвидения в поиске божественной справедливости. Не случайно поэтому император Юстиниан, известный своим знанием древнего права и почитанием архаических законов Ромула и XII таблиц, видимо, в подражание древним авгурам «освятил» свою знаменитую кодификацию как «священнейший храм
Юстиции» (sacratissimum templum iustitiae consecrare. - C. 17. 1. 5). Конечно, Юстиниан был христианским императором, однако многие древнеримские юридические представления уходящей эпохи отнюдь не были ему чужды. Юрист позднеклассической эпохи Ульпиан как бы раскрывает эти представления, высказываясь вполне в духе древнеримских авгуров, возвещавших римлянам добрые знамения: «По заслугам нас назвали жрецами, ибо мы поклоняемся Юстиции, возвещаем понятия доброго и справедливого, отделяя справедливое от несправедливого, отличая дозволенное от недозволенного, желая, чтобы добрые совершенствовались не только путем страха наказания, но и путем поощрения наградами, стремясь к истинной, если я не заблуждаюсь, философии, а не к мнимой»[398].
Таким образом, на мой взгляд, юриспрудента и юрисконсульты позднереспубликанской эпохи ведут свое происхождение не только от понтификов, но и от авгуров. Более того, если понтифики в своей юридической деятельности были хранителями, в лучшем случае толкователями писаных законов, исковых формул legis actiones, то responsa и decreta авгуров, опиравшихся непосредственно на божественную волю, т.е. не на букву, а на дух закона, во многом сформировали те известные принципы преторской деятельности, благодаря которым ius honorarium иногда называют прецедентным правом. Не случайно поэтому Сервий в комментариях к «Энеиде» Вергилия упоминает некий особый вид авгурий, называвшийся legis dictio, где само обращение авгура к богу есть нункупация или петиция, как бы исковое требование, принимавшее с одобрением Юпитера силу закона {Serv. Ad Aen. III. 89). Выше уже упоминалось два основных определения закона, во-первых, как писаного решения народа и, во-вторых, как открывшегося мудрецам божественного разума, который и есть основа законов природы (ius naturale), божественной Юстиции. Именно на понимании и толковании духа этого божественного неписаного закона и основывалась судебная практика авгуров. Именно поэтому она даже некоторым образом противостояла всякому писаному закону, пусть даже сакрального характера, толкование которого было прерогативой другой жреческой коллегии - понтификов.