§ 25. Закон противоречия в психологистской[63]интерпретации Милля и Спенсера
Выше мы заметили, что последовательно проведенное понимание логических законов как законов о психических фактах должно было бы привести к существенному их искажению. Но в этом, как и в других пунктах, господствующая логика обычно пугалась последовательности.
Я был бы готов сказать, что психологизм живет только непоследовательностью, что тот, кто его последовательно продумает до конца, тем самым уже отрекся от него, — если бы крайний эмпиризм не давал разительного примера, насколько укоренившиеся предрассудки могут быть сильнее самых ясных свидетельств очевидности. С бесстрашной последовательностью эмпирист выводит самые тяжкие следствия, принимает ответственность за них и пытается связать их в теорию, разумеется, полную противоречий. Выше мы установили, что для обсуждаемой логической позиции логические истины должны быть не a priori обеспеченными и абсолютно точными законами чисто понятийного вида, а, напротив, основанными на опыте и индукции более или менее неопределенными вероятностями, относящимися к известным фактам душевной жизни человека. В этом именно и состоит (за исключением разве только указания на неопределенность) учение эмпиризма. В нашу задачу не входит подвергнуть исчерпывающей критике это теоретико-познавательное направление. Но для нас особый интерес представляют психологические толкования логических законов, выдвинутые в этой школе, ослепительный внешний блеск которых распространяется далеко за ее пределы[64].Как известно, Дж.Ст. Милль[65] учит, что principium contra- dictionis есть «одно из наиболее ранних и ближайших наших
обобщений из опыта». Первоначальную основу этого закона он видит в том, «что вера и неверие суть два различных состояния духа», исключающие друг друга. Э™ Мы познаем, продолжает он буквально, из простейших наблюдений над нашим собственным духом. И если мы обращаемся к внешнему миру, то и тут мы нахо- 5 дим, что свет и тьма, звук и тишина, равенство и неравенство, предыдущее и последующее, последовательность и одновременность, словом, каждый положительный феномен и его отрицание (negative) суть отличные друг от друга феномены, находящиеся в отношении резкой противоположности, так что всюду, где присут- 10 ствует одно, отсутствует другое.
«Я рассматриваю, — говорит он, — обсуждаемую аксиому как обобщение из всех этих фактов».Где речь идет о принципиальных основах его эмпирических предрассудков, столь проницательный в других случаях Милль как бы покинут всеми богами. Непонятно только одно: как такое is учение могло кого-либо убедить? Прежде всего, бросается в глаза явная неточность утверждения, что принцип, по которому два контрадикторных предложения одновременно не могут быть истинными и в этом смысле исключают друг друга, есть обобщение из приведенных «фактов» относительно света и тьмы, звука и ти- 20 шины и т. п.; ведь эти факты в любом случае не суть контрадикторные предложения. Вообще не совсем понятно, каким образом Милль хочет установить связь между этими {мнимыми} фактами zn опыта и логическим законом. Напрасно ждешь разъяснений от параллельных рассуждений Милля в его полемической работе 25 против Гамильтона. Тут он с одобрением цитирует «абсолютно § постоянный закон», который единомыслящий Спенсер подстав- о ляет на место логического принципа, а именно, «that the appearance of any positive mode of consciousness cannot occur without excluding a correlative negative mode: and that the negative mode can- зо not occur without excluding the correlative positive mode[66] »[67]. Но кто ?? не видит, что это положение представляет чистейшую тавтоло- g гию, так как взаимное исключение принадлежит к дефиниции § коррелятивных терминов «положительный» и «отрицательный 5 феномен». Напротив, закон противоречия вовсе не тавтология. 35 В дефиницию противоречащих суждений не входит взаимное исключение, и если это происходит в силу названного принципа, то х не обязательно обратное: не каждая пара исключающих друг друга суждений есть пара противоречащих суждений — достаточное доказательство, что наш принцип нельзя смешивать с вы- 40 о
Q
i=
f
шеупомянутой тавтологией. Да и Милль не считает этот принцип тавтологией, так как он, по его мнению, первично возникает благодаря индукции из опыта, а'
В любом случае помочь разъяснить нам эмпирический смыс^ 5 этого принципа смогут скорее другие выражения Милля, чем малопонятные ссылки на невозможность сосуществования во внешнем опыте, в особенности те места, где обсуждается вопрос, могут ли три основных логических принципа считаться «inherent necessities of thoughts»[68], «an original part of mental constitution»[69], «laws 10 of our thoughts by the native structure of the mind»[70], или же они суть законы мышления только «because we perceive them to be universally true of observed phenomena»[71], — что Милль, впрочем, не желает решать в позитивном ключе.
Вот что мы читаем у него относительно этих законов: «They may or may not be capable of is alteration by experience, but the conditions of our existence deny to us the experience which would be required to alter them. Any assertion, therefore, which conflicts with one of these laws — any proposition, for instance, which asserts a contradiction, though it were on a subject wholly removed from the sphere of our experience, is to us 20 unbelievable. The belief in such a proposition is, in the present constitution of nature, impossible as a mental fact[72]»[73].Отсюда мы узнаем, что несовместимость, выраженная в законе противоречия, а именно несовместимость истинности контрадикторных предложений, толкуется Миллем как несовмести- 25 мость подобных предложений в нашей belief. Другими словами, на место несовместимости истинности предложений подставляется реальная несовместимость соответствующих актов суждения. Это гармонирует также с многократным утверждением Милля, что акты веры суть единственные объекты, которые в собствен- зо ном смысле можно обозначать как истинные или ложные. Два контрадикторно противоположных акта веры сосуществовать не могут — так следовало бы понимать этот принцип.