РЕАБИЛИТАЦИЯ НА ОСНОВЕ ФОРМУЛЫ О ПОСОБНИЧЕСТВЕ
С точки зрения приемов и методов, с помощью которых западногерманские, суды оправдывали или максимально занижали меру наказания, особое значение также приобрела формула о пособничестве.
Она непосредственно взаимодействует с рассмотренной выше концепцией приказа. Уже говорилось о том, что использование концепции приказа строится на выявлении психологического отношения подсудимого, па выяснении его волевого отношения к исполнению приказа, и в этом смцсле он всегда исполнитель. Однако акцент переносится судом именно на факт вынужденного исполнении чужой воли, и этим суд аргументирует свой оправдательный вердикт. Концепция же о пособничестве как часть более общей теории о соучастии фиксирует внимание на степени фактического участия обвиняемого. В делах о нацистских преступниках в основе применения формулы о пособничестве лежит концепция приказа, которая имеет характер исходной посылки и соответственно из нее делается вывод о том, что почти каждый обвиняемый может рассматриваться в качестве пособника в убийстве, ибо, выполняя чужую волю, он не мог стать ни исполнителем, ни организатором, ни даже соучастником.Как свидетельствует практика судебных процессов наднацистскими преступниками, формула о пособничестве получила широкое применение. Используя факт, организованного характера операций по массово*му уничтожению людей, для чего действовала продуманная система разделения «труда» между исполнителями и даже их определенная специализация (один производил только селекцию, другой только составлял списки обреченных, третий только конвоировал, четвертый только стрелял, пятый только засыпал землей и т. д., а в концлагерях вообще все обстояло проще — уничтожали ведь печи, газовые камеры...), суды «затрудняются» отыскать фигуру исполнителя, все становятся пособниками.
Правовые «кулисы» УК ФРГ открывают неограниченные возможности для такого маневрирования.
§ 49 УК ФРГ: 1) считает пособником того, кто советом или действием сознательно оказывал исполнителю помощь в совершении деяния, наказуемого в качестве преступления или правонарушения; 2) наказание пособнику устанавливается в соответствии с законом, который применяется к данному преступлению, совершению ко-торого он сознательно оказывал помощь, однако мера наказания может быть определена также в соответствии с принципами наказания за попытку .Таким образом, квалификация нацистского преступника по формуле пособника, как следует из текста закона, позволяет суду при установлении меры наказания руководствоваться положениями уголовного закона о попытке. А § 44 УК устанавливает следующие меры пресечения за попытку: 1) покушение на преступление или правонарушение карается мягче, нежели закопченное преступление; 2) если законченное преступление карается пожизненным тюремным заключением, то в случае покушения на такое преступление попытка карается лишением свободы сроком не менее трех лет; 3) в других случаях наказание равняется одной четверти низ-, шего предела наказания за совершенное (законченное) преступление1. І
Используя отсылку закона к данным положениям о наказании в случаях попытки, западногерманский суд мог и, как показывает практика, фактически занижал, меру наказания нацистам, квалифицируя их как пособников.
Особое значение и откровенно оправдательную направленность формула о пособничестве приобрела, ког- да ее начали активно распространять на особую категорию нацистских преступников, так называемых убийц за письменным столом. Судебная практика, результатом которой является произвольная квалификация этой категории по формуле о пособничестве, представляется крайне опасной в силу того, что обширный контингент лиц избегает заслуженного, более сурового наказания,, нежели те минимальные сроки, которые дают иімсуды.,. Опасный характер такого рода практики, кроме того, становится очевидным, если иметь в виду, что в условиях господства нацизма преступления против человечности стали функцией государства.
Именно в недрах нацистского государственного аппарата систематически вынашивались и разрабатывались преступные акцил, которые затем уже исполнялись на местах, и именно чиновники различных имперских министерств и зе-домств изо дня в день ex officio осуществляли преступную деятельность. В результате огромная армия чиновников третьего рейха представляла собой средоточие преступников от государства, инициаторов и органнза- торов преступлений, а вовсе не безликих, подневольных исполнителей, пособников.Не случайно поэтому, что понятие «убийца за' письменным столом» возникло еще в ходе судебного процесса американского военного трибунала (процесс № 11) по делу «Вильгельмштрассе» , когда к ответственности привлекались высокопоставленные чиновники государственного аппарата, которые специально разрабатывала и издавали преступные директивы, приказы, распоряжения о наиболее оптимальных способах массового уничтожения людей. J
В приговоре вышеназванного трибунала подчеркивалось, что нацистские чиновники, сидя в тиши своих министерских кабинетов, непосредственно участвовали в уничтожении гражданского населения оккупированных стран, составляя необходимые распоряжения и приказы. «Они также виновны, как и коменданты концентрационных лагерей», — заключал трибунал .
Вопреки этой позиции западногерманская юстиция сразу же превратила эту дефиницию в смягчающее вину обстоятельство. Начальник личного штаба Гиммлераобергруппенфюрер Вольф организовал и проявил массу изобретательности, чтобы в июле 1942 года обеспечить в максимально короткие сроки депортацию 300 тыс. евреев из Варшавского гетто в Треблинку с целью их уничтожения . По этому поводу он вел интенсивную переписку с заместителем генерального директора имперской железной дороги Ганценмюллером, которая свидетельствует об активной роли Вольфа в организации уничтожения 300 тыс. человеческих жизней.
Переписка эта сохранилась, и о ее существовании известно еще со .времени основного Нюрнбергского процесса. Оба преступника пережили войну.
В 1946 году Вольф за содействие в проведении медицинских экспериментов над узниками Дахау был «осужден» немецким судом (Spruchkammer) к четырем годам лишения свободы в трудовом лагере, «о даже не отбыл и этот короткий срок. Все двадцать лет эти преступники чувствовали себя в полной безопасности, а Вольф в 1963 году даже опубликовал мемуары. Лишь в 1964 году Вольф был привлечен к уголовной ответственности. Однако суд присяжных в Мюнхене, ссылаясь на трудности с доказательствами обвинения, прекратил слушание дела. Впоследствии (1969 г.) он был осужден, но уже за другое преступление.Аналогичный случай имел место с нацистским военным преступником Радемахером, руководителем одного из отделов министерства иностранных дел, который поддерживал постоянную связь с имперским управлением безопасности по поводу сотрудничества в деле транспортировки и ликвидации евреев. Непосредственно в обязанности Радемахера входило устранение любых внешнеполитических или юридических трудностей, которые могли препятствовать окончательному «решению еврейского вопроса». Тем не менее суд присяжных в Нюрнберге в 1952 году приговорил его всего к трем годам и пяти месяцам тюремного заключения. В ожидании пересмотра решения Радемахер под залог был освобожден и, воспользовавшись этим, бежал из Западной Германии1.
О противоправности квалификации действия этих «убийц за письменным столом» как пособников и занижении меры наказания критически пишут и сами запад-ногерманские юристы. Так, известный теоретик уголовного права Герберт Егер констатирует, что действие, которое внешним образом состоит лишь в подписании документа или телефонном звонке, может быть признано убийством и особенно по действующему германскому праву в полном объеме и без каких-либо ограничений. Егер утверждал это по поводу и под впечатлением позиции защиты и дискуссии в ходе судебного процесса над Эйхманом2. Тогда Эйхман вместе со своим защитником, западногерманским адвокатом Серватиусом, предприняли попытку изобразить преступную деятельность под-судимого как пособничество, как типичный пример действий чиновника, который, сидя за письменным столом
1 Н е п к у s, op.
cit., S. 1229.* «Monatsschrift fur Kriminologie und Strafrechtsreform», ІІ962,
3/4, S. 8.
и якобы заботясь о государственной безопасности, выполнял свой служебный долг, не подозревая о результатах и масштабах своей деятельности. Подобный экспорт западногерманской аргументации за пределы ФРГ, где она получила широкое хождение и принесла свои плоды, оказался абсолютно несостоятельным в деле такого матерого нацистского преступника, как Эйх-ман.
Характерной является дискуссия вокруг понятия «убийцы за письменным столом», развернутая в ходе судебного процесса по делу бывшего посла Германии в Софии Беккерля и бывшего советника имперского министерства иностранных дел Хана. Суд присяжных во Франкфурте-на-Майне 5 июля 1968 г. вызвал в качестве свидетеля федерального канцлера Курта Кизингера . Но не сам факт привлечения Кизингера в качестве свидетеля защиты придал процессу сенсационность, а именно позиция Кизингера по существу.
В связи с обвинением названных ответственных чиновников министерства иностранных дел в организации депортации из Германии, Югославии и Болгарии 30 тыс. евреев защита выдвинула на процессе тезис о том, что подсудимые выполняли свои служебные обязанности и содействовали депортации, не подозревая, что речь идет о последующем уничтожении депортируемых в концлагерях. Отсутствие с их стороны умысла, по мнению защиты, позволяет усмотреть в их действиях факт ошибки по поводу запрета (Verbotsirrtum), что исключает возможность их осуждения.
К. Кизингер полностью солидаризировался с этим тезисом и свидетельствовал, что, находясь на посту заместителя руководителя отдела имперского министерства иностранных дел, занимавшегося составлением политической информации для радиовещания, он сам не имел ни малейшего представления о нацистской политике массового уничтожения евреев (Endlosung), а узнал об этих акциях и вообще о существовании концлагерей будто бы лишь после окончания войны.
Практика применения уголовно-правовой категории о пособничестве ддд оправдания «убийц за письменным столом» получила официальные права гражданства благодаря Закону от 24 мая 1968 г.
об изменении редакции § 50, п. 2 УК ФРГ Новая формулировка § 50 открываетїв сущности неограниченные возможности квалификации «убийц за письменным столом» в ка-честве пособников (поскольку «у соучастника отсутствуют особые личные качества, отношения или обстоятельства, которые определяют и обосновывают виновность исполнителя») и смягчения для них меры наказания по аналогии с попыткой .Выше мы уже писали о том, что суды ФРГ начали использовать «пособничество» как правовой эквивалент данности , игнорируя тот факт, что в соответствии с принципом уголовного права срок давности в отношении исполнителя и пособника одинаков, ибо он исчисляется в зависимости от степени общественной опасности самого преступления, а не формы участия.
Путем вольного толкования уголовно-правовой теории соучастия судьи при поддержке правовой доктрины вывели еще специальную категорию эксцесс-исполнителей (Exzesstater, т. е. преступник, действующий особо жестоким способом,— в русском варианте возможно употреблять термин «эксцесс-исполнитель»). К таким преступни к ам из числа нацистов судебная практика ФРГ относит тех, кто, действуя на основании приказа, превышал меру «дозволенного», т. е. освященного фашистским законом садизма, проявлял в силу личных садистских наклонностей крайнюю жестокость.
Из подобной интерпретации и сложился термин «эксцесс-исполнителя». Важную роль в выведении этой категории и разработке механики ее применения к нацистским преступникам сыграла западногерманская правовая доктрина. Проблема «эксцесс-исполнителя» стала предметом специального обсуждения на 46 съезде юристов ФРГ в 1966 году. Одним из ее сторонников на съезде выступил адвокат Конрад Редекер. Он на-стойчиво предлагал различать среди нацистских преступников (Gewaltverbrecher) две группы: эксцесс-ис
полнителей, т. е. наиболее оголтелых исполнителей, превышавших предписания приказов и тем самым поставивших себя не только вне закона, но вне государства и общества; и, с другой стороны, тех, кто действовал в соответствии с моралью третьего рейха, т. е. конформиро-вался и с обществом и с государством. При установлении вины Редекер призывал суды учитывать соотноше-ние объективных причин и субъективных побуждений, т. е. расценивать «моральные постулаты» общества, как смягчающие івинуобстоятельства. По его мнению, преступления, связанные с выполнением программы тотального уничтожения евреев — Endlozung, следует отнести к категории «свыше санкционированных», поскольку нацистское «общество» не высказывало ни малейших признаков неодобрения этой «программы» .
Другой участник съезда Эрнст Вальтер Ханак (Гейдельберг) предлагал находить особые надзаконные, смягчающие вину обстоятельства и отказываться от аб-солютизации наказания за убийство. Смысл такого предложения заключался в смягчении наказания применительно к основной массе преступников, за исключением «Exzesstater». Поскольку же садистские наклонности и особые злоупотребления доказать, как правило, бывает довольно затруднительно, следовательно, суд может получить возможность, ссылаясь на отсутствие доказа-тельств, вовсе оправдать нацистского преступника. Что касается судебной практики, то она действовала во многих случаях именно таким образом. По сути дела, была разработана схема, по которой заслуживающими наказания признавались те исполнители, которые собственноручно совершали массовые убийства. В качестве разновидности и был придуман тип так называемого эксцесс-исполнителя.
Что скрывается за этой позицией? Следует прежде всего иметь в виду, что основная масса процессов того времени велась по делам о массовых преступлениях в концлагерях. Поскольку концлагери были превращены в фабрики смерти, где все было подчинено одному «делу»— убивать, то ясно, что у служащих этих лагерей не было особой необходимости «действовать из умысла», в силу особых корыстных побуждений. Убийство здесь являлось будничным делом —каждый на своем месте, по заранее разработанной схеме, без малейших колеба- ний, не рассуждая и не размышляя, неукоснительно выполнял приказ убивать, который їв условиях концлагерей следует понимать в широком смысле как функцию, ибо единственное назначение концлагерей состояло в уничтожении человеческих жизней. Конечно, пользуясь беззащитностью заключенных и практически неограниченной над ними властью, охранники всячески изощрялись в методах и приемах насильственного уничтожения, но сама атмосфера садизма уже стала рутиной, традицией концлагерей как неотъемлемая часть самой системы, как функциональное начало.
Тенденция западногерманских судов искусственно проводить различие между непосредственными исполнителями и теми, кто, сидя за письменным столом, планировал, сортировал заключенных и определял очередность их умерщвления, может быть расценена исключительно как попытка освободить от заслуженного наказания «убийц за письменным столом». Именно эту категорию .преступников западногерманские суды объявляли пособниками, действовавшими в силу приказа, а не по собственной воле, и на этих искусственно созданных положениях суды занижали наказание либо вовсе освобождали от него.
Такая практика получила широкое распространение. В процессе (октябрь 1964 года — сентябрь 1965 года, Дюссельдорф) против десяти эсэсовцев, виновных їв уничтожении более 700 тыс. узников в концлагере Треблинка, суд как и на Освенцимском процессе, отстаивал позицию, что только те, кто лично и непосредственно участвовал и исполнении акций массового уничтожения, должны привлекаться к уголовной ответ-ственности, а так называемые убийцы за письменным столом подлежат оправданию .
В то же время искусственно выведенная дефиниция «эксцесс-исполнитель» является более емкой в смысле доказательственности. Она связана с необходимостью выявления конкретных фактов, доказывающих наличие эксцесса, т. е. показаний овидетелей-очевидцев, которые, естественно, одни и могут подтвердить факт «садистских излишеств». А это в свою очередь открывает
Дополнительную возможность всячески препятствовать вызову и допущению свидетелей, давать отрицательную, оценку их показаниям и т. д.
Несколько лет тянулось в Дортмунде дело бывшего оберштурмфюрера СС Гюнтера Табберта. Будучи начальником полиции в латвийском городе Даугавпілсе, он руководил массовыми расстрелами еврейского населения. В ходе следствия были собраны многочисленные документальные доказательства (виновности Табберта, его опознали и разоблачили свидетели — очевидцы совершенных им злодеяний. Со дня возбуждения дела Табберт находился, однако', «на свободе под денежный залог. Наконец, в 1969 году начался судебный процесс, который продолжался несколько месяцев. В суде дали показания 99 свидетелей. Судьи в Дортмунде придирчиво копались в этих показаниях, пытаясь выявить в них неточности или противоречия. Достоверность показаний свидетелей полностью подтвердилась документами, и прокурор вынужден был поддержать выдвинутые против Табберта обвинения. Тем не менее суд оправдал нацистского преступника, признав его непричастным к преступлениям в Даугавпилсе. Аргу-ментируя оправдание, председатель суда Мюллер указывал на то, что обвинение в адрес Табберта основывалось на неправдоподобных показаниях свидетелей- евреев и что в этих свидетельствах будто бы обнаруживались неточности и противоречия . Обычно на таких процессах суды использовали трудности и объективного порядка. Поскольку свидетели — это обычно узники концлагерей, гетто, из которых в живых остались лишь единицы,#то суды часто прекращали слушание дел за недоказанностью. В основе искусственного противопоставления убийцы, собственноручно расправлявшегося со своими жертвами,— «убийце за письменным столом», как, впрочем, и различия между исполнителем и пособником лежит теория о «маленьких людях», жертвах нацистского режима, главными и основными виновниками которого объявляются Гитлер и его окружение.
Комментируя эту идею о жертвах, шпрингеровская «ДиВельт» распространила се на всех без исключения чиновников вплоть до Эйхмана, который «тоже дей-ствовал по приказу»,— писала газета . В конечном счете, смысл подобных построений сводился к тому, чтобы любыми аргументами оправдать судебную политику реабилитации нацистских преступников.