ВЫСТУПЛЕНИЕ ГИТЛЕРА ПЕРЕД КОМАНДИРАМИ ДИВИЗИЙ28 ДЕКАБРЯ 1944 Г. В «ОРЛИНОМ ГНЕЗДЕ» («АДЛЕРХОРСТ»)
... Какова ныне ситуация с военной точки зрения? Всякий, кто проследит за всемирно-историческими конфликтами в известном нам мире, найдет очень много ситуаций аналогичного характера, быть может даже гораздо более трудных ситуаций, чем та, которую мы переживаем сегодня.
Нельзя ведь забывать, что мы в данный момент защищаем тер-риторию империи и прилегающих к ней областей, что эти пространства значительно обширнее тех, которыми когда-либо владела Германия, и, во-вторых, что наши вооруженные силы, взятые сами но себе, еще и сегодня мощнее любой другой армии, существующей на земле. Всякий, кто пожелает получить правильное представление в целом, должен понять следующее: если оценивать военную мощь любой из противостоящих нам держав изолированно, будь то Россия, Англия или Америка, то сомнений быть не может: с каждым из этих государств мы бы разделались один на один в мгновенье ока. Уже в этом заложено доказательство силы немецкого народа и силы немецкой армии, которая в конечном счете представляет собой, разумеется, продукт нации: ведь военная мощь создается не на пустом месте.С военной точки зрения решает то обстоятельство, что на Западе мы теперь переходим от бесплодных оборонительных действий к наступательным. И действительно, только наступление способно снова придать этой войне на Западе желательное нам направление. Оборона поставила бы нас за короткое время в безнадежное положение: все зависело бы лишь от того, в какой мере противнику удастся наращивать силу воздействия его прибывающей техники. Причем наступление потребует не столько крупных жертв в живой силе, как это обычно себе представляют. По крайней мере, в будущем их потребуется меньше, чем ныне. Мнение, будто бы наступление при любых обстоятельствах сопровождается более серьезным кровопролитием, чем оборона, не соответствует действительности. Мы ведь это знаем на собственном опыте.
Именно в оборонительных боях мы всегда проливали больше всего крови, несли больше всего потерь. Наступательные же бои, в сущности, всегда были для нас сравнительно благоприятными, если сопо-ставить потери противника и наших войск, включая и пленных. И в нынешнем наступлении уже вырисовывается аналогичная картина. Когда я представляю себе, сколько дивизий противник бросил в Арденны, сколько он потерял одними только пленными (а это ведь то же, что и убитыми, это ведь потери безвозвратные), когда я добавляю к этому остальные потери его в живой силе, суммирую с потерями в технике и другом имуществе, когда я сравниваю все это с нашими потерями, то вывод становится несомненным: даже короткое наступление, проведенное нами на этих днях, обеспечило сразу же немедленную разрядку напряженной обстановки по всему фронту. Правда, наступление не принесло, к сожалению, тех решающих результатов, которых можно было бы от пего ожидать, но разрядка, наступившая ныне, все-таки колоссальна. Противнику пришлось отказаться от всяких наступательных планов Он вынужден был полностью перегруппировать свои силы. Со-единения, которые уже потрепаны в боях, он вынужден снова исполь-зовать на линии фронта. Полностью сорваны все его оперативные за-мыслы. Общественность подвергает вооруженные силы беспощадной критике. Противник понес и психологическое поражение. Он уже вынужден объявить, что нечего и думать о завершении войны до авгу-ста, а может быть, даже и до конца будущего года. Итак, мы видим полное изменение ситуации, какое две недели назад было бы сочтено совершенно невероятным. Таков реальный результат сражения, в ходе которого значительная часть наших дивизий даже еще не успела войти в соприкосновение с противником: целый ряд наших танковых дивизий до сих пор еще только передвигается к фронту через тыловые районы, а другие вступили в бой всего несколько дней назад. Оборона же, по моему убеждению, была бы для нас на длительное время непосильной. Ведь потери наступающего противника в живой силе становятся все ниже; воздействие же его техники постоянно усиливается. Он перестает бросать своих людей в лоб на наши боевые порядки. Решающую роль играет здесь, с одной стороны, критика со стороны общественности. Но, с другой стороны, теперь приобретает важнейшее значение постепенно налаживающееся снабжение боеприпасами и военной техникой. В какой мере противник сумеет привести в порядок морские порты и разрешить проблему транспортировки грузов, в такой он сможет обеспечить также переброску техники, и единственным пределом будет наличие у него готовых ее резервов. Он примет ту тактику, которая известна нам еще со времен боев под Лхеном, а именно: молотить, не жалея снарядов, по нашим оборонительным рубежам, расстреливать из танков отдельные укрытия, а затем занимать полностью опустошенную местность сравнительно небольшими силами пехоты. Его потери в живой силе будут не столь велики, как наши, если брать их за длительный период времени. Не торопясь, он медленно, но верно разрушит наши железнодорожные коммуникации и постепенно лишит нас возможностей транспортировки людей и грузов. Когда противник действует исключительно своими бомбардировочными соединениями, мы не в состоянии заставить его выйти нам навстречу на поле сражения. Скорее, мы именно в этом случае вынуждены подставить под особенно сильные удары наш немецкий тыл, а это отразится на фронтах в форме уменьшения притока боеприпасов, горючего, вооружения, техники, автомашин и т. д. и нанесет ущерб войскам. Иными словами, продолжение теперешней или прежней тактики, навязанной нам обстоятельствами (мы ведь не могли перейти к активным действиям ранее), нанесло бы нам чрезвычайно тяжелые, жестокие потери и в то же время, вероятно, весьма уменьшило бы потери противника.Поэтому мы будем при всяком удобном случае отказываться от оборонительной тактики. Как только мы сочтем имеющиеся у пас силы достаточными для перехода в наступление, мы немедленно предпримем ак-тивные действия. В сущности это возможно. Уже теперешний первый акт наступления на Западе привел к тому, что американцам пришлось, если все подсчитать, перебросить с других фронтов как-никак около 50 процентов войск.
В результате они теперь чрезвычайно ослабили участки, расположенные севернее и южнее прорыва, так что сюда подтягиваются уже первые английские дивизии и вообще противник вынужден уже сюда перебрасывать в большом количестве танковые соединения. Насколько я помню, здесь обнаружено уже восемь или девять, танковых дивизий из общего числа в пятнадцать. Следовательно, противник вынужден здесь сосредоточивать свои силы. И на том участке, где мы начнем теперь активные действия, в Саарской области, уже наблюдается чрезвычайно сильное уменьшение плотности его боевых порядков. Он снимал отсюда дивизию за дивизией, так что теперь их там осталось всего три или четыре, и нам следует переходить к операции в самом срочном порядке. Только в этом случае мы сможем застать и уни-чтожить в этом районе оставшиеся дивизии; если нам повезет, их будет еще пять или шесть, едва ли больше.Я хотел бы сразу же подчеркнуть: цель всех этих наступательных операций, проводимых последовательно одна за другой (в данный момент я готовлю еще один, уже третий удар), состоит прежде всего в том, чтобы сначала полностью очистить от американских частей район южнее арденнского прорыва, разбить одну американскую группировку за другой, истребить дивизию за дивизией. Затем будет видно, в какой мере нам удастся благодаря этой операции соединить усилия с теми войсками, которые наступали в самих Арденнах. В этот период вре-мени наша арденнская группировка получит задачу сковать возможно больше сил противника. Участок, где проводилось арденнское наступле-ние, ставит под угрозу жизненно важные интересы противника. Так, форсирование Мааса было бы для американцев и англичан крайне опасным предприятием. Удар в направлении на Антверпен привел бы к катастрофе. Правда, наш прорыв не удался. Но удалось другое: теперь уж действительно мы сосредоточили все сколько-нибудь существенные, да и вообще все наличные силы для ликвидации грозившей опасности. В этом состоит первый положительный результат наших усилий. Теперь задача состоит в том, чтобы уничтожить рядом частных ударов прежде всего те силы противника, которые расположены южнее участка арденнского вклинения.
Таким образом, задача, поставленная перед нашим новым наступлением, не выходит за пределы тех возможностей, которые имеются у наших войск.
С нашей стороны будут участвовать в операции восемь дивизий. За исключением той одной, которая прибывает из Финляндии (6-я танковая дивизия СС «Норд»), остальные, конечно, сильно потрепаны в боях. Частично они пополнены. Учтите, что и противник, который окажется перед нами (пять дивизий, или, возможно, только четыре, а может быть и всего три), не имеет свежих сил, он тоже потрепан. Исключение составляют лишь одна-единственная его дивизия, расположенная непосредственно на Рейне, и 12-я американская танковая дивизия; но относительно последней еще нет точных данных — действует ли она вообще на этом участке. Кроме того, она лишь недавно прибыла на фронт и еще не участвовала в боях. Остальные же соединения противника на данном участке потрепаны, как и наши. Несомненно, что соотношение сил здесь будет таким, лучше которого и желать нельзя.Если эта операция удастся, то она приведет к уничтожению опреде-ленной части той группы дивизий, которые окажутся против нас южнее участка арденнского вклинения. За описанной операцией сразу же последует новая. Она будет сопровождаться еще одним ударом. Я надеюсь, что мы сможем таким путем в первую очередь разгромить вот эти, расположенные к югу от Арденн американские соединения. Затем мы будем продолжать наступление, следя за тем, чтобы увязать его с главной, стержневой операцией.
Таким образом, второе наше наступление имеет ясную цель: уничтожить силы противника. Здесь речь идет не о престиже. И захват территории не главная цель. Задача состоит исключительно в уничтожении, в истреблении вражеских сил, где бы мы их ни встретили. Мы не собираемся таким путем освободить теперь весь Эльзас. Это, конечно, было бы прекрасно, воздействие на немецкий народ было бы неизмеримо большим, это оказало бы воздействие в решающей степени на весь мир, психологический выигрыш был бы колоссален, а французский народ воспринял бы это как сильнейший удар. Но важно для нас не это. ІЗажпее, как я уже сказал, уничтожение живой силы.
Однако и в этой операции будет необходимо обращать особое внимание на фактор быстроты.
Это значит: если можно немедленно чем- то овладеть, ие уклоняясь от основной цели и направления удара, то, на мой взгляд, сделать это необходимо. Часто бывает так, что впоследствии и за несколько недель не восполнишь того, что упустил, проглядел раньше и что можно было бы при случае сделать за три- четыре часа. Разведывательный отряд и небольшая моторизованная часть, или бригада штурмовых орудий, или танковый батальон могут при некоторых условиях за два, три или четыре часа преодолеть с ходу от 20 до 40 решающих километров; а впоследствии бывает подчас так, что в тяжелом бою эти же километры не удается преодолеть и за шесть недель. К сожалению, нам пришлось испытать это и ныне, во время первой операции. Эта первая операция ознаменовалась целым рядом положительных факторов, но также и некоторыми отрицательными моментами. Положительный фактор состоял в следующем: в сущности нам впервые удалось сохранить подготовку к операции в полной тайне, я бы, пожалуй, сказал, впервые с осени 1939 г., т. е. с тех пор, как мы находимся в состоянии войны. Правда, перед последней операцией произошли некоторые неприятности: несмотря па все ранее отданные распоряжения опять один из офицеров с текстом приказа вышел иа передний край и был захвачен в плен. Сейчас невозможно установить, был ли обнаружен у него приказ, были ли учтены содержавшиеся в нем данные или, может быть, этим данным не поверили. Во всяком случае, текст приказа, очевидно, попал в руки противника. Но, слава богу, это никак не сказалось на операции. По крайней мере ниоткуда мы не получали донесений о признаках тревоги в расположении противника. Здесь счастье было на нашей стороне.Самым лучшим предзнаменованием был составленный одним молодым метеопророком прогноз погоды. Он оказался вполне правильным. Состояние погоды дало нам возможность еще за два-три дня до начала операции осуществить скрытное развертывание последних наших соединений, хотя объективно это едва ли было бы возможно при других условиях. Противник ничего не обнаружил. Упомянутый метеопророк предсказал погоду и на эти два-три дня с абсолютной точностью. Далее, положительным фактором было полное отсутствие вражеской воздушной разведки — частично из-за нелетной погоды, частично же — из-за явного зазнайства противника. Эти люди не сочли необходимым посмотреть, что делается вокруг. Они даже не верили в возможность нашего нового наступления. Может быть, этому содействовало и убеждение, что лично меня уже нет в живых или что я, по меньшей мере, болен раком, что не в состоянии ни жить, ни пить, так что ожидать от меня чего-либо опасного якобы не приходится. Они сжились с мыслью, что наступление возможно лишь с их стороны.
Впрочем, к сказанному прибавилось и третье обстоятельство, а именно — убеждение в том, что мы не сможем сосредоточить достаточно сил. В вашем обществе, господа4 я могу заявить: наши силы,
разумеется, нельзя назвать неистощимыми. Мобилизация сил для этого наступления и для последующих ударов потребовала величайшей смелости, а эта смелость, с другой стороны, связана с огромным риском. Поэтому, если вы услышите, что на южном участке Восточного фронта, в Венгрии, дела не очень хороши, то вам должно быть ясно: мы, разумеется, не можем быть одинаково сильны повсюду. Мы потеряли I очень многих союзников. И вот, в связи с изменой наших милых соратников, нам, к сожалению, приходится постепенно отступать в пределы все более узкого кольца окружения. Но несмотря на все это, оказалось возможным удержать в общем и целом фронт на Востоке. Мы остановим продвижение противника и на южном крыле. Мы встанем стеной на его пути. Нам удалось, несмотря ни на что, создать много новых дивизий, обеспечить их оружием, восстановить боеспособность старых дивизий, в том числе и пополнить их вооружение, привести в порядок танковые дивизии, скопить горючее. Удалось также, что очень важно, восстановить боеспособность авиации, так что в течение дня можно снова производить целый ряд самолето-вылетов, если только не мешает погода. Наши самолеты новых моделей теперь уже поступают па вооружение, и авиация может уже, наконец, в дневное время атаковать тылы противника, а он не в состоянии ей ничего противопоставить. И еще одно: нам удалось найти столько артиллерии, ме-тательных аппаратов и т. п., танков, а также пехотных дивизии, что оказалось возможным восстановить хотя бы равновесие сил на Западе. Это уже само по себе чудо. Оно потребовало непрерывных усилий, многомесячного труда и постоянной настойчивости даже в мелочах. Я еще далеко не удовлетворен. Каждый день обязательно выявляются какие-то недоделки и неполадки. Не далее как сегодня я получил очередное ново послание: необходимые фронту 210-мм минометы, зн которыми я уже месяцами гоняюсь, как черт за грешной душой, видимо, еще не могут поступить в производство. Но я надеюсь, что мы их все же добьемся. Идет непрерывная борьба за вооружение и за людей, за технику и горючее, и еще черт знает за что. Конечно, такое положение не может быть вечным. Наше наступление должно определенно привести к успеху.
Если нам удастся на Западе хоть как-то привести в порядок наш фронт,— а мы должны неуклонно следовать к этой цели,— то прежде всего наладится производство черных металлов. Ведь нам нужна не только Саарская область как таковая, нам нужны тамошние бурые железняки. Это — тоже одна из предпосылок успеха. Чем более критическим становится наше положение на остальной европейской территории, тем важнее эта рудная область. Нельзя же длительное время вести такую войну, как нынешняя, нельзя же вообще существовать как нация, не обладая определенными сырьевыми базами. Значит, и этот вопрос тоже имеет решающее значение. И я надеюсь, что и ходе новой операции он будет решен.
А противник считал наш успех невозможным. С гранитной твердостью уверовал он в то, что наша песенка спета. Это и было тем третьим фактором, который на первом этапе помог нам добиться хороших результатов в наступлении.
Теперь о возникших позднее трудностях. Это, во-первых, отвратительное состояние дорог, во-вторых — более низкие темпы восстановления мостов, чем было предусмотрено планом. Здесь впервые выявилось,^ чего стоят десять потерянных часов. Задержка одной танковой дивизии на десять часов нередко предопределяет срыв операции. Если в течение десяти часов продвижения нет, то может случиться, что упущенное не наверстать и в течение последующих восьми суток. Скорость в данном случае — все. Таков один из моментов.
Вторым же моментом было следующее: ввиду заторов на размыт ы\ дорогах, 'ввиду отсутствия некоторых мостов, восстановить которые удалось недостаточно быстро, наше наступление развивалось не так стремительно, как нам бы этого хотелось. На темпы его давил также колоссальный балласт лишнего имущества — в колоннах была масса лишних машин. Для чего понадобилось брать с собой в наступление 'такое количество автомобилей, я не знаю. Утверждают даже, что автомобили предусматривались для эвакуации трофеев, чтобы каждый мог получить в свою полную собственность все, им захваченное. Я в это не вникал. Но ясно одно: автомобилями мы были перегружены. Нужно в этой области учиться у русских.
Уже на начальном этапе выявилось следующее: в этом наступлении пехотные дивизии продвигались в общем так же быстро, как и танковые, временами даже быстрее, хотя следовали в пешем порядке. Я в связи с этим вспоминаю 1940 год. Тогда, например, участвовала в наступлении 1-я горная дивизия. У меня были опасения, что она вообще не успеет за остальными войсками. И вдруг она проносится вперед, словно ласка, и выходит на Эну почти так же быстро, как наши танковые соединения. Вот и ныне отличился целый ряд пехотных дивизий, частью лишь недавно сформированных, и можно с уверенностью сказать, что им еще мешали пробки на дорогах, вызванные обилием танковых соединений. Если бы дороги не были забиты танками, пехота двигалась бы быстрее. Таким образом, ясно одно: теоретически, конечно, танки могут преодолевать по 100 километров в сутки, и даже по 150, если местность благоприятна. У них ведь все моторизовано — часто говорят «моторизовано на 75—80» или даже «на 85 процентов». Кстати, это обычно уже слишком много, потому что в этом случае все соединение оказывается на колесах, и дороги не выдерживают. К тому же на грузовую автомашину теперь сажают всего по 10 человек, тогда как раньше набивалось до 30. И вот, я не помню ни одной наступательной операции, в которой мы — хотя бы в течение двух-трех дней — преодолевали по 50 — 60 километров. Нет, как правило, темп продвижения танковых дивизий к концу операции едва превышал скорость пехотных соединений. Танки совершали только короткие броски. Они могли быстро чем-то овладеть, но приходилось немедленно подтягивать в эти районы передовые отряды пехотных дивизий. А коль скоро танковая дивизия не может продвигаться свободно, избыточная моторизация становится балластом. Если, например, танковое соединение не может сойти с дороги и должно соблюдать увеличенные интервалы в связи с воздушной опасностью, то это значит, что в конечном счете какие-то силы неизбежно опоздают к месту назначения. Опоздает либо артиллерия, либо моторизованная пехота. Непосредственно в бою участвует обычно лишь небольшая ударная группа дивизии. Сейчас в полосе группы армий Моделя, например в соединении «Лейбштандарте», это снова подтвердилось: в итоге бой вели только ударные группы. Только они участвовали в боях и в полосе 12-й танковой дивизии СС. Однако в тылу этих соединений полностью забиты, закупорены все до-роги на огромном расстоянии. Не двинешься ни вперед, ни назад. Кончается тем, что невозможно подвезти даже горючее. Оно почти не двигается с места, оно в сущности просто стоит. Чтобы не заморозить радиаторы, гоняют моторы и ночью. Люди обогреваются тоже за счет горючего, потребность в котором, таким образом, колоссальна. Дороги везде плохие, приходится ползти на первой скорости.
У русских действительно есть чему поучиться. Вот, получаю я, скажем, сегодня, данные наблюдения за русской дорогой, ведущей к тому участку фронта, на котором действует тридцать шесть стрелковых ди-визий и танковых соединений, столько-то танковых полков и столько- то прочих частей. В донесении сказано, что вчера ночью по дороге прошло 1000 машин, сегодня ночью—800, а еще в какие-то промежут- ки времени 1200 и 300. Такие сведения вызывают тревогу на всем нашем Восточном фронте. Считают, что, судя по этим данным, предстоит наступление. А у нас одна танковая дивизия имеет 2500, 3000, 4000, 4500 машин, и тем не менее докладывают, что она моторизована на 60, 75 или 80 процентов. Мне тут как-то случайно встретились две горные дивизии, из которых одна имеет 1800, другая— 1400 грузовых машин. А ведь это — горные дивизии! Разумеется, их теперь распотрошат, если только они сами еще себя не ощипали.
Понятно, что повышение уровня моторизации само по себе явление не такое уж отрицательное; но только в том случае, если можно позволить себе такую роскошь, если есть возможность проводить опера-ции на обширных свободных пространствах. Но в такой момент, когда мы зажаты на малой территории, когда наши немногочисленные дороги битком забиты машинами, моторизация становится подчас истинным бедствием. В этом, между прочим, кроется одна из причин того, что правое крыло наступающих войск застряло: я уже говорил про ПЛОУИЄ дороги, отсутствие мостов, которые не удалось восстановить за короткое время; но к этому добавилась третья трудность: оказалось вообще невозможным своевременно перебросить в район боевых действий основную массу транспорта, а это повлекло за собой труд-ности с горючим, которое теперь нельзя — как в прошлых наступательных операциях — перебрасывать по воздуху. И, наконец, прогноз погоды предвещал нам серьезную опасность. Нужно сказать прямо: авиация поработала хорошо. Она приложила все свои силы для достижения успеха, она сделала все, что могла, тем числом самолетов, которое можно было использовать, и теми машинами, которые еще имеются в ее распоряжении. Но несмотря на это, мы не можем в ясную погоду обеспечить безопасность воздушного пространства в такой мере, чтобы не допустить проникновения истребителей-бомбардировщиков противника. А следовательно, в ясную погоду запруженные дороги стали бы братской могилой для транспорта всех видов. Нам еще бесконечно повезло: когда наступила ясная погода, оказалось возможным уже осуществить определенное рассредоточение сил.
Таковы, следовательно, отрицательные моменты, возникшие рядом с положительными. Несмотря на трудности, в какой-то момент обстановка подала нам надежду на новый успех: я в первые минуты даже не думал, что противник в такой степени оголит свой фронт. Но после того, как это стало фактом, для нас теперь наступил момент сделать соответствующие выводы относительно смежных участков фронта. А делать эти выводы надо быстро.
Перехожу теперь к вопросу, решающему многое, а именно, к тем сомнениям, которые могут возникнуть относительно продолжения операции. Первое сомнение — старое: численность соединений еще недоста-точна. На это можно ответить лишь одно: если возникла неповторимая ситуация, надо хвататься за дело немедленно, несмотря даже на опасности, связанные с неполной укомплектованностью частей. Вот мы на этих днях действовали соединениями не очень высокой численности. Однако при счастливом стечении некоторых обстоятельств мы могли бы определенно добиться большего успеха ослабленными соединениями, чем полностью укомплектованными, но действующими в менее благоприятной обстановке. Значит, укомплектованность — дело отнвси- тельное. Противник тоже укомплектован не по штату. У противника тоже есть слабости.
Второе соображение, которое, как известно, тоже приводится постоянно, это — мысль о необходимости достаточно длительной оператив-ной паузы для приведения войск в порядок, их пополнения и т. д. Но и в этом вопросе, милостивые государи, скорость сегодня решает все. Если только мы дадим противнику опомниться, то, с моей точки зрения, половина шансов будет упущена. Здесь нам должен послужить предупреждением 1918 г. В 1918 г. паузы между отдельными наступательными операциями были слишком длительными! Но не может быть никакого сомнения: если бы второе наступление на Шмен-де-Дам последовало через меньший промежуток времени после первого, чем это было на деле, то и успех был бы совсем иной. Тогда бы, несомненно, можно было осуществить через Компьен непосредственную связь с флангом первой большой ударной группы, и, возможно, обстановка изменилась бы решающим образом. Быть может, мы бы действительно вышли к морю. Таким образом, паузы не всегда желательны.
Я'должен еще кое-что подчеркнуть, милостивые государи. Я стою во главе этого дела уже одиннадцать лет, и за все одиннадцать лет ни разу не слыхал, чтобы кто-нибудь мне доложил: мы вполне готовы к действиям. Все эти одиннадцать лет мне постоянно поступают донесения противоположного свойства: скажем, военно-морской флот настоятельно просит повременить еще столько-то суток, потому что еще не успели выполнить то-то и то-то; полная же готовность возможна лишь к такому-то сроку. В другой раз, когда готов военно-морской флот, приходит донесение от сухопутных войск: было бы бесконечно жаль, если бы пришлось такое-то дело начинать немедленно, поскольку сухопутные войска как раз собираются провести то-то и то-то и просят несколько выждать с активными действиями. Когда же объявляли о своей готовности и сухопутные войска, то являлся авиатор и говорил: проведение такой-то операции полностью исключено, пока не поступят на вооружение самолеты такой-то новой марки; а до тех пор всякое наступление исключается, нельзя подвергать себя такой опасности. Когда, наконец, были готовы и военно-воздушные силы, снова появлялся представитель военно-морского флота со словами: такая-то марка подводной лодки себя не оправдала, нужна новая конструкция, а новые лодки все равно не смогут поступить на вооружение в значительном количестве раньше такого-то года. Еще ни разу мы не были готовы полностью. Это повторялось при каждой наступательной операции. Пожалуй, самый трагичный момент мы пережили осенью 1939 г. Я хотел начать наступление на Западе немедленно. Мне говорят: еще не все готово. А потом начались сетования: и почему только мы не начали наступление сразу, достаточно, дескать, было лишь отдать приказ. Я еще в 1939 г. говорил: это ошибка. Нужно было просто объявить: наступление на Западе начнем не позднее 15 ноября, и баста — никаких возражений. Тогда бы мы выступили своевременно. Я уверен, что мы бы разгромили Францию еще зимой и полностью развязали бы себе руки на Западе. Полной готовности никогда не дождешься. Это же совершенно ясно. В нашем положении это теперь вообще немыслимо. Всегда повторяется одно и то же: когда теоретически все готово, то ранее припасенных средств давно уже нет, их уже успевают израсходовать где-то в другом месте. Положение ведь теперь не таково, чтобы мы могли подержать какое-то количество дивизий в резерве, сохраняя их в свежем состоянии. На них зарятся со всех сторон, словно аргусы. Едва только на Востоке наступит двухнедельная пауза или просто нет крупных сражений, как сразу же является командующий группой армий Запада и провозглашает: ведь на Востоке бездействуют танковые соединения, почему же их не передают нам? А если станет спокойнее на Западе, то командующий войсками на Востоке сразу же предъявит аналогичные претензии относительно своего участка: на Западе, мол, абсолютно спокойно, вполне можно перебросить на Восток не менее четырех — шести дивизий. Едва только высвобождается хоть одна дивизия, на нее уже с вожделением косятся со всех сторон. Так что я буквально испытываю чувство радости, когда вообще хватает дивизий для первой линии, Я теперь поступаю так же, как наи- более хитрые из командующих армиями и группами армий. Они вообще не оставляют никаких дивизий в резерве, а держат их на первой линии, сокращают им ширину боевых полос и говорят: у меня нет свободных соединений, у меня все в бою. Приходится мне самому, лично, вы-рубать у них дивизии, иначе вообще останешься ни с чем.
Поэтому я должен сказать: и в предстоящей операции у нас нет безграничного запаса времени, события не ждут. И если я не буду действовать достаточно быстро на одном участке, то на другом может между тем возникнуть такая обстановка, что придется на пего опять что-то оттянуть. Время служит только тому, кто его использует.
Есть еще у нас заботы в связи с проблемой боепитания. Я убежден, что мы заготовим достаточно боеприпасов для предстоящего наступления — и тем успешнее, что наступление, как показывает опыт, абсолютно всегда съедает меньше боеприпасов, чем оборона. Кстати, я здесь должен подчеркнуть одно обстоятельство. Распространено мнение, что мы вообще не можем соревноваться с противником в обеспечении фронта боеприпасами. Как правило, мне докладывают с фронта, что на Западе мы расходуем гораздо меньше боеприпасов, чем союзные войска противника. Но зато на Востоке мы расходуем боеприпасов почти на 100 процентов больше, чем русские. Вы, может быть, иногда слышите, что русские создают гигантские огневые сосредоточения. Однако ныне установлено, что расход боеприпасов на Востоке с немецкой стороны точно на 100 процентов выше, чем с русской. При этом я еще не учитываю те боеприпасы, которые мы не можем вывезти при отступлении. Это все просто вылетает в трубу.— Итак, мы в состоянии обеспечить и новое наступление боеприпасами. Здесь скорее важна проблема транспорта.
И проблема горючего для этого наступления в сущности уже решена. Не сомневаюсь, что мы подвезем к фронту все необходимое. Сложнее положение на транспорте в целом. Но состояние перевозок улучшается как раз в той мере, в какой каждый командир соединения и части добросовестно продумает для себя самого такой вопрос: что мне обязательно следует иметь при себе и без чего я могу обойтись? Все, что возят с собой без крайней необходимости, не только балласт для войск, но и отражается на транспортировках вообще, на всем снабжении горючим, а следовательно, и на предстоящей операции. Считаю поэтому важным, чтобы каждый снова продумал по самым строгим критериям: без чего я могу обойтись? Нет никакого урона авторитету и чести танковой дивизии — будь то сухопутные войска или СС,— если ее батальоны когда-нибудь пройдутся пешком. Ведь если, из-за пробки на дороге они не могут своевременно подтянуться к фронту на машинах, то им все равно приходится передвигаться пешим порядком. Вперед они ведь обязаны идти при любых условиях. Ну, конечно, если бы операция проходила в Сахаре или, скажем, в Средней Азии, то я бы сказал: здесь мне понятно, что войска не отходят от машин. Но в предстоящей операции, рассчитанной максимально на глубину 50—60 км, можно и прогуляться. Пехоте ведь постоянно приходится делать такие переходы. Она других способов передвижения и не знает. Поэтому она смотрит на пеший переход как на богом ни-спосланную судьбу, как на долг чести; а танковое соединение считает себя обиженным, если части его сил вдруг придется совершить пеший марш.
Я считаю, что вообще здесь затронуто одно из решающих условии успеха предстоящей операции. В целом план операции ясен. Я пол-ностью согласен с принятыми мерами. Надеюсь, что нам удастся быстро продвинуться, особенно на правом крыле, чтобы обеспечить захват перевала через Вогезы в районе Саверна, затем немедленно ворваться, в долину Рейна и ликвидировать американские дивизии. Именно уни- чтожегтие этих американских дивизий должно быть нашей целью. Надеюсь, что тогда положение с горючим снова на некоторое время обеспечит нам возможность осуществить развертывание новой группировки и нанести новый удар. Я с абсолютной уверенностью предсказываю, что этот удар позволит нам уничтожить еще большее число американских дивизий. Наши силы теперь несколько возрастут. Надеюсь, что для следующего удара мы сможем сосредоточить дополнительно еще несколько дивизий, в том числе привлечь полнокровную дивизию из Финляндии. Итак, если нас не будут с самого начала преследовать неудачи, то дело, я думаю, увенчается успехом.
О значении этого успеха пег необходимости говорить вам вторично. От него зависит в очень большой мере и успех первой операции. Ведь как только мы проведем эти две операции, как только они успешно завершатся, фланговая угроза нашему левому крылу отпадет автоматически. Мы здесь проведем еще и третью операцию, чтобы абсолютно разгромить американцев. Я абсолютно уверен, что затем мы сможем нанести удар влево.
Навести порядок здесь, па Западе, наступательными действиями — такова должна быть наша абсолютная цель. Эту цель мы должны преследовать фанатически. Конечно, ртайне кто-нибудь со мною, наверное, не согласен. Некоторые думают: да-да, все правильно, только выгорит ли это дело? Милостивые государи, в 1939 г. тоже были такие настроения! Тогда мне заявляли и на бумаге, и в устной форме: этого делать нельзя, это невозможно. Еще и зимой 1940 г. мне говорили: этою делать нельзя, почему бы нам не остаться па рубеже Западного вала; мы, мол, соорудили Западный вал, так пусть же противник па пас нападает, а мы потом, может быть, нанесем ответный удар; пусть он только сначала нападет сам, а затем уж, возможно, будем наступать и мы; у нас, мол, отличный оборонительный рубеж, так зачем же рисковать! Теперь скажите, что бы с нами было, если бы мы тогда не нанесли удар? Вот, и сейчас положение аналогичное. Соотношение сил ныне не хуже, чем в 1939 или 1940 г. Наоборот: если нам удастся двумя ударами уничтожить обе эти американские группировки, то это будет означать изменение соотношения сил однозначно и абсолютно в нашу пользу. При этом я учитываю, что немецкий солдат знает, за что борется.
Единственное, что сейчас не в нашу пользу, так это обстановка в воздухе. Но именно она и вынуждает нас во что бы то ни стало использовать нелетную зимнюю погоду. Именно воздушная обстановка вынуждает нас. к этому. Я не могу ждать, пока погода станет летной. Я бы тоже с большим удовольствием выждал хотя бы до весны; тогда удалось бы, может быть, сформировать еще 10, 15 или 20 дивизии, и наступление началось бы в весеннюю погоду. Но, во-первых, противник тоже за это время перебросит 15—20 новых дивизий. Во-вторых, я не уверен, что обстановка в воздухе будет весной лучше, чем сейчас. А если она не станет лучше, то весенние метеорологические условия окажутся для противника благоприятнее, что имеет решающее значение. Теперь же мы имеем все-таки несколько недель, в течение которых по крайней мере невозможно ковровое бомбометание по скоп-лениям наших войск. Это уже очень много.
Насколько важно нанести решительный удар, я поясню лишь одним соображением. Противник теперь уже отлично знает, что представляют собой наши самолеты-снаряды. Он, разумеется, их уже полностью воспроизвел. Нам это известно. Он их даже уже производит. Нет сомнения, что он будет совершать массированные налеты на нашу Рурскую область и сможет почти полностью разрушить промышленные предприятия — ведь и мы ныне непрерывно беспокоим такими же самолетами- снарядами промышленные районы Англии. Защиты против этого ору- жия нет. Да мы бы и не могли защититься от него с помощью ист-ребителей. Я уж и не говорю о еще более тяжелых ракетах. Против них вообще не существует никаких средств. Таким образом, все сводится к одному: нужно навести порядок в этом районе раньше, чем противник сможет использовать сверхоружие упомянутых типов.
В дни нашего наступления с облегчением вздохнул даже весь немецкий народ. Нельзя допустить того, чтобы вздох облегчения сменился новой летаргией,— впрочем, не летаргией, это неверно, скорее следует сказать «унынием». Народ вздохнул. Уже сама мысль о том, что мы можем вести наступление, вдохнула в народ счастливое сознание силы. У нас еще будут успехи, наше теперешнее положение ничем не хуже положения русских в 1941—1942 гг., когда они на фронте большой протяженности начали медленно оттеснять назад наши перешедшие к обороне войска.— Итак, когда мы продолжим наступление, когда выявятся первые действительно крупные успехи, когда немецкий народ их увидит, то можете быть уверены, что народ принесет все жертвы, на которые вообще способен человек. Каждое наше воззвание будет доходить до самого сердца народа. Нация ни перед чем не остановится, будь то новый сбор шерстяного трикотажа или какое-то другое мероприятие, будь то призыв новых людей в армию или что-то еще. Молодежь с восторгом пойдет нам навстречу. Но и весь остальной немецкий народ будет реагировать на наши призывы в абсолютно положительном смысле...
Поэтому я хотел бы в заключение призвать вас к тому, чтобы вы со всей страстностью, всей энергией, всей своей силой взялись за предстоящую операцию. Она — одна из тех, которые имеют решающее значение. Ее успех абсолютно автоматически приведет к успеху следующего удара. А успех следующей, второй операции автоматически повлечет за собой ликвидацию всякой угрозы левому флангу нашей наступающей группировки. В случае успеха мы по существу полностью взломаем на Западе добрую половину фронта противника. А потом посмотрим. Я думаю, что противник не сможет оказать длительного сопротивления тем 45 немецким дивизиям, которые к тому времени смогут принять участие в наступлении. Тогда мы еще поспорим с судьбой.
За то, что нам удалось назначить начало операции на новогоднюю ночь, я особенно благодарен всем штабам, участвовавшим в ее разработке. Они, во-первых, проделали огромную подготовительную работу, а во-вторых, взяли на себя великую смелость нести за нее ответствен-ность. В том, что это оказалось возможным, я вижу хорошее предзнаменование. Новогодняя ночь в истории Германии всегда сулила немцам военные успехи. А для противника новогодняя ночь — неприятный сюрприз; потому что он празднует не рождество, а Новый год. Для нас же не может быть лучшего начала нового года, чем нанести еще один удар. И если в первый день нового года в Германию придет известие, что началось новое немецкое наступление на другом участке фронта и что это наступление обязательно поведет к успеху, то немецкий народ заключит из этого, что все неудачи кончились вместе с прошедшим годом, а новый год начался счастливо. Это — доброе предзнаменование на будущее. Разрешите мне, господа, пожелать вам всем много счастья.
Я хочу сказать еще кое-что, господа. Содержание этой операций в тайне — предпосылка ее успеха. Кто не должен быть в курсе дела, тому ничего не следует сообщать. А кто должен иметь те или иные сведения, пусть знает только то, что ему необходимо. Если кому-то и следует знать об операции, то ничего не сообщайте ему заранее. Это имеет решающее значение. Запрещается появляться на передовых позициях всем тем, кто хоть что-то знает о предстоящем деле, поскольку . его могут. схватить люди противника. Этот момент — решающий.
Фон Рундштедт: Мой фюрер! От имени собравшихся здесь командиров я хотел бы выразить твердую уверенность, что и командование, и войска сделают все —¦ решительно все! — чтобы обеспечить успех этого наступления. Никто лучше нас не знает, какие ошибки были допущены во время нашей первой операции. Мы извлечем из них необходимый урок.
«Hitlers Lagebesprechungen», S. 738, 741—758.