Середина 1880-х гг.: внутренние разногласия, дробление, смена тактики
К очередным выборам в рейхсрат, намеченным на май 1885 г., Конституционная партия подошла в неустойчивом положении как извне, так и изнутри. Прошедшие шесть лет, в течение которых немецколиберальный лагерь осознанно занимал позицию оппозиционного меньшинства в парламенте, наглядно показали, что проправительственным силам удается эффективно проводить свой курс и без сотрудничества с конституционалистами.
Политика «концессий», которую Эдуард Тааффе предпринимал с целью не потерять поддержку славянских депутатов и консерваторов, в долгосрочной перспективе оказалась успешнее, чем ожидали ее оппоненты шестью годами ранее.В апреле 1885 г. Объединенная левая фракция опубликовала отчет[151], обращенный к ее сторонникам и потенциальным избирателям. В нем подводились итоги окончившегося периода парламентской жизни. Анализируя события, авторы документа в первую очередь обращали внимание на старое, но как никогда актуальное противоречие между федерализмом и централизмом. Особая актуальность этого идейного столкновения обуславливалась тем, что парламентское большинство больше не находилось в руках либерального лагеря. Иными словами, существовала угроза внесения нежелательных изменений в основной закон государства. В связи с этим указывалось и на другую опасную тенденцию - вытеснение немецкого элемента, славянизацию администрации и даже повсеместное господство славянства. Эти тесно взаимосвязанные процессы воспринимались как лейтмотив политической жизни этих шести лет и фактор, влияние которого на немецкоавстрийскую политику не ослабнет и в дальнейшем[152] . В свете этого напряжение между либералами и новым правительством, из которого, к слову, в течение первых нескольких лет работы вышли почти все оппозиционные министры, трансформировалось в ясное и отчетливое восприятие себя как оппозиции режиму. Ответом на это и стало создание Объединенной левой фракции[153].
В документе также отражены основные направления деятельности фракции в будущем. В их основе лежал принцип, согласно которому Австрия должна оставаться немецким государством. Следовательно,
первостепенными задачами становились борьба со славянизацией управленческих структур, защита интересов немцев в смешанных языковых областях, сохранение связи с Германской империей. В социальноэкономической сфере немецкие либералы акцентировали внимание на необходимость проведения мер в интересах растущего рабочего класса и крестьянства, развития мелкого производства. В государственном управлении следовало сократить количество бюрократических процедур и упростить взаимодействие населения с государственными органами[154].
Характерно, что на первые позиции в перечне задач были вынесены именно проблемы национальной политики. Немецкое население смешанных провинций традиционно было сторонником немецколиберальных сил, однако к середине 1880-х гг. его симпатии в значительной степени перешли к радикально националистическим группам, предлагавшим, как казалось, более эффективные методы решения наиболее насущных вопросов.
Публикация отчета Объединенной левой фракции совпала с днем, на который была назначена тронная речь Франца-Иосифа, посвященная окончанию работы парламента. Говоря о предстоящих годах, император заявил, что правительство намерено держаться прежнего курса, чем вызвал волну возмущенных комментариев в немецколиберальной печати. На страницах «Neue Freie Presse» слова кайзера и одновременно с ними итоги парламентского периода были прокомментированы следующим образом: «Примирение и взаимопонимание не достигнуты. Основные положения конституции постоянно опротестовываются чехами. Финансовые обещания не выполнены. Коалиционное министерство превратилось в надпартийное, которое возлагает все свои надежды на укрепление славянско-клерикального большинства... И все же продолжаем держаться прежнего курса!»[155].
Впрочем, несмотря на критический, доходящий до язвительного, тон подобных откликов и программные заявления о том, что оппозиционная тактика и приверженность старым принципам рано или поздно станут залогом успеха, нельзя было не осознавать, что положение Объединенной левой фракции вряд ли претерпит значительные перемены.
Эрнст Пленер писал по этому поводу: «Я думаю, что Тааффе удержит большинство. У меня очень мало надежды на какие-либо перемены»[156]. Более того, даже повторение результатов прошлых выборов ставилось под сомнение из-за усиления националистического крыла.Действительно, принятый 23 марта 1882 г. новый избирательный закон, снизивший имущественный ценз до 5 гульденов, значительно увеличил шансы националистов добиться успеха на парламентском уровне. Отныне в выборах могли принимать участие восприимчивые к радикально националистической риторике группы населения - низшие торговоремесленные круги городов в этнически смешанных областях[157]. И это не замедлило сыграть свою роль - на выборах 1885 г. на базе националистической программы в рейхсрат прошло 50 депутатов.
В свою очередь, Объединенная левая фракция как единое целое завоевала 132 мандата, потеряв 15 мест в парламенте по сравнению с прошлым созывом. Число сторонников Тааффе в обновленном рейхсрате составляло 190 депутатов[158]. Тем не менее, сам по себе этот факт не был единственным свидетельством неудачи левого лагеря. Важнее было то, что в среде конституционалистов продолжали сохраняться внутренние противоречия, поэтому далеко не все были готовы выступать единым фронтом. Значительная часть немецких депутатов была идеологическими противниками традиционного «старолиберального» курса. Будучи близки к шёнерианцам не только в этой антипатии, но также в антисемитизме, культе Бисмарка и игнорировании австрийских интересов как основополагающего принципа, они, тем не менее, не присоединялись к группе Шёнерера. Причиной этого была, в частности, теоретическая возможность перетянуть на свою сторону больше умеренных членов фракции с тем, чтобы трансформировать ее в собственную немецко-национальную партию.
Для обсуждения разногласий и выработки единой тактики было принято решение созвать съезд партии с участием как «старых» либералов, так и политиков, симпатизирующих национализму. Задачей руководства было удержать при себе и то, и другое крыло.
Они не только были залогом заметного представительства в совещательных органах, но и уравновешивали друг друга внутри самого либерального лагеря. Старолиберальное крыло не позволяло националистам чересчур активно пропагандировать свои воззрения, тогда как присутствие националистов, в свою очередь, препятствовало превращению партии в центристское объединение, откровенно настроенное на компромисс с властью.Съезд был назначен на 21 июня 1885 г. Во вступительных речах лидеров либерального течения сразу обозначились те проблемные области, которые впоследствии приведут к дроблению партии на отдельные фракции. Слово от имени организаторов съезда произнес Эрнст Пленер. Он призвал всех «свободомыслящих немецких депутатов» к созданию общего объединения. В его основу легли бы классические немецколиберальные принципы. Среди них были: защита положения немцев, централистский принцип, конституционное закрепление за немецким языком статуса государственного, борьба с растущим присутствием славян в законодательных, исполнительных и образовательных органах, а также с нацеленной на это государственной политикой. Кроме того, говорилось об укреплении союза с Германской империей, реформах в интересах рабочего класса и городского среднего класса[159]. По сути, это было повторением тезисов, сформулированных в предвыборном заявлении Объединенной левой фракции, но с еще более заметным акцентом на защиту германского элемента.
Однако радикально националистическое крыло предложило свои дополнения к этому перечню задач. Их озвучил в своем выступлении Отто Штайнвендер[160]. У этой программы было два принципиальных отличия от тезисов Пленера. Националисты настаивали на отделении Галиции от Австрии, что позволило бы избавиться от перевеса славянского элемента во внутренней политике. Кроме того, акцентируя внимание на тесном союзе с Германией Бисмарка, они не поддерживали тезис о неделимости Цислейтании[161]. Эти различия целиком и полностью находились в русле традиционного для радикального крыла представления о том, что партия должна, в первую очередь, позиционировать себя как народная (Volkspartei) и уже затем - как государственная (Staatspartei).
Этот подход нашел отражение и в дискуссии, развернувшейся по поводу названия потенциального объединения либералов в парламенте. Член радикальной группы Мориц Вайтлоф[162] выступил с предложением назвать фракцию «Немецким клубом» (Deutscher Club), чтобы подчеркнуть нацеленность на защиту именно немецких интересов. С ним не были согласны традиционно более консервативные депутаты из числа крупных землевладельцев. По их мнению, параллель с действовавшими Чешским и Польским клубами ставила бы немецкое объединение в один ряд с ними, тогда как его задачи были наднациональными, общегосударственными.
Радикальное крыло, считая подобные взгляды предательством германства, приняло кулуарное решение сформировать Немецкий клуб в любых обстоятельствах[163]. Эта позиция, о которой стало известно уже после съезда, завоевала еще больше сторонников после того, как летом 1885 г. в Богемии произошли очередные стычки чехов с членами немецкого Гимнастического союза[164].
Так или иначе, финальное решение предстояло принять
сформированному на съезде исполнительному комитету, состоявшему из 25 депутатов. Предварительно этот вопрос был поставлен в статье либерального депутата Эдуарда Штурма в газете «Deutsche Zeitung». Следовало публично обсудить все «за» и «против», прежде чем вопрос будет вынесен на голосование. Этот очерк, однако, был скорее очередным волеизъявлением противников создания «Немецкого клуба» и подытоживал их основные аргументы.
Штурм исходил из неоспоримости тезиса о единстве фракции. По его мнению, вопрос стоял лишь о том, какое название удачнее отразит ее сущность и задачи. По его мнению, разницы между «немецколиберальным» и «немецконациональным» крыльями, по сути, не существовало. Все немецкие депутаты посвящали значительную часть своей деятельности защите национальных интересов немцев, и, например, в дебатах о государственном языке или языковом вопросе в Богемии между ними не было идеологических расхождений [165] .
Попытки Штайнвендера и его соратников вынести на повестку дня дополнения к общей программе, как, например, требование особого статуса для Галиции, в сложившейся политической ситуации рассматривались как утопичные, поэтому такого рода различия можно было не брать в расчет[166].Почему же название «Немецкий клуб» казалось неподходящим для немецколиберальной фракции? В очерке Штурма названо несколько причин. Во-первых, после возникновения объединенной Германии оно могло придавать нежелательный великогерманский оттенок политическому реноме конституционалистов. Во-вторых, в нем не находили отражения политические установки партии: «немецким клубом» могло называться любое объединение немцев, не имеющее с партиями ничего общего. В- третьих, объединение, название которого отсылало к национальной принадлежности его участников, в многонациональной Австрии не имело никаких шансов оказаться правящим большинством, тогда как Конституционной партии это удавалось неоднократно[167].
Кроме того, автор подчеркивал, что либеральное крыло традиционно формулировало свое видение государства как «Немецкой Австрии». Учитывая также широкое использование определения «немецко
австрийский» в названии организаций или мероприятий австрийских немцев, Штурм предлагал назвать либеральную фракцию «Немецко-австрийским клубом» (Deutschosterreichischer Club)[168]. Именно этот вариант и был озвучен Эрнстом Пленером, председательствовавшим на заседании исполнительного комитета 19 сентября 1885 г. По итогам голосования он победил с небольшим перевесом (14 голосов против 11).
Дискуссия о названии нового объединения кажется частностью, однако на деле она оказалась принципиальным моментом. В этом споре нашли отражение две противодействующие точки зрения на будущее немецколиберального крыла. В тот момент перед ним открывались два варианта развития - путь строго национального немецкого объединения или же сохранение прежнего кредо государственной партии. Этот спор быстро вышел за рамки лидеров фракции и стал причиной радикальной перемены в ее структуре.
Окончательное решение должно было одобрить общее собрание партии в день открытия сессии рейхсрата, 21 сентября. На сей раз за появление на политической сцене «Немецко-австрийского клуба» высказался 71 депутат, за «Немецкий клуб» - 47, причем в это число вошли 2/3 всех немецких депутатов Богемии. Приверженцы последнего варианта объявили о создании собственного парламентского объединения. Конечный расклад сил немного изменился в пользу Немецко-австрийского клуба: в него вошел 81 депутат (многие из тех, кто высказался за другой вариант, в конечном итоге присоединились к большинству). За основу программы клуба была принята концепция, сформулированная в докладе Пленера на съезде 21 июня, а сам политик стал председателем объединения. Лидером Немецкого клуба был Отто Штайнвендер, предложивший создать общий для двух клубов совещательный орган, в рамках которого принимались бы решения о совместных действиях всех немецколиберальных депутатов. По воспоминаниям Пленера, такой компромисс предоставлял возможность, несмотря на отколовшееся крыло, удержать руководство всей партией в
169
своих руках .
Впрочем, за исключением этого предложения, лидеры Немецкого клуба настаивали на собственной самостоятельности. По их заверениям, это была наиболее жизнеспособная возможность удержать в рамках Конституционной [169]
партии радикально настроенных депутатов, не допустив их перехода в лагерь Шёнерера[170].
Деятельность последнего в середине 1880-х гг. перешла от отдельных, хотя и резонансных, акций и заявлений к полноценной политической и парламентской жизни. Опубликованная в 1882 г. Линцская программа была дополнена одним принципиальным пунктом, впервые прозвучавшим в предвыборном воззвании Шёнерера в мае 1885 г. В этом документе была четко сформулирована антисемитская позиция, впоследствии ставшая характерной чертой австрийского пангерманизма. Одной из предпосылок этого был нападки на националистов со стороны либеральной прессы, во многом находившейся в руках евреев[171]. Повторяя в общих чертах ранее сформулированные тезисы, немецкий политик отдельно выделил
необходимость «устранения еврейского влияния из всех областей общественной жизни»[172]. Приняв участие в выборах на базе этой программы, сторонники Шёнерера образовали в новом парламенте собственный клуб - Союз немецких националистов (Verband der Deutschnationalen). Его программные установки впоследствии легли в основу Общенемецкой партии (Alldeutsche Partei).
Антисемитизм шёнерианцев, открыто провозглашенный в 1885 г., быстро стал ключевым элементом в их программе. На апелляциях к нему строилась критика этого лагеря со стороны менее радикальных политиков, однако, с другой стороны, именно он привлекал симпатии все большего числа избирателей. Это не могло не отразиться и на умонастроениях политиков - многие немецкие либералы, изначально принадлежавшие к более умеренным клубам, все активнее обращались к антисемитской
~ 173
риторике в надежде привлечь радикально настроенный электорат[173].
Эта тенденция наиболее заметно затронула, разумеется, Немецкий клуб. Он и без того был ближе к Союзу немецких националистов, нежели любая другая фракция рейхсрата. В феврале 1887 г. Штайнвендер и ряд его сторонников потребовали, чтобы члены Немецкого клуба смогли открыто заявлять о своей позиции относительно еврейского вопроса, в том числе поддерживая антисемитские проекты. Это предложение было отвергнуто большинством его членов. В ответ на это радикальная группа (числом чуть менее 20 человек) вышла из состава клуба и сформировала в мае того же года собственную фракцию - Немецко-национальное объединение
(Deutschnationale Vereinigung)[174] [175].
Его программа состояла всего из четырех пунктов. В первом говорилось о бесперспективности оппозиции, основанной на слепом соблюдении конституции и чересчур малом внимании к национальным интересам. Более действенным был курс на борьбу с правительством, в связи с чем выдвигалось требование создать нейтральное министерство. Также объединение заявляло о важности решения социальных и экономических проблем, впрочем, без какой-либо конкретики. Наконец, заключительным тезисом программы было заявление о нейтральной позиции клуба по вопросу об антисемитизме, позволяющей каждому его члену открыто высказывать
175
свое мнение по этому поводу .
Эрнст Пленер, комментируя распад Немецкого клуба, расценивал произошедшее как прямую аналогию распада Объединенной левой фракции двумя годами ранее. Он отмечал, что «оставшиеся громко высказывали свое недовольство, забывая, однако, что Немецко-национальное объединение по отношению к Немецкому клубу совершило ровно то же самое, что и они сами по отношению к Объединенным левым в 1885 году»[176]. Надо, впрочем, признать, что риторика немецкобогемского политика в этом контексте вообще оказалась крайне саркастичной и даже враждебной. Так, он язвительно утверждал, что «Немецкий клуб, основанный со столькими надеждами и ожиданиями , с такой бесцеремонностью внес разлад в ряды наших избирателей»). По всей видимости, вину за распад Объединенной левой фракции он возлагал именно на своих оппонентов.
Впрочем, менее чем через год после того, как Немецкий клуб постигла столь незавидная, но, по мнению Пленера, заслуженная судьба, либеральный лагерь вновь обнаружил центростремительные тенденции. Они были инспирированы текущей внутренней политикой, в частности,
необходимостью сплоченно выступить при грядущем обсуждении очередного закона о воинской повинности. Этого требовали и избиратели, особенно из числа богемских немцев, призывавшие немецкие фракции к воссоединению. Наконец, немаловажную роль сыграла и инициатива изнутри. По воспоминаниям Пленера, обмениваясь мнениями с Морицем Вайтлофом, ставшим председателем Немецкого клуба после ухода Штайнвендера, политики выяснили, что внутри обоих клубов существуют планы объединения, и оба лидера готовы рассмотреть эту возможность.
Тем не менее, несмотря на принципиальное согласие объединиться, разночтения в понимании идеологии немецколиберального объединения оставались на повестке дня, как и три года назад. Члены Немецкого клуба вновь пытались настоять на том, что национальные интересы должны превалировать над государственными. Однако Немецко-австрийский клуб придерживался своей прежней линии, в частности, потому, что это не создавало риска разрыва с крупными землевладельцами, настороженно
~ 177
относившимся к националистической риторике .
Итогом дискуссий стало компромиссное решение принять в качестве программы нового объединения программу Немецко-австрийского клуба, при этом отразив акцент на национальной подоплеке в названии. Стоит заметить, что впоследствии, подводя итог парламентскому периоду 1885- [177] 1891 г., лидеры фракции заявляли, что «в трудные времена речь идет не столько о сформулированной программе, сколько о том, чтобы все те, кому дорого положение германства, неотделимое от процветания государства, могли проводить эту цель в рамках единого партийного союза»[178] [179]. Тем не менее, депутаты Немецкого клуба расценивали согласие умеренного крыла отразить «немецкость» в названии фракции как показательный и ~ ~ 179 симптоматичный шаг в сторону признания важности национальной темы . Новая коалиция была создана 6 ноября 1888 г. и получила имя Объединенной немецкой левой фракции (Vereinigte Deutsche Linke). В нее вошло 112 депутатов [180] . В заявлении, сделанном Пленером на общем собрании, провозглашалось, что они сплоченно и единодушно будут бороться за государственное единство, германство и свободу, которые в данный момент находятся под угрозой[181]. Сам политик высоко оценивал значимость воссоединения немецких депутатов «в тот самый момент, когда разрыв между старо- и младочехами постоянно углублялся , ведь почти все немецкобогемские депутаты (за исключением четырех) вошли в объединенную фракцию»[182]. «Neue Freie Presse», в радужных тонах описывая произошедшее, называла воссоединение немецких политиков «первым настоящим примирением, которое принесла эпоха „примиряющего министерства“ Тааффе»[183]. Отношения внутри нового объединения все равно находились под влиянием определенных идеологических разногласий. Небольшая, но заметная группа наиболее радикальных экс-членов Немецкого клуба не скрывала своих симпатий к Немецко-национальному объединению Штайнвендера. Тем не менее, до тех пор, пока эта группа оставалась в меньшинстве, фракция могла контролировать ее деятельность на парламентском уровне. Механизмы этого контроля были зафиксированы в Статуте Объединенной немецкой левой фракции[184]. Этот документ закреплял общую стратегию поведения всех членов объединения при голосовании по вопросам «политической важности». Какие именно вопросы причислялись к их числу, решалось простым большинством на внутренних голосованиях клуба. В случае, если две трети присутствовавших на обсуждении такого вопроса (при кворуме в 50% членов клуба) высказывались за определенный проект, при голосовании в рейхсрате ни один член фракции уже не имел права подать голос против. Нарушение этого правила было равнозначно выходу из клуба[185]. Внутри партии был сформирован президиум из 11 депутатов, председателем которого в феврале 1889 г. был избран Эрнст Пленер. По воспоминаниям политика, несмотря на то, что большинство членов партии было согласно с его кандидатурой, после назначения в его адрес постоянно звучали упреки. Во-первых, речь шла о неправомерно большом внимании к богемским делам, и, во-вторых, об умеренности его взглядов и слишком дипломатичной тактике. Эти нарекания свидетельствовали о том, что внутри фракции продолжало существовать четкое разделение на радикалов и «старолибералов».