Введение

Актуальность темы. Восприятие истории Австрийской, а затем и Австро-Венгерской империи через призму межнациональных отношений давно стало общим местом в историографии. Дуализм 1867 года и особый статус королевства святого Иштвана, хорвато-венгерская уния 1868 г., уникальный галицийский сценарий влиятельного местного самоуправления, идея Объединенной Словении, мощный и влиятельный спектр чешских национальных партий - лишь часть сюжетов, дополняющих картину национальной истории Дунайской монархии.

Впрочем, за судьбами не-немецких народов империи несколько теряются перипетии пути австрийских немцев. Их история, будучи не всегда корректно ассоциирована с историей всей страны, редко рассматривается как национальная. Между тем, хотя на долю немцев и не выпало столь стремительного и насыщенного национального ренессанса (в отличие от вышеупомянутых народов, им не пришлось доказывать своего права на статус исторической нации и возрождать язык и культуру), немецкое сообщество играло значительную роль в истории межэтнических отношений в двуединой монархии. Роль эта значима в двух ракурсах: историю австрийских немцев следует рассматривать и как самостоятельный объект изучения, и как неотъемлемый противовес многим другим национальным движениям Австро-Венгрии, ведь требования, идеология и риторика последних зачастую отталкивались «от противного», то есть от статуса немецкоязычного населения той или иной территории.

Но и восприятие австрийского германства как единого целого также было бы упрощением. Особенно это касается ракурса национальной истории - в первую очередь, по уже названной выше причине: перед немецким сообществом в отдельных регионах Австрии стояли разные задачи. Они находились в тесной связи с положением и деятельностью их непосредственных соседей. Так, было бы некорректно ставить знак равенства

между, например, немцами Каринтии и немцами Богемии, ведь они развивались в заметно различающихся условиях: масштабы словенского национального движения стали относительно сопоставимы с чешским лишь к рубежу XIX-XX веков.

Говоря о богемских немцах, следует сразу же указать на их принципиальное отличие от условной общей массы немецкоязычного населения Австрии. Количественное преобладание славянского населения было бессменной реалией жизни королевства, однако во второй половине XIX века немецкое присутствие в социально-политической жизни провинции перестало создавать заметный качественный перевес. Причиной тому стало быстрое и масштабное развитие чешского общества, активно прокладывавшего себе путь в политику, экономику, управление и другие сферы. Для немцев это означало слом большинства практик, как глобальных (чешские депутаты стали заметной силой не только в земском сейме, но и в рейхсрате), так и локальных (на местном уровне чехи и чешский язык активно проникали в администрацию и образование). Слом этот был болезненным, поскольку богемские немцы становились чуждым элементом, не будучи при этом элементом пришлым.

Последний тезис, впрочем, заслуживает пояснения. Известно, что определенное немецкое присутствие на территории Богемии отмечалось уже с раннего Средневековья. Не в последнюю очередь причиной этого было влияние Зальцбургского епископата на церковную жизнь земель короны святого Вацлава, а также контакты чешской и немецкой знати.

Массовое переселение немцев на чешские территории пришлось на XIII век и т.н. «великую», или «восточную» колонизацию. Иммигрантов из Австрии, Саксонии и Баварии привлекало обилие неосвоенных земель и развитие торговли в быстро развивавшихся в ходе стремительной урбанизации XII-XIII вв. городах. Уже в тот момент сформировались места традиционного расселения немцев - ими стали города и пограничные северозападные территории, важные в экономическом отношении (они были богаты рудой, металлами, серебром). Таким образом, возникавшие центры металлургии и производства оказывались главным образом в немецких руках, что обеспечило переселенцам быстрое обогащение и возможность играть ведущую роль в патрициате королевских городов. Это создало почву для зарождения чешско-немецкого конфликта, однако в средневековых реалиях он имел не национальную, а, скорее, социальную подоплеку - городские верхи противостояли знати.

Ключевым эпизодом в сосуществовании чехов и немцев Богемии стало включение последней в состав империи Габсбургов - особенно побелогорская эпоха, когда имперская власть была окончательно закреплена юридически и Чешские земли были провозглашены наследственным доменом династии. На этот период приходится новая волна немецкой иммиграции извне, сопровождавшаяся также и внутренней мобильностью - с XVI века немецкие горняки начали переселяться и в центральные районы Богемии^[2]. Таким образом, немецкое присутствие укрепилось количественно и одновременно начало играть более значимую роль в функционировании государственно-управленческих механизмов, единства которых требовали имперские реалии. Особенно последовательно эта тенденция стали проявляться в эпоху абсолютизма, когда западные территории империи стали конституироваться как единое централизованное объединение. Ведущую роль в нем играли именно немцы. Они вольготно чувствовали себя на этом огромном пространстве, и Богемия не была исключением^[3].

Это положение внешне оставалось устойчивым вплоть до революции 1848-1849 гг., события которой впервые заставили чешскую политику заявить о себе и сформулировать собственный взгляд на развитие как всей империи, так и Чешских земель в ее составе. По соседству с немцами оказалось не просто некое локальное сообщество с причудливым языком, но новая сила, активно входящая в политику и требующая учитывать свои интересы на всех уровнях. В богемских учреждениях становилось все больше чешских чиновников, был поднят вопрос о равноправии двух языков в управлении провинцией и судебной практике. Кроме того, индустриализация Чешских земель и сопутствовавший ей рост горизонтальной мобильности стали приводить к миграции чехов на традиционно немецкие территории вплоть до полного вытеснения немцев из некоторых местечек^[4].

В этой обстановке немецкоязычное сообщество формирует свою идентичность, основанную на ощущении обособленности от основной массы австрийского германства ^[5] . В условиях соседства со стремительно развивавшимся славянским народом, с одной стороны, и мощной Германской империей - с другой, в среде богемских немцев сложился ряд характерных черт. Одной из них было внимательное и в известном смысле болезненное отношение к национальности как к ключевому свойству, отличающему ту или иную группу людей. Критерием определения национальной принадлежности был, разумеется, язык^[6].

Итак, во второй половине XIX века богемские немцы оказались в парадоксальной ситуации «большинства в меньшинстве». Тогда как в целом немецкий элемент, бесспорно, не утратил лидирующих позиций в Цислейтании, в реалиях Чешских земель немецкоязычное население начало сталкиваться с упорным и довольно успешным славянским натиском, политика которых, становясь все агрессивнее, вынуждала немецкое население активно от нее обороняться и постоянно доказывать свое право на свободное и полноправное участие в жизни королевства, до сих пор бывшее данностью. Стоит еще раз подчеркнуть, что этот процесс был тем более болезненным, что в сознании богемских немцев их принадлежность к Богемии и восприятие ее как родного края были само собой разумеющимися, и локальный патриотизм был им свойственен не меньше австрийского.

Хронологическими рамками настоящего исследования были выбраны 1879-1893 годы, время правления в Цислейтании кабинета министров под руководством графа Эдуарда Тааффе^[7]. Этот период примечателен сразу с нескольких точек зрения. Во-первых, на него пришлась перегруппировка сил в австрийской политике - немецкие либералы-конституционалисты, в течение многих лет занимавшие ведущие позиции в парламенте и сменявших друг друга либеральных кабинетах, оказались в оппозиции

правительственному курсу. Опору нового премьера составили

консервативные группировки (т.н.

В целом, именно на консервативную эпоху пришелся момент, когда позиции немцев в Богемии впервые подверглись серьезному чешскому натиску, причем не только в языковом вопросе. В 1883 г. немцы впервые перестали править бал в богемской политике, уступив чехам на выборах в земский сейм. Наконец, 14 лет правления Тааффе - период достаточно длительный и, в силу бессменности кабинета отличавшийся относительно последовательным курсом. Все это позволяет рассмотреть его как отдельную эпоху в политической истории богемских немцев, со своей внутренней логикой и уникальным содержанием.

Объектом исследования становится немецкобогемское сообщество, рассматриваемое как самостоятельный элемент австрийской реальности. Предмет изучения - политическая и общественная жизнь чешских немцев в сложившейся в указанный период новой конфигурации сил, а также механизмы утверждения и сохранения идентичности богемских немцев в новых для них условиях - как на теоретическом, концептуальном уровне, так и в повседневных практиках.

В свете вышесказанного научная новизна исследования обусловлена рядом факторов. Можно констатировать тот факт, что в отечественной историографии нет специального исследования, посвященного истории австрийского и, тем более, богемского германства в рассматриваемую нами эпоху. Зарубежная наука уделила этой проблеме значительно больше внимания, однако имеющиеся исследования все же не создают подробной картины именно немецкобогемской истории. Австрийские исследователи, уделяя много внимания политической жизни Дунайской монархии, все же склонны рассматривать ее как единое целое, не акцентируя внимание ни на роли богемского элемента в немецкоавстрийской политике, ни на богемских сюжетах в целом. Последние заслужили куда большего внимания со стороны чешских исследователей. В свою очередь, в их стане заметна другая тенденция - при изучении чешско-немецкого конфликта, как правило, ставится во главу угла чешская национальная политики, тогда как немецкое движение выступает своего рода фоном. Те немногие работы, что посвящены избранному нами предмету изучения, как правило, представлены отдельными статьями, пока лишь пунктирно намечающими основные вехи истории богемских немцев. Наконец, нет специальных исследований, фокусирующих внимание на Богемии именно в консервативную эпоху. В большинстве работ рассматривается более широкий временной промежуток (например, 1848-1914 гг.), а основное внимание уделено классическим сюжетам в этих хронологических рамках: революции 1848 г., дуалистической системе, предвоенным годам и распаду империи.

Таким образом, целями исследования становятся многосторонняя характеристика общественно-политической жизни богемских немцев в указанный период и анализ теории и практики попыток сохранить их прежние привилегированные позиции в новых условиях.

Для реализации поставленных целей представляется необходимым сформулировать следующие задачи:

1) выяснить, каким было организационное и идеологическое развитие немецких политических сил в эпоху правления Тааффе, уделив особенное внимание трансформации их подхода к национальному вопросу;

2) рассмотреть немецкую политику на региональном - богемском - уровне, проанализировать немецкий концепт разрешения межнационального конфликта в Богемском королевстве и его роль в попытках найти почву для чешско-немецкого компромисса;

3) остановиться на одном из ключевых механизмов транслирования идеи немецкобогемской идентичности - деятельности добровольных союзов и обществ и их месте в жизни немецкого сообщества в Богемии;

4) реконструировать настроения богемской (преимущественно немецкоязычной) общественности и ее восприятие политической жизни Австрии и чешско-немецкого сосуществования при помощи материалов нетрадиционного источника - сатирической печати.

Эти задачи будут решены в рамках соответствующих им четырех глав, внутри которых повествование строится по хронологии событий.

Методологические основы работы включают в себя несколько позиций. Во-первых, классические методы исторического исследования, ключевым среди которых стал историко-генетический метод. Его использование позволило представить изучаемые явления в динамике, воссоздав причинно-следственные связи между ними. Наиболее

оправданным оказался проблемно-хронологический подход к изложению материала, сопряженный с опорой на принцип историзма.

При рассмотрении проблематики национализма и механизмы воплощения в жизнь тех или иных национальных концептов опорой стали разработки теории национализма, сформулированные в последние десятилетия XX века ^[8] . Принципиальным в этом подходе становится представлении о нации как не об естественно свойственной людям общности, а как об искусственном конструкте, созданном в Новое время. Такой «рукотворно» изобретенный образ, содержащий в себе определенный набор знаков, конструирующих идентичность и сигнализирующих о ней вовне, воспринимается как имманентно присущий его носителям и формирует своего рода «коллективный субъект».

В контексте восприятия нации как «воображенного» сообщества и применительно к реалиям многонационального государства важно обратить внимание на образ «Другого», играющий заметную роль в конструировании собственной идентичности. Именно на базе дихотомии «Я - Другой» формулируются отличительные для той или иной общности признаки.

Воспроизведение этнических групп, в свою очередь, происходит благодаря необходимости поддерживать границы, отделяющие их от «Другого», образ которого становится столь же принципиальным для понимания идентичности той или иной группы, как и ее представление о собственном «Я»^[9].

***

В заключение вводного раздела представляется необходимым сделать ряд оговорок, касающихся понятийного аппарата работы, а также некоторых особенностей, связанных с переводом тех или иных названий или понятий, не имеющих прямого аналога в русском языке.

Во-первых, речь идет о самом термине «богемские немцы». В конце XIX в. периодика и публицистика пользуется словом «Deutschbohmen», что можно перевести как «немецкие богемцы» или, более традиционно, «богемские немцы». Эти два варианта и будут использованы в работе. Применение термина «судетские немцы» представляется некорректным в силу своей неаутентичности: он вошел в обиход лишь в начале XX века, хотя приграничные территории расселения немецкоязычного населения, разумеется, назывались Судетами и в предшествующий период.

В этом контексте уместно подчеркнуть, что данное исследование посвящено истории именно богемских немцев, основываясь на источниках соответствующего происхождения и концентрируясь на концепциях именно богемского устройства. Разумеется, многие тезисы и выводы можно с полным правом экстраполировать и на моравское немецкое сообщество, и - частично - на силезских немцев. Тем не менее, и Моравия, и Силезия, будучи частями земель короны св. Вацлава, все же были самостоятельными провинциями с собственными национальными реалиями и политическим развитием, поэтому их история заслуживает специального рассмотрения.

Впрочем, название «земли Чешской короны» все же употребляется в тех случаях, когда речь идет о всех трех коронных землях.

Кроме того, бесспорен тот факт, что значительный процент немецкоязычного населения Центральной Европы вообще и Богемии в частности составляли евреи. Однако этот тезис трудно формализуем - так как австрийские переписи того времени содержали лишь вопрос об обиходном языке, а не о национальности как таковой. В связи с этим невозможно точно ответить на вопрос о том, насколько многочисленным был еврейский элемент в немецкоязычном сообществе Чешских земель. В контексте нашего исследования это представляется возможным допущением: евреи охотно адаптировались в немецких кругах, и возможность их присутствия не оказывает значительного влияния на круг рассматриваемых здесь проблем.

Во-вторых, стоит остановиться на нескольких названиях, которые употребляются в связи с немецкими политическими партиями. Как правило, правящим консерваторам и в источниках, и в литературе противопоставляются немецкие «либералы», хотя содержание этого термина соответствует современному его пониманию лишь отчасти. Разумеется, центральноевропейский либерализм разделял классические либеральные ценности и использовал соответствующую риторику: личностные свободы, участие индивидуума в местном и государственном управлении, приверженность конституционным ценностям, вера в государство как гарант прогресса.

В то же время австронемецкому либерализму второй половины XIX в. были свойственны и некоторые специфические черты. Ключевой из них была безусловная поддержка централизаторской идеи как основополагающего фактора благоденствия империи и лояльность режиму в целом. Этот подход лег в основу всех австронемецких концепций государственно-политического развития и находился в непримиримом противоречии с федералистскими идеями не-немецких народов Австро-Венгрии. Кроме того, австрийский либерализм был в значительной мере элитарным течением: многие его приверженцы происходили из знатных или состоятельных семей^[10].

В публицистике и других аутентичных источниках либералы также называются «левыми». Этот термин, безусловно, вводит в определенное заблуждение. Немецкие политики не были «левыми» в современном понимании этого слова. Это наименование следует, скорее, толковать в духе лексикона Французской революции и первой половины XIX века. Тогда «левыми» назывались объединения, с различной степенью радикальности выступавшие против текущей политики и поддерживавшие либеральные по сути ценности - политические свободы, свободу предпринимательства и пр. Разумеется, ничего общего с социал-демократией или, тем более, коммунизмом термин в этом толковании не имел. Несмотря на то, что на политической сцене уже начали появляться левые в современном понимании силы, такие названия, как «liberale Linke», «Vereinigte Linke», «Vereinigte Deutsche Linke» на исходе XIX века оставались прочно закреплены в политическом лексиконе. В связи с этим наиболее уместен их прямой перевод.

Обзор использованных источников

Источниковой базой исследования стали документы и публикации, собранные, главным образом, в архивах и библиотеках Вены и Праги. Весь их массив можно разделить на несколько групп в соответствии с происхождением. Это архивные материалы, пресса, источники личного происхождения, публикации официальных документов, публицистика.

Корпус архивных источников составили фонды трех архивов: Австрийского государственного архива, Национального архива Чешской республики и Архива Праги. Чрезвычайно ценным для раскрытия проблематики работы стал фонд «Наследие Пленера» ^[11] , хранящийся в Австрийском государственном архиве. Фонд содержит разнообразные документы, собранные самим политиком в течение жизни. Значение этой подборки кроется в той роли, которую этот деятель играл как в немецколиберальном лагере, так и в богемской политике. Все ключевые проекты и дискуссии 1880-90-х гг. в этих сферах если не проходили при его непосредственном участии, то, во всяком случае, неизбывно вызывали его интерес. Таким образом, в личном архиве Пленера оказались собраны материалы высокого информативного уровня.

Во-первых, это документы, связанные с внутренним развитием Конституционной партии и наследовавших ей политических образований. Их лидером политик был на протяжении почти всего рассматриваемого в работе периода. Среди них - проекты программ либеральных фракций, отчеты о прошедших парламентских сессиях, статьи и очерки членов партии, проливающие свет на внутренние дискуссии о тактике либералов. Все эти документы позволили в деталях рассмотреть трансформацию либерального лагеря на протяжении консервативной эры.

Во-вторых, Пленер активно участвовал и в разработке немецкой концепции переустройства Богемии по национальному принципу, поэтому его архив содержит также массу черновиков, проектов, публикаций, стенограмм заседаний комиссий сейма, посвященных богемской проблеме. Все эти источники легли в основу второй части диссертационной работы и позволили решить соответствующие исследовательские задачи. К сожалению, фонд Пленера систематизированы лишь условно (есть несостыковки в описях и фактическом содержании картонов). Это обстоятельство заставляет предполагать, что изученные документы могут быть дополнены и другими материалами.

При разработке проблематики, вынесенной в третью часть диссертационного сочинения, сыграли значительную роль чешские архивы. Во-первых, речь идет о фонде президиума наместничества Богемии ^[12], хранящемся в Национальном архиве ЧР. Наместничество подчинялось австрийскому министерству внутренних дел и было ответственно за, по сути, большинство сфер официальной жизни Богемии. В его полномочия входил самый широкий спектр проблем - от образования и науки до сельского хозяйства. Кроме того, наместничество исполняло и полицейские функции, к числу которых принадлежал и контроль за общественной жизнью провинции. Ее важной частью были добровольные союзы и организации, многие из которых в рассматриваемый период стали действенным механизмом конструирования и поддержания национальных сообществ на территории империи. Все учреждавшиеся союзы находились под наблюдением провинциального наместничества. Таким образом, его фонд содержит колоссальную подборку материалов как официального, так и неофициального характера, посвященных деятельности существовавших в Богемии объединений, существенная часть которых объединяла людей именно по национальному (впрочем, в числе других) признаку.

В собрание фонда входят программы, отчеты, стенограммы заседаний исполнительных комитетов таких союзов, материалы прессы. К сожалению, они довольно плохо систематизированы. Документы разбиты по хронологическому принципу на блоки, охватывающие целое десятилетие вне зависимости от тематики самих материалов. По этой причине нельзя сказать, что фонд предоставляет исчерпывающее собрание источников по истории того или иного отдельного общества. Репрезентативными оказываются лишь подборки, посвященные наиболее крупным из них (например,

Гимнастическому и Школьному союзам, Союзу Богемского леса, Союзу немцев Богемии). Тем не менее, даже отдельные свидетельства о работе более мелких обществ позволяют увидеть палитру общественной жизни богемских немцев во всем ее многообразии и тем самым дополнить картину, сформированную источниками о деятельности крупных обществ. Таким образом, на основании материалов этого фонда появилась возможность составить достаточно полное представление о специфике немецкобогемских союзов, рассмотреть идеологическую подоплеку их деятельности и оценить их роль в жизни немецкого сообщества Богемии. Все это позволило выполнить задачи, поставленные в третьей главе исследования.

Вышесказанное справедливо также и для проработанного нами фонда Немецкого клуба в Праге^[13]. Этот фонд, переданный в архив в 1945 г. - всего через два года после того, как прекратил существование сам союз, отличается от двух вышеописанных подборок достаточно скрупулезной систематизацией материалов. Документы, охватывающие почти целый век (1862-1943 гг., то есть весь период существования клуба), разделены тематически на блоки, отражающие ту или иную сторону деятельности организации. Среди них - материалы, касающиеся общих собраний членов клуба, документы его президиума, картотеки членов и сотрудников организации и документы о членстве и трудоустройстве в союзе, входящая и исходящая корреспонденция, ежегодные бюджеты, информация о строительстве и эксплуатации здании клуба. Для исследования весьма полезным оказался блок источников, свидетельствующих об основных направлениях работы этого союза. В первую очередь, это его статуты, протоколы заседаний и годовые итоговые отчеты, корреспонденция и те документы, которые позволяют получить представление о хозяйственной стороне работы этой организации. Все это позволило восстановить весь комплекс инициатив Немецкого клуба в жизни немецкого сообщества как Праги, так и Богемии в целом. Во-вторых, детальное изучение этих сведений позволило сделать выводы о роли этого союза в разветвленной системе немецких добровольных обществ. Кроме того, удалось проанализировать конкретные шаги, направленные на консолидацию столичной немецкой диаспоры и немецкого движения Богемии в целом.

В целом, значение архивных фондов для этого исследования крайне велико: содержащиеся в них документы зачастую оказываются

действительно уникальными свидетельствами того или иного события. Благодаря доступу к ним были обнаружены нехарактерные для многих других источников частности. Тем не менее, как уже было сказано выше, материалы архивов не могут похвастаться безусловной репрезентативностью - это связано как со спецификой возникновения фондов, так и с особенностями их обработки и хранения. Кроме того, изучение архивных источников требует глубокого предварительного знакомства с контекстом эпохи и ее событийной канвой. На этом этапе были привлечены другие группы источников, и, в первую очередь, пресса.

Так, были изучены подшивки трех австрийских периодических изданий - пражских «Bohemia» и «Prager Tagblatt» (далее - «PT») и венской «Neue Freie

Presse» (далее - «NFP»)^[14]. Самой известной из перечисленных и, пожалуй, в чем-то одиозной была газета «Neue Freie Presse», и поныне выходящая в Австрии под названием «Die Presse». Именно под этим именем она начала выходить в 1848 г., взяв за образец французские газеты того же периода. В 1864 году в ходе конфликта внутри «старой» «Presse» ее редакторы Михаэль Этьен и Макс Фридлэндер покинули издание и заявили о создании нового органа печати, получившего название «Новой свободной прессы». Действительно, эта газета вскоре заняла лидирующие позиции среди периодических изданий австрийской части монархии, тогда как «Die Presse», сохранив часть авторов, просуществовала до 1896 г. в довольно заштатном статусе. Что касается «NFP», в последние десятилетия XIX века ключевыми фигурами в ее редакции стали Мориц Бенедикт и Эдуард Бахер - оба, к слову, были выходцами из Чешских земель. Число пишущих для газеты журналистов порой превосходило 500 человек, и в их числе были, например, Гуго фон Гофмансталь и Стефан Цвейг. «Neue Freie Presse» оставалась крупным изданием и в межвоенной Австрии и была закрыта лишь в 1939 году.

«NFP» выходила дважды в день в виде утреннего издания и короткого вечернего, содержавших 15-16 и 4-5 страниц соответственно. В поле зрения журналистов газеты попадали как всевозможные события внутренней жизни Австро-Венгрии, так и мировые новости. Основным фокусом издания была политика и общественная жизнь в самом широком понимании. Его ежедневный формат оставлял немного места серьезной аналитике, заставляя авторов посвящать максимум времени освещению последних новостей. Аудиторией газеты была, в первую очередь, либеральная буржуазия и либерально ориентированный средний класс. Следует подчеркнуть, что «NFP» была важной опорой немецколиберального движения: суждения ее авторов обнаруживают заметную предвзятость и лояльность именно упомянутому лагерю. Служила газета и своего рода рупором либералов - на ее страницах периодически публиковались статьи отдельных немецколиберальных политиков, желавших публично высказать свое мнение по тому или иному вопросу. Это принципиально отличает «Neue Freie Presse» от других использованных в работе изданий - при прочих равных именно она рассматривалась как ведущая трибуна австрийского либерализма.

Немецкоязычная газета «Bohemia» выходила в Праге с 1828 по 1938 г. В первое десятилетие существования она была приложением к «Prager Zeitung», с 1918 года издавалась как «Deutsche Zeitung Bohemia». Издателем газеты в 1879-1919 гг. был Андреас Хаазе. Как и в случае с «Neue Freie Presse», в числе ее журналистов были впоследствии прославившиеся как писатели «пражского круга» Эгон Эрвин Киш и Иоганнес Урцидиль. Газета печаталась ежедневно и содержала 8 страниц, организованных по типичному для периодики того периода принципу - 2-3 крупных материала из внутренней и международной политики на первых полосах и короткие заметки на оставшихся.

Ежедневник «Prager Tagblatt» выходил в богемской столице в 1876-1939 гг. в формате утреннего и вечернего выпуска и нерегулярных тематических приложений. Издателем газеты был выходец из Гейдельберга Генрих Мерси, главным редактором - Юлиус Гундлинг. В разное время с изданием сотрудничали Йозеф Рот, Франц Кафка и Макс Брод. В конце жизни он издал роман «Prager Tagblatt», посвященный своей работе в редакции. Несмотря на то, что к моменту появления ежедневника в Богемии уже существовало немало периодических изданий, он быстро стал одним из наиболее популярных благодаря необычному формату материалов. По сути это были привычные читателю обзоры политической и общественной жизни страны и мира (в основном, конечно, Европы), однако написанные в чуть ироничном ключе. Нужно оговориться, что «PT» ни в коем случае не был юмористическим журналом: речь шла лишь о стиле подачи материала, по содержанию ничуть не менее серьезного, чем у коллег по цеху. В начале XX века и особенно в межвоенное время газета действительно стала печатать больше фельетонов, эпиграмм и прочих сатирических заметок, однако в конце XIX века это было редкостью.

Между двумя богемскими газетами можно обнаружить немало общих черт. Большинство из них объясняются похожими форматом и аудиторией. Оба ежедневника, как правило, публиковали последние новости в довольно описательной манере. В отличие от венской «NFP», они уделяли большое внимание богемским сюжетам; и тот, и другой, происходили из и издавались для немецкоязычного населения провинции. Этим логично обуславливался «богемский патриотизм» в оценочных суждениях авторов этих изданий. Тем не менее, в оттенках этих суждений прослеживаются и различия. Если «Bohemia» двигалась по пути немецконациональной идеологии (как уже было сказано выше, будучи в конце концов переименована в «Deutsche Zeitung» - «Немецкую газету»), то «PT» были свойственны скорее либерально-демократические ценности. Ее отличало настороженное отношение к Германской империи и лояльность к Австрии.

Таким образом, в нашем распоряжении оказались три взаимодополняющих издания: «Neue Freie Presse» заслужила внимания как наиболее авторитетный немецколиберальный печатный орган, две богемские газеты позволили заострить внимание на локальных сюжетах. Ценность периодической печати для данного исследования заключается в возможности отследить наиболее важные сюжеты с необычайной подробностью - ежедневные издания позволяют это сделать с точностью до дня. Показательным примером в этом контексте становятся съезды немецких депутатов Богемии. Именно на страницах газет их ход, как правило, описывается во всех деталях, тогда как другие источники (например, мемуары), описывая их по прошествии времени, лишь пунктирно выделяют ключевые аспекты. Кроме того, печать позволяет отследить сиюминутную реакцию общественности на те или иные события, которая также может отличаться от формулируемых постфактум оценок, особенно от непосредственных участников.

Кроме традиционной периодической печати, в научный оборот были введены и материалы австрийских сатирических изданий. Они стали ценным источником при попытке реконструировать стереотипы, сложившиеся в обществе по отношению к богемскому вопросу. Речь идет о журналах «Figaro» ^[15] и «Humoristicke listy» ^[16] . Подзаголовки обоих изданий представляют их как политико-сатирическую прессу. Источником для освещения немецкого взгляда стал либеральный журнал «Figaro» («Figaro. Humoristisches Wochenblatt»), выходивший в Вене в издательстве Карла Зиттера. С 1884 г., после смерти основателя, его редактором стал Людвиг Анценгрубер. Анализ тех стереотипов и образов, которые транслировались широкому кругу читателей со страниц этого журнала, был дополнен материалами чешского еженедельника «Humoristicke Listy». Это издание выходило еженедельно с 1858 по 1941 гг. Его создателем, первым редактором и автором был Йозеф Вилимек, основатель издательского дома, получившего его имя.

Структура изданий обнаруживает множество сходств, несмотря на небольшое превосходство чешского журнала в объеме (порядка 10 страниц, тогда как в «Figaro» - 8). Оба были разделены на текстовую и иллюстративную части. Их содержание, как правило, отличается некоторой бессистемностью. И в том, и в другом журнале есть ряд постоянных рубрик очень общей тематики (например, новости внутренней или внешней политики), внутри которых по большей части публиковались отдельные афоризмы или эпиграммы. Кроме того, отдельным и крайне любопытным источником стали карикатуры.

Оба журнала (как и вся другая периодика в империи) находились под постоянным присмотром цензуры. В номерах нередко встречаются не допущенные к печати рубрики, оставленные пустыми, извинения редакции за это. Многие номера «Figaro» выходили с пометкой «Повторное издание после изъятия». Нельзя, однако, сказать, что на страницах журналов действительно часто мелькала откровенная крамола. Оба издания были скорее сатирическими, нежели политическими, и их авторы отнюдь не были склонны даже к объективной оценке событий, не говоря уже об аналитике. Очевидно, что первоочередной задачей для них было использование злободневных новостей в качестве основы для сюжетов. А их интерпретация учитывала настроения и - немаловажно - чувство юмора читателей.

Очевидна специфика сатиры как исторического источника, которая требует особенно критического подхода к его содержанию. Тем не менее, именно субъективность авторского подхода и ориентированность на массового читателя позволяют утверждать, что материалы выбранных журналов позволят раскрыть тему восприятия чешско-немецкого конфликта его современниками.

Несмотря на несомненную ценность прессы как источника, нельзя утверждать, что у нее нет своих недостатков. Так, в определенном контексте к их числу можно отнести и уже упомянутую сиюминутность. Помимо этого, материалы прессы предоставляют исследователю взгляд «снаружи», тогда как специфика, в частности, политической истории зачастую оказывается такова, что для формирования полноценной картины особенно необходим и взгляд «изнутри».

Этот пробел позволяют восполнить источники личного происхождения. Так, картину внутрипартийной жизни либерального лагеря дополняет переписка немецких деятелей, опубликованная австрийским историком

Паулем Молишем в 1934 году^[17]. Содержание этого сборника составляют избранные письма из архивов лидеров немецкой политики второй половины XIX века. Определение «немецкая» в данном случае следует понимать в максимально широком контексте. Речь идет не только о сторонниках национально ориентированных партий, но и о политически активной австрийской знати, зачастую не ассоциировавшей себя с немецколиберальным движением. Впрочем, тем любопытнее отследить их свидетельства, зачастую проливающие свет на околоправительственное закулисье.

Корреспонденция разделена издателем на самостоятельные блоки по проблемно-хронологическому принципу. Наиболее значимыми оказались два: «Под железным кольцом», принадлежащие эпохе правления премьера Тааффе, и «О немецко-чешских соглашениях 1890 г.», посвященные истории венских переговоров 1890 г., ставших кульминационным моментом в попытках выработать чешско-немецкий «Ausgleich». Основное содержание собранных писем - это кулуарные обсуждения текущей политики: как высшего уровня, то есть законодательных и прочих инициатив правительства, так и сугубо партийных дел. В поле внимания адресатов - выборы, съезды, тактика немецких объединений в целом. Ценность этого материала состоит в том, что он позволил получить представление о ситуации внутри немецкого лагеря. Кроме того, появилась возможность осветить ряд дискуссий, которые не были вынесены на публику в силу того, что вызвали серьезные противоречия во мнениях политиков.

Похожим образом можно оценить другой важный для нашего исследования источник - мемуары уже упомянутого Эрнста фон Пленера. Они вышли в трехтомном издании в 1911-1921 гг. К данной работе были привлечены два из них: второй том^[18], в который вошли воспоминания о 1873- 1891 гг., и третий^[19], посвященный деятельности Пленера в 1891-1918 гг. В эпоху Тааффе политик был депутатом нижней палаты рейхсрата и богемского ландтага, поэтому многие аспекты внутренней политики описаны им со всей кропотливостью и дотошностью. Именно в этом заключается большая ценность мемуаров Пленера - они позволяют крайне подробно восстановить последовательность многих событий, применительно к некоторым сюжетам - буквально до дня. Кроме того, в силу собственных интересов Пленер фокусируется именно на немецкой политике как на уровне всей Цислейтании, так и в богемских землях. Такой подход делает работу с его мемуарами весьма эффективной. Разумеется, его труду, как и любой другой автобиографии, свойственны все традиционные для этого жанра минусы - пристрастность, субъективность, невооруженным глазом заметное желание выставить себя и свои достижения в более выгодном свете. Все это заставляет исследователя аккуратнее обходиться с его оценками, воспринимая их не как беспрекословную данность, а как своеобразный пласт информации о самом авторе и его сторонниках. Надо, впрочем, отметить, что, работая над мемуарами по завершению политической карьеры и по прошествии двух десятилетий после описываемых событий, автор склонен корректировать оценки многих собственных поступков, зачастую признавая их недальновидность или изначальную предвзятость, тем самым дополняя спектр мнений по тому или иному вопросу.

C именем Пленера связан еще один использованный в данном исследовании источник. Это опубликованные в 1886 г. речи политика^[20], произнесенные в богемском ландатаге в ходе сессии 1885-1886 гг. Тогда на повестке дня был резонансный проект по разделению провинции на замкнутые национальные округа. В этих выступлениях была

сформулирована позиция немецких политиков по вопросу о механизме решения богемского вопроса. Идея о разграничении Богемии по национальному признаку стала с того момента ключевой концепцией для богемских немцев, которые продолжали опираться на нее вплоть до распада империи. Подробное рассмотрение перипетий этого обсуждения стало одной из центральных задач второй части исследования. Оно основано, в первую очередь, на материалах дискуссий в сейме.

Помимо собственно дебатов, немецкая позиция по вопросу о разделении округов освещалась также и в публицистике. В связи с этим были рассмотрены две брошюры авторства Эдуарда Хербста^[21] - вышедший анонимно очерк «К языковому и национальному вопросу в Богемии. Написано одним из немецкобогемских депутатов»^[22] и более поздняя и основательная по содержанию брошюра «Немецкая языковая область в Богемии»^[23]. На основании данных статистики о численности населения в разных регионах Богемии автор попытался доказать, что ряд ее областей на деле оказываются моноэтничными (немецкими) даже в большей степени, чем регионы «традиционно» немецкой Нижней Австрии. В целом, все принципиальные расчеты были изложены Хербстом в первой брошюре, увидевшей свет в 1883.

Вторая публикация повторяет тезисы первой, лишь дополнив их более детальными цифрами. Автор рассчитывает соотношение населения на спорных землях вплоть до самых мелких территориальных единиц. Выпущенная в 1887 г., то есть уже после публичного обсуждения этой концепции, она была призвана подытожить изыскания политиков и напомнить общественности о той статистической подоплеке, которая легла в основу идеи о выделении замкнутых округов. Эти брошюры стали базовым этапом в разработке той идеи, которая была в полной мере концептуализирована в ходе дискуссий 1885-1886 гг. в сейме.

Публицистика послужила источником также и для разработки проблематики третьей части исследования, посвященной немецким добровольным союзам и обществам. Их члены нередко пользовались возможностью популяризовать свою деятельность путем публикации очерков и брошюр, посвященных тому или иному объединению. Некоторые из них носили не сиюминутный характер описания текущих дел, а обобщали определенный этап деятельности организации или повествовали о ее истории. Были изучены два таких источника.

Первый - это сочинение Антона Киманна «Первые сорок лет Немецкого клуба в Праге. 1862-1902»^[24], выпущенное издательством Андреаса Хаазе, редактора газеты «Bohemia». Киманн был членом Немецкого клуба, пражским адвокатом и в целом далеким от политики человеком. Цель его очерка, согласно авторскому предисловию, заключалась не в создании официальной «биографии» союза, а в написании памятного труда, который был бы любопытен, в первую очередь, участникам и сочувствующим деятельности этого объединения. Действительно, повествование носит в большой степени пристрастный характер. Однако его ценность для исследования заключается в весьма подробном описании как формальной (организационные, хозяйственные аспекты), так и содержательной сторон деятельности клуба. Автор пытается свести воедино как внутриклубную риторику относительно его места в общественной жизни Праги, так и отзывы современников о нем. Следует учитывать и дату публикации очерка - 1902 год, когда деятельность Немецкого клуба была еще в самом разгаре. Характер сочинения показывает, какое представление о клубе его члены хотели транслировать немецкому сообществу Праги.

Аналогичным образом можно охарактеризовать издание «Немецкий школьный союз. 1880-1905», написанное Августом Вотавой^[25]. Этот очерк появился по заказу руководства союза к его 25-летию и также был призван поддержать имидж этого объединения в общественном мнении. Определенная предвзятость автора, впрочем, не умаляет ценности фактического материала сочинения. В нем подробно описана история основания клуба, направления его работы, отношения с политическими партиями и деятельность в отдельных регионах Австрии. Такой источник оказался тем более ценным, что ввиду разветвленности региональной сети школьного союза в распоряжении исследователей нет такого компактного и полного архивного фонда, как в случае пражского Немецкого клуба. Таким образом, эта работа дополнила в известной мере разрозненные архивные документы фонда богемского наместничества. Помимо этого, в силу своей нацеленности «вовне» очерк Вотавы, как и работа Киманна, позволяет оценить публичную риторику изучаемого объединения, в частности, понять, насколько радикальными были национальные лозунги союза.

Наконец, последнюю большую группу источников составили официальные документы. Во-первых, речь идет о сборнике «Программы австрийских партий» под редакцией Карла Берхтольда^[26]. В этой публикации собраны документы за период с 1868 по 1966 гг. Автор делит свою подборку на две части, границей между которыми становится 1918 год и образование Австрийской республики. Программы сгруппированы согласно их происхождению из того или иного политического лагеря, краткий очерк истории каждого из которых предваряет сам сборник. В первый период австрийский партийный спектр, в видении Берхтольда, был представлен тремя силами - социалистическим, христианско-консервативным и немецконациональным лагерями. Любопытно, что либералы были представлены именно своим правым крылом, а более умеренный центр оказался вне поля зрения автора. Надо, впрочем, отметить, что в рассматриваемый период внутри него не было создано столь одиозных программных документов, как это было в случае националистического направления. Именно оно находилось в активном поиске программных концепций. Установки же умеренной части либерального лагеря, как правило, концептуализировались в форме отчетов и воззваний по итогам либо в преддверии очередного парламентского цикла (эти документы, как уже было сказано, находятся в венских архивных фондах).

Во-вторых, к исследованию был привлечен сборник «Политические программы чешских национальных партий» ^[27] , составленный Павлом Цыбулкой. В нем опубликованы два важных документа, использованных при выяснении характера трансформации подходов к богемскому вопросу: меморандум чешских депутатов рейхсрата 1879 г. (аналогичный немецкий документ появился на страницах еженедельника «Prager Tagblatt») и протокол венских переговоров 1890 г.

Кроме того, оказалась полезной и публикация «Австрийское право в отношении языков»^[28]. В ней представлены тексты австрийских законов, регулировавших языковой вопрос, в частности, распоряжений Штремайера 1880 г., распоряжение Пражака 1886 г., и другие.

Наконец, были изучены протоколы австрийского рейхсрата и богемского сейма^[29]. Эти документы хорошо изучены и полноценно введены в научный оборот, поэтому в данном исследовании они были привлечены, скорее, в качестве дополнения, тогда как упор был сделан на описанные выше материалы.

Таким образом, в работе были использованы источники различного происхождения. Ценность каждого из них, главным образом, проявляется именно в совокупности всего массива. Своеобразие отдельных групп (мозаичность иных архивных фондов, пристрастность источников личного происхождения, сиюминутность материалов прессы, и так далее) компенсируется их перекрестным анализом. Стало быть, каждая из сформулированных во введении основных проблем исследования оказалась обеспечена массивом источников, важных для раскрытия конкретных сюжетов. Ряд материалов (пресса, мемуары) стал универсальным для всех рассмотренных тем.

Обзор использованной литературы

Попытки осмысления истории богемских немцев конца XIX века были предприняты еще ее современниками на закате Австро-Венгерской империи. Они были продолжены и историками межвоенного периода. Эти исследования формируют первый и особый этап изучения истории богемских немцев. Во многом он был ознаменован тем, что чешско-немецкое сосуществование продолжалось и в Чехословацкой республике, поэтому труды по его истории едва ли могли иметь полностью нейтральный характер. Это обусловливает заметный контраст историографии первой и второй половины XX века. В связи с этим весь массив литературы уместно разделить на две большие группы, внутри которых, конечно, также выделяются отдельные течения. Особняком в этом обзоре стоит советская и российская историография, в которой большинство немецкобогемских сюжетов на данный момент остаются пробелами.

Зарубежная историография первой половины XX века

Как уже отмечалось, первые попытки историков проанализировать развитие чешско-немецких взаимоотношений пришлись на последние годы существования Австро-Венгрии. Эта тема закрепилась как в чешско-, так и немецкоязычной историографии. Исследования рубежа веков фокусировались, прежде всего, на проблематике языковых законопроектов и права использовать национальные языки в сферах образования, делопроизводства, государственного управления. Чешская историография этого периода представлена, например, работами Йозефа Капраса («К вопросу о чешском языке в учреждениях»^[30], «Обзор развития чешского языкового вопроса» ^[31] ), Йозефа Герольда («О чешском языке в учреждениях»^[32]), Антонина Богача («О чешском вопросе как проблеме меньшинства»^[33]). Эти исследования носят в большей степени позитивистскоописательный характер и, конечно, ярко обнаруживают национальную принадлежность их авторов, доказывающих полноправность чешских претензий на полноценное использование собственного языка.

Столь же выразительным представителем немецкобогемской историографии этого периода был Альфред Бахманн, автор обобщающего труда по истории Богемии^[34]. В этой работе он полемизировал с чешскими оппонентами, выступая против идеи равноправия чехов и немцев. Истоки чешского национализма, по мнению историка, лежали еще в событиях гуситского периода. Бахманн также обращался к языковой проблематике и вопросам чешско-немецкого сосуществования (этому аспекту посвящена, например, его работа «Введение немецкого языка как внутреннего языка учреждений Богемии»^[35]).

В то же время, историография этого периода была ознаменована не только полемикой по животрепещущим вопросам, но и первыми обобщающими трудами. Они выходили из-под пера как чешских, так и немецкоязычных исследователей.

Так, в 1907 г. увидел свет труд историка и журналиста Рихарда Хармаца «Немецко-австрийская политика» ^[36] . Спустя пять лет он был дополнен монографией «Внутриполитическая история Австрии с 1848 по 1907 гг.», один из томов которой был посвящен межнациональной борьбе^[37]. Хармац принадлежал к немецконациональным венским кругам, а с 1922 г. стал редактором «Neue Freie Presse». Хармац мало внимания уделяет локальным сюжетам. В центре его работ оказывается политическая история Австрии (в том числе, современная ему) с особенным акцентом на роль немецконациональных сил. Не выдвигая оригинальных аналитических

концепций, автор, тем не менее, описывает событийную канву эпохи во всевозможных подробностях, которые, напротив, опускают многие его последователи. Историю Австрии конца века автор рассматривает как историю соперничества либеральных сил с клерикально-консервативными, с одной стороны, и с массовыми партиями - с другой. Неудача и в том, и в другом случае, по мнению Хармаца, кроется в самом характере австрийского либерального лагеря - чересчур умеренного в своей политике, оглядывающегося на власть, и, в конечном итоге, стагнирующего. Такая точка зрения очевидно обусловлена политическими симпатиями исследователя к более радикальным силам. Тем же объясняется и обилие риторических пассажей об особом предназначении германской идеи и прочих вещах, характерных скорее для националистически ориентированной публицистики того времени.

Чешская историография того времени также пополнилась обобщающим трудом, закрепившим определенные вехи и подходы к истории Чешских земель в составе монархии Габсбургов. Речь идет о многотомнике «Чешская политика» ^[38] , созданном при участии ведущих чешских интеллектуалов предвоенного времени. В их числе были Т. Г. Масарик, К. Крамарж, Л. Нидерле, Й. Новотны, З. Тоболка. Эта работа освещает практически все сферы жизни страны с акцентом на Богемию, Моравию и Силезию. В поле зрения авторов попадают и межнациональные отношения, которые, впрочем, сводятся практически исключительно к языковому вопросу. В рамках такой концепции основным вехами чешско-немецкого конфликта в консервативную эпоху становятся попытки урегулировать использование немецкого и чешского языков - языковые распоряжения 1880 и 1886 гг., реформа Пражского университета, Венские Пунктации 1890 г., реформа Бадени, и так далее. Надо отметить, что эти отправные точки станут общим местом в историографии богемского вопроса (будучи взяты на вооружение и в данном исследовании). Подобно тому, как немецкие исследователи склонны к апологетике немецких политических сил, чешские авторы также характеризуют деятельность чешских фракций в положительном ключе, трактуя, например, саботаж Пунктаций со стороны младочехов как дальновидный шаг.

Первые годы после распада Австро-Венгерской империи были ознаменованы появлением узкоспециальных работ, посвященных

богемскому вопросу накануне и в ходе Первой мировой войны. Фундаментальные обобщающие труды увидели свет в начале 20-х годов. Говоря о чешской историографии того периода, следует назвать работы Камила Крофты («Развитие чешского национального самосознания» ^[39]), Карла Гоха («Зарождение немецкого национализма» ^[40] ), Яна Капраса («Чешское государство в его историческом развитии...»^[41]).

В стане немецкоязычных чехословацких историков оформилась группа исследователей, ведущим среди которых был брненский ученый Бертольд Бретгольц, автор «Истории Богемии и Моравии»^[42]. В своих взглядах на решение чешско-немецкого вопроса историк отталкивался от представления о том, что претензии чехов на статус автохтонного населения Чешских земель безосновательны, так как германские племена населяли эту территорию еще до прихода славян, и остатки этого населения слились с немцами, появившимися в Чешском королевстве в ходе колонизации XIII в. В полемику с Бретгольцем вступили такие видные чешские исследователи, как Камил Крофта, Йозеф Пекарж, Эммануил Радл^[43].

В начале 30-х гг. к числу единомышленников Бретгольца примкнул Йозеф Пфицнер, отстаивавший идею о том, что вся история богемских немцев - это непрерывный процесс их «чехизации», а идеи немецкого национализма - логичный результат сосуществования в таких условиях. С чешской стороны эту дискуссию продолжали уже упомянутые выше историки. Так, из-под пера Крофты вышел труд «Национальное развитие чехословацких земель»^{[44] [45], Капрас издал обобщающую работу «Чехи и немцы}

45

в чешском государстве».

Говоря о фундаментальных работах чешской историографии того периода, необходимо отметить труд чешского историка Зденека Тоболки. Третий том его монографии «Политическая история чехословацкого народа»^[46] посвящен последней трети XIX столетия. Он увидел свет в 1934 г. и характеризует период активной политики чехов в Цислейтании. Их деятельность Тоболка оценивает как шаг, в значительной степени подготовивший «лучшее будущее чехословацкого народа». Этапы внутри периода он выделяет в соответствии с развитием активности чехов в рейхсрате (вхождение в парламент, первые мероприятия, распоряжения Штремайера, разделение университета и т.д.). Историк высоко оценивал успехи чехов в разрешении языкового вопроса, и, в частности, считал языковые постановления 1880 г. значительным шагом вперед в этом направлении. Здесь проявляется черта, характерная как для предшествующих попыток осмысления австро-венгерского периода, так и для последующих работ чешских историков - рассмотрение этой эпохи через призму национальной политики своего народа. Подобные работы, впрочем, вносят свой вклад в историографию богемского вопроса в целом и истории богемских немцев в частности, так как действия чехов и немцев были в значительной мере взаимосвязаны.

Разработка общих проблем немецкой политики продолжалась и со стороны австрийских историков. Так, Пауль Молиш, в начале 1920-х гг. активно исследовавший отдельные сюжеты цислейтанской истории (как, например, история немецких высших школ, судьба языковых указов Бадени, немецкий либерализм в правление Шмерлинга), в 1926 г. выпустил книгу «История немецко-национального движения в Австрии»^[47]. Молиш крайне подробно с точки зрения фактологии рассматривает внутреннюю трансформацию националистического крыла немецколиберального лагеря, уделяя особое внимание крайне радикальной его части, возглавляемой Георгом Шёнерером. История богемских немцев не рассматривается автором как самостоятельный сюжет, а описывается в рамках внутриполитического развития Цислейтании. Работе Молиша свойственно обилие конкретики в ущерб обобщению материала, однако о его позиции недвусмысленно свидетельствует сама его риторика. Так, эпоху с 1879 г. он называет «эрой оборонительной войны немцев», что красноречиво иллюстрирует авторский взгляд на суть событий того времени.

Попытку концептуализировать проблематику богемского вопроса представляет собой работа Гарри Клепетаржа «Языковая борьба в Судетах»^[48]. Рассматривая традиционные вехи чешско-немецкого конфликта, автор, однако, не считает его безальтернативным. Он приводит примеры других многоязычных стран (например, Канады и Швейцарии), где национальный вопрос отнюдь не стоит так остро. Главную причину напряженности в Богемии историк видит в неосмотрительной политике властей, как австрийских, так и чехословацких, предпринимающих лишь конкретные разовые меры в попытках урегулировать языковой вопрос. По его мнению, основной закон государства (применительно к австровенгерской эпохе - Конституция 1867 г.) при этом ограничивался общими формулировками, возможность разночтения которых и порождала почву для конфликта.

Середина 30-х гг. по понятным причинам стала переломным моментом в развитии историографии богемского вопроса и немецкобогемской политики. Показательна судьба Пфицнера, открыто выразившего свои симпатии нацизму и выпустившего ряд работ по истории судетских немцев. В них проводилась идея об их неразрывной связи с немцами Германии. Кроме того, продолжались дискуссии последователей Бретгольца с историками-чехами, но и они вскоре были прерваны событиями конца 30-х годов.

Первая половина XX века была эпохой господства национальной историографии богемского вопроса. Однако в 40-е гг. была предпринята попытка обратиться к ней со стороны западноевропейского исследователя. Речь идет о сочинении Р. Сетон-Уотсона «История чехов и словаков»^[49], опубликованном в 1943 г. Несмотря на заглавие, период 1879-1893 гг. рассматривается автором именно как эпоха, прошедшая под эгидой чешсконемецких отношений. В этих рамках и описывается внутреннее развитие региона. Сетон-Уотсон, как и множество последовавших за ним историков, описывает ход общественно-политической жизни империи с особенным акцентом на деятельности чехов, активность которых, как правило, задавала тон и немецким оппонентам. 1880-е гг. в его оценке - период «яростной схватки народов», ни на один из которых, впрочем, нельзя возложить вину за разжигание межнациональных противоречий. С точки зрения политического развития, 80-е гг. историк называет временем дезориентации, за которым (в 1890-х гг.) последовала дезинтеграция. Любопытно, что исследователь дает невысокую оценку способностям и деятельности Эдуарда Тааффе, называя его самого недалеким, а его политику - непродуманной и случайной. «Серым кардиналом», стоявшим за спиной Тааффе, по мнению историка, был князь Гогенварт, с исчезновением поддержки которого пошатнулись и позиции премьера.

Нетрудно заметить, что для межвоенной историографии было характерно размежевание между чешскими исследователями и историками- немцами. О причинах этого уже говорилось - они кроются в необычайной злободневности чешско-немецкой проблематики в то время. Авторские подходы, в свою очередь, зависели от происхождения того или иного историка - им зачастую было свойственно пристальное внимание к соответствующему национальному лагерю, а порой и его апологетика. Попытки осмысления богемских сюжетов как комплексной проблематики носили лишь единичный характер.

Зарубежная историография второй половины XX века и

современности

Рассматривая историографию второй половины века и современности, однако, нет нужды прибегать к делению на национальные школы, потому что чешские, австрийские и немецкие исследователи активно сотрудничают друг с другом, и эти контакты зачастую находят воплощение в совместных монографиях и сборниках статей. Кроме того, австрийская проблематика все чаще фигурирует в работах исследователей из других стран.

Весь массив литературы можно разделить на несколько групп. Во- первых, вторая половина века была ознаменована созданием фундаментальных трудов по австрийской истории, в рамках которых произошло и теоретическое осмысление целого ряда проблем. Так, получила развитие тематика Австрии как многонационального государства, историю которого следует рассматривать именно с точки зрения хитросплетения национальных историй. Кроме того, самостоятельным сюжетом стал феномен австрийского либерализма.

Во-вторых, с 60-х гг. XX века для исследователей характерно рассмотрение истории Чешских земель в центральноевропейском контексте. С этой точки зрения, опиравшейся на мультикультурный подход, история Богемии переставала быть исключительно историей чехов, так как, в частности, немецкий (и еврейский) элемент был столь же важной составляющей населения земель короны св. Вацлава. Эта концептуальная перемена повлекла за собой возникновение множества работ по истории чешско-немецких взаимоотношений.

В-третьих, немецкобогемская проблематика получила развитие и как самостоятельный объект изучения, сначала в рамках трудов по истории отдельных немецкоязычных областей, а затем и в целом.

Наконец, в последние десятилетия был опубликован ряд исследований, рассматривающих богемские сюжеты с точки зрения истории ментальности как систему представлений и образов друг друга, приобретая тем самым черты междисциплинарного исследования, связанного также с психологией и - меньше - с социологией. Авторы подобных работ, как правило, подробно останавливаются на проблеме формирования идентичностей и проявлениях этого процесса в общественной и культурной жизни империи.

Говоря об исследованиях в рамках общеавстрийской истории, следует в первую очередь остановиться на многотомнике «Габсбургская монархия»^[50]. Его третий том, «Народы империи», с полным правом можно назвать фундаментальным исследованием, освещающим национальную историю всех крупных народов, входивших в состав Дунайской монархии. Во- первых, обращает на себя внимание подробнейшее освещение правовых аспектов борьбы отдельных национальностей за расширение привилегий, прежде всего - языковой проблемы. Авторами соответствующего раздела подробно проанализированы законодательные проекты, связанные с ее урегулированием. Кроме того, в монографии освещено положение немцев и чехов в империи. Раздел, посвященный немецкоязычному населению страны (написан Петром Урбаничем), опирается на традиционные трактовки и расставляет классические акценты на поражении немецких либералов (1879 г.), Линцской программе (1882 г.) и декретах Бадени (1897 г.). Надо заметить, однако, что в этой монографии проявляется тенденция, которая станет

характерной для многих общих работ по истории австрийского германства. Говоря о его политическом представительстве, автор уделяет несоразмерно много внимания радикально националистическому крылу, тогда как история либерального лагеря в целом (более многочисленного и на тот момент более влиятельного) оказывается лишь обозначена пунктирно. Историю

немецкоязычного населения отдельных провинций авторы не затрагивают. Применительно к Богемии в эру Тааффе в поле зрения автора попадают лишь языковые указы 1880 г. и венские переговоры 1890 г.

Этот труд интересен также заключительной статьей, обобщающей основные проблемы межнациональных отношений в Австро-Венгрии. Она принадлежит перу Роберта Канна - исследователя, с именем которого связан целый ряд ставших классическими трудов по истории Австрии как многонационального государства - «Национальные проблемы Габсбургской монархии»^[51]. Взаимоотношения национальностей в монархии Канн склонен рассматривать через призму истории права, уделяя большое внимание трансформации законодательства в национальной сфере, а также проектам по переустройству монархии. Период 1880-90-х гг. в истории Богемии исследователь, сообразно общему подходу, трактует с точки зрения борьбы за автономию провинции и признание чешского языка равным немецкому.

В отдельное направление исследований по австро-венгерской истории выделяются труды о феномене австрийского либерализма - того направления, в рамках которого главным образом развивалась политика богемских немцев. Одним из первых изучением этой проблемы занялся австрийский историк Георг Франц в работе «Немецколиберальное движение в монархии Габсбургов»^[52]. В этой монографии проявляется тенденция, свойственная многим последующим исследователям проблематики либерализма - основное внимание автора оказывается сфокусировано на эпохе 1860-70-х гг^[53]. Это неудивительно, ведь именно этот период оказался расцветом либерального течения, когда оно практически бессменно было главной опорой сменявших друг друга кабинетов (тоже по преимуществу либеральных). Последнее двадцатилетие XIX века оценивается как период кризиса, а затем и заката австрийского либерализма в его изначальном содержании. Принципиальной чертой этого направления на всем его пути, по мнению Франца, было отсутствие четкого организационного и программного единства - именно поэтому группа депутатов от Конституционной партии по факту постоянно дробилась на фракции согласно конъюнктуре момента. Основной формой представительства либералов в парламенте была не партия, но клуб или несколько таких объединений.

Франц также выделяет две основополагающие для либерализма XIX века идеологии - конституционализм и национализм. Эту мысль развил Альберт Фукс в книге «Идейные течения в Австрии. 1867-1918»^[54]. В качестве характерной особенности именно австронемецкого либерализма он выделяет уникальную комбинацию австрийского патриотизма и «осознанного германства» (bewuBtes Deutschtum). Причем под эгидой этих идей формировались не только внутри-, но и внешнеполитические концепции либералов. Исследователь также рассматривает немецкий национализм как отдельное течение (несмотря на то, что истоки его находились в либеральной среде). Водоразделом между этими двумя течениями, по его мнению, было соотношение двух перечисленных идей в системе ценностей. Если либералы ставили во главу угла государство, то националисты исповедовали примат национальной идеи над государственными интересами. Говоря о немецконациональной идее и ее распространении в общественном мнении, Фукс, впрочем, называет ее «неестественной и спровоцированной».

Исследование специфики австрийского либерализма продолжила совместная монография Кршиштофа Гласса и Барбары Серлот «Самосознание австрийского либерализма»^[55]. Эта работа, впрочем, обобщает историю политического течения вплоть до современности, что накладывает свой отпечаток на авторские трактовки. Так, конец XIX века охарактеризован как «эпоха зарождения праконфликта (Urkonflikt) австрийского

либерализма». Конфликт этот, по мнению исследователей, заключался в нетипичной для либерализма агрессивности по отношению к инаковости окружающих сил - в австрийском контексте речь идет, конечно, о ненемецких национальностях. Таким образом, националистическая специфика этого течения трактуется не как его характерная черта, но как источник как внутренних, так и внешних конфликтов.

Более частные аспекты проблематики разработаны в рамках отдельных статей. Так, в сборнике «Партийный спектр Австро-Венгрии»^[56] Фридрих Готтас сравнивает деятельность либеральных партий в австрийской и венгерской частях монархии. Причину столь раннего по сравнению с Транслейтанией ухода либералов с лидирующих позиций в политике он видит в более развитой социальной структуре Австрии и, как следствие, сравнительно ранней популярности массовых партий.

В том же сборнике опубликована статья венского историка Лотаря Хобельта «Немецконациональные и либеральные группировки в Цислейтании: от Объединенных левых к Национальному союзу». Эта проблематика продолжила разрабатываться автором в сочинении «Немецколиберальные партии Старой Австрии. 1882-1918»^[57]. В работе подробно описаны организационные трансформации внутри либерального лагеря, отправные точки которых, как правило, видятся в деятельности радикал ьного крыла (недаром нижней хронологической границей становится год издания радикальной Линцской программы). Впрочем, в отличие от

предшественников, 1880-1890-е гг. как период, когда ведущими в

либеральной политике были социально-экономические инициативы. «Смену парадигмы» на национальную, по его мнению, спровоцировали лишь указы Бадени 1897 г. и последовавший за этим кризис.

Как видно, общие проблемы австрийской истории разрабатываются почти исключительно в немецкоязычной историографии. Изучение немецкого партийного спектра в чешской литературе пока что ограничивается работами скорее справочно-информационного характера, как, например, вышедшая в 2005 г. коллективная монография «Политические партии. Развитие политических партий и течений в Чешских землях и Чехословакии»^[58]. В ней дается краткая характеристика немецких партий в Богемии (как и в Моравии и Силезии), однако она носит скорее обзорный характер. Фундаментальной работы в рамках этой проблематики у чешских историков пока не появилось.

Завершая обзор трудов, посвященных политической истории

Цислейтании, необходимо отметить работу англоязычного историка Уильяма Дженкса «Австрия в «Железном кольце»^[59], вышедшую в 1965 году. Она примечательна с нескольких сторон. Во-первых, тем, что не принадлежит перу немецкого или чешского историка. Хотя это не единственный подобный пример в данном обзоре, но все же такие случаи остаются скорее исключением, нежели правилом. Во-вторых, это единственная работа, которая посвящена истории именно 1879-1893 гг., эпохи Тааффе. В поле зрения автора попадает широкий спектр вопросов как внутренней, так и внешней политики. Характерной чертой его подхода становится рассмотрение большинства проблем через призму венского правительства и с точки зрения роли премьер-министра. В конечном итоге, именно он становится своего рода протагонистом всего исследования, в связи с чем любопытна авторская оценка его как политика. С одной стороны, Дженкс признает неоднозначность и некоторую аморфность деятельности главы кабинета, зависимого от внешних сил. С другой стороны, автор предполагает, что именно в этой аморфности и готовности оказывать уступки то одной, то другой группе (либералам или консерваторам, немцам или чехам) и заключалась своеобразная сильная сторона политики премьера, позволившая ему продержаться на ключевом посте 14 лет.

Трудом, в котором чешско-немецкие отношения оказались предметом исследования, а не просто одним из аспектов истории Чешских земель или Австро-Венгрии, стала монография Элизабет Вискерманн «Чехи и немцы: история борьбы в исторических провинциях Богемии и Моравии» ^[60] , увидевшая свет в 1967 г. В этом сочинении прослеживаются все основные тенденции традиционного подхода к освещению чешско-немецкого конфликта конца XIX века, значительная часть которых продолжает появляться и на страницах современных исследований по проблеме. Конфликт рассматривается в русле политической борьбы. Ее основными вехами становятся успехи или неудачи чехов в попытках добиться уравнения в правах с немецким населением империи. Вискерманн выделяет 1879-1893 гг. в самостоятельный этап в развитии борьбы между чехами и немцами, называя его «эрой Тааффе».

Двумя центральными сюжетами этого времени исследовательница называет проблему избирательного права и языковой вопрос, выделяя два аспекта последнего: административный и образовательный. Основной движущей силой в развитии языкового конфликта Вискерманн считает представителей среднего класса и мелкой буржуазии, которые стремились увидеть своих детей на государственной службе и оттого особенно остро воспринимали как проблему образования на национальных языках, так и вопрос их последующего применения. Наконец, катализатором развития этого конфликта, по мнению автора, была политика Тааффе, благодаря которой чехи впервые оказались в положении, позволяющем им вести борьбу на равных.

Она же стала причиной стремительного роста радикализма немецкой оппозиции, проявившегося в деятельности Георга фон Шёнерера. Ее значение, по мнению Вискерманн, гораздо существеннее, нежели могли предположить современники, так как в ней проявились такие тенденции, как экспансионизм и антисемитизм, намного пережившие империю. Роль радикального крыла оппозиции автор видит также и в том, что оно изолировало немцев австрийских провинций, сделав их своеобразным арбитром межнациональных трений в пределах ее границ.

Чешская историография этого вопроса, безусловно, представлена, в первую очередь, сочинениями пражского историка Яна Кршена. В своей монографии «Конфликтующие сообщества. Чехи и немцы. 1780-1918»^[61], вышедшей в 1990 г., он останавливается не только и не столько на отношениях чехов и немцев, сколько на положении каждой национальности на определенном историческом этапе и их отношениях с режимом. Так, применительно к эпохе Тааффе Кршен рассматривает отдельно деятельность старочехов, младочехов, реалистов, немецких политиков. Что касается развития межнациональных противоречий, то этот период, по мнению исследователя, связан с процессами национализации немецкого лагеря, а также «национальной войной», когда чешское и немецкое сообщества практически полностью обособились друг от друга. Автор утверждает также, что чехи всегда чувствовали свое приниженное положение по отношению к немцам, причиной которого было элементарное численное превосходство последних во властных структурах.

Новым важным этапом, по мнению автора, стали 1890-е гг., когда чехи поднялись на одну ступень с немцами. При этом чешско-немецкие отношения имели шанс как выйти на уровень компромисса равноправных национальностей, так и вступить в фазу обострения конфликта, что и произошло.

Одно из значительных исследований 90-х годов XX в., рассматривающее чешско-немецкую проблематику, - монография Йиржи Коржалки «Чехи в империи Габсбургов и в Европе. 1815-1918»^[62], увидевшая свет на чешском языке в 1996 г. Коржалка также рассматривает чешско-немецкие отношения в свете общественно-политического развития Дунайской монархии. Раздел, посвященный национальному вопросу, состоит из двух смысловых частей. В первой Коржалка (заметим - один из немногих авторов) останавливается на анализе понятий этнического меньшинства и большинства. На основании значительного объема статистических данных автор делает вывод о трех «пространствах» существования меньшинств: весь регион Центральной Европы, где, безусловно, большинством были немцы, а меньшинством - чехи; земли Чешской короны, где соотношение было обратным; и немецкие анклавы Богемии, где большинством были вновь немцы. В свете этих соотношений Коржалка анализирует проблему представительства той и другой национальности в местных учреждениях.

Говоря о немецком населении земель Чешской короны, автор утверждает, что в славянском окружении они могли рассчитывать лишь на положение такого меньшинства, с которым мирились постольку, поскольку оно готово было вести себя как «говорящие по-немецки чехи и мораване». Точно так же, как и чехов в рамках всей Цислейтании, немцев в Чешских землях это не устраивало. Именно поэтому малейший повод в виде потенциальных изменений в государственно-правовом положении

провинции переводил этот конфликт в активную фазу. Подобная ситуация и связанная с ней деятельность немецких политиков в вопросе разделения земель Чешской короны на чешскую и немецкую части видится автору исключительной: ни в одной другой двуязычной провинции Цислейтании (например, в Каринтии, Крайне, Силезии) немцы не чувствовали угрозы своему статусу политического лидера. Кроме того, в контексте национального вопроса автор анализирует и три сюжета, связанных с поиском компромисса: Фундаментальные статьи 1871 г., Пунктации 1890 г. и языковые постановления 1897 г. Перечисленные проекты оцениваются автором как три этапа единого процесса, последний из которых запустил часовой механизм, приведший в итоге к взрыву межнациональных противоречий.

К новейшим исследованиям, созданным в традиционном ключе освещения чешско-немецких отношений в контексте общественнополитической жизни страны, относится коллективная монография «Лицом к лицу с историей. Эволюция чешско-немецких отношений в Чешских землях, 1848-1948»^[63]. Было бы лукавством утверждать, что эта книга представляет большой интерес для исследователя, занимающегося историей XIX века. Однако это пример исследования с многообещающим названием, которое на деле оказывается книгой о межвоенной Чехословакии и Судетском вопросе с коротким предисловием о предшествующих событиях. Перу Зденека Бенеша принадлежит первая глава этой книги, в хронологические рамки которой (весьма широкие - от раннего Средневековья до Первой мировой войны) и попадает интересующий нас период. Он представлен в контексте двух классических сюжетов - зарождения национализма и превращения его в главную идею, формировавшую настроение эпохи (при этом немецкий национализм оценивается как более агрессивный по сравнению с чешским, который зарождался как его отражение), и экономического национализма, исповедовавшего принцип «свой к своему».

Такого рода исследования, для которых проблематика конца XIX века становится лишь преамбулой к событиям межвоенного времени, - не редкость для современных авторов. Вышеупомянутый труд - иллюстрация общей тенденции концентрировать внимание на более современных и актуальных с политической точки зрения проблемах.

В монографии австралийского исследователя Юргена Тампке «Чешсконемецкие отношения и политическое развитие Центральной Европы: от Богемии к ЕС»^[64] предлагается дискуссионная точка зрения относительно степени ожесточенности межнациональных противоречий в предвоенной империи. По мнению автора, устоявшееся представление о том, что лейтмотив общественной жизни Австро-Венгрии в последние десятилетия ее существования составляли межнациональные противоречия, следует оспорить. Аргументы Тампке таковы: во-первых, современный

исследователь, будучи осведомленным о волне создания национальных государств после распада Двуединой монархии, невольно смотрит на ее историю через призму этого знания, пытаясь найти в ней предпосылки к событиям 1918-19 гг. Тем самым конфликту национальностей придается большее значение, нежели он имел в действительности. В пользу этого говорит, например, отсутствие ярко выраженной этнической разобщенности в среде крестьян и рабочего класса. Отрицает Тампке и фатальный характер проблем империи, сложившихся к 1914 г., утверждая, что большинство современных ей государств страдали теми же пороками. Впрочем, выдвигая подобные дискуссионные тезисы, автор не дает им достаточного обоснования, поэтому веским словом в историографии чешско-немецких отношений его работу назвать сложно.

Чешский историк Вацлав Макрлик в своей монографии «Чехи и немцы. Исследование возможностей совместной истории и будущего»^[65] называет период с 1848 г. до распада Двуединой монархии эпохой «великой национальной схизмы». Исследователь делает акцент на трансформации единой политической «богемской» нации, в состав которой входили немецкая и славянская ветви, в две — чешскую и немецкую. В соответствии с этим история второй половины XIX века рассматривается с точки зрения степени влияния различных событий на развитие национализма. По мнению автора, несмотря на попытки чешских политиков и общественных деятелей отстаивать национальные интересы и национальную идентичность, Чешские земли были неотъемлемой частью Австро-Венгрии как с точки зрения общего на протяжении нескольких веков прошлого, так и ввиду того, что чешский менталитет ближе менталитету австрийских немцев, нежели любого другого славянского народа.

Помимо обобщающих трудов по истории чешско-немецкого конфликта, стоит обратить внимание и на отдельные статьи, посвященные изучению частных проблем чешско-немецких отношений. Особый интерес в этом контексте представляют сборники, вышедшие по результатам работы конференций, организованных «Collegium Carolinum» - обществом чешских и немецких историков, занимающихся историей Чешских земель.

Так, в 1884 г. силами этого общества была проведена конференция «Союзные организации и попечение истории в Чешских землях» ^[66] , посвященная, главным образом, истории общественных организаций, ставивших своей целью исследование и популяризацию истории своего региона - в данном случае, немецкоязычных территорий Богемии. Сборник содержит также несколько обобщающих статей, посвященных проблематике добровольных союзов в целом и их роли в эпоху обострения межнациональной борьбы. Это один из первых трудов, в рамках которого предпринимается попытка разработать проблематику немецких обществ как самостоятельный аспект истории австрийского общества и подчеркивается их роль как инструмента, конструирующего настроения широкой общественности.

Другой труд, вышедший по итогам конференций «Collegium Carolinum», носит название «Возможность взаимопонимания: замыслы и первые шаги к наднациональному сотрудничеству в Богемии 1848-1918 гг.». В опубликованной в нем статье Ганса Лемберга «Общественная жизнь в Богемии накануне Первой мировой войны»^[67] рассматривается вопрос о том, могло ли противоборство с Веной по поводу введения чешского государственного права служить предпосылкой для смягчения отношений чехов и немцев, живущих в Чешских землях и также заинтересованных в расширении привилегий Богемии. В связи с этим рассматриваются семь "фигур" - институтов, реалий, отдельных событий и личностей - чье существование или чья деятельность создавали предпосылки для достижения согласия, но которые не привели к успеху. В их числе - работа ландтага; попытки достичь соглашения, подобного австро-венгерскому (1871 г.); институт императорских наместников в Богемии - штаттгальтеров; организация Промышленной выставки в Праге в 1891 г.; реалии повседневной жизни в богемской столице; инициатива отдельных лиц сделать шаг к компромиссу; и, наконец, позитивная политика младочехов. В итоге на поставленный вопрос дается очевидный негативный ответ, несмотря на то, что все перечисленное могло бы заложить фундамент для нивелирования противоречий между чехами и немцами.

С 80-х гг. и особенно в последние два десятилетия можно говорить о том, что история богемских немцев как самостоятельный объект изучения постепенно вновь завоевывает внимание исследователей. Следует сразу оговориться, что среди работ, о которых пойдет речь, до сих пор нет исчерпывающего обобщающего труда по истории богемских немцев в последней трети XIX века. Этот период включается либо в историю немцев в

Богемии вообще (и, учитывая, что она ведет свое начало с раннего Средневековья, нескольким десятилетиям XIX века уделяется не очень много внимания), либо в рамки исследований по частной проблематике. Они, безусловно, представляют интерес, но не охватывают всего многообразия тем.

В 2008 г. увидел свет очередной том из серии «История немцев в Восточной Европе» - «Богемия и Моравия»^[68]. Эта коллективная монография обобщает историю немцев в Богемии от первой волны немецкой колонизации до выселения судетских немцев за пределы Чехословакии в 1946 г. Фридрих Принц - автор раздела о богемских немцах в Новое время - придерживается довольно традиционной точки зрения, что последние десятилетия XIX века стали периодом «оборонительной политики» чешских немцев. Причем речь шла о защите не только от чешского окружения, но и от политики консервативного правительства. Историк описывает политические течения, возникшие в немецком обществе, появление большого числа добровольных союзов у обеих сторон. Он квалифицирует этот процесс как «институционализацию» борьбы между чехами и немцами, масштабы которой к концу века сделали заведомо невозможными попытки сгладить конфликт между двумя этими группами. Нагляднее всего это проявилось в кризисе, спровоцированном т.н. «распоряжениями Бадени» в 1897 г.

Говоря об этой книге, стоит также упомянуть о том, что, помимо восстановления событийного фона, ее авторы предприняли попытку рассмотреть также и культуру немецкого населения Богемии и Моравии. Речь идет не только о литературе, искусстве, музыке, но и о народной культуре, этнографических особенностях, а также о таких институтах, как школа и церковь. Эти очерки носят скорее описательный характер, однако заслуживают отдельного упоминания ввиду того, что такая проблематика редко попадает в поле зрения историков в рамках обобщающих сочинений.

Что касается трудов, посвященных частным проблемам в более узких хронологических рамках, то среди них можно выделить несколько направлений. Так, одно из них представляют регионоведческие труды, посвященные немцам не всей Богемии или Чешских земель в целом, но определенным городам или округам, значительную долю населения которых составляли немецкоязычные семьи. Любопытно, что монографии на эту тему принадлежат перу не только чешских (исследовавших, например, историю родного города или края), но и зарубежных исследователей.

В первую очередь, среди них стоит назвать труд американского историка Гэри Коэна «Политика этнического выживания: немцы в Праге»^[69], впервые увидевший свет в 1980 г. и дополненный и переизданный в 2006 г. Книга посвящена социальной истории пражских немцев в период упадка их влияния с 1861 г. до начала Первой мировой войны. Коэн исследует реакцию этой группы на постепенное уменьшение численности немецкоязычного населения в Праге и логически следующую за этим потерю главенствующей роли среди населения города. Признавая, что чешско-немецкие взаимоотношения в Богемии, Моравии и Австрии в целом становятся решающим фактором в истории пражских немцев, автор фокусируется на рассмотрении процессов адаптации немецкого сообщества в богемской столице к новым реалиям в повседневной жизни.

В целях формирования наиболее полного представления Коэн исследует не только трансформацию коллективных ценностей и задач пражских немцев как социальной группы, но и эволюцию их идентичности. Так, он намечает границы между чешским и немецким сообществами и выделяет критерии, в соответствии с которыми определялась принадлежность к той или иной группе. Его оценка взаимоотношений двух национальностей такова: контакты между чехами и немцами были минимизированы добровольно, и два этих сообщества были достаточно замкнутыми, что стало основанием охарактеризовать их сосуществование как «добровольную сегрегацию». Тем не менее, Коэн утверждает, что немцы и славяне в австрийских городах со смешанным населением обнаруживают больше общего, нежели отличного друг от друга, в образе жизни, приоритетах и повседневности.

Ценность этой монографии, помимо богатой фактологической составляющей, заключается в кропотливо собранных в пражских архивах и проанализированных статистических данных. На их основе Коэн делает выводы не только сугубо исторического, но и социологического характера. Состав населения Праги исследован им в ракурсе этнической и профессиональной принадлежности, с точки зрения уровня образования и доходов, политических пристрастий и общественной активности. Стоит заметить, что при этом в поле зрения исследователя попали не только пражские немцы в целом, но и отдельные округа города, те или иные общественные организации или союзы. Их состав был также проанализирован, исходя из вышеперечисленных критериев.

Другой пример исследования, основанного на региональном подходе, - книга американского историка Джереми Кинга «От “будвайзерцев” к чехам и немцам: локальная история богемской политики. 1848-1948 гг.» ^[70] .

Монография посвящена истории чехов и немцев в уже классическом ракурсе изучения их взаимоотношений, когда каждая сторона постепенно формировала собственный национализм во всех возможных сферах: политике, образовании, экономике и, наконец, в обществе в целом. Кинг рассматривает историю Будеёвиц/Будвайса, базируясь на ключевых событиях политической истории Цислейтании: кабинетных и парламентских перестановках, принятии языковых и других законов, связанных с чешсконемецким конфликтом, попытках правительства найти компромисс в Чешских землях и т.п. Отталкиваясь от подобных вех, историк описывает, как они повлияли на развитие чешско-немецких взаимоотношений в рамках одного города. Иными словами, в описываемых Кингом событиях ключевая роль принадлежала трем игрокам: чехам, немцам - и Габсбургам.

Работа Кинга охватывает без малого век и, как это часто бывает, главный акцент в ней приходится на историю города в XX в. Что касается интересующей нас эпохи (двух последних десятилетий XIX в.), он разделен автором на два периода, водоразделом между которыми служат события, связанные с разработкой Пунктаций. 80-е гг. XIX в. Кинг характеризует как ключевой этап в формировании чешского и немецкого национализмов. В это десятилетие общественная жизнь стала вовлекать в себя разные слои населения в прежде невиданных масштабах, а все ее сферы превращались в потенциальную арену для чешско-немецкого соперничества. В 90-е гг. XIX века эта «национализация» еще более укоренилась. Укрепилось и обособление чешского и немецкого движений. Кинг отмечает, что этот бинациональный подход становится характерен даже для таких изначально нейтральных сил, как, например, социал-демократия или Габсбургский дом (даже несмотря на то, что и те, и другие искали пути к сглаживанию чешсконемецкого противостояния).

В качестве характерного примера чешского исследования, посвященного узко региональным сюжетам, может быть названа книга Франка Больдта «Хеб. Город европейской истории. Эссе о чешско-немецком сосуществовании»^[71]. История Хеба (центра одной из крупных немецких областей Богемии на западе региона) в XIX веке рассматривается историком как единая «эпоха национализма». Повествование носит характер скорее авторских рассуждений с эпизодическими фактологическими вкраплениями, посвященными тем или иным вехам в истории (как правило, экономической) города или биографиям его уроженцев. Несмотря на то, что подзаголовок книги содержит формулировку о «чешско-немецком сосуществовании», автор неоднократно подчеркивает, что подавляющее большинство населения

Хеба было немецкоязычным. Именно поэтому город долгое время не был затронут перипетиями национализации, как другие части Богемии. Тем не менее, по мнению Больдта, над хебскими немцами постоянно довлел «призрак чехизации». Он заставлял их вести борьбу против мнимого врага даже несмотря на то, что немногочисленные чехи Хеба говорили по-немецки, отдавали детей в немецкие школы и не предпринимали никаких шагов для перемены такого положения дел. Автор критикует эту фикцию как искажение изначального смысла национализма «эгоистичным мышлением отдельных фигур и целых групп», не вдаваясь, впрочем, в подробности того, что это были за группы и какие цели преследовали. В целом работа Больдта ввиду своей узкой региональности и особенностей авторского подхода проигрывает многим вышеупомянутым трудам, однако служит примером скептического подхода к проблеме сосуществования чешского и немецкого национализмов.

На стыке двух курсов чешско-немецкой проблематики находится работа чешского историка Карела Ржегачека «Чехи и немцы на юго-западе Богемии. 1880-1937 гг.»^[72]. Автором сформулированы следующие задачи исследования: рассмотрение деятельности немецких и чешских национальных союзов, анализ их значения для общественной жизни и политической системы, и, во- вторых, изучение конкретных сюжетов чешско-немецкого противостояния на юго-западе провинции. Действительно, историк делает попытку максимально полно описать спектр как чешских, так и немецких объединений и при этом даже выходит за границы выбранного им региона. При этом основное внимание он уделяет истории «Национального шумавского объединия» - чешского патриотического союза, возникшего в противовес деятельности плзеньских немцев, добивавшихся признания Плзеньского края двуязычным.

Что касается более общей тематики «орудий и средств чешсконемецкого противоборства», историк рисует довольно однозначную картину вольной (подкрепляемой немецкоязычной публицистикой и агитацией) или невольной (основанной на превосходстве немцев в экономике и особенностях географического положения края, находившегося на стыке немецких областей Богемии и территории Германской империи) германизации и без того немногочисленных плзеньских чехов. Этот процесс по мере приближения к краху империи все больше обретал форму открытого насилия, вылившегося в трагическую кульминацию в межвоенный период.

Проблематика, связанная с историей добровольных объединений и союзов, также активно завоевывает внимание исследователей в последнее десятилетие. В принципе, большая часть вышеупомянутых трудов в той или иной степени затрагивают эти сюжеты, но необходимо назвать также и некоторые специальные исследования на эту тему.

Сборник статей «Немецкие физкультурные и спортивные союзы в Чешских землях и Чехословакии»^[73], увидевший свет в 2008 г., представляет собой попытку обобщить опыт отдельных исследователей. Сфера их интересов распространяется несколько шире заявленной тематики, включая в себя также, например, туристические объединения и некоторые молодежные немецкие союзы. Большинство статей этого сборника посвящены частным проблемам - либо спортивным союзам того или иного региона, либо объединениям определенной направленности (футбол, гребля и т.п.). Общим мотивом большинства статей стало сравнение величины и развитости сети союзов в немецких областях Богемии и Германской империи, которое во всех случаях шло не в пользу последней. Эта особенность указывает на то, что богемские немцы чувствовали большую потребность к объединению или даже демонстративному проявлению своей принадлежности к «немецкому племени», нежели население Германии, не отягощенное ощущением опасности, исходящей от иноязычного окружения.

Чешский историк Мартин Пелц, принявший участие в подготовке вышеупомянутого сборника, стал также автором отдельной монографии «Искусство странствовать. История немецких туристических союзов в Чешских землях»^[74]. В этом весьма основательном труде всесторонне и подробно описана история таких клубов от их возникновения до Второй мировой войны. Автор углубляется во всевозможные аспекты их существования - от региональных до гендерных особенностей их работы. Туристические союзы рассматриваются также и с интересующего нас ракурса межнациональных отношений: автор считает их создание одним из инструментов конструирования дихотомии «свой - чужой». В данном случае вечный вопрос о превосходстве немцев над соседними этносами обыгрывается с точки зрения любви к природе, якобы доступной и понятной лишь немецкой душе. Этот подтекст, по мнению историка, создавал австрийским немцам почву для сближения с немцами Германской империи, к которому они неустанно стремились как в целом, так и в частности, организуя совместные мероприятия немецких клубов. Излишне упоминать, что о подобном сотрудничестве с чешскими туристами речи не шло.

Говоря о последних исследованиях, рассматривающих те или иные аспекты общественной жизни богемских немцев, стоит также упомянуть работу Кристины Кайзеровой «Конфессиональное мышление чешских немцев в XIX - начале XX вв.»^[75]. Автор приходит к выводу, что на фоне общей тенденции национализации религиозной жизни, которую хорошо иллюстрирует движение «Прочь от Рима!», поддерживавшееся немецкими националистами, большая часть чешских немцев оставалась в рамках своих традиционных воззрений. Они, как правило, апеллировали к католичеству. Важным фактором, определявшим принадлежность основной массы населения той или иной немецкой области к католичеству либо протестантизму было соседство с немецкими государствами: так, области южной Богемии находились под влиянием католической Баварии, тогда как в регионе Хеба было больше протестантов из-за соседства с протестантскими немецкими княжествами. В целом же особенностью промышленно развитых областей (каковыми и было большинство немецких регионов Богемии) становится превращение религии во внешний атрибут повседневности.

Историография последних десятилетий не исчерпывается трудами, рассматривающими богемские сюжеты с традиционным акцентом на политическую историю. Историки не остаются в стороне и от таких течений, как история повседневности, ментальностей, быта. Как правило, в

разработке этих направлений пока преобладает формат отдельных статей.

В нашем распоряжении был ряд сборников статей, вышедших по итогам конференций: «Немцы, чехи, словаки. Сходные и различные тенденции их общественного развития»^[76] 1992 г. и «Образ немцев, Австрии и Германии в чешском обществе XIX и XX вв.»^[77] 1998 г. В подготовке и редактировании этих сборников статей принимали участие уже упомянутые Йиржи Коржалка и Ян Кржен соответственно.

Первый упомянутый нами сборник, вышедший под редакцией Коржалки, ценен для нас статьями, принадлежащими перу его главного редактора - «Неравноправные соседи» и «Создание наций». Они написаны в одном ключе и скорее обобщают наблюдения других авторов, касающиеся по большей части частных проблем общественно-политического развития Австро-Венгрии. Коржалка, в отличие от многих своих коллег, считает, что хотя столкновения двух национальностей и имели место, в большинстве случаев их сосуществование - история взаимного влияния и обогащения. Единственное исключение из этих правил - зоны языковых границ, где любой катализатор мог обратить национальный конфликт в сторону большинства. Интересна также точка зрения Коржалки относительно самоощущения немцев: исследователь утверждает, что они воспринимали себя самих и Германию в состоянии постоянной угрозы со стороны славян.

Во втором труде содержится ряд статей, весьма полезных для изучения избранной нами тематики. Во-первых, это вводный раздел, написанный главным редактором Крженом и содержащий ряд теоретических положений относительно изучения истории ментальности. Автор признает, что исследователь, как правило, исходит не из объективной реальности, а из представлений о ней. Среди них особое значение имеет восприятие «других, чужих», которое со временем оформляется в стереотипы. У них есть важная социальная функция: они выполняют роль фильтра, через который проходит либо изгоняется вся поступающая информация. Подобного рода образы, стереотипы и предрассудки заслуживают внимания и изучения, поскольку все они переходят границы поколений и социальных слоев, во многом сохраняясь до сих пор. Что касается непосредственно чешско-немецкой проблематики, Кршен склонен рассматривать отношение чехов к немцам через призму восприятия немцев богемских, считая его доминантой, вокруг которой формируется отношение к «чужим» немцам, то есть австрийским и германским.

Перу того же исследователя принадлежит обобщающая статья «Образы немцев и Германии в чешском обществе», в которой анализируется трансформация этих образов с момента их зарождения вплоть до сегодняшнего дня. Отчуждение немцев и чехов, по мнению Кржена, началось с XIX века. До начала «национальной эры» все население Чешских земель представляло собой единое целое. Второй значительный рубеж, приведший к изменениям чешского менталитета - образование Германской империи в 1871 г., когда вместо множества соседей (Пруссии, Баварии, Саксонии и т.д.) чехи вдруг оказались рядом с одним, куда более мощным государством. С этого момента они стали явственно ощущать себя малым народом.

Наконец, определенный интерес представляет статья Йиржи Штайфа «Карикатура на немцев в революции 1848-49 гг.». Это исследование интересно с точки зрения использования такого нетрадиционного источника, как карикатура. Автор, впрочем, понимает карикатуру в более широком смысле, нежели это принято у нас: гиперболизированное, искаженное изображение, причем как графическое, так и словесное (т.е. текст). Ценность карикатуры как источника, по мнению Штайфа, заключается в том, что она позволяет проанализировать коллективную память, воспроизвести образ создателя карикатуры через образ «чужого», словно в зеркале.

К числу публикаций в набирающей популярность области истории ментальности принадлежит сборник статей под редакцией Нэнси Вингфилд «Изобретая “Иного”: этнические конфликты и национализм в габсбургской Центральной Европе» ^[78] . Увы, в этом сборнике нет материалов, непосредственно касающихся чешско-немецкого конфликта в конце века, однако ряд статей представляют интерес, поскольку затрагивают проблемы межэтнических отношений и предлагают новые методологические подходы.

Во-первых, введение, принадлежащее перу редактора сборника, определяет понятийный аппарат публикации, и, прежде всего, раскрывает содержание термина «иной». Таким образом характеризуются общности, отличные с точки зрения культуры и языка. Так, для немцев империи Габсбургов типичными «иными» были славяне, в первую очередь, балканские. Образ «иного» - неотъемлемая часть процесса формирования национальной идентичности. Его оформление начинается с момента

появления собственно нации и ее мифов, где «иной» исполняет роль своеобразного зеркала. Разумеется, на исходе XIX века этнические стереотипы уже ушли далеко от стадии формирования, но деление окружающих на «нас» и «них» (зачастую находящихся на более низком уровне развития культуры) не исчезло.

В статье Хью Эгни «Чехи, немцы, богемцы? Образы “себя” и “иного” в Богемии до 1848 г.» рассматривается роль чешского и немецкого элементов в формировании национальной идентичности населения Богемии как особой общности. Автор полагает, что решающим эпизодом трансформации богемской идентичности в чешскую и немецкую стала революция 1848 г. В качестве материала исследования Эгни избрал труды ведущих представителей общественной мысли земель Чешской короны. Осознание себя как богемца, по утверждению Эгни, в первую очередь присуще знати, тогда как зачатки национализма и чешский патриотизм возникают в узком кругу образованных, но не знатных людей. Именно они выходят на первый план в середине столетия.

Идея искусственных конструктов в немецкобогемской реальности легла в основу статьи Юлии Шмид «Немецкая Богемия как конструкт немецких националистов»^[79]. В ней выдвигается гипотеза, что реальных предпосылок к восприятию населенных немцами богемских территорий как уникального региона, достойного соответствующего административного статуса, не существовало. Идея о Немецкой Богемии, по мнению автора, была одним из многочисленных умозрительных конструктов внутри немецконациональных идей, которая была перенесена в реальность в конце XIX века и затем закрепилась в сознании богемских немцев как нечто примордиалистское. Важную роль к конструировании этого стереотипа сыграли разного рода региональные объединения в немецкоязычных регионах, развивавшие внутренний туризм и пропагандировавшие идею самобытности этих территорий.

В 2007 г. из-под пера Нэнси Вингфилд вышла монография «Войны за флаг и каменные святые: как богемские земли стали чешскими»^[80]. В ней показано, как столкновение сформировавшихся чешской и немецкой идентичностей воплощалось в событиях и акциях, призванных символизировать превосходство той или иной нации: в праздниках, сооружении мемориалов и памятников представителям того или иного народа. Подобного рода события автор анализирует в рамках процесса политизации общественной и культурной жизни. Период, к которому обращается автор, - это 1880-1946 годы.

Значимость такого исследования Вингфилд видит в том, что оно доказывает тесную взаимосвязь, в которой формировались чешская и немецкая общности: чешский и немецкий национализм «отталкивались друг от друга, отвечали друг другу и заимствовали друг у друга». Кроме того, это одно из немногих исследований, фокусирующихся не на борьбе двух национальностей в общественно-политической сфере, а на такой яркой форме проявления национализма, как культурная жизнь. Событиям конца XIX века посвящен очерк «Воображая императора». В нем рассматривается практика сооружения монументов Иосифу II как попытка доказать значимость и величие немецкого народа в Австрии.

В 2008 г. увидела свет книга «Национализация общества в Богемии. 1848-1914 гг»^[81], подготовленная коллективом авторов под руководством Кристины Кайзеровой и Иржи Рака. Авторы рассматривают процесс трансформации идентичности богемцев в чешскую и немецкую самоидентификации. Речь идет о национализации союзов и общественных организаций, науки, конфессий. Авторы коснулись и таких частных сюжетов, как, например, культура памятников как отражение дивергенции общества, роль музеев в этих процессах и т.п. Целью исследования было доказать тезис о том, что национализация затронула абсолютное большинство реалий богемской жизни, вплоть до институтов, которые по сути своей должны были бы иметь универсальный характер - например, католическая церковь). Те сферы, организации или даже индивидуумы, которые сделали выбор в пользу национальной индифферентности, постепенно были маргинализированы и чешским, и немецким лагерями. В результате авторы делают вывод о том, что процессы национализации были столь мощно катализированы в период революции 1848-49 гг., что все попытки поиска компромисса в 1870-1880-х гг. были обречены на провал. Кроме того, в работе подчеркивается, что национализация проходила по-разному в разных регионах, и влияли на нее всевозможные факторы, начиная от особенностей экономики и заканчивая соседством крупных немецких государств (в середине века, например, Баварии и Саксонии, позже - всей Германской империи).

Таким образом, история богемских немцев, с точки зрения историографии, остается двойственным сюжетом. С одной стороны, массив литературы, так или иначе затрагивающей эту проблематику, достаточно велик. В него входят как труды по австрийской истории, так и исследования собственно богемского пространства - не только в контексте чешсконемецких взаимоотношений, но и в рамках частных проблем истории немецкоязычного сообщества. Тем не менее, каждая из этих групп обнаруживает определенные пробелы.

Так, недостатком многих общих трудов становится чересчур пунктирное описание конституционной эпохи, рассмотрение политической истории периода в целом, без внимания к локальным сюжетам. Исследователи чешско-немецкого конфликта (будучи, как правило, чехами) склонны рассматривать эту проблематику через призму национальной истории чешского народа, останавливаясь на немецкой проблематике лишь постольку, поскольку она становится предпосылкой «чешских» сюжетов. Кроме того, в этом случае акцент зачастую приходится на пред- или межвоенную эпоху, когда этот конфликт ярко проявил свою сложность и необратимость. Наконец, исследования по непосредственно истории богемских немцев либо оказываются посвящены очень узким сюжетам, либо, напротив, представлены общими работами, в которых период 1880-90-х гг. описан лишь кратко.

Нельзя, впрочем, отрицать тот факт, что в историографии сложились определенные представления о немецкобогемской истории, ставшие уже своего рода общим местом большинства трудов. Что касается политики, то не вызывает сомнений тот факт, что изначально опиравшаяся на принципы либерализма Конституционная партия к концу века все больше и больше становилась восприимчива к немецконациональной риторике. Именно отношение к немецкой национальной идее оказывалось точкой отсчета, от которой отталкивалось внутреннее развитие либерального течения. Впрочем, надо отметить, что, затрагивая эту проблематику, большая часть исследователей фокусируют свое внимание на деятельности радикального крыла (т.н. шёнерианцев, последователей пангерманской идеологии), зачастую ассоциируя его с австронемецкой политикой вообще. Применительно к концу века такая экстраполяция кажется не вполне оправданной.

В вопросе развития немецкоязычного сообщества Богемии признается, что немецкий и чешский национализмы взаимно провоцировали друг друга на стремительное развитие. В немецких кругах вызывали негативные отклики разного рода фиктивные призраки славянизации и агрессивных намерений чешскоязычных соседей, творцами которых зачастую были политики и публицисты. Повседневное сосуществование немцев с чехами было сравнительно спокойным вплоть до самого конца XIX века. Это, впрочем, не означало, что для этих двух сообществ были характерно взаимопроникновение - большинство авторов отмечает, что они становились все замкнутее, и к концу века все попытки компромисса между ними были обречены на провал. Но вопрос о том, какими средствами и с помощью каких механизмов достигалось обособление немецкоязычных богемцев, каким образом немецкобогемская идея отражалась в политике, и как эти аспекты

были увязаны между собой и с взаимодействием с Веной, на данный момент во многом остается открытым.

Отечественная историография

Что касается отечественной историографии, то она пока не может похвастаться пристальным вниманием к проблематике истории богемских немцев. Обращение к австрийским сюжетам, впрочем, не было редкостью ни в дореволюционной, ни в советской литературе и продолжается до сих пор. Это дает возможность проследить трансформацию подходов исследователей и сделать вывод об актуальных на сей момент тенденциях.

История и политическое развитие двуединой монархии стала объектом внимания еще своих современников - первые исследования в этой сфере появились еще в дореволюционной России. Большое внимание уделялось вопросам политического строя империи и взаимоотношений народов в многонациональном государстве^[82]. Эти работы, однако, имели определенную специфику. Во-первых, многие из них (например, очерки А. Нольде или Е. Витте) были скорее публицистическими брошюрами, нежели полноценными исследования. Во-вторых, национальный вопрос в Дунайской монархии рассматривался через призму интересов славянских народов этой страны и с заметным, хотя и всецело объяснимым, сочувствием именно их деятельности. Характерна оценка, например, М.К. Любавского, который в «Истории южных и западных славян»^[83] признает за чехами, поляками и словенцами высокий уровень развития национальной культуры, однако сетует на значительный риск германизации этих народов даже несмотря на активизацию их самосознания как славян.

Применительно к историографии советского периода также можно выделить ряд общих черт. Во-первых, собственно история Австрии была рассмотрена в нескольких общих трудах, описывавших главным образом политическую жизнь эпохи. В 1952 году была переведена на русский язык «Краткая история Австрии»^[84] Евы Пристер, во многом утвердившая ряд догматических подходов к истории этого региона. Во-первых, межнациональные отношения описывались в ней скорее в рамках соответствующего законотворчества. Во-вторых, в деятельности немецких партий особый акцент был сделан на немецко-националистические круги. В- третьих, в этом исследовании звучит традиционный для советской историографии тезис об антинародной политике Габсбургов.

В контексте общих трудов, вышедших из-под пера советских историков, может быть упомянута «История Австрии» М. А. Полтавского ^[85] , затрагивающая, в первую очередь, аспекты политического развития монархии Габсбургов. Труды, обобщающие историю Чешских земель^[86], как правило, трактуют ее как национальную историю чешского народа, тогда как немецкобогемская проблематика оказывается вне их рамок, за исключением эпизодических обращений к теме «человеконенавистнической политики пангерманистов».

Одним из немногих исследований, хотя и косвенно, относящихся к проблематике австрийской немецколиберальной политики, стала работа Н. Д. Ратнер «Очерки по истории пангерманизма в Австрии в конце XIX в.»^[87]. В этой монографии рассмотрена история радикально национального крыла, руководимого Георгом Шёнерером. Основное значение разработки этой проблемы видится в анализе шёнерианской идеологии, бывшей предтечей идеологии Третьего рейха. Что касается значения деятельности пангерманского течения в современной ему Австрии, автор справедливо отмечает, что оно было невелико в связи с фактической немногочисленностью его сторонников.

В период господства марксистского подхода проблема чешско-немецких взаимоотношений поднималась в отдельных сборниках и работах ^[88] , трактовавших чешско-немецкий конфликт в свойственном советской историографии ракурсе непримиримой борьбы угнетенного славянского народа против германизаторской политики немецкого элемента. Так, Н. Д. Ратнер в вышеупомянутой работе замечает, что «тезис «бедные немцы в обороне, а славяне наступают» никогда не соответствовал политической реальности, ибо на стороне немецкой буржуазии и дворянства Австрии стоял весь аппарат насилия в монархии Габсбургов»^[89]. Однако, с течением времени произошел отказ от восприятия Двуединой монархии как «тюрьмы народов» и однобокой трактовки сущности чешско-немецких противоречий.

Сегодня в отечественной науке явно просматривается рост интереса к истории Центральной Европы и, в частности, Дунайской монархии, как модели многонационального государства. Различные ее аспекты были рассмотрены историками в таких сборниках, как «Австро-Венгрия: опыт многонационального государства» ^[90] , «Австро-Венгрия: интеграционные процессы и национальная специфика»^[91], «Центральная Европа в новое и новейшее время»^[92]. Опубликованные в этих изданиях статьи в большинстве своем посвящены частным проблемам, лишь отчасти связанным с интересующей нас тематикой. Несмотря на это, они представляют для нас интерес как опыт комплексного подхода к истории Австро-Венгрии и ее региональной специфике, обусловленной сосуществованием разнообразных наций.

Особая заслуга в этом принадлежит Т. М. Исламову, инициатору изданий и автору многочисленных статей, посвященных Двуединой монархии^[93]. В его исследованиях особенно интересен концепт «Средней Европы», история которой не разделяется на национальные истории австрийских немцев, венгров, чехов и т.д. Кроме того, для него характерно обращение к Австро-Венгрии как к позитивной модели наднациональной государственной организации, обеспечивавшей полноценное развитие наций, входивших в ее состав.

Помимо концептуального переосмысления австро-венгерской модели в целом, для современной историографии характерно обращение к новым - пока частным - сюжетам в рамках избранной в данном исследовании проблематики. Так, монографическое исследование политики либеральных кабинетов в Цислейтании принадлежит перу О. В. Нестеровой^[94]. Отдельные очерки по той же теме опубликованы Е.В. Котовой^[95]. И.В. Крючков стал автором статьи, посвященной личности и деятельности австрийского премьера Эдуарда Тааффе^[96], в которой он отходит от его традиционной оценки как малоуспешного реакционера, считая прагматизм и готовность на компромисс достоинством, а не недостатком политика. В монографии Е.В. Сироткиной «Австрийские немцы в середине XIX - начале XX в.: поиск национальной идентичности»^[97] ставится вопрос об идентичности австрийского германства в условиях традиционной для империи Габсбургов лояльности элит трону и самоидентификации, в первую очередь, как австрийского подданного.

Наконец, стоит назвать монографию воронежского историка С. В. Кретинина «Судетские немцы: народ без родины (1918-1945)»^[98]. Несмотря на то, что ввиду своих хронологических рамок это исследование никоим образом не относится к имперской истории богемского сообщества, оно заслуживает упоминания как единственный пока пример специального исследования по этой проблематике, написанного на русском языке.

Таким образом, в завершение обзора можно уверенно констатировать, что в современной историографии наблюдается заметное оживление интереса к австро-венгерской истории. Перечень сюжетов, попадающих в поле зрения исследователей хотя бы на уровне отдельных статей, постоянно расширяется. Уже затронуты отдельные аспекты австронемецкой истории конца XIX века; разрабатывается судетонемецкая проблематика. Тем не менее, избранный в данной работе период и спектр связанных с ним проблем в данный момент разработан лишь в самых общих чертах.