Фонологическая адаптация заимствованного слова

Простейшим и наиболее распространенным случаем под­становки является употребление звуковых последователь­ностей родного языка для имитации иностранных звуко­вых последовательностей.

неискушенного подхода к изучению иностранного языка и производит на его носителей впечатление «иностранного акцента». Как бы нежелательно это ни было в случае поль­зования иностранным языком, это вполне нормально для ситуации воспроизведения элементов, заимствуемых из иностранного языка, в рамках родного языка. Результат такой подстановки может при этом оказаться почти совер­шенно неузнаваемым для носителя исходного языка, напри­мер при воспроизведении исп. virgen «дева» в языке индей­цев таос в виде [ш'ііхіпаї.или англ. spade «лопата, заступ» в американском португальском в виде [shi'peiro] ¹². Гово­рящие очень часто не отдают себе отчета в том, что они изменили иностранное слово. Поливанову принадлежит рас­сказ о японском студенте, который спросил преподавателя, как правильнее произносить европейское слово драма: dzurama или dorama? Когда же учитель ответил, что и то и другое неверно, а нужно говорить «драма», студент кивнул и сказал: «Ага, понятно, значит, dorama» ^1Э.

Герман Пауль, а затем и многие другие описывали интересующий нас процесс как подстановку говорящим на место звуков иностранного языка «наиболее близких к ним звуков» его родного языка ¹⁴. Однако как самому говорящему, так и лингвисту, исследующему его языковое поведение, далеко не всегда ясно, какой именно звук род­ного языка ближе всего к имитируемому иностранному зву­ку. Только располагая полным описанием фонетической системы и звуковых последовательностей этого языка, мож­но предвидеть, к каким звукам говорящие скорее всего прибегнут в том или ином конкретном случае. Когда индей­цы яки передают исп. estufa «печь» как [ehtupa], то это происходит потому, что [h] подставляется вместо [s] только перед [t] и [к], так как в этой позиции [s] не встречается в их языке; в других позициях передача [s] не представляет никаких трудностей.

Задача такого описания в значительной степени ослож­няется тем, что изучение языка не проходит бесследно для языковых установок говорящего. По мере усвоения нового языка он постепенно освобождается от необходимости ин­терпретировать его навыки в терминах навыков своего родного языка. Таким образом он постепенно переносит в свой собственный язык те усвоенные им навыки ино­странного языка, которые не слишком несовместимы с уста­новившимися ранее навыками родного языка. Лингвисты полагают, что на основании фонологической формы заим­ствованных слов можно восстановить историческую пер­спективу процесса заимствования. Предполагается, что ранние заимствования — это наиболее сильно искаженные слова, тогда как поздние должны стоять гораздо ближе к своим иностранным образцам. Так, Трейгер (Т г a g е г) в своем списке испанских заимствований в языке таос различает «ранние», «новые» и «новейшие» заимствования, основываясь главным образом на различиях в фонологии этих заимствованных слов ^1б.

Этот принцип представляется в целом разумным, одна­ко он нуждается в ряде оговорок. Во-первых, необходимые признаки отсутствуют в тех словах, которые не содержат «трудных» звуков. Во-вторых, различия между наиболее и наименее искаженными звуками связаны не столько с хронологией, сколько со степенью двуязычия. Двуязычие может развиваться быстрее и медленнее; оно может сохра­няться в течение многих поколений, как, например, в случае пенсильванского немецкого, причем слова могут проникать через посредство разных членов языкового коллектива и в разных формах. В разных коллективах, говорящих на американском норвежском, большинство заимствован­ных слов представлено вариантами, характеризующимися большей или меньшей степенью фонологической подста­новки; однако многие подстановки распространены настоль­ко широко, что вряд ли могут быть признаны недавними заимствованиями.

Поскольку мы лишены возможности проследить судьбу отдельных слов и выражений начиная с момента их появ­ления в заимствующем языке, мы вынуждены довольство­ваться догадками о факторах, повлиявших на форму каж­дого из них. Однако мы можем сделать ряд допущений. Во-первых, что двуязычный носитель п р и - дает заимствуемому им новому слову фонетическую форму, настолько близ­кую к оригинальной, насколько это в его силах. Во-вторых, что если ему прихо­дится повторить ее еще раз или если другие говорящие также начинают упо­треблять ее, то происходит дальней­шая подстановка элементов родного языка. В-третьих, что если это слово пере­ходит в речь людей, говорящих только на родном языке, то происходит пол­ная или почти полная подстановка элементов заимствующего языка. В слу­чае американского норвежского языка мы имеем дело в зна­чительной мере с двуязычными носителями, которые в боль­шинстве своем знают английский с детства. Поэтому есте­ственно ожидать, что их заимствования могут иметь как формы, полностью приспособленные к нормам норвежской фонологии, так и совершенно неассимилированные формы.

Мы рассмотрим здесь некоторые типичные стадии заим­ствования, отдавая себе полный отчет в том, что они не всег­да имеют хронологический смысл: (1) Период, пред­шествующий двуязычию, когда заимствова­ния производятся сравнительно небольшой группой дву­язычных носителей и широко распространяются среди одноязычного большинства; форма слов подвергается при этом (почти) полной подстановке и характеризуется высо­кой степенью фонетической нерегулярности. Некоторые фонемы и последовательности фонем вызывают у говоря­щих значительные колебания, так что вместо них под­ставляются то одни, то другие элементы родного языка. В американском норвежском такие созвучные слова, как road [roud] «дорога» и load [loud] «груз», воспроизводятся с помощью разных норвежских фонем: rad и lod.

Таким образом, заимствование подвергается постоян­ной интерференции со стороны своего источника в ино­странном языке; этот процесс мы будем называть вто­ричным заимствованием (reborrowing). Совер­шенно обычным явлением среди иммигрантов в Америке является употребление разными возрастными группами говорящих одного и того же заимствованного слова в раз­личной форме. Различия обычно касаются степени фоноло­гического и морфологического перенесения.

Приведем ряд примеров из американского норвежского.

Английский tavern surveyor Trempe- crackers mocassin lake

aleau

Старшее поколе­ние ta'van saver trom'lo krsek'kis mseg'gis le'k

Молодежь tae'varn sorveier trem'polo krse'kors ma'gosin lei'k

По-разному воспроизводятся заимствованные формы и тогда, когда они попадают к носителям различных диалек­тов заимствующего языка. Это естественно вытекает из

наших определений процесса заимствования, однако ситуа­ция запутывается окончательно, когда носители различных диалектов живут вместе, как это типично для иммигрантов, многие из которых владеют в начале только одним языком, и заимствованное слово передается от одного говорящего к другому. Удалось выделить ряд примеров, с достаточной степенью определенности демонстрирующих передачу заим­ствованного слова от одного из американских норвежских диалектов к другому. Во всяком случае, их легче объяснить именно как междиалектные заимствова­ния, нежели как прямые заимствования из английского языка. Ниже следует список таких примеров.

1. Английский источ­ник

2. Первоначальное за­имствование

Вторичная фор­ма (переданная в другой ди­алект)

(1) англ. [dl] > зап.-норв. [dl] > вост.-норв. [11]

krill

milling

pellar (один информант)

laik

pail

jail

fraim

cradle «жнейка» kridl

middling «мука гру- middling бого помола» peddler «разносчик» peddlar

(2) англ. [е] > вост.-норв. [еі] > зап.-норв. [ai]

lake «озеро» lei к

pail «бадья» реї 1

jail «тюрьма» jeil

frame «рама» freim

hao

(3) англ. [о] > вост.-норв. [d] > зап.-норв. [ао] hoe «мотыга» hd

(4) англ. [а,) > вост.-норв. ,*„] >{ « [If¹

flour «мука» flaeur Иэуг, flor

В каждом из этих случаев вариации среди заимство­ванных форм соответствуют различным отражениям одних и тех же древненорвежских единиц, представленных в зна­чительном числе современных норвежских слов. Однако многие другие заимствования с теми же английскими фоне­мами представлены иными формами: так, mail преврати­лось в упомянутых диалектах не в [mail], а в [meil].

Другим источником интерференции при заимствовании оказывается орфография. Орфографическое произ­ношение следует предполагать во всех тех случаях, когда

(5) англ. [о] > вост.-норв. [d] > гудбрандедальский диалект [би] log «бревно» ldgg lougg

воспроизведение заимствованного слова отклоняется от нормы в направлении, диктуемом правилами произношения данной буквы в заимствующем языке. У грамотных носи­телей языка такое влияние орфографии — явление вполне вероятное и сказывается на произношении большого числа слов, заимствованных в письменной форме. Для иммигран­тов это не особенно характерно, но, во всяком случае, в американском норвежском заметна тенденция произно­сить ам.-англ. [ае] как [а], а ам.-англ. [а] как [а] (пишется соответственно а и о).

Написание таких слов, как lot, вероятно, известно из официальных бумаг; таких, как bran и alfalfa,— из надпи­сей на тюках для зерна; saloon и tavern — из вывесок, a gallon и battery — из рекламных объявлений.

Характерно, что орфографическое произношение обычно распространяется не на все слово (если возможен выбор), так что, например, слово gallon может произноситься с [а] во втором слоге, что соответствует Ы английского ориги­нала. Сопоставление с английскими заимствованиями в норвежском языке, описанными Астой Стене (S t е п е), свидетельствует о том, что там процент орфографически произносимых заимствований выше, чем в американском норвежском; ср. норв. buss (bus «автобус») и ам.-норв. bass, норв. kut’te (cut «резать») и ам.-норв. kat'ta, норв. hik'kori (hickory «орешник») и ам.-норв. hek'ri (или даже hik'rill). Как объяснил один носитель американского нор­вежского, когда его спросили о слове battery: «Они просто читают английские буквы по-норвежски».

5.