Предмет, задачи и основные компоненты теории КФ
Согласно КФ, задача семантической теории состоит в объяснении некоторых аспектов языковой способности (=компетенции) человека. Эта способность делает возможным производство и понимание выражений в отвлечении от внеязыкового контекста, то есть от ситуации, в которой они встречаются.
Область, выделенная таким образом для семантики, относительно узка: она не предусматривает изучения способности человека правильно называть предметы, отличать синтетически истинные утверждения от синтетически ложных и выполнять другие задачи, связанные с референцией. В этом отношении КФ следуют лингвистической традиции и избавляют семантическое исследование от бесплодных «редукций», которые навязывались семантике в последние десятилетия — в основном философами (ср. Wells, 1954).Но какой же именно аспект языковой компетенции должна объяснить семантическая теория? КФ утверждают, что она нацелена в основном на способность понимать предложения.
«Семантическая теория следующим образом описывает и объяс- няет интерпретационную способность говорящих понимать предложения: [1] она объясняет речевую деятельность носителей языка, определяя количество и содержание осмыслений, или толкований [readings], каждого предложения; [2] она обнаруживает семантические аномалии; [3] она устанавливает перифрастические отношения между предложениями, то есть синонимию предложений; [4] наконец, она выделяет любое другое семантическое свойство или отношение, существенное с точки зрения этой способности» (Katz — Fodor, 1963, p. 176; нумерация в квадратных скобках добавлена автором данной статьи).
Однако при ближайшем рассмотрении предмет теории КФ оказывается гораздо менее обширным. Например, перифрастические отношения [3] затронуты лишь походя (Katz — Fodor, 1963, p. 195)[22], и ни одно «другое семантическое свойство или отношение», объяснение которых обещано в пункте 141, в действительности в статье КФ не рассматривается [23].
Более того, как будет показано ниже, их теория не может адекватно описать содержание толкований предложения. Фактически КФ занимаются крайне ограниченной частью семантической компетенции — обнаружением семантических аномалий и определением числа толкований предложения.КФ предполагают, что для достижения этой цели семантическое описание конкретного языка должно включать два компонента: словарь и множество так называемых «проекционных правил» (^projection rules). Словарь содержит сведения о значениях слов (или других лексических единиц), причем каждая словарная единица в принципе может быть полисемична. Проекционные правила[24] определяют, как именно комбинируются значения слов, когда слова входят в грамматические конструкции, и в частности, каким образом снижается в контексте степень неоднозначности отдельных слов. Чтобы представить себе это схематически, вообразим предложение, состоящее из слов А, В и С. Словарь дает два значения для А, три — для В и три — для С; следовательно, предложение ABC должно было бы быть восемнадцатизначным (2x3x3=18). На самом же деле оказывается, что предложение ABC, допустим, только трехзначно. Главной задачей проекционных правил является объяснение того, как именно степень неоднозначности снижается с 18 до 3. Предельным является такой случай, когда у предложения нет вообще ни одной интерпретации, хотя каждый из его компонентов по отдельности имеет хотя бы одно, а может быть, и несколько значений.
В идеализированной семиотике принято считать, что для знака типично взаимно-однозначное соответствие между выражением и значением, а полисемия слов в естественных языках считается неудобным отклонением от подобной схемы. Следуя тенденции современной лексикологии, КФ отвергают этот предрассудок и усматривают в полисемии характерную особенность естественных языков, вполне достойную научного исследования (ср. Weinreich, 1963b). КФ традиционны и в своих взглядах на роль контекста: идея разрешения неоднозначности за счет контекста была общим местом как у младограмматиков, так и у дес- криптивистов [25].
Однако, отводя понятию контекста такое центральное место, КФ совершают две ошибки. Во-первых, они не осознают очевидной опасности того, что подзначения и оттенки можно дифференцировать в словаре до бесконечности. (Мы вернемся к этому вопросу в § 2.25.) Во-вторых, казалось бы, при таком подходе, когда строго различаются языковая способность (competence; « знание языка) и речевая деятельность (performance; « использование языка), автоматическое разрешение потенциальной неоднозначности должно рассматриваться как факт речевой деятельности слушающего[26]. Теория КФ объясняет только построение однозначных (или менее неоднозначных) целых из неоднозначных частей; она не пытается и не смогла бы объяснить предложения, которые говорящий намеренно дела- е т неоднозначными. В частности, эта теория не может представить неоднозначность такого предложения, которое в одном понимании грамматически правильно, а в другом— отклоняется от нормы (например, She is well groomed/s 1. ‘Она хорошо причесана и одета.’; 2. ‘Она обеспечена женихами.’), поскольку она снабжена компонентом (проекционными правилами), который автоматически выбирает только грамматически правильную интерпретацию, если таковая имеется. Таким образом, теория КФ оказывается слишком слабой для объяснения метафорического употребления тех или иных выражений (кроме наиболее избитых оборотов) и многих шуток. Представляется весьма сомнительным, чтобы семантическая теория, способная объяснить лишь некоторую, весьма частную разновидность речи, а именно лишенную юмора, сухую и банальную прозу, имела научный смысл (Weinreich, 1963а, р. 118).Семантика могла бы поучиться в этом плане у грамматики. Грамматика языка тоже предусматривает порождение неоднозначных выражений, например, Boiling champagne is interesting.’: 1) ‘Кипящее шампанское интересно.’, 2) ‘Кипятить шампанское интересно.’; Не studied the whole year:
1) ‘Он учился весь год.’, 2) ‘Он исследовал весь год.’; Please make her dress fast: 1) ‘Пожалуйста, сделайте ее платье прочным.*, 2) ‘Пожалуйста, заставьте ее быстро одеться.*.
Но каждое такое предложение, неоднозначное на поверхностном уровне, соответствует двум различным однозначным глубинным структурам. Неоднозначность здесь возникает, во-первых, в силу наличия трансформационных правил, которые дают одинаковые поверхностные результаты для различных глубинных структур, и, во-вторых, в силу наличия слов, которые могут иметь двоякую синтаксическую функцию (например, boil — это переходный или непереходный глагол: ‘кипятить’ и ‘кипеть’). Но от грамматической теории н е требуется объяснения того, каким образом при восприятии таких неоднозначных выражений слушающий догадывается, какая из двух глубинных структур имеется в виду при данном употреблении поверхностной структуры; цель грамматической теории не сводится также и к исчислению подобных неоднозначностей. Преимущественное внимание КФ к разрешению неоднозначности представляется абсолютно неоправданной тратой усилий. Семантическая теория может и должна быть сформулирована таким образом, чтобы прежде всего гарантировать определение глубинных структур (в том числе их лексических компонентов) как однозначных сущностей (см. §3.1), а затем объяснять интерпретации сложных выражений на основе известных значений их компонентов.2.2. Словарные статьи
(1)
О стандартной форме лексикографического толкования см. W е 1 п*
Если словарные статьи подлежат какой-либо формальной обработке (например, при помощи аппарата типа проекционных правил), они должны иметь строго определенную форму •. КФ предлагают следующую каноническую форму словарной статьи: каждая статья содержит (і) синтаксическое описание, (ii) семантическое описание и (ііі) сведения об ограничениях на сочетаемость данной единицы. Синтаксическое описание (і) — это последовательность «синтаксических маркеров» (markers) типа «существительное», «существительное конкретное», «глагол->глагол переходный» и т. п. Семантическое описание (ii) включает последовательность семантических маркеров и в некоторых случаях семантический различитель.
Семантические маркеры представляют те элементы значения данной единицы, которые учитываются в теории КФ; они же представляют те смысловые элементы, которыми оперируют проекционные правила при разрешении неоднозначности; в терминах этих смысловых элементов представляются аномальность, противоречивость и тавтологичность высказываний. В случае полисемии словарной единицы в соответствующей статье словаря дается схема в виде ветвящихся путей, составленных из семантических маркеров (СеМ), например:Снижение степени неоднозначности представляется Тогда как выбор конкретного семантического пути (например, CeMi->CeM2->CeM4) из множества возможных вариантов. Различитель представляет все остальные аспекты значения данной лексической единицы, то есть, по существу, те, которые не участвуют в операциях по снижению степени неоднозначности. Сочетаемостные ограничения (iii), даваемые в конце каждой статьи (или в случае полисемичных единиц в конце каждого из альтернативных семантических путей), определяют контекст, в котором данная единица может законным образом появляться. Контекст единицы W описывается в терминах синтаксических или семантических маркеров — либо положительно (то есть через маркеры, которые должны фигурировать в составе путей единиц, образующих контекст единицы W), либо отрицательно (то есть через маркеры, которые не должны фигурировать в составе путей контекстных единиц). Сочетаемостные ограничения, конечно, не затрагивают различителей, поскольку они, по определению, не играют роли в сочетаемостных возможностях слова.
На некотором этапе порождающего процесса для каждого слова предложения должен быть определен также его фонемный состав. Опущение этого этапа у КФ объясняется, по-видимому, тем, что они исходят из того более раннего представления о лингвистической теории, которое не предполагало семантического компонента и согласно которому грамматика включала в качестве подкомпонента лексикон, задающий для каждого слова его фонемный состав и синтаксический класс.
В полной теории языка существование особого лексикона, отличного от словаря, выглядит абсурдно; впрочем, лексикон может быть удален из лингвистических описаний без малейших затруднений[27]. Поэтому мы оставим этот момент без внимания и перейдем к подробному рассмотрению статуса и вида словарных статей в теории КФ.Теоретический статус синтаксических маркеров у КФ не ясен. По-видимому, разумно считать, что функция синтаксического маркера — СиМ — состоит в следующем: если какой-то узел синтаксической структуры помечен категориальным символом СиМ,, то этот узел может заполняться любой единицей, имеющей синтаксический маркер СиМ,-, и только такой единицей и. В таком случае множество синтаксических маркеров совпадает с множеством терминальных символов, или синтаксических категорий, то есть классов лексем (=lexical categories, в смысле Chomsky, 1965, р. 74) данной грамматики.
В теории КФ подразумевается, что этим множеством категорий лексикографа снабжает грамматист. На самом деле ни одной полной грамматики, удовлетворяющей этим требованиям, еще не написано; наоборот, после опубликования статьи КФ в рамках грамматического анализа было предложено так много произвольных решений, что теоретики синтаксиса (в том числе сам Катц) занялись разработкой единой теории лингвистических описаний, в семантическом компоненте которой они пытаются найти обоснования для введения тех или иных синтаксических признаков (К a t z— Postal, 1964; Chomsky, 1965). Но прежде чем заняться содержательным вопросом обоснования конкретных синтаксических признаков, следует рассмотреть некоторые вопросы, касающиеся вида этих признаков.
Вообще говоря, число синтаксических классов лексем (в традиционной терминологии — частей речи) зависит от глубины или «тонкости» синтаксической классификации. (Термин «тонкость» заимствован из Н а 11 і d а у, 1961.) Предположим, класс А подразделяется на В и С. Графически это может быть показано, например, посредством схемы (21):
| (і) | (ІІ) | (ІІІ) | |||
| В | А1 | 1+F] | |||
| А------- — - | А--------- — - | А----------- — А + ■ | • | ||
| С | А2 | [-F] |
u Это заполнение осуществляется либо правилом подстановки (согласно раннему варианту порождающей грамматики, например Lees, 1960), либо специальной трансформацией (согласно Chomsky, 1965).
В качестве примера можно взять расщепление в латинском языке класса склоняемых слов на класс «существительное» и класс «прилагательное». Самый факт подразделения синтаксического класса, не отраженный в (2І), может быть эксплицитно представлен либо посредством (2ii), либо посредством (2ііі). В (2ii) Ai=B, а А2=С; в (2iii) [+F1 и [—F] представляют значения переменного признака [28], который дифференцирует виды В и С рода А. (Примером может служить разбиение класса «имя» на более дробные классы «имя существительное» и «имя прилагательное».) Обозначения в виде признаков были разработаны в исследованиях по фонологии и недавно использованы в теоретическом синтаксисе Н. Хомским (Chomsky, 1965) *8.
Единые нерасчлененные обозначения синтаксических маркеров соответствуют неявным обозначениям типа (2І), а последовательности элементарных маркеров — признаковой записи типа (2iii). Подход КФ к этому вопросу весьма эклектичен. Последовательность маркеров «глагол->гла- гол переходный» в приводимом ими примере словарной статьи play ‘играть (роль)’ соответствует принципу (2iii); маркер же «существительное конкретное» соответствует наименее информативному принципу (2i) u. Конечно, примеры в КФ не более чем приблизительные иллюстрации; однако по отношению к состоянию наших знаний об английском синтаксисе они носят удивительно случайный характер и, что еще хуже, противоречат друг другу.
Нерасчлененные классы, очевидно, мало информативны, поэтому можно ожидать, что для описания синтаксических свойств слов в словарных статьях достаточно удобной окажется только признаковая запись. В нашем дальнейшем изложении мы будем предполагать, что КФ согласились бы заменить все синтаксические маркеры последовательностями признаков, выражающими более тонкое подразделение соответствующих классов.
Итак, допустим, что мы представляем синтаксический маркер в виде последовательности символов; первый символ — это синтаксический класс (часть речи), а остальные— синтаксические признаки. Допустим, далее, что словарь содержит статьи, состоящие из частично совпадающих цепочек, например (3):
(3) (i) land—► существительное —► исчисляемое —► неодушевленное—► ... ( =‘страна*)
land—►существительное —► неисчисляемое —► конкретное—► . . . ( =‘земля [как недвижимость]*)
(ii) cook —► существительное —► исчисляемое —► одушевленное —► . . . ( =‘повар*) cook —► глагол —► .. . (= ‘варить*)
Частичное совпадение цепочек может быть отражено эксплицитно в виде ветвящихся последовательностей:
(4)
^ исчисляемое —-ь» неодушевленное----------------------------
(I) land —► существительное^ _
чнеисчисляемое —►кон кретное -
^существительное —►исчисляемое ►одушевленное -... ► ...
(]1) соок
^N'aaron —►...
Однако при такой записи, предлагаемой КФ, не проводится различия между случайной омонимией и полисемией, интересной с точки зрения лексикологии; в частности, появляются словарные статьи типа (5):
(5)
< существительное—►исчисляемое ►неодушевленное ►...
... { — 'камень', 'скала')
глагол—► ... (—'колебаться', 'раскачиваться')
Чтобы избежать этого, предложение КФ необходимо дополнить по меньшей мере требованием, чтобы в словаре допускались только такие статьи, содержащие частично совпадающие ветвящиеся пути синтаксических маркеров, в которых эти пути снова сходятся на каком-либо семантическом маркере, то есть в которых эксплицитно показано,
что значения данных единиц имеют общую часть; ср. (6)15:
(в)
adolescent
-'подросток' —существительное
>
(человек)
(не-взрослый)
(не-ребенок)
'подростковый' прилагательное
Но такие паллиативные средства все равно не позволяют представить явления перехода из одного синтаксического класса в другой (типа to explore ‘исследовать’ — an explore ‘исследование’, a package ‘упаковка’ — to package ‘упаковывать’) как (частично) продуктивный процесс; КФ придется включать в словарь все формы, которые могут образовываться говорящими. В § 3.51 мы вернемся к этому вопросу и рассмотрим теорию, адекватно отражающую указанную способность говорящих,
2.22.