ВВЕДЕНИЕ
В этой статье мне хотелось бы рассмотреть некоторые проблемы, возникающие при соотнесении лингвистических свойств предложения (или какого-либо иного языкового объекта) и реальных или потенциальных «речеактовых» свойств, которые данное предложение может иметь, если оно употребляется в качестве высказывания.
С этой целью я намерена обсудить некоторые особые случаи, в которых, как кажется, обнаруживается определенное грамматическое отношение между языковым элементом или процессом и каким-либо аспектом предложения как части речевого акта. Основная проблема при этом будет состоять в определении того, какой из способов описания (если такой существует) адекватно характеризует подобные грамматические отношения. Я попытаюсь доказать, что обе теории языковых объектов и иллокутивных сил (ориентированные лингвистически и прагматически) постулируют одни и те же структуры, подвергающиеся семантической интерпретации. Отсюда следует, что на оба названных типа описания распространяется действие «Парадокса Перформативности» (Perfor- madox), сформулированного Бёром и Ликаном (Воёг — Lycan 1980). Прагматически ориентированные описания не имеют, следовательно, преимуществ по сравнению с лингвистически ориентированными описаниями, и, кроме того, они оказываются непригодными для адекватного и естественного представления языковых конструкций.Речевые акты невозможны без языковых объектов: слов, групп» слов и предложений. Поэтому теория речевых актов, например, Остина (Austin 1975) и Серля (Searle 1969), должна была бы характеризовать связь между иллокутивной силой, которая может быть приписана высказыванию, и организацией собственно языкового содержания данного высказывания. Можно было бы постулировать, далее, наличие определенной связи между иллокутивной
силой, которую может иметь речевой акт, и значением (в строгом или более расплывчатом смысле) его собственно языковых компонентов; некоторые авторы ограничивают представление языкового объекта таким образом, что иллокутивная сила его как речевого акта определяется на основе буквального значения данного предложения (ср.
различные подходы такого рода в работах Searle 1975; Stampe 1975). В этой точке зрения немало подкупающей простоты, что особенно очевидно, когда речь идет о способах косвенного выражения иллокутивных сил. Несомненно наличие некоторой регулярной связи между значением предложения Can you give me a lift? ‘Ты не можешь меня подбросить?’ и просьбой, выражаемой соответствующим высказыванием. Подобной связи не наблюдается, например, в том случае, когда на основе тайного кода фраза I own an Airedale ‘У меня есть эрдельтерьер’ означает ‘Встречаемся за углом’.С другой стороны, лингвисты, занимающиеся построением синтаксических правил и лексико-семантических статей для языковых единиц, вынуждены принимать во внимание такие аспекты предложений и других единиц, которые связаны с вхождением последних в состав речевых актов. Так, например, некоторые синтаксические правила применяются лишь в тех предложениях, которые воспринимаются как утвердительные; сходные во всех других отношениях предложения могут различаться диапазоном иллокутивных сил в зависимости от того, приложимо ли к ним некоторое синтаксическое правило; одна и та же языковая единица способна получать более чем одну интерпретацию, и различия между такими интерпретациями соотносятся с иллокутивной силой и «границами» данного речевого акта в рамках высказывания. Некоторые из характерных примеров последнего типа будут в дальнейшем подробно рассмотрены. Я попытаюсь показать, что адекватное описание семантических и синтаксических отношений в языке должно обеспечивать возможность некоторого общего и естественного представления «грамматических» отношений между грамматическими элементами и речевыми актами. Этот тип описания является, по необходимости, более лингвистическим, чем прагматическим.
Под лингвистическим описанием я буду понимать любую совокупность принципов, описывающих произвольную и инвариантную взаимосвязь (association) формы и значения языковых знаков и их регулярную сочетаемость. Под прагматическим описанием я понимаю различного рода принципы, выводящие употребления и интерпретации языковых объектов из других более общих и не собственно лингвистических принципов, таких, как максимы Грайса (Grice 1975).
В таком описании свойства языковых объектов представляются как ме-произвольные (это значит, что они следуют из какого-то другого принципа), не собственно лингвистические (то есть они не входят в совокупность грамматических свойств высказывания) и вариативные (то есть они подвержены контекстуальному варьированию при любом новом употреблении). Я буду исходить из того, что описания такого рода отличаются от лингвистических описаний, хотя оба типа описаний очевидным образом взаимодействуют между собой.Языковой материал, который будет здесь обсуждаться, может быть проиллюстрирован примером (1а), он дается в одной из наиболее ранних лингвистических работ, посвященных речевым актам (Ross 1970):
(1) a) Jenny isn't here, for I don't see her. ‘Дженни здесь нет, так как я ее не вижу’, b) Andrew isn't here, because he isn't feeling well. ‘Эндрю здесь нет, потому что он плохо себя чувствует’.
Обстоятельственное придаточное предложение, выделенное курсивом в (1а), находится в ином отношении к остальной части предложения, чем соответствующее обстоятельственное придаточное в (lb). Во втором случае придаточное предложение выражает причину отсутствия Эндрю, в то время как в первом случае оно выражает причину, в силу которой говорящий убежден (имеет все основания утверждать), что Дженни отсутствует. Адекватная лингвистическая теория (в контексте нашего обсуждения) описывает это различие так, что одно и то же синтаксическое правило и одно и то же правило семантической интерпретации применяется как для (1а), так и для (lb), однако при этом допускается некоторое различие — в данном случае относящееся к структуре составляющих, — из которого следует указанное различие в интерпретации. Фактически я имею в виду целый класс логически возможных лингвистических описаний, а не только то, которое получило название Перформативной Гипотезы (Ross 1970; S a dock 1969; S a do с к 1974).
То, что обычно называется Перформативной Гипотезой, является в действительности достаточно широким классом вариантов грамматического описания, состоящим из разнообразных наборов допущений.
Список этих допущений приводится Дж. Газдаром при обсуждении Перформативной Гипотезы (Gazdar 1979, 18— 19). Не все варианты Перформативной Гипотезы основываются на одних и тех же допущениях, однако все они трактуют показатель (indicating device) иллокутивной силы как синтаксическую и семантическую единицу. Это свойство я буду считать отличительным признаком лингвистической теории речевых актов (в ее достаточно широком понимании, позволяющем включать в нее, например, Q и I — показатели (markers), предложенные Катцем и По- сталом (Katz — Postal 1964)). Я постараюсь показать, что «прагматические» альтернативы не имеют в этом отношении существенных отличий, поскольку они трактуют показатель иллокутивной силы как семантическую единицу, хотя и не входящую в синтаксическую деривацию. И в том и в другом случае существует семантико-синтаксическое отношение между показателями (indications) иллокутивной силы и модификаторами.Канонический вариант Перформативной Гипотезы тесно ассоциируется, по крайней мере в историческом плане, с рядом теоретических концепций, группируемых под общей рубрикой порождающей семантики. Однако это не должно являться препятствием для пересмотра взаимоотношений между правилами грамматики и теориями речевых актов. Нет необходимости, например, в принятии теории семантико-синтаксической деривации, предложенной Дж. МакКоли (MeCawley 1968) для того, чтобы включить в грамматику определенные языковые отношения, на которые указывают обнаруженные им интересные факты. С момента опубликования названной работы появилось много радикально отличающихся друг от друга проектов для описания лексического разложения, однако реальность и значимость отношений между словами никем не отрицается. Поэтому основной задачей данной статьи является демонстрация существования некоторых важных способов взаимодействия между речевыми актами и собственно языковыми элементами, сходного с взаимодействием языковых единиц между собой. Подобные случаи требуют лингвистического объяснения независимо от того, как будет решаться вопрос о выборе наилучшего лингвистического объяснения.
Как может выглядеть это лингвистическое объяснение — вопрос сложный и открытый. Точной аналогией представляется описание грамматического времени и вида в дискурсивных контекстах, требующее интеграции синтаксической, семантической и прагматической информации, притом, что способы осуществления такой интеграции остаются пока еще не вполне ясными. Одной синтакти- ко-семантической модели для этого явно недостаточно, так же как оказались недостаточными для объяснения всех свойств речевых актов первые формулировки перформативной гипотезы. Многие из этих свойств могут быть выведены из контекстуальной информации (например, референция местоимений) или из более общих принципов, в частности из максим Грайса (градации вежливости и многие виды косвенных выражений). Тем не менее все свойства речевых актов не могут быть выведены из прагматических и нелингвистических принципов. Либо прагматическое объяснение оказывается совершенно непригодным в некоторых случаях (ср. Bach — Harnish 1979), либо должны быть предусмотрены ква- зилингвистические правила, формирующие или интерпретирующие языковые структуры (ср. Leech 1980; Mittwoch 1977). Таким образом, либо грамматика должна трактовать некоторые предложения как грамматически неправильные, либо ее нужно дополнить рядом особых принципов, которые должны оговариваться вне самой грамматики, но в то же время дублировать определенные свойства этой грамматики.
Невозможно отрицать существование данной проблемы. Можно утверждать, например, что все аргументы, используемые Россом (Ross 1970) для обоснования перформативного префикса и исходящие из предположения об обязательном наличии антецедента у анафорических выражений, могут быть переформулированы в терминах прагматической информации, уже содержащейся в неязыковом контексте. И это действительно так в отношении практически всех подобных выражений, однако по крайней мере выражение as for x’s self ‘что касается самого х' требует, чтобы его антецедент выполнял роль подлежащего, но ведь грамматический падеж не представлен во внеязыковой контекстуальной информации (на этот тример мне указала Дж.
Грин в личной беседе). Решение названной проблемы зависит поэтому и от анализа всех релевантных фактов.В первом разделе статьи я рассмотрю некоторые характерные примеры языковых отношений в речевых актах, большая часть которых была выявлена после начавшегося обсуждения перформативных префиксов. К этим примерам относятся случаи употребления кванторных выражений и обстоятельственных составляющих. Обсудив значимость этих примеров для лингвистической репрезентации, я перейду к проблемам, возникающим в отношении лингвистического описания в связи с парадоксом модификаторов речевого акта, выявленным Бёром и Ликаном (Воёг — Lycan 1980). Будет показано, что прагматические и синтактико-семантические подходы совпадают в одном из возможных способов представления модификаторов речевого акта. Парадокс Перформативности направлен, следовательно, не только против Перформативной Гипотезы во всех ее многообразных вариантах, но и против всех лингвистических репрезентаций вне зависимости от их синтаксического или прагматического происхождения. Представляется тем не менее необходимым признать (даже отвлекаясь от названного парадокса), что между речевыми актами и их модификаторами существует определенное отношение, принципы интерпретации которого просто остаются пока еще неизвестными.
I.