ЗНАЧЕНИЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ УНИВЕРСАЛИЙ ДЛЯ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
Без всякого сомнения, присутствующие здесь лингвисты все приняли научные итоги этой многообещающей конференции с чувством радостного облегчения. Давно уже говорят, что языкознание служит мостом между точными и гуманитарными науками, однако понадобилось длительное время для установления действительной связи между языкознанием и точными науками.
Герман Гельмгольц предсказывал, что «изучающим язык придется проходить более строгий, сравнительно с грамматикой, курс науки». Этот великий немецкий ученый прошлого века приходил в ужас от «лености ума и неопределенности мышления» своих соотечественников, занимающихся изучением грамматики, причем его особенно поражала их «неумелость выявлять и использовать строгие универсальные закономерности. Привычные им грамматические правила обычно сопровождаются длинными списками исключений. В соответствии с этим они не имеют обыкновения безусловно полагаться на точность выводов, обусловленных общими закономерностями». Гельмгольц считал, что лучшее средство избавиться от этих пороков состоит «в обращении к математике, в которой суждения отличаются строгой определенностью, а единственным авторитетом является разум исследователя».Наш век характеризуется эффективным сближением лингвистической и математической мысли. Полезная концепция инвариантности, впервые использованная в синхронной лингвистике при сопоставлении различных одноязычных контекстов, стала применяться в конце концов и при межъязыковых сравнениях. Типологическое сопоставление различных языков позволяет выявить универсальные инварианты; используя выражение Дж. Гринберга, К. Озгуда и Дж. Дженкинса из Меморандума относительно языковых универсалий, предваряющего нашу конференцию, можно сказать, что, «несмотря на существование бесконеч-
i R. Jakobson, Implications of Language Universal for Linguistics. Сб. «Universals of Language», Cambridge, Mass., 1963.
Доклад на конференции, посвященной лингвистическим универсалиям. [Перевод В.В. Шепорошкина]
184
ного множества различий, все языки построены по одной и той же модели».
На наших глазах появляются все новые и новые непредвиденные, но уже теперь четко определимые «универсальные единства», и мы с радостью принимаем к сведению вывод о том, что языки мира могут действительно трактоваться как различные разновидности одной и той же универсальной темы — языка человека. Я особенно рад отметить, что эти взгляды получили распространение после того, как в течение 40-ых годов американскими лингвистами постоянно высказывались скептические замечания по поводу всякого рода типологических сопоставлений языков; этот скепсис соответствовал mutatis mutandis тому запрету, который был наложен в это время на сравнительно-исторические исследования проводниками марристской диктаторской догмы в советском языкознании.
Эта противопоставленность двух противоположных тенденций — локального сепаратизма и всеобъемлющей солидарности, — отмеченная Соссюром в языке, существует также и в языкознании: «определения, обусловленные особенностями отдельных языков», коллекционирование различий сменяются здесь поисками общего знаменателя — и наоборот. Так, известный среди теоретиков схоластики XII в. парижский ученый Пьер Эли заявлял, что число различных грамматик соответствует числу языков; в XIII же веке универсальная грамматика считалась необходимой основой научного подхода к языку. Бэкон писал: «Грамматика — одна и та же, она соответствует субстанции каждого языка и, следовательно, должна меняться от случая к случаю». Однако лишь сегодня лингвистика имеет в своем распоряжении методологические предпосылки, необходимые для конструирования адекватной универсальной модели. В ходе нашей дискуссии неоднократно подчеркивалось, что исследуемые разноязычные инварианты имеют сугубо относительный, топологический характер. Преждевременные попытки определения межъязыковых инвариантов в абсолютных метрических терминах не могут принести успеха.
Существует инвентарь простых пар дифференциальных признаков, таких, как компактность — диффузность (представлены в системе гласных во всех языках и в системе согласных в большинстве языков), периферийность — непериферийность (представлены в системе согласных почти во всех языках, а также в системе гласных), назальность — неназальность (представлены почти во всех языках в системе согласных).
185
В качестве примера простых отношений между грамматическими универсалиями можно назвать различие между классами имени и глагола (представители которых выступают в роли «сущего» и «происходящего» — existents и occurents, как называл эти категории Сепир). Это различие соотносится, но никогда не смешивается с соответствующим различием между двумя синтаксическими функциями — субъектом и предикатом. К категориям подобного рода относятся также: специфический класс местоимений (или, в терминологии Чарлза Пирса, «символов-индексов» — indexical symbols); число, представляющее собой основу различения между единицей и множеством; лицо, с его противопоставлением неличных («третье лицо») и личных форм (эти последние, в свою очередь, характеризуются противопоставлением адресата — «второе лицо» и адресующегося — «первое лицо»): как показал Дж. Гринберг, два числа и три лица представлены местоимениями во всех языках мира.
Другой, гораздо более богатый инвентарь универсалий состоит из импликативных правил, с необходимостью связывающих в языке пары взаимозависимых реляционных единиц. Так, в фонологии способность различительных признаков к объединению в пучки корреляций ограничивается и предопределяется значительным числом универсальных импликативных правил. Например, сочетаемость назальности с вокальностью предполагает сочетаемость назальности с консонантностью. Компактный назальный согласный (/ŋ/ или /η/) предполагает наличие двух диффузных согласных, непериферийного (/n/) и периферийного (/m/). Противопоставление непериферийности — периферийности в паре компактных назальных согласных (/ŋ/):(/η/) предполагает идентичное противопоставление в паре компактных оральных смычных (/c/:/k/).
Любое другое тональное противопоставление в ряду назальных согласных предполагает наличие соответствующего противопоставления в ряду оральных согласных; с другой стороны, любое противопоставление в ряду назальных гласных предполагает наличие соответствующего противопоставления в ряду оральных гласных.Современные исследования в области иерархии фонологических систем позволяют нам вскрыть причины существования любого из засвидетельствованных импликативных правил. Чем сложнее фонологическая единица, тем менее вероятна возможность ее дальнейшего членения. Закон компенсации в грамматической структуре языков, на большое значение которого указывал покойный Вигго Брендаль, по-видимому, еще более важен в применении к фонологическим моделям. Так, маркированный
186
характер назальных в их отношении к оральным обусловлен сравнительно низкой сочетаемостью признака назальности с другими различительными признаками. Маркированный характер компактности в противопоставлении компактности диффузности в системе согласных вносит ясность в вопрос о том, почему компактные назальные являются почти универсалиями, а их диффузные партнеры имеют ограниченную сферу распространения. И наоборот, маркированным характером диффузности в противопоставлении диффузности-недиффузности в системе гласных объясняется, почему в языках мира число диффузных гласных назальных фонем значительно меньше числа недиффузных. С другой стороны, из двух противопоставлений: периферийность-непериферийность и компактность-диффузность — первое занимает ведущее место в фонемной стратификации модели согласных; поэтому противопоставление компактности-диффузности в ряду назальных согласных предполагает противопоставление периферийности-непериферийности в том же ряду (см. выше; ср. убедительный вывод Гринберга относительно различий, которые наличествуют в немаркированных морфологических категориях, но нейтрализуются в соответствующих маркированных). Причины существования фонологических универсалий следует искать в соответствующей структуре звуковой модели.
Так, например, в языках, в которых отсутствует противопоставление смычных и длительных, соответствующие согласные всегда выступают в роли смычных, ибо именно смычные в наибольшей степени контрастируют с гласными.Если мы обратимся к тем немногочисленным исходным противопоставлениям, которые лежат в основе всей фонологической структуры языка, и зададимся целью исследовать закономерности их взаимосвязей, мы окажемся перед необходимостью выявления межъязыковых инвариантов, основанных на тех же изоморфных принципах, что и выявление внутриязыковых инвариантов, после чего мы сможем перейти непосредственно к построению типологии существующих фонологических моделей и лежащих в их основе универсалий. Распространенная концепция, согласно которой языковые различия более значительны в фонетике, нежели в грамматике, находится в противоречии с установленными фактами.
«Логические операции», которыми выдающийся голландский лингвист-теоретик Х.Й. Пос 1 наделил бинарные противопостав-
1 См.: H.J.Pos, Perspectives du structuralisme, «Travaux du Cercle Linguistique de Prague», VIII, Prague, 1939.
187
ления различительных признаков, действительно создают чисто формальную основу для точного исследования языковой типологии и языковых универсалий. Сол Сапорта необоснованно отделяет характеристики гласных от характеристик назальных как «класса, определимого в формальных терминах», от «класса явлений, определимого в субстанциональных терминах»: ведь любое дистрибутивное определение гласных предполагает идентификацию этих фонем в данной позиции как единиц, имеющих одну общую черту — вокальность, точно так же, как определение назальных, включает понятие различительного признака назальности. В обоих случаях нам приходится иметь дело с реляционными понятиями, которые налагаются на данные опыта.
Не имеет смысла и постулирование различий между фонологическими единицами, «всегда наличествующими при определении, т.е. универсально необходимыми», например, фонемами, и единицами, «всегда наличествующими при эмпирическом наблюдении», например, слогами.
Сапорта утверждает, что «в языке в котором каждый слог равен фонеме, различие между слогом и фонемой снимается», однако существование такого языка невозможно себе представить, так как единственно универсальной схемой слога является следование «согласный + гласный». Утверждение Сапорты бесцельно и произвольно, ибо он апеллирует к воображаемому языку, каждое которого по объему равно фонеме, а каждая фонема характеризуется только одним различительным признаком. Иерархия универсальных лингвистических единиц, от звука до различительного признака, должна представлять собой формальное определение, применимое, как результат универсального опыта, ко всем языкам. Мы имеем здесь дело со всеобщими законами, управляющими отношениями между языковыми единицами различных уровней. Если рассмотреть, например, фонему и слово в их единстве, то нетрудно прийти к выводу, что чем меньше число фонем и их комбинаций и чем короче слово (словесная модель) в данном языке, тем выше функциональная нагрузка фонем. Как утверждает Е. Крамски 2 . процент согласных в коде обратно пропорционален числу их встречаемости в корпусе. Если это положение верно, то отсюда может последовать вывод, что существует тенденция к установлению универсальной константы частотности различительных признаков в корпусе.
2 См.: J.Kramsky, Fonologicke vyuziti samohlaskovych fonemat, «Linguistica Slovaca», 1946-48, N 4-5.
188
Важным достижением является выяснение Дж. Гринбергом 45 импликативных универсалий на грамматическом уроне. Даже в том случае, если в результате будущих исследовании число безусловных универсалий нисколько не уменьшится, а число почти универсалий возрастет, эти данные останутся ценнейшей и важнейшей предпосылкой для построения новой типологии языков и систематического описания общих закономерностей грамматической стратификации. Скептическое упоминание о многочисленных неизученных языках едва ли могут поколебать эти выводы. Во-первых, число исследованных или доступных для исследования языков огромно, во-вторых, даже если количество почти универсалий будет возрастать в соответствии с уменьшением числа безусловных (абсолютных) универсалий, конечный итог не сможет поколебать исключительно интересных основ исследования. Статистическое единообразие с вероятностью несколько меньшей, чем единица, не менее важно, чем единообразие, вероятность которого равна единице. Мы можем, однако, ожидать, что по мере углубления этого исследования и совершенствования его методики будут выявляться все новые и новые грамматические универсалии, а также новые почти универсалии.
В своем анализе универсалий с учетом «порядка следования значимых единиц» Гринберг по праву акцентирует внимание на понятии «доминирующего» порядка. Следует помнить, что понятие доминации базируется не на высокой частотности данного порядка следования: в действительности в «типологию следований» вводится здесь стилистический критерий, связанный с понятием доминации. Возьмем для примера русский язык, в котором из шести теоретически возможных следований, состоящих из трех элементов — именного субъекта С, глагола Г и именного объекта О, — возможны все шесть, т.е. СГО, СОГ, ГСО, ГОС, ОСГ и ОГС, так что высказывание "Ленин цитирует Маркса" может манифестироваться в виде СГО ("Ленин цитирует Маркса"). СОГ ("Ленин Маркса цитирует"), ГОС ("цитирует Ленин Маркса"), ОСГ" ("Маркса Ленин цитирует") и, наконец, ОГС ("Маркса цитирует Ленин"). Несмотря на эти возможности, лишь следование СГО стилистически нейтрально, тогда как все «рецессивные» варианты воспринимаются носителями русского языка как эмфатические варианты. Русские дети, начинающие говорить используют лишь следование СГО; предложение "Мама любит папу", будучи изменено в "Папу любит мама", может быть воспринято маленькими детьми как высказывание со значением "Папа любит маму" В соответствии с этим первое универсальное правило Гринберга может быть переформулировано следующим образом: в пове-
189
ствовательных предложениях с именным субъектом и объектом единственным или нейтральным (немаркированным) следованием почти всегда будет такое, в котором субъект предшествует объекту. Когда в языке типа русского именной субъект и объект морфологически не различаются, их относительное расположение по схеме СГО является единственно возможным: например, "Мать любит дочь" (предложение "Дочь любит мать" имеет противоположное значение). В языках, в которых отсутствуют различительные характеристики объекта и субъекта, единственно возможным следованием будет СГО.
Гринберг поставил перед исследованиями, проводимыми на уровне грамматики, смелую, многообещающую задачу, которая уже находит свое разрешение в фонологии: выведение эмпирических универсалий «из возможно меньшего числа общих принципов». Особенно плодотворны его замечания по поводу того, что Ч. Пирс называет в цитированной выше работе «иконическим» аспектом порядка слов: «Порядок следования языковых элементов соответствует последовательности в физическом опыте или последовательности в знании». Начальная позиция слова в неэмфатической речи может отражать не только предшествование во времени, но и иерархию уровнен (рангов; так, следование «Президент и Государственный секретарь» гораздо более обычно, чем противоположное); эта позиция может также соответствовать первичной, неизменной роли данной единицы в данном комплексе. В предложениях "Ленин цитирует Маркса" и "Маркс цитирует Ленина" (с рецессивными вариантами "Маркс Лениным цитируется", "Цитируется Маркс Лениным", "Цитируется Лениным Маркс", "Лениным Маркс цитируется" и "Лениным цитируется Маркс", каждый из которых имеет специфическую стилистическую окраску) лишь первое из обоих имен, а именно субъект "Маркс", не может быть опущено, тогда как косвенная форма, творительный падеж "Лениным", может отсутствовать. i Почти универсальная начальная позиция субъекта по отношению к объекту, во всяком случае в немаркированных конструкциях, свидетельствует о иерархии концентрирования (focusing). He случайно в работе Гринберга грамматические универсалии рассматриваются «в тесной связи с порядком следования значимых элементов» (синтаксических или морфологических составляющих).
i Речь идет, таким образом, лишь о втором из двух названных автором предложений.
190
В общем, «иконические символы» языка имеют ярко выраженные тенденции к универсализму. Так, в грамматических корреляциях нулевой аффикс не может трактоваться как безусловная характеристика маркированной категории, а «ненулевой» (истинный) аффикс — как характеристика немаркированной категории. Гринберг полагает, что «нет языков, в которых множественное число не характеризовалось бы теми или иными ненулевыми алломорфами, тогда как есть языки, в которых единственное число характеризуется нулем. Двойственное и тройственное число никогда не имеет нулевых алломорфов». В парадигме склонения нулевой падеж («имеющий, наряду с другими значениями, значение субъекта непереходного глагола») трактуется как единственное число, противопоставленное другим числам. Короче говоря, язык имеет тенденцию избегать несоответствий между парами немаркированных-маркированных категорий, с одной стороны, и парами нулевых-ненулевых аффиксов (или простых-сложных грамматических форм), с другой.
Опыт фонологических исследований может оказать плодотворное стимулирующее воздействие на исследование и интерпретацию грамматических универсалий. В частности, последовательность приобретения языковых навыков детьми и утраты этих навыков афатиками проливает новый свет на проблему стратификации морфологической и синтаксической систем.
Как уже было отмечено, безотчетная боязнь сползания на фонетический уровень может стать препятствием при выявлении фонемной типологии языка и общих фонологических законов. Точно так же исключение семантических критериев (характеризовавшее мучительный эксперимент грамматических описаний) привело бы в типологии к явным противоречиям. Прав Гринберг, когда он утверждает, что было бы невозможно идентифицировать грамматические элементы в языках с различными структурами без «обращения к семантическим критериям».
Морфологическая и синтаксическая типология, как и универсальная грамматика, служащая ее основанием, связана прежде всего с «грамматическими понятиями» (concepts), в терминологии Сепира. Понятно, что в грамматике понятийные оппозиции с необходимостью связаны с соответствующими формальными различениями, но как на внутриязыковом, так и на межъязыковом уровне данное различение не может служить выражением одного и того же грамматического процесса. Так, в английском противопоставление единственного и множественного числа выражено либо суффиксацией, либо чередованием гласных (boy :
191
boys, man : men). И даже если в одном языке это противопоставление выражается лишь посредством суффиксации, а другом — лишь посредством чередования гласных, исходное различение двух грамматических чисел является общим для обоих языков.
Не только грамматические понятия, но и их взаимосвязь с грамматическими процессами (ср. примеры выше, в связи с анализом порядка слов), а в конечном итоге и структурная основа этих процессов могут рассматриваться как база для выявления импликативных универсалий.
К счастью, в своих поисках универсалий Гринберг далек от капризного предубеждения против определений, имеющих «семантическую ориентацию», которое, как это ни странно, нашло отголосок даже на нашей конференции по языковым универсалиям. Заслуживает всяческого внимания остроумное замечание Уриеля Вейнрейха о том, что если бы мы имели дело лишь с несколькими общими положениями, касающимися фонологии всех языков, то «мы едва ли собрались бы на конференцию по фонологическим универсалиям» и что изолированные трюизмы относительно семантических универсалий в языках «малоперспективны». Тем не менее, реалистический подход к этим проблемам открывает широкие перспективы для новых обобщений на высоком уровне. Непременным условием такого исследования служит последовательное различение между грамматическими и лексическими (или, в терминологии Фортунатова, формальными и истинными) значениями — обстоятельство, все еще приводящее в затруднение изучающих язык, несмотря на существование методологических путеводных указателей, созданных выдающимися следопытами лингвистики, особенно американскими и русскими. Изучающие язык часто приходят в замешательство от элементарных вопросов, например: какое значение имеет в действительности множественное число, или прошедшее время, или неодушевленный род в словесном коде и имеют ли эти категории вообще какое-нибудь значение?
Осторожные и неослабные поиски внутриязыковых и межъязыковых семантических инвариантов в корреляциях таких грамматических категорий, как глагольный вид, время, залог, наклонение, превращаются в современном языкознании в поистине настоятельную и вполне достижимую задачу. Исследования такого рода позволят нам идентифицировать грамматические противопоставления (оппозиции) в «языках с различной структурой» и приступить к поискам универсальных импликативных правил, связывающих эти противопоставления друг с другом Выдающийся математик Л. Колмогоров, являющийся также спе-
192
циалистом в области языкознания дал разумное определение грамматических падежей как классов имен, выражающих «абсолютно эквивалентные состояния относительно данного предмета».3 Мы членим грамматические падежи на их семантические составляющие точно так же, как мы членим фонемы на различительные признаки: это значит, что мы определяем и те и другие как отношения инвариантных оппозиций и соответственно как варианты, зависящие от различных контекстов или различных подкодов (языковых стилей). Случается, впрочем, что в тех или иных контекстах употребление данного падежа обязательно и что в этом случае его значение становится избыточным; но это обстоятельство не позволяет нам приравнивать даже такое предсказуемое значение к отсутствию значения. Основанным на явном недоразумении будет вывод о том, что появление подобной случайной избыточности может отрицательно повлиять на ход поисков значений грамматических падежей. Верно, что предлог "к'' в русском языке с необходимостью предполагает употребление дательного падежа, однако этот падеж в русском не предполагает обязательного появления перед именем предлога "к", сохраняющего тем самым свое собственное общее значение направления, точно так же как слово "хлеб" не утрачивает своего значения в случае, если ему предшествует прилагательное "пеклеванный", хотя после этого определения употребляется лишь существительное "хлеб".
Если в следовании двух английских смычных первый — глухой, то и второй должен быть глухим, например cooked [kukt] — «сваренный». Однако в этом случае кажущаяся аналогия между грамматической и фонетической последовательностями может лишь ввести в заблуждение. Избыточность лишает фонологический признак его различительного качества, однако она не может лишить значимую единицу свойственного ей значения.
Наивные попытки исследования вариантов вне связи с проблемой инвариантов обречены на провал. Эти рискованные попытки превращают систему падежей из иерархической структуры в простую суммарную совокупность (summative aggregate) и скрывают импликативные универсалии, которые действительно образуют каркас модели склонения. Различие между разноязычными контекстуальными вариантами не влияет на эквивалентность инвариантных противопоставлений. Так, несмотря на то, что Родительный падеж при отрицании характеризует польский и
3 «Бюллетень объединения по проблемам машинного перевода» М., 1957, N 5, стр. 11.
193
готский языки, но не чешский и древнегреческий, этот падеж как выразитель количественных отношений (quantifier) имеется во всех четырех названных языках.
В настоящее время «существует твердое убеждение. — как отметил Г. Хенигсвальд в своем интересном докладе, — что универсалии могут образовывать своего рода систему сами по себе» Большое число грамматических универсалий, основанных на семантических критериях, красноречиво доказывает ошибочность упомянутой Вейнрейхом традиционной концепции, заключающейся в том, что «классификация семантических универсалий, производящаяся с помощью языка, в принципе произвольна».
Доклад Вейнрейха «О семантических универсалиях» особенно ценен попыткой ответить на вопрос: «Какие обобщения могут быть сделаны относительно словаря как структурной системы, при всем несовершенстве подобной структуры?» Мысли о языке, высказанные шестилетней дочерью Вейнрейха (он рассказал нам об этом в перерыве между заседаниями), помогают нам дополнить аргументацию Вейнрейха ценными реалистическими соображениями. «В обычных работах по семантике, — говорит Вейнрейх. — в основном рассматриваются вопросы, связанные с семиотическим процессом называния». Его дочь, очень удивленная тем обстоятельством, что в языке имеются многие тысячи слов, высказала предположение, что большинство из них «имена»; она заметила, далее, что это огромное количество слов не такое уж подавляющее, поскольку они встречаются парами: имелись в виду антонимы со значением «вверх» и «вниз», «мужчина» и «женщина». Слово «вода» она противопоставила слову «сухой», а слово «покупать» слову «есть» (она умела покупать, а не продавать, и в ее сознании отсутствовало противопоставление слов «покупать» — «продавать»). Проницательная девочка отметила два основных качества словаря: его структурность и различия в статусе разных классов слов, в частности, относительно более протяженный, объемный характер класса имен.
Изучение лексических моделей было бы более простым и более результативным занятием, если бы оно начиналось не с анализа имен, как обычно, а с анализа более четко описанных классов слов. В таком случае связи между семантическими подклассами и различиями в их синтаксической трактовке стали бы особенно очевидными. Так, исследования, которые проф. Гертл Уорс проводит в Гарвардском университете (и которые являются частью нашей совместной работы по описанию и анализу современного
194
русского литературного языка), показывают, что членение всех русских первичных (бесприставочных) глаголов на такие, которые должны, могут или не могут сочетаться с данным падежом или инфинитивом, позволяет выявить ряд классов глаголов, объективность существования которых подтверждается как формальными, так и семантическими критериями. Сходная классификация именных классов, основанная на критериях двух порядков, связана с более значительными трудностями, но в принципе также возможна. Так, в славянских и многих других языках класс имен, обозначающих протяженность во времени, выявляется на основе синтаксических критериев: только от этих имен возможно образование винительного падежа, зависящего от непереходного глагола («болел неделю») или второго винительного падежа, связанного с переходным глаголом («годы писал книгу»). Внутриязыковая классификация слов, которая связала бы, наконец, проблему лексикологии с проблемой грамматики, представляет собой существенную предпосылку для исследования межъязыковых лексических единообразий.
Мы были свидетелями того, как общее удовлетворение универсалистским подходом, характерное для нашей конференции, едва не сменилось разочарованием, когда заключительные дебаты по организационным вопросам и перспективам исследования не привели к однозначному решению. Поскольку ясно, что проблемы типологии и универсалий не могут быть сняты с повестки для и что без упорных коллективных усилий исследования по этим проблемам не смогут успешно продолжаться, я хотел бы внести по крайней мере одно предложение.
Нам необходимо срочно заняться систематическим выявлением в языках мира следующих универсалий: различительных признаков, унаследованных с просодических, типов их сосуществования и взаимосвязи; грамматических понятий (concepts) и принципов их выражения. Первоочередная и относительно не сложная задача могла бы состоять в составлении фонологического атласа языков мира. Предварительная дискуссия по вопросам составления такого атласа была начата на международном съезде фонологов в Копенгагене 29 августа 1936 г. и продолжена в 1939-1940 гг. лингвистами Осло, однако прервана из-за вторжения немецких войск. В настоящее время наша лингвистическая секция Центра по коммуникативным наукам Массачусетского технологического института планирует работу по составлению такого атласа, однако для реализации этого проекта необходимо широкое сотрудничество с Советом по исследованиям в области социальных наук и его Комитетом по лингвистике и
195
психологии. Лингвисты, сотрудничающие в различных американских и зарубежных организациях, должны быть привлечены к работе над этими проблемами.
Число языков и диалектов, фонологические системы которых доступны для лингвистического анализа, очень велико, однако следует признать, что в начале работы будут, видимо, возникать противоречивые суждения, а в наших картах будут оставаться белые пятна. Тем не менее, полученные изофоны, как бы приблизительны они ни были, принесли бы огромнейшую пользу лингвистам и антропологам. Будучи связаны друг с другом, эти изоглоссы создали бы основу для выявления новых импликативных правил и интерпретации фонологической типологии языков в ее географическом аспекте. Фонологическое сродство соседствующих языков, обусловленное широкой диффузией фонологических признаков, найдет в атласе адекватное отображение. Работа над составлением фонологических и грамматических атласов языков мира явилась бы лишь частью того широкого международного сотрудничества, которое необходимо для достижения грандиозных целей, ставших благодаря работе нашей конференции более близкими.
В заключение я хотел бы сказать следующее. Все мы согласны с тем, что в лингвистике наблюдается переход от традиционного изучения разнообразных языков и языковых семей через систематические типологические обобщения и интегрирование к детализованным исследованиям универсального типа. Столетиями сфера этих исследований оставалась «ничейной землей», и лишь в нескольких философских работах содержались попытки заложить основания универсальной грамматики (первые такие попытки содержались в средневековых трактатах по спекулятивной грамматике, позднее эта тема была затронута в «Глоттологии» Яна Амоса Коменского и в рационалистских очерках XVII-XVIII вв., затем этих проблем коснулись Гуссерль и Марти в своих феноменологических рассуждениях, и, наконец, эти вопросы были освещены в современных работах по символической логике).
Когда мой экзаменатор задал мне в Московском университете вопрос относительно возможностей универсальной грамматики, я ответил цитатой из работы этого профессора, в которой давалась отрицательная оценка «чистой грамматики» Гуссерля. Последовал вопрос о моем собственном отношении к проблеме. В ответ я высказал мнение о необходимости лингвистических исследований в этой области.
196
Теперь, когда лингвисты стали обращаться, наконец, к этим проблемам, имея на вооружении четкую методологию и богатый фактический материал, они должны вносить уточнения и исправления в существующие теоретические построения, однако они ни в коем случае не должны игнорировать или недооценивать содержательные концепции прежних и современных философов, ссылаясь на то, что в этой литературе сплошь и рядом попадаются априорные утверждения и что она характеризуется невниманием к реальностям, доступным для анализа. Едва правомерен, например, вывод Вейнрейха о том, что Карнап и Куайн впали в своих недавних работах в «неосхоластицизм». Предложенное философами различение между аутокатегорематическими и синкатегорематическими знаками остается весьма плодотворным для выявления общеграмматических конструкций, несмотря на то, что некоторые традиционные интерпретации универсальной грамматики «совершенно бесполезны». Тщательная эмпирическая проверка различных общих принципов, принятых в философии грамматики, может служить эффективным вспомогательным средством при исследовании языковых универсалий и полезной контрмерой, принятой, чтобы избежать неэкономичных и ненужных повторных открытий и не допустить опасных заблуждений, против которых слишком часто ополчаются сторонники так называемого ползучего эмпиризма.
Наша конференция красноречиво показала, что изоляционизм в его различных проявлениях исчезает из языкознания.
Объединение частного и общего как двух взаимосвязанных моментов и их синтез еще раз подтверждают нераздельность обеих сторон любого языкового знака. Лингвисты все в большей степени осознают существование связей между их наукой и смежными науками о языке, мышлением и способами коммуникации; они стремятся дать определение как частным языковым характеристикам, так и органическому сходству языка с другими знаковыми системами. Исследование проблемы языковых универсалий с необходимостью ведет к постановке более широкой проблемы всеобщих семиотических констант. Внутриязыковые исследования дополнены теперь сравнением словесных моделей с другими средствами коммуникации. Интенсивное сотрудничество лингвистов с антропологами и психологами на конференции по языковым универсалиям означает, что современные лингвисты готовы отбросить апокрифический эпилог, напечатанный крупными буквами издателями Курса Соссюра: «Единственным и истинным объектом лингвистики является
197
язык, рассматриваемый в самом себе и для себя». 6 (6, Ф. де Соссюр, Курс общей лингвистики, стр. 207). Разве мы не рассматриваем сегодня язык как целое, существующее «в себя и для себя» и, вместе с тем, как составную часть культуры и общества? Лингвистика становится, таким образом, двусторонней наукой, важной чертой которой является взаимоотношение части и целого. Наконец, вопрос, без обиняков поставленный Г.Хенигсвальдом и оживленно обсуждающийся здесь, «существуют ли универсалии языковых изменений?» позволили нам заглянуть в суть наиболее «упрямого» из традиционных разграничений, в воображаемую бездну между устойчивостью и изменчивостью. Поиски универсалий органически связаны со всеми проявлениями унитарного подхода к языку и языкознанию.
198