1844 117. А. С. Хомякову
118.
А. И. Тургеневу (июнь)
В ответ на твое письмо 1 опишу тебе важное событие, совершившееся у пас в литературном мире: уверен, что ничем столько тебе не удружу. Тебе известна диссертация С.2 Мы, кажется, вместе с тобою ее слушали. На прошлой неделе он ее защищал всенародно. Народу было много, в том числе, разумеется, все друзья С. обоего пола. Не знаю, как тебе выразить то живое участие, то нетерпеливое ожидание, которые наполняли всех присутствующих до начатия диспута. Но вот молодой искатель взошел на кафедру; все взоры обратились па спокойное, почти торжественное его чело. Ты знаешь предмет рассуждения. Под покровом двух имен Стефана Яворского и Феофана Прокоповича дело идет о том, возможна ли проповедь в какой-либо иной церкви кроме православной? По этому случаю, как тебе известно, он разрушает все западное христианство, и на его обломках воздвигает свое собственное, преисполненное высоким чувством народности, и в котором чудно примиряются все возможные отклонения от первоначального ученья Христова. По все рассуждение не было напечатано; он защищал только последнюю его часть, составляющую некоторым образом особенное сочинение о литературном достоинстве двух проповедников. О самом сочинении говорить не стану; ты отчасти его знаешь, остальное сам прочтешь. Не имея возможности защищать все положения своего рассуждения, С. в коротких словах изложил его содержание, и с редким мужеством высказал перед всеми свой взгляд на христианство, плод долговременного изучения святых отцов и истории церкви, проникнутый глубоким убеждением и поражающий особенно своею иовостиго. Никогда, в том я уверен, со времени существования на земле университетов, молодой человек, едва оставивший скамью университетскую 3, пе разрешал так удачно таких великих вопросов, ие произносил с такою властью, так самодержавно, так бескорыстно приговора над всем тем, что создало ту пауку, ту образованность, которыми взлелеян, которыми дышет, которых языком он говорит. Я был тронут до слез этим прекрасным торжеством современного направления в нашем отечестве, в нашей боголюбивой.
смиренной Москве. Ни малейшего замешательства, ни малейшего стеснения не ощутил наш молодой теолог, ре- шая совершенно новым, неожиданным образом высочайшую задачу из области разума и духа. И вот он кончил и спокойно ожидает возражений, весь осененный какою- то высокою доверенностью в своей силе. Шепот удивления распространился по обширной зале; некоторые женские головы тихо преклонились перед необыкновенным человеком; друзья шептали: «чудно!»; рукоплесканья насилу воздержались. Сидевший подле меня один из сообщников этого торжества, сказал мне: [«Вот что называется ясным изложением»]. Так как я не из числа тех, для которых так ясно выразилась мысль оратора, то тебе ее и не передам, а стану продолжать описание самого представления.
Первый возражатель4 сначала стал опровергать теорию диспутанта о проповеди. Она, по моему мнению, довольно неосновательна, но возражатель, кажется, пе угадал слабой ее стороны. Дело состоит в том, что по этому ученью, ораторская речь, следовательно и проповедь, не суть художественные произведения; а я думаю, напротив того, что можно бы с большею истиною сказать, что всякое художественное произведение есть ораторская речь или проповедь, в том смысле, что оно необходимо в себе заключает слово, чрез которое оно действует на умы и на сердца людей, точно так же, как и проповедь или ораторская речь. Потому-то и сказал когда-то, что лучшие католические проповеди готические храмы, и что им суждено, может быть, возвратить в лоно церкви толпы людей, от нее отлучившихся \ Потом перешел он к одному из важнейших положений рассуждения, а именно, что проповедник есть посредник между церковью и частными лицами. Каждый, кому сколько-нибудь известны главные черты, определяющие разъединенные христианские исио- ведапия, легко угадает, откуда заимствовано это понятие о высоком значении проповедника. Оно принадлежит тому из них, которое в одной проповеди видит все дело христианства, и само собою разумеется, что возражатель, не имея возможности выразить вполне своей мысли, в не- вольпом бессилии должен был умолкнуть после первых двух слов.
Таким образом, к общему сожалению, диспутант не мог тут явить своей силы. Впрочем, должно заметить, что весь диспут по песчастию обращался около таких предметов, до которых убеждения, решительно противоположные положениям диспутанта, не могли дотро- нуться. Так, напр., когда возражатель обратился к странному его мнению о католической проповеди, то он принужден был ограничиться несколькими примерами духовного красноречия западной церкви и общими местами о достаточности одного христианского начала для вдохновения проповедника, между тем как ему должно было показать, что характер проповеди на Западе ничуть не определялся догматами церкви, а самою жизнию Запада, составленной из множества разнородных начал, с которыми проповедники должны были бороться, которым иногда должны были уступать, которые вызывали слово живое, непредвиденное, пикакому общему закопу не подчинявшееся; что находить в проповеди католической отсутствие живого сочувствия с массою слушателей до такой степени смешно, что не знаешь, что на это и сказать; что новоизобретенное им различие между церквами католической и православной совершенно ложно; что церковь православная столько же, сколько и католическая, требовала и требует себе подчинения внешнего; что католическая отнюдь не довольствуется одною только наружного или юридическою покорностию, а лучше только ирочих христнапскпх исповеданий постигает свопм здравым практическим смыслом человеческую природу и необходимую в ней связь наружного с внутренним, вещественного с духовным, формы с существом; что понятие об отой связи прямо выводится из того ученья евангельского, которое, так сказать, обоготворяет тело человеческое в теле Христовом, таинственно с ним совокупляемым, предсказывает возрождение тел пашпх и гласит устами Апостола: или не весте, что телеса ваша удове Христове, или пе весте, яко телеса ваша храм живого святого духа Ьутъ (1 Кор. 6) 8. Ко всему к этому должно было ему еще прибавить, что церковь западная развивалась пе как Государство, а как царство; что смешно ей в этом упрекать, потому что вся цель христианства в том и состоит, нтобы создать на земле одно царство, все прочие царства в себе заключающее; что непостижимо, каким образом Ьимволизированиая идея о единстве церкви в лице папы, fapo которую, впрочем, католическая церковь ничего пе ведает, может разлучить человечество с церковью; что ёсли папа па самом деле не что иное, как символ единства, то очевидно, что самое единство в нем заключаться не может, а должно находиться вне его, т. е. в человечестве;
что, наконец, преобладание формы в католицизме есть не что иное, как жалкий бред протестантизма, не умевшего постигнуть своим отрицательным тупым понятием, что одним разумным, глубоким сочетанием формы с мыслью возможпо было сохранить и мысль и форму христианства, посреди той великой борьбы всякого рода сил и понятий иа почве Европы собравшихся, которые составляют новейшую историю мыслящего человечества.