1850 162. М. Я. Чаадаеву 1850. 5 января.
Я уже не раз писал тебе о своем сожалении, что вовлек тебя в эти хлопоты. При худом твоем и без того здоровьи, они могли еще пуще его расстроить, а может быть, и продолжают ему вредить: повторяю еще раз мое о том сожаление. Есть положения в жизни, в которых одна-единственная мысль может вполне нас занимать; вот почему невольно возвращаюсь к старому.
Позволь еще несколько слов сказать о старом же, о моей болезни3, то есть о главной причине всего со мной приключившегося в последнее время. Она, между прочим, состояла в нервических припадках, которых в первом ее периоде ты отчасти бывал свидетелехм, но которые во втором доводили меня почти до безумия; странное подтверждение слов Кюстина \ Целые ночи проводил я, бегая по комнате, окруженный своими людьми, и успокаивался тогда только, когда поутру мне ставили мушку на затылок. Иногда и целые дни проводил в подобных же припадках. К этому должно присовокупить необходимость восстановить свое прежнее положение в обществе, без чего жизнь в Москве, даже самая уединенная, сделалась бы нестерпимою, а это вынуждало большое напряжение сил, самым вредным образом действовавшее па мое патологическое состояние.
Все это, пе говоря про разрушение семейства Левашовых5, про утрату всех людей меня любивших, про квартиру, давно уже сделавшуюся почти необитаемою, и про многое другое, думаю, несколько оправдывает то небрежение к моим делам, которое при обыкновенном моем неумении с ними ладить, ввело тебя в хлопоты. Что касается до прочих событий этого грустного времени, то объяснение их найдется в мопх бумагах, если успею их передать в верные руки и ие постигнет меня скоропостижная смерть. Они, наде- юсь, удовлетворят суд беспристрастный, а теперь мне не до того. Скажу только, что память твоя, мне кажется, иногда тебе изменяет на счет наших с тобою отношений, а свойственное каждому человеку пристрастие, когда дело идет о себе, утаивает, кажется, от тебя довольно важные обстоятельства. Все мною сказанное может показаться тебе излишним, но в настоящую минуту нашел я очень нужным тебе это сказать. Впрочем, чтение этих строк тебя ие утомит. Ты в своем письме приглашал меня к терпению: надеюсь, что ты и сам сколько-нибудь им одарен.Прошу тебя еще раз убедительнейше возвратить мне письмо Протасова 6 и простить мне, что было на тебя его навязал. Оно мне необходимо пужно для того, чтоб служить вещественным возражением па те толкования, которые без того могли б сохраниться ко вреду моему в памяти людей мне неблаговолящих. После всего того, что я испытал в эти последние два года, смешно бы мне было ожидать какого-нибудь себе добра в будущем; возвращение здоровья возвратило было мне и надежды, столь жестоко и, позволь сказать, столь неуместно тобою осмеянные. Но теперь все пути к лучшему опять предо мною закрылись, жизнь сделалась почти невозможною; вместо участия слышу один хохот людей мпе близких; но нельзя же мне не подумать о том, что станется с моей памятью в руках вражды или глупости. Эти безграмотные строки, надеюсь, тебя ие оскорбят и не помешают тебе исполнить своего обещания, если действительно ты имел это намерение. Впрочем, всякий путь, ведущий к концу, каков бы он ни был, [будет для меня желанным]. Благодаря Бога я здоров; болезнь пе омрачает более взора моего. С полным сознанием совершенной невозможности предупредить или ускорить развязку своего странного положения, ожидаю ее почти с равнодушием.
Поздравляю тебя с новым годом.
Сердечно тебе преданный брат твой Петр.
1 февраля. По сие время без ответа.
Марта 17 \