ОБЩИЕ ИТОГИ: ОТ ИДЕИ ОРГАНИЧЕСКОЙ ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ К ГИПОТЕЗЕ АДАПТИВНОЙ ЭВОЛЮЦИИ
В итоговом разделе хотелось бы обратить внимание на оценку воззрений Дарвина с точки зрения их квалификации как полноценной теории или же научной гипотезы. До сих пор этот вопрос вызывает споры не только среди историков.
Им интересуются эволюционисты-теоретики, причем как сторонники, так и противники дарвинизма, по-своему интерпретируют его методологи науки, занимающиеся проблемой теоретизации естественнонаучных знаний.Выдвинутая материалистами XVIII в. идея о естественном про-исхождении органической целесообразности содержала в потен-циальной возможности развитие ее до уровня научной гипотезы, а затем и всесторонне обоснованной теории. Для этого первоначально необходимо было провести анализ весьма общего понятия органической целесообразности: расчленить его на отдельные элементы (прообразы понятий адаптивной модификации, селективной ценности мутаций и рекомбинаций, коадаптации, видовых и синэколо- гических адаптаций), дать им более или менее четкое определение, с тем чтобы осуществить синтез знаний на более высоком научном уровне. При этом главная операциональная задача состояла не в описании с более широких позиций самого феномена органической целесообразности, а в объяснении естественных причин ее проис-хождения. Дело в том, что, как было показано выше, к середине XIX в. накопился достаточный материал, который убедительно свидетельствовал о самом факте целесообразности в строении и функциях организмов. Требовался переход от описания данного материала к его объяснению в соответствии с логикой развития научного познания вообще. Эту историческую задачу выполнил
Ч. Дарвин в созданной им научной концепции эволюции на основе естественного отбора, которая является эквивалентом концепции эволюции адаптаций, как это неоднократно отмечалось выше.
Эволюционную концепцию Дарвина уже давно принято считать вполне оформленной научной теорией.
Действительно, в отличие от предшественников эволюционные взгляды Дарвина выражены в системе, которая отвечала требованиям, предъявляемым к теории как форме научного познания. Во-первых, дарвинизм представлял собой стройную, внутренне непротиворечивую систему логических рассуждений и доказательств. Во-вторых, дарвинизм — это не простое описание совокупности, пусть и взаимосвязанных, фактов, а каузальное учение, т. е. объясняющее причины эволюционного развития. В-третьих, дарвинизм опирался на многочисленные факты из области селекции, что доказывало неразрывность этого учения с практической деятельностью человека.Вместе с тем центральное положение концепции Дарвина — принцип естественного отбора — был выдвинут в форме гипотезы и требовал фактического, в первую очередь экспериментального обоснования, как это и диктуется требованиями любой науки, претендующей на точность своих доказательств. Наиболее обстоятельно вопрос о том, считать ли концепцию естественного отбора достаточно обоснованной теорией или только допустимой гипотезой, был рассмотрен К. М. Завадским, который ответил на него однозначно. Не только во времена Дарвина, но даже в 1920-е годы «учение об эволюции путем естественного отбора объективно еще оставалось на стадии вероятной гипотезы» (1973, с. 319). К такому выводу привел анализ объективного исторического материала, проведенный Завадским с глубоким пониманием внутренней логи-ки развития эволюционной теории в последарвиновский период и блестящим мастерством исследования. К этому анализу нам трудно добавить что-либо существенное. Ограничимся лишь замечаниями, непосредственно относящимися к рассматриваемой нами проблеме.
Спустя более четверти века после выступления Дарвина наиболее выдающийся его последователь А. Вейсман -вынужден был привести неутешительное признание: «Именно на том, что никакое другое объяснение немыслимо вообще, и основана для нас необходимость принять начало естественного отбора. Только естественный подбор может объяснить целесообразности организмов, не пользуясь, однако, целесообразным началом» (1894, с.
13). Это высказывание многократно приводилось противниками дар-винизма как свидетельство того, что один из его лидеров во второй половине XIX в. расписался в своей беспомощности.Конечно, если поверить в концепцию отбора заставляла лишь сила логики, то эту позицию разделяли далеко не все эво-люционисты. У серьезных противников дарвинизма — механола-маркистов — была в руках сила фактов, которые выдвигались в контроверзу вовсе не потому, что не признавалась идея естест-венного отбора. Просто логика их рассуждений и демонстрация фактического материала в пользу идеи прямого приспособления казались более убедительными. Здесь нет необходимости приво-дить аргументацию самих антидарвинистов по этому пункту. Она изложена в массе критической литературы. Достаточно огра-ничиться лишь констатирующей частью, которая лаконично была сформулирована С. И. Коржинским в самом конце прошлого столетия: «Замечательно, что, несмотря на большое число даро-витых горячих приверженцев учения Дарвина, фактическая сто-рона собственно дарвинизма . . . осталась до сих пор в том же состоянии, как она была разработана самим автором» (1899, с. 1). О слабом фактическом обосновании дарвинизма писали и позднее не только его противники. Как отголосок кризиса эво-люционной теории в первой четверти XX в. можно воспринимать слова Б. М. Козо-Полянского: «У нас нет прямого подтверждения тому, что эволюция осуществляется действительно посредством естественного отбора» (1925, с. 85). Подобных высказываний было много в период до 1930-х годов (Талиев, 1900, с. 271; Филипченко, 1915, с. 54; Мензбир, 1927, с. 111), до времени, когда дарвинистская концепция эволюции не получила надежного экспериментального обоснования.
Итак, мы вправе квалифицировать концепцию эволюции путем естественного отбора, а следовательно, и объяснение Дарвином проблемы эволюции адаптаций как гипотезу. Однако здесь необходимо отметить один принципиально существенный момент. Концепция Дарвина — это не нулевая гипотеза (в смысле «только гипотеза») и не гипотеза-догадка, а гипотеза, объединяющая совокупность научных данных в логически построенную систему знаний.
Различие между такой систематизирующей гипотезой и теорией заключается «в степени обоснованности и развитости, а не в структуре и составе входящих в них утверждений» (Баженов, 1978, с. 201). По своей внутренней логической структуре кон-цепция Дарвина, безусловно, претендовала на статус теории гипотетико-дедуктивной, которую, однако, требовалось интерпретировать еще солидными фактическими доказательствами.Дарвиновскую концепцию естественного отбора некоторые авторы считают классическим примером описательной или эмпирической (в узком смысле) теорией. Такое заключение аргументируется тем, что в ней содержится огромная масса эмпирических данных, что основные ее положения представляют собой прямые обобщения этих данных, а используемые для формулировки обобщений понятия есть лишь «качественные», классификационные, в лучшем случае — сравнительные понятия (там же, с. 11 —12). При этом следует ссылка на определения этих понятий Р. Карнапом.
С подобной характеристикой дарвиновской концепции отбора (и, соответственно, эволюции адаптаций) нельзя согласиться принципиально. Л. Б. Баженов исходит из самой распространенной трактовки дарвинизма как учения, доказавшего сам факт органической эволюции. При таком понимании сущность дарвинизма, действительно, можно достаточно полно описать в классификационных и сравнительных понятиях. Первые приложимы к характеристике эволюционной (таксономической) систематики, как об этом пишет и сам Карнап (1971, с. 97), правда не ссылаясь на Дарвина, вторые — к обозначению, например, разного уровня прогрессивного развития организмов.
Но дело все в том, что главное содержание дарвиновской концепции составляет систематизированное доказательство не самого факта эволюции, а причин, которыми она осуществляется. Открытие основных законов детерминации эволюционного процесса — борьбы за существование и отбора — определило триумфальное утверждение эволюционной идеи. Уже к 1859 г. Дарвину удалось собрать достаточное число косвенных доказательств идеи эволюции путем отбора, чтобы сделать ее вполне убедительной для многих биологов (см.: Завадский, 1973, с.
54—55).Движущие силы эволюции, согласно дарвинизму, заключаются во взаимодействии наследственной изменчивости, борьбы за су-ществование и отбора. Изменчивость определяет неравноценность особей по их приспособленности, а в борьбе за существование и через отбор эта неравноценность фиксируется в новой адаптивной норме. При такой оценке становится очевидным, что основу дарвинизма составляла гипотетико-дедуктивная модель, построенная на логической связи понятий высокой степени научной абстракции. Именно эту особенность имел в виду Ф. Энгельс, когда писал, что Дарвин абстрагировался, отвлекся от анализа причин изменчивости и сосредоточил внимание на решении проблемы, каким образом индивидуальные отклонения становятся признаками вида. Методологически правильное использование абстракции в представлении о движущих силах адаптивной эволюции обеспечило создание научной концепции и возможность развития ее в дальнейшем в теорию.
При этом следует отметить существенную неравноценность исходной категории дарвиновской концепции — понятия наследственной изменчивости и понятий борьбы за существование и естест-венного отбора. Понятие наследственной изменчивости было на-столько эмпирически обосновано, что ни у кого не вызывала сомнения его истинность. Понятия же борьбы за существование и естественного отбора объективно долгое время не могли быть достаточно обоснованными с фактической стороны и в силу их значительного абстрактного содержания далеко не всеми ока-зались правильно понятыми.
Логика развития дарвинизма во второй половине XIX—начале XX в. (третий этап нашей периодизации исследований эволюции адаптаций) как раз и была продиктована необходимостью разработки концепции естественного отбора как основной причины эволюции адаптаций, видообразования и морфофизиологического прогресса. Эта задача составляла целую программу разносторонних исследований. О том, как своеобразно реализовывалась она в указанный период применительно к проблеме эволюции адаптаций и пойдет речь далее.