(МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)

Почему же межэтнические конфликты продолжают сегодня оставаться одной из наиболее серьезных угроз человечеству? Представляется, что ответ на этот вопрос следует искать, прежде всего, в особенностях современного мира.

Во-первых, мы являемся свидетелями эрозии Вестфальской системы мира, просуществовавшей более 350 лет. Мир, заключенный в Европе после Тридцатилетней войны и положивший начало системе национальных государств, "привнес в жизнь нечто новое, а именно, чувства принадлежности к той или иной стране"2. В конце XX столетия, в результате глобализации национальные границы становятся все более прозрачными. Эта перестройка мира нередко сопровождается автономизацией регионов и формированием идентичностей уже не на государственной основе, а на иной - этнической, религиозной, языковой. Не случайно, современные конфликты - практически все внутригосударственные. Они получили название "конфликтов идентичности" и характеризуются плохой управляемостью, подключением многих участников, слабостью центральной власти и т.п.

Во-вторых, окончание холодной войны привело к другому кризису, связанному с перестройкой системы международных отношений. За время существования Вестфальской системы мира "строение" международных отношений было различным.

Какова будущая архитектоника мира, сказать трудно. До сих пор не умолкают споры о том, является ли мир монополярным, многополярным или каким- либо еще. Тем не менее сам процесс его перестройки, который длится вот уже

10 лет, протекает крайне неравномерно и противоречиво, что само по себе способствует развитию конфликтов.

В условиях такой глобальной перестройки мира сразу по целому ряду параметров следует ожидать развития конфликтов. В этом плане С. Хантингтон, видимо, уловил некоторую общую тенденцию развития, хотя и свел ее к "циви- лизационным конфликтам", причем, выраженным в крайних формах. Оставляя за скобками всю дискуссию, которая развернулась в связи с известной статьей С. Хантингтона4, заметим, что на самом деле наряду с названными С. Хантингтоном конфликтами можно ожидать и другие - например, между богатым Севером и бедным Югом. Однако, представляется, основная проблема не в том, где и какие конфликты следует ожидать, а в другом - как и в какой форме, вооруженной или мирной, они будут разрешаться.

В этой связи одним из основных вопросов при изучении конфликтов становится следующий: "Почему некоторые конфликты урегулируются мирными сред-ствами, в то время как другие перерастают в вооруженное противостояние?". К сожалению, данный вопрос практически остается за рамками научного интереса, несмотря на обилие литературы по конфликтам. Правда, существуют исследования, в которых авторы пытаются ответить на другой, довольно близкий вопрос: "Что способствует эскалации или деэскалации конфликтов?".

Очевидно, что в практическом плане ответ на вопрос, почему те или иные конфликты перерастают в вооруженное насилие, крайне важен. Зная причины, можно воздействовать на них, предотвращая тем самым наиболее опасный путь их развития. В то же время конфликтология, для которой особенно в последние годы все больше характерна прикладная ориентация, фактически не занимается поиском решения данной проблемы. Почему? Объяснение, по-видимому, находится, прежде всего, в сфере методологии. В методологическом плане обнаружение универсальных факторов перерастания конфликтов в вооруженные формы является далеко не простым. Прежде всего возникает вопрос, насколько правомерно сравнение конфликтов, различных по своей природе, историческим путям развития и т.п.? Иными словами, являются ли наблюдаемые конфликты неким единым феноменом, или же мы имеем дело лишь с внешним сходством разных по своей сути явлений, получивших собирательное название "конфликт"? Ответ на этот вопрос неоднозначен. Так, некоторые историки подчеркивают уникальность каждого конкретного случая. Другой подход - сравнительный, широко используемый, в частности, в политологии. Оба подхода имеют свои преимущества и ограничения. Например, очевидно, что сравнительный анализ не позволяет выявить то особенное, что характерно для конкретного конфликта (и, бесспорно, может быть весьма значимым), но с другой стороны, он дает возможность проследить общие причины развития конфликтной ситуации.

Обратившись к сравнительно-политологическому анализу, мы обнаружи-ваем, что вопрос о том, почему одни конфликты разрешаются мирно, а другие перерастают в вооруженные столкновения, сходным образом формулируется и в отношении иных явлений.

тических переходов) одним из важнейших вопросов является следующий: "Почему в ряде случаев демократические переходы завершаются успешно, в то время как в других - они терпят неудачу?".

Факторы, влияющие на демократический транзит, исследуются в транзи- тологии в рамках двух направлений: структурного и процедурного5. Исследователи, работающие в рамках первого направления, обращают внимание на такие проблемы, как влияние международной среды на переход к демократии, уровень экономического развития страны, демократические институты и ценности, существующие в обществе. В отличие от этого подхода исследователи, придерживающиеся процедурного направления, уделяют внимание проблемам, связанным с принятием политических решений, иными словами, проводимой политикой.

В исследованиях по анализу конфликтов также выделяются два направления. Одни ученые делают акцент на структурных факторах, или, как они чаще называются в конфликтологии - независимых переменных (структура общества, уровень экономического развития и т.п.), другие - на процедурных или зависимых переменных (политика, проводимая как участниками конфликта, так и третьей стороной).

Следуя логике сравнительного анализа, рассмотрим, как различные факторы влияют на развитие конфликта. Один из путей сравнительного исследования - дедуктивный, который подразумевает построение теоретических конструкций, а затем их иллюстрацию на примере различных конфликтов. Этот путь довольно широко используется в современной науке6. Он дает возможность приблизить теоретические рассуждения к реалиям. Ограничительным же моментом такого рода исследований является то, что примеры могут подбираться (порой неосознанно) под те или иные теоретические схемы, в то время как факты, не укладывающиеся в эти рамки, игнорироваться.

Другой путь (индуктивный) ведет от эмпирических данных к построению теоретических обобщений. Он также не лишен недостатков. Прежде всего этот путь не исключает возможность использования одних факторов, подтверждающих теоретические модели, и игнорирование других.

В целом же оба пути дополняют друг друга. Постараемся поэтому совместить их, сделав особый упор на втором пути. С этой целью выберем для анализа шесть конфликтов и конфликтных ситуаций второй половины XX столетия в трех регионах Европы: 1) в Западной Европе (Бельгия и Северная Ирландия); 2) в Центральной Европе (бывшие Югославия и Чехословакия); 3) в России (Чечня, 1994-1996 гг.: Татарстан). При необходимости будем обращаться и к анализу других конфликтов.

Выбранные в качестве основных конфликтные ситуации относятся к европейскому континенту, который является крайне неоднородным. Кроме того, внутригосударственные конфликты, имеющие этническую и/или религиозную окраску, связаны со стремлением одной из сторон к получению независимости или, по крайней мере, с усилением автономии, что отражает важнейшие черты современных конфликтов.

В каждом европейском регионе изучался один конфликт, урегулированный (пусть и не до конца) мирными средствами, и другой, переросший в вооруженное противостояние. Для удобства рассмотрения эти конфликты могут быть представлены в виде следующей схемы: Западная Европа Центральная Европа Россия Вооруженный подход Северная Бывшая Югославия Чечня при решении конфликта Ирландия Мирный путь решения Бывшая Татарстан конфликта Бельгия Чехословакия Очевидно, что проанализировать все структурные и процедурные факторы, обусловливающие развитие и разрешение названных конфликтных ситуаций вооруженными или мирными средствами, в рамках одной работы невозможно, поэтому акцент будет сделан прежде всего на сравнительном анализе тех факторов, которые выделяются большинством исследователей.

Рассмотрим сначала влияние структурных (независимых) переменных, среди которых в качестве наиболее типичных для развития конфликтов обычно называют следующие:

наличие различных этнических групп и/или конфессий с достаточно четким административным делением, основанном на принципе национальных территорий:

значительная региональная дифференциация при одновременно высоком уровне централизации страны (наличии регионов, которые различаются по многим параметрам: экономическим, религиозным, культурным, этническим):

наличие существенных социально-политических изменений и появление новых политических и/или экономических элит;

слабость, неразвитость институтов и механизмов, призванных обеспечивать урегулирование и разрешение конфликтных ситуаций; слабое развитие юридической системы, а также таких механизмов разрешения конфликтов, как посредничество, создание согласительных комиссий и т.п.;

недостаточное развитие культуры согласия в обществе, то есть системы ценностей и традиций, ориентированных на мирное урегулирование.

Во всех странах, ставших объектом данного анализа, можно обнаружить наличие первых двух структурных факторов, способствовавших развитию конфликтных ситуаций. Великобритания, Бельгия, Югославия, Чехословакия и Россия были неоднородны в этническом и религиозном планах странами с явной региональной дифференциацией, разделены в значительной степени по национально-территориальному принципу.

Всем рассматриваемым случаям свойственна значительная централизация власти, которая проявлялась либо в унитарном характере государства, как например, в Великобритании и дореформенной Бельгии (реформы в Бельгии проходили на протяжении довольно длительного периода с 1970/1971 по 1993 гг.:

при этом еще в 60-х годах принимались законы о языках), либо в псевдофедеральных формах, как это было в социалистических государствах. Степень централизации государства не была одинакова в рассматриваемых случаях.

Интересно, что при наличии фактора экономической дифференциации в названных конфликтных ситуациях, его влияние проявилось по-разному в бывших Чехословакии и Югославии, а также в Татарстане и Чечне. Так, во всех названных регионах в конце 80-х - начале 90-х годов наблюдались процессы, связанные с нарастанием сепаратизма. Однако в Югославии и России активно выступают за предоставление самостоятельности лидеры относительно развитых и богатых природными ресурсами регионов: в Югославии - Словении и Хорватии, в России - Чечни и Татарстана.

В бывшей же Чехословакии, напротив, к сепаратизму стремилось руководство менее развитой в экономическом отношении части страны - Словакии, в которой была сосредоточена большая часть оборонной промышленности. Словакия тяжелее, чем Чехия, переживала рыночные реформы: в ней была выше безработица, значительно больше упал жизненный уровень населения. В этих условиях словацкие лидеры, стремясь сохранить патерналистскую роль государства в экономике, все сильнее настаивали на самостоятельности, хотя, согласно социологическому опросу, проведенному в октябре 1991 г., 80% населения высказалось за сохранение единого государства . Северная Ирландия в экономическом плане также является далеко не самым сильным регионом в Великобритании, но в отличие от бывшей Чехословакии здесь развитие конфликта приняло вооруженные формы.

Дифференциация ярко прослеживается в Северной Ирландии, где общество фактически оказалось расколотым пополам сразу по нескольким направлениям: с одной стороны - протестанты, поселенцы, унионисты, а с другой - католики, коренные жители, националисты8. В Бельгии этническая дифференциация проявилась в создании национальных партий и целого ряда обществ для защиты собственно фламандских интересов. Аналогичные процессы наблюдались и в других конфликтных ситуациях, в том числе в Чечне и Татарстане. Например, в Татарстане была создана националистическая партия "Иттифак".

Фактор переходности характерен для России, а также для стран Восточной и Центральной Европы в конце 80-х - начале 90-х годов. В Западной Европе процесс социально- и этнополитических изменений (о переходном периоде в этом случае говорить не приходится) происходил раньше. Так, в 1968-1969 гг. в Ольстере после массовых выступлений католического меньшинства британские власти установили прямое правление и ввели регулярные войска на эту территорию. В Бельгии первые реформы, согласно которым была проведена фиксация лингвистических границ (на севере - фламандских, на юге - французских), прошли в 1962 г. Однако затем последовали протестные выступления 1966-1968 гг.

Заметим, что реформы в Бельгии были направлены как раз на децентрализацию государства, но конфликт, как известно, пошел по мирному пути развития. Отчасти сходные процессы имели место и в Татарстане, где после подписания договора в 1994 г. между правительством РФ и руководством Татарстана часть полномочий перешла на местный уровень. В бывшей Чехословакии стороны относительно быстро провели переговоры о разделе государства. Совсем по-иному развивались события в Чечне, однако, здесь мы стал-

киваемся с другой группой факторов - процедурных (зависимых переменных), которые будут рассмотрены ниже.

Многие авторы подчеркивают, что наличие развитых демократических институтов и механизмов способствует мирному разрешению конфликтов. Классической в этом плане является работа Ф. Фукуямы о "конце истории", в которой в связи с процессами демократизации вообще предрекалось исчезновение конфликтов. Другой исследователь - специалист в области конфликтов М. Лунд - конкретизируя понятия "институты и процессы" при разрешении конфликтных ситуаций, выделяет четыре их составляющих: законодательную базу; отрегулированную избирательную систему; судебную систему; наличие административных органов, способных реализовывать решения. М. Лунд также видит наилучшие возможности для разрешения конфликтов мирным путем в условиях развитой демократии .

Для стран Западной Европы в целом характерно наличие всех четырех элементов, выделенных М. Лундом. Однако здесь следует иметь в виду и то, что, несмотря на наличие демократических институтов, функционирование их различно. Так, в Северной Ирландии католикам в течение долгого времени был закрыт путь во властные структуры. В бывших же социалистических странах демократические институты существовали скорее номинально.

Что касается мирного способа разрешения конфликтов, то он не обязательно предполагает наличие развитых демократических институтов. Так, антропологические исследования показали, что в традиционных обществах существуют свои механизмы и институты мирного урегулирования возникших споров, в частности, институт старейшин или иной третьей стороны, которые выступают в роли арбитра. Общество вырабатывает также жесткие нормы поведения в условиях конфликта.

Институты и механизмы, существующие для урегулирования конфликтов, тесно связаны с наличием культуры согласия в обществе и его установками на мирные способы разрешения конфликтных ситуаций. Развитые институты способствуют появлению такой культуры и их функционирование подразумевает поиск компромиссных решений. Заметим, что культура согласия может существовать внутри страны, но одновременно отсутствовать по отношению к другим странам и народам. Например, один из исследователей японской культуры Б. Шиллони замечает, что борьба, конфликт всегда существовали в Японии, но они рассматривались в значительной мере как аморальные явления, поскольку вели к нарушению гармонии - важнейшего элемента японского мировосприятия. Кроме того, в японской культуре еще с древности не существовало жесткого противопоставления правильного и неправильного. Однако подобные установки

японцев относились только к внутренним конфликтам и к внутренним врагам,

10

но не распространялись на внешних врагов .

По-видимому, аналогичное явление можно наблюдать в Северной Ирландии, где существует достаточно высокий уровень культуры согласия внутри каждой общины, но не между ними, что в значительной степени обусловлено сложившимся в течение длительного времени расколом общества.

В случае Чехословакии отсутствие серьезных конфликтов между чехами и словаками в прошлом, а также влияние европейских демократических институтов во многом способствовали формированию культуры согласия в стране в це-

лом. Положительное воздействие, видимо, здесь оказала этническая и культурная близость двух народов.

Сравнение ситуаций в Чечне и Татарстане показывает, что фактор культуры согласия в отношении федерального центра в названных случаях проявлялся по-разному. Этому способствовали контакты этих двух регионов с Россией, уходящие своими корнями глубоко в историю. Так, если территория, на которой находится современный Татарстан, была присоединена к России в XVI в., то территория современной Чечни - только в XIX. причем после долгого и упорного сопротивления чеченцев.

Что касается самой России, то, как отмечал Д.С. Лихачев, российская культура "... издавна была связна с соседними культурами Скандинавии, Византии, южных и западных славян, Германии, Италии, народов Востока и Кавказа", поэтому она - "культура универсальная и терпимая к культурам других народов"11. В то же время Д.С. Лихачев обращал внимание на то, что русский национальный характер содержит в себе и другую черту - стремление "доводить все до крайности, до предела возможного", что, видимо, нередко проявляется и в конфликтных ситуациях12.

Таким образом, говоря о культуре согласия, следует иметь в виду два ее аспекта: ее наличие или отсутствие внутри конфликтующих общин и, что особенно важно, - существование культуры согласия между ними. Если на внут- риобщинную культуру согласия влияют механизмы и институты по мирному урегулированию конфликтов, то на второй ее аспект огромное воздействие оказывает история развития отношений между общинами. Не случайно большинство исторических исследований по конфликтам посвящено как раз анализу того, как складывались отношения между общинами.

Подводя итоги рассмотрения влияния структурных факторов на развитие вооруженных или мирных форм конфликта, следует заметить, что само их наличие является, судя по всему, необходимым условием развития конфликтной ситуации, но оно не определяет форму ее разрешения. При этом вовсе не обязательно, чтобы задействованы были все структурные факторы. Достаточно влияния некоторых из них. Однако следует предположить, что чем сильнее воздействие каждого из структурных факторов и чем большее число их подключено, тем более критичной оказывается конфликтная ситуация и тем сильнее она тяготеет к эскалации и к насильственным формам разрешения.

Процедурные факторы поддаются анализу сложнее, чем структурные. Во- первых, разная политика может вести к одинаковым результатам. Данный тезис хорошо иллюстрируется политикой в области национальных отношений, кото-рая проводилась в бывшем СССР, а также в ЮАР в период апартеида. В СССР все усилия были направлены на стирание этнических различий и создание "новой исторической общности - советского народа", то есть некоего гомогенного общества, образованного. правда, не на этнической, а на идеологической основе. В ЮАР политика апартеида была направлена как раз на сохранение и усиление различий по расовому признаку, иными словами - на формирование гетерогенного общества. Однако в обоих случаях результат в области национальной политики оказался противоположен ожидаемому, и, в конечном счете, выразился в резком обострении национальных и расовых противоречий13.

Таблица. Соотношение односторонних и совместных действий сторон в

Чеченском конфликте, %. 1992 г. 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1996 г. Односторонние действия 88 89 89 74 63 Двусторонние действия 12 11 11 26 37 Во-вторых, процесс принятия политического решения подвержен различным, плохо просчитываемым влияниям, что крайне затрудняет проведение сравнительного анализа.

И, тем не менее, в любой конфликтной ситуации стороны могут действовать либо в одностороннем порядке, либо согласовывать свои решения и действия друг с другом. Представляется, что основная ориентация на совместные или односторонние действия может служить единицей при анализе процедурных факторов.

Во всех анализируемых конфликтных ситуациях - в Татарстане, Чечне, бывших Чехословакии и Югославии, а также в Бельгии и Северной Ирландии - в период, предшествующий возникновению конфликтных отношений, осуществлялась политическая линия, направленная на ассимиляцию этнических меньшинств, вытеснение других национальных языков и традиций, усиление одной этнической или конфессиональной группы в противовес другой. По мере развития конфликтных отношений во всех случаях проявлялось стремление сторон к односторонним действиям. Политика оппозиции оказывалась во многом обусловленной психологической реакцией "на прошлое", на восстановление "своих корней", национальных истоков, усиление национальной идентичности. Даже в тех конфликтах, которые были разрешены мирным путем, наблюдались призывы экстремистски настроенных групп оппозиции к проведению националистической политики, иными словами, - к односторонним шагам.

Однако в конфликтах, которые удалось урегулировать мирным путем (Бельгия, Чехословакия, Татарстан), односторонние шаги не стали доминантой политических действий. Так, в Чехословакии ни та, ни другая сторона не предпринимали жестких односторонних шагов. После того, как стало очевидно, что сохранить целостность государства не удается, чешская и словацкая стороны перешли к обсуждению вопросов о том, как будут строиться отношения двух государств в дальнейшем. По итогам этих переговоров было подписано около 30 соглашений по вопросам пограничных отношений, раздела долгов, федеральной и зарубежной собственности и т.п. Важно, что эти вопросы обсуждались до окончательной ликвидации федерации, а само решение о дезинтеграции страны было принято законодательным органом единого государства - Чехословакии.

В Бельгии, несмотря на уличные выступления, экстремистские взгляды также не нашли поддержки у политических лидеров.

В Татарстане было объявлено о балансе этнических, политических, религиозных интересов и курсе на строительство поликультурного, полиэтнического. поликонфессионального сообщества. Это позволило руководству Татарстана, с одной стороны, ограничить возможности центра играть на противоречиях внутри республики и чувствовать себя на переговорах с Москвой достаточно уверенно, с другой - обезопасить себя от возможного отстранения от власти в результате борьбы экстремистских групп.

Односторонние действия стали доминирующими в конфликтах, развивавшихся вооруженным путем. Так, в югославском конфликте сербское население в ответ на ограничение своих прав, а также антисербскую пропаганду в марте 1991 г., в одностороннем порядке объявило автономную область Сербская Краина в составе Хорватии. Ориентация на односторонние действия была характерна и в случае с Боснией, о чем свидетельствует провозглашение независимости Боснии в отсутствии сербских депутатов (сербская часть населения бойкотировала референдум о будущем республики). При этом выход из состава СФРЮ происходил при резком и полном разрыве экономических, культурных и иных связей. Подобные действия вели к еще большей поляризации сторон.

Решения и действия, близкие к югославским, предпринимались в условиях развития чеченского конфликта. Так, еще в конце 1990 г. первым чеченским национальным съездом избирается Исполнительный комитет, который принимает решение об образовании независимого чеченского государства. Затем на вне-очередной четвертой сессии Верховного Совета республики принимается Декларация о государственном суверенитете.

При анализе чеченского конфликта14 было подсчитано соотношение односторонних и совместных действий за период с 1992 по 1996 гг. (см. таблицу). Несмотря на возможную погрешность, очевидно, что односторонние шаги явно преобладали в этом конфликте. При этом их количество все же несколько снижается к моменту заключения Хасавюртовских соглашений (август 1996 г.).

Интересно, что в начале конфликта односторонние шаги федеральных властей в отношении Чечни заключались в игнорировании самого конфликта. Э. Паин пишет, что в период с августа по ноябрь 1991 г. "российские власти не только не пресекали вовремя многочисленные преступления вооруженных отрядов, но и, по сути, поощряли произвол". Игнорирование конфликта продолжалось и в 1992 г., когда "в Москве старались не говорить о Чечне, как будто ее не существовало"15. Позднее федеральные власти попытались в одностороннем порядке силовыми методами подавить дудаевские формирования в Чеченской Республике, а те в свою очередь проводили активные силовые действия, направлен-ные на отделение от России. Тем не менее были и попытки совместных решений. Так, в конце 1992 г. и. о. премьер-министра России Е. Гайдар встретился с вице-премьером Чеченской Республики Я. Мамодаевым. В ходе переговоров обсуждались пути нормализации отношений. В январе 1993 г. российская делегация во главе с Председателем Совета Национальностей Верховного Совета Российской Федерации Р. Абдулатиповым и вице-премьером С. Шахраем побывала в Грозном по приглашению парламента Чечни. Однако Дж. Дудаев обвинил в предательстве сначала Я. Мамодаева. а потом и лидеров парламента.

В Северной Ирландии на определенных этапах развития конфликта были попытки центральных властей через экономическое развитие перейти к диалогу (совместным действиям): разрабатывались программы, направленные на преодоление экономической отсталости Северной Ирландии и борьбу с безработицей. Однако раскол общества не позволил полностью реализовать их16.

Причины непримиримости сторон, их отказа от совместных действий могут быть различными. Нередко корни такого поведения лежат в стремлении специально усилить конфликт. Политические лидеры на местном уровне порой сознательно используют имеющиеся противоречия, акцентируют на них внимание, разжигают конфликт, чтобы в условиях нестабильности легче было прийти к вла-

сти. В то же время и центральные власти могут действовать аналогичным образом. Так, по оценкам А. Здравомыслова, в чеченском конфликте столкнулись "две экстремистские силы, представляющие в том и в другом случае наиболее радикальные (в смысле готовности к насилию) слои "государственников", с одной стороны, России и российской армии, а с другой - чеченских сепаратистов"17.

Говоря об ориентации на мирный или вооруженный путь развития в анализируемых конфликтах, следует особо отметить и роль личности политического деятеля (в значительной степени именно он выбирает либо совместные либо односторонние действия). А. Здравомыслов пишет, что в чеченском конфликте главным моментом, определившим выбор между переговорами и силовыми методами, превратившимися в чеченскую войну, был "личностный фактор"18. Дж. Дудаев с самого начала занимал жесткую позицию, объявив о создании независимого государства, требуя вывода российских войск с чеченской территории.

Интересный материал для выявления роли процедурных факторов дает сравнительный анализ конфликтных отношений в ЮАР периода апартеида и в СССР в конце 80-х годов. Оба государства имели много общего с точки зрения структурных факторов. Это были многонациональные (многорасовые) страны, с достаточно четко выделенным территориальным делением по национальному признаку; высоким уровнем централизации при неоднородности регионов; в конце 80-х годов оба этих государства переживали существенные социально- политические изменения, в них появились новые элиты; возникли волнения на этнической почве. Наконец, и для ЮАР и для СССР была характерна неразвитость демократических институтов и механизмов. Однако, если впоследствии бывший СССР столкнулся с большим числом вооруженных конфликтов, то Южной Африке удалось избежать этой участи. Основную причину этого, представляется, следует искать в выборе политических решений. Правительство ЮАР с самого начала переходного периода сделало ставку на развитие переговорного процесса в стране по всему спектру политических, экономических и социальных проблем. Поэтому перераспределение власти в ЮАР было подготовлено, как довольно образно заметил У. Зартман, "множеством небольших переговоров на различных уровнях"19. В значительной степени благодаря им стала возможной эффективная работа Национального комитета мира, объединившего политические силы страны и явившегося своего рода прологом работы Конвента за демократическую Южную Африку (КОДЕСА), в рамках которого путем переговоров были согласованы основные параметры политического урегулирования в ЮАР и, прежде всего, будущее государственное устройство страны. Однако значение КОДЕСА не ограничилось только этим. Он позволил различным лидерам, представлявшим в том числе и региональные интересы, совместно участвовать в выработке решений, а значит, и нести ответственность за их выполнение. КОДЕСА заложил также основу для поиска договоренностей на более низких уровнях, и тем самым стимулировал дальнейшее развитие переговорного процесса в ЮАР, который, разумеется, шел далеко не просто. Основной акцент, однако, делался именно на них. В отличие от ЮАР, в СССР власти ориентировались во многом на односторонние решения (известные события в Тбилиси, Баку, Вильнюсе), а переговорный процесс (новоогаревский 1991 г.) слишком запоздал.

Таким образом, односторонние и совместные действия сторон всегда присутствуют при развитии конфликта. В то же время первичный анализ результатов исследования дает основание полагать, что в случае вооруженного пути раз-

вития конфликта односторонние шаги явно преобладают. Очевидно, что данный тезис нуждается в дальнейшем подтверждении. Что конкретно определяет ори-ентацию участников на совместные или односторонние действия, сказать нелегко, но в ситуации с Чечней и Татарстаном личностный фактор при выборе ориентации сыграл, видимо, существенную роль.

Другая методологическая проблема состоит в следующем: "Как совмес-тить действие структурных и процедурных факторов?". Одно из решений - предположить, что в том или ином конфликте ключевыми оказываются либо структурные, либо процедурные факторы. Этот путь при анализе этнополитиче- ских конфликтов в России избрали, в частности, Л.М. Дробижева, которая делает упор на структурные факторы, и В. А. Тишков, уделяющий основное внимание процедурным аспектам.

Другое решение данной методологической проблемы заключается в том, чтобы соединить оба подхода - структурный и процедурный, предположив, что в любом конфликте действуют и те, и другие факторы. Обратимся вновь к работам в области транзитологии. Эти исследования показывают, что между процедурными и структурными факторами не существует пропасти. Вопрос заключается в том, как должен строиться анализ. Один из методологических подходов к решению этого вопроса разработал А.Ю. Мельвиль. Модифицировав модель "воронки причинности", которая была предложена Кэмпбеллом и его коллегами для анализа поведения избирателей, А.Ю. Мельвиль использовал ее для изучения проблем транзита. При этом в самом процессе демократического транзита ученый выделяет две фазы - учреждения демократии и ее консолидацию. Далее при изучении факторов, влияющих на учреждение демократии, предлагается "постепенный переход от преимущественно структурного к преимущественно процедурному анализу". При исследовании же второй фазы предлагается обратный путь "в аналитике - то есть от микро- к макрофакторам"20.

Попробуем применить данную методологическую модель к анализу развития конфликтов. В конфликтах также можно выделить различные фазы: первую - "завязывание" конфликта и вторую - развязку конфликта, его урегулирование. Между этими фазами явно проступает еще одна - кульминация конфликта. Подобное трехфазное деление конфликта предлагается и другими ис-следователями. В частности, Д. Прюитт и Дж. Рубин сравнивают жизненный цикл конфликта с развитием сюжета в пьесе, состоящей из трех действий. В первом действии определяется суть конфликта, во втором - он достигает своего максимума, а затем и пата. Наконец, в третьем действии происходит спад конфликтных отношений21.

Говоря о завязке конфликта (первая фаза), следует предположить, что преимущественно структурные факторы задают определенный порог, являющийся критическим при развитии конфликтных отношений. Наличие этой группы факторов необходимо как для развития конфликта вообще, так и для реализации его вооруженной формы. Чем явственнее выражены структурные факторы и чем больше они задействованы, тем сильнее, по-видимому, вероятность развития вооруженного конфликта (отсюда в литературе нередко происходит отождествление вооруженной формы развития конфликта с его эскалацией), а возможное поле деятельности политиков (процедурных факторов) становится суженным. Иными словами. структурные факторы задают потенциал развития вооруженного кон-

фликта. Поэтому весьма сомнительно, чтобы конфликт, тем более вооруженный, возник на пустом месте. Для действия процедурных факторов нужна почва.

В то же время и процедурные факторы вносят свой вклад в формирование конфликтного порога. Не случайно политика центральных властей во всех анализируемых случаях до проявления конфликтных отношений была схожей и по своей сути ориентированной на создание ряда структурных факторов, обуславливающих конфликтную ситуацию.

Результаты сравнительного исследования шести конфликтных ситуаций дают основания предполагать, что в кульминационной точке их развития (вторая фаза) особую роль начинают играть преимущественно процедурные факторы, в частности. ориентация политических лидеров на односторонние или совместные действия по преодолению конфликта. Влияние процедурных факторов довольно ярко проявляется, например, при сравнении кульминационных точек развития конфликтных ситуаций в Чечне и Татарстане, где действия политических лидеров в 1994 г. повлекли за собой в первом случае вооруженное развитие конфликта, а во втором - мирный способ его урегулирования.

В целом же, наверное, не случайно во многих теоретических работах по анализу кризисных ситуаций внимание прежде всего обращается на процесс принятия решений, в то время как исследования конфликтов посвящены в значительной мере анализу структурных факторов.

Таким образом, структурные факторы формируют по преимуществу конфликтную ситуацию, а процедурные - определяют форму ее разрешения.

Третья фаза развития конфликтных отношений наступает с момента, когда кульминационная фаза миновала, конфликт получил свое разрешение и речь идет о построении мира.

т-ч и

В предлагаемой методологической схеме изучение вопросов построения мира в постконфликтной ситуации начинается, по аналогии с изучением транзитов, с анализа принятых решений и действий. При этом структурные и процедурные факторы на этой фазе взаимосвязаны так же, как это было и на фазе зарождения конфликта: первые определяют порог возможного действия процедурных факторов, вторые - формируют пути развития структурных факторов.

Впрочем, и здесь существуют ограничения. Очевидно, что за короткий период нельзя ни прийти к консолидированной демократии, ни построить мир в регионе, в котором только что прекратились вооруженные столкновения. В практической области и соответственно в отраслях науки - транзитологии и конфликтологии - существует некая "зона ближайшего развития" (по аналогии с такой же зоной, выделенной выдающимся психологом Л.С. Выготским при изучении им развития ребенка22). Применительно к конфликтам она предполагает принятие таких политических решений и действий, которые подтягивали бы структурные факторы в нужном направлении (в сторону создания мира, если речь идет о примирении конфликтующих общин). Выход за пределы этой зоны, причем в любом направлении, влечет за собой зависание решений, невозможность их реализации. Им на смену приходят либо иные решения, либо структурные факторы, которые начинают самостоятельно развиваться, что может приводить к резкому обострению конфликтных отношений. Тогда ситуация выходит из-под контроля и воспринимается как совершенно неожиданная (как было, например, с распадом Советского Союза) и неуправляемая.

"Строительство" структурных факторов на практике обычно происходит путем проб и ошибок. В силу этого процесс перехода к демократии, как и процесс по-стконфликтного примирения, носит крайне сложный, волнообразный характер.

Подводя итоги исследованию, следует предположить, что методологическая модель "воронки причинности", по-видимому, применима для изучения целого комплекса проблем, связанных с политическим развитием. Действительно, демократический транзит и конфликт объединяет то, что в обоих случаях мы имеем дело с развитием, причем в его наиболее острых, поворотных точках.

Методологически ориентированные исследования обычно не предполагают прямых выходов на практику. Тем не менее, некоторые практические выводы, думается, возможны.

Первое. Большинство структурных факторов имеют достаточно пролон-гированный характер действия. Из этого следует, что изменение структурных факторов требует значительного времени. В последнее время разработан целый комплекс технологий, направленный на формирование структурных факторов, способствующих мирному разрешению конфликтов и связанных с предупреждением конфликтов (conflict prevention), а с также постконфликтным строительством (peace building). Большое внимание этим вопросам стали уделять межпра-

23

вительственные организации, в частности, ООН и ОБСЕ .

Одновременно - в связи с особенностями современных конфликтов, прежде всего их внутренним характером, вовлечением в них все большего числа негосударственных участников - возросло значение, а также увеличилась активность так называемого "второго направления дипломатии" (Track Two Diplomacy), или дипломатии на неофициальном уровне. Их практическая деятельность в области предотвращения вооруженных конфликтов (первая фаза) и постконфликтного строительства (третья фаза) все ближе подводят оба направления к необходимости совместного планирования и координирования своих усилий в рамках "многонаправленной дипломатии" (Multi-Track Diplomacy)24.

Второе. Цена ошибки при принятии решения в кульминационной (второй) фазе развития конфликта особенно высока. В этой связи возникает острая необходимость в создании механизмов, обеспечивающих наличие противовесов, особенно в случае принятия решения о вооруженных действиях в конфликтной ситуации. Иными словам, речь идет о разработке такой системы принятия решений, которая бы минимизировала влияние случайных и/или плохо прогнозируемых факторов.

Примечания:

Солленберг М., Валленштейн П. Крупные вооруженные конфликты // Ежегодник СМИРИ 1996. - Вооружения, разоружение и международная безопасность. - М., 1997. - С. 31-45.

М. Malitza. Concordant Polarities // Millennium III. - Bucharest, 1999. - P. 3, 4.

Zartman I.W. Toward the Resolution of International Conflicts // Peacemaking in International Conflicts: Methods and Techniques / Ed. by I.W.Zartman and J.L. Rasmussen. - Washington, 1997. - P. 3-22.

Hantington S.P. The Clash of Civilizations // Foreign Aaffairs. - 1993 (Summer). - P. 22-49.

Характеристику обоих направлений подробнее см.: Мельвиль А.Ю. Опыт тео-ретико-методологического синтеза структурного и процедурного подходов к демократическим транзитам // Полис. - 1998. - № 2. - С. 6-38; Харитонова О.Г. Генезис де-

мократии. (Попытка реконструкции логики транзитологических моделей) // Космопо- лис. Альманах. - 1997.

См., например. Bloomfield L., Moulton A. Managing International Conflicts: From Theory To Policy. - N.Y.: St. Martin's Press, 1997; Hopmann P.T. The Negotiation Process and the Resolution of International Conflicts. - Columbia, 1996; Лебедева M.M. Политическое урегулирование конфликтов: Подходы, решения, технологии. - М., 1997.

Ule О. Czechoslovakia's Velvet Divorce // East European Quarterly, 1996. - Vol. XXX. - № 3.

Бусыгина И. Северная Ирландия и Чечня: некоторые параллели // МЭ и МО, 1996. - № 11. - С. 109-113.

Lund M.S. Early Warning and Preventive Diplomacy // Managing Global Chaos. - Wash., 1996. - P. 379-402.

Shillony B. Victims without Vanquished: A Japanese Model of Conflict Resolution. - L., N.Y.: Kegan Paul International, 1990. - P. 127-137.

Лихачев Д.С. О национальном характере русских // Вопросы философии. - 1990. - № 4. - С. 3-9.

Там же. - С. 5.

См. Лебедева М. М. Самоопределение регионов. Взгляд из Претории // Международная жизнь, 1994. - № 11. - С. 84-86.

Россия и Чечня 1990-1997 гг. Документы свидетельствуют. - М., 1997.

Паин Э. Чечня и другие конфликты в России // Международная жизнь. - 1998. - № 9. - С. 93.

Ryan S. Ethnic Conflict and International Relations. - 1995; Opлова M.E. Северная Ирландия. Опыт преобразований в расколотом обществе. - М., 1994.

Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. - М., 1997. - С. 95.

Там же. - С. 96.

Zartman I.W. Negotiation and the South African Conflict // The Dynamic of Negotiation in South Africa. - Pretoria, 1991. - P. 1.

Мельвиль А.Ю. Указ. соч. - С. 19,21.

Pruitt D., Rubin J. Social Conflict: Escalation. Stalemate, and Settlement. - N.Y.: Random House, 1984.

Выготский Л.С. Мышление и речь. Собр. соч. - Т. 2. - М., 1982.

Бутрос-Гали Б. Повестка дня для мира. Превентивная дипломатия, миротворчество и поддержание мира. Доклад Генерального секретаря ООН. - Нью-Йорк, 1992; Ремакль Э. Предупреждение конфликтов и права национальных меньшинств // Этнические и региональные конфликты в Евразии. - Кн. 3. - М.: Весь мир, 1997. - С. 75-93.

См. Diamond L., McDonald J. Multi-Track Diplomacy: A System Approach to Peace. - Wash., 1993.