О том, что авторитет римлян и пример старинного воинства говорят в пользу пехоты, а не конницы
Можно привести множество ЯСНЫХ ДОВОДОВ И примеров В ПОД' тверждение того, что римляне во всех своих военных предприЯ' тиях отдавали предпочтение пешим бойцам перед конными и на них строили все свои расчеты сил; наряду со многими дрУгиМ** это видно по их битве с латинами у Регилланского озера.
Во время этого сражения римляне, уже начавшие колебать^» спешили своих конников и таким образом одержали победу» сН° вВедя их в бой.
Отсюда явствует, что от пеших солдат римляне В^йДалИ больше пользы, чем от кавалерии. Это средство они применяли и в других сражениях и всегда с честью выходили из затруднений.Этого не опровергает мнение Ганнибала, который в битве при Каннах высмеял консулов, спешивших свою конницу, в следующих словах: «Quam mallem vinctos mihi traderent equites» . Хотя эТо мнение и высказано человеком выдающимся, но если выбирать, за каким авторитетом последовать, то больше доверия внушает Римская республика и ее многочисленные полководцы, чем один Ганнибал. Если же не ссылаться на авторитеты, можно привести разумные доводы, заключающееся в том, что пеший воин может пройти там, где для лошади местность непроходима; его можно обучить сохранять строй и восстанавливать его в случае нарушения; конникам соблюдать заданный порядок гораздо труднее, а воспроизвести его в сумятице невозможно. К тому же случается, что кони, как и люди, проявляют свой нрав — кто смирный, а кто отважный, и часто буйная лошадь достается трусу, а смирная — храбрецу, так что из этого несоответствия возникают препятствия и неразбериха. Сохраняющая строй пехота легко может разбить кавалерию и скорее всего сумеет отразить ее натиск. Подобное суждение, помимо множества древних и современных примеров, подтверждается авторитетом тех, кто выводит правила гражданской жизни: по их словам, войны сначала велись на коне, потому что еще не изобрели пешего строя, но когда он Установился, выяснилось, что пехота куда действеннее конницы.
Это вовсе не означает, что лошади в армии бесполезны, ведь они с^ужат для разведки, для набегов и опустошения вражеской территории, для преследования бегущего противника, да и для про- Тивоборства с его кавалерией; однако основа и сила войска, по Которой следует о нем судить, — это пехота.Среди прегрешений итальянских государей, отдавших Италию в рабство чужеземцам, нет более тяжкого, чем небрежение Рванным родом войск и полное предпочтение, которое они от- ^^вооруженным всадникам. Вина за это упущение ложится на злой умысел командиров и на невежество правителей государств Дело в том, что за последние двадцать пять лет вооруженные силы Италии стали представлять исключительно капитаны наемных отрядов, не располагающие собственными владениями и потому озабоченные сохранением того положения, при котором они ос-таются вооруженными, а государи — безоружными. А поскольку никто не стал бы оплачивать им содержание большего числа пехотинцев, которых они не могли набрать из своих подданных малое же их количество не придавало значительности, кондотьеры начали держать всадников, ибо две или три сотни конных воинов, оплачиваемых за чужой счет, придавали их начальнику достаточный вес, а затраты оказывались вполне переносимыми для правителей. Чтобы преуспеть в своих намерениях и сохранить свое влияние, военачальники перенесли все внимание и заботу с пехоты на кавалерию, и дело дошло до того, что сколь многочисленно ни было войско, пехотинцы составляли в нем лишь незначительную долю. Такое обыкновение наряду со многими другими дурными порядками ослабило итальянское воинство до того, что страна вскоре оказалась под пятой пришельцев из-за рубежа.
Ошибочность переоценки конницы по сравнению с пехотой видна еще на одном примере из истории римлян. Их войско стояло лагерем под Сорой, осажденные сделали против него вылазку и выставили кавалерийскую турму, навстречу которой двинулся начальник римской конницы со своим отрядом. При столкновении командиры с обеих сторон погибли, но воины, оставшиеся без руководителей, продолжали схватку.
При этом римляне, чтобы облегчить задачу, спешились и вынудили противника, для удобства обороны, поступить так же; это помогло им одержать победу. Трудно подобрать лучший пример для доказательства преобладания достоинств пехоты над конницей, ибо в прочий случаях консулы приказывали римским всадникам спешиться для подкрепления пехоты, колебавшейся и нуждавшейся в п° мощи, но в этом бою такое решение было принято не ради пехоть* и не для того, чтобы сразиться с вражескими пехотинцами, а тому, что кавалеристы, которые не могли одолеть кавалерист0^в конном состязании, посчитали, что легче победят их в пе- jjjeM строю. Итак, я прихожу к выводу, что хорошо обученную дехоту при прочих равных условиях может побороть только другая пехота.
Красс и Марк Антоний проделали многодневные походы по территории парфян с немалым количеством пехоты и немногочисленной конницей, при том, что противник обладал бесчисленной кавалерией; Красс погиб вместе с частью своего войска, Марк Антоний с блеском вышел из затруднения. Тем не менее и эти неудачи римлян свидетельствуют о превосходстве пеших солдат над конными, ибо, несмотря на обширность страны, почти лишен-ной гор и тем более рек, удаленность моря и отсутствие каких бы то ни было подручных средств, Марк Антоний, по словам самих парфян, блестяще избежал опасностей, и вся парфянская конница ни разу не отважилась испытать прочность его рядов. Если же Кр&сс сложил там голову, то внимательный читатель его деяний убедится, что его одолели обманом, а не силой, и парфяне при всех свалившихся на него бедах никогда не дерзали сразиться с ним. Вместо этого они следовали за ним с флангов, мешали доставке провианта, отвлекали ложными посулами и так довели до последней крайности.
Я посчитал бы нужным дольше доказывать, что пехота своей воинской доблестью превосходит конницу, если бы об этом не свидетельствовало исчерпывающее множество современных приоров. Мы уже ссылались на девять тысяч швейцарцев, противостоявших при Новаре десяти тысячам кавалерии и такому же Количеству пехоты и победивших, потому что конники не смогли причинить им вреда, а с пехотинцами им не приходилось счисться, поскольку большинство из них составляли гасконцы, ма- л°пригодные для ведения боя.
Двадцать шесть тысяч швейцарів* вступили под Миланом в борьбу с французским королем Ранциском, располагавшим двадцатитысячным отрядом кон- ^Цьі, сорокатысячным — пехоты и сотней орудийных повозок. сДй%вейцарцы и не выиграли сражения, как при Новаре, то они Честно сражались на протяжении двух дней, а потерпев пора- Єїїие, спасли половину своего войска. Марк Регул Аттилий возымел намерение тягаться своей пехотой не только с коннице^ но и со слонами, и хотя дело кончилось неудачей, это означает что доблесть его пехотинцев внушала ему надежду справиться с такой задачей. Поэтому я еще раз повторяю: кто хочет одолеть хорошо обученную пехоту, тот должен противопоставить ей пехоту еще лучше подготовленную, иначе он обречен на неуспех, Во времена Филиппо Висконти, герцога Миланского, в Ломбардию вошли шестнадцать тысяч швейцарцев, навстречу которым герцог снарядил тысячу рыцарей и немного пехоты, во главе со своим тогдашним полководцем, Карманьолой. Тот решил атаковать их кавалерией, не зная их воинского обыкновения и рассчитывая опрокинуть с первого удара. Но так как швейцарцы остались незыблемы, а он понес большие потери, Карманьола отступил и, будучи человеком весьма мужественным и умеющим принимать новые решения в новых обстоятельствах, привел своих людей в порядок и вернулся на поле боя. Дойдя до швейцарцев, он спешил всех своих солдат, поставил их перед пехотой и двинулся в атаку. На этот раз швейцарцы не могли противостоять ему, ибо сошедшие с коней воины Карманьолы были хорошо вооружены и без труда проникли в их ряды, не неся никакого уро-на; здесь они смогли свободно перебить своих противников, так что в живых из всех швейцарцев остались только те, кого пощадил Карманьола.Я полагаю, что указанное различие в достоинстве одного и другого рода войск известно многим, однако, к несчастью, в наши дни ни примеры античности, ни современные уроки, ни открытое изобличение заблуждений не способны заставить государей одуматься и понять, что вернуть уважение к войску какой-либо страны или государства можно, только восстановив описанные порядки, внимательно их изучая, распространяя их влияние и возрождая к жизни, с тем чтобы они укрепили влияние и жизненные силы самого правителя. Но государи уклоняются от со* блюдения этих обычаев, как и других, о которых говорилось вы&е> поэтому их приобретения обращаются во вред и не служат вел** чию государства, как будет показано немного позже.