Цезарь — диктатор. Законы Юлия Цезаря. Его смерть (45_44 гг. до Р. X.)

Возвратившись в Рим, Цезарь отпраздновал свой пятый триумф и на этот раз уже как победитель над всеми своими врагами. Хотя этот триумф и возбудил неудовольствие, но ни сенат, ни народ не осмеливались выра­жать его громко, а напротив, преклонились перед победителем.

Цезарь. Статуя в тоге в вилле Маттеи.

Затем Цезарь повелел чеканить монету со своим поясным изобра­жением, являлся публично в пурпуровой тоге и с лавровым венком на голове. Статуи его должны были быть поставлены во всех храмах рядом со статуями богов, а самому ему дол­жны были воздаваться, наравне с бога­ми, божеские почести. День рождения Цезаря, приходившийся на месяц квинктилий, должен был почитаться всеобщим торжеством, почему месяц квинктилий на будущее время получил название июля.

Достигнув неограниченной дикта­торской власти, Цезарь приступил к осу­ществлению целого ряда общеполезных мероприятий. Для того, чтобы очистить столицу от громадного количества неи­мущего народа, число которого достигало до ужасающей цифры 320 000 человек, он основал колонии'. Туда он направил 80 000 человек, а из чис­ла оставшихся затем предоставил на будущее время государственную по­мощь из общественных хлебных магазинов еще 150 000 человекам, дейст­вительно нуждавшимся. Благодаря этим мерам были удалены из Рима многие неспокойные люди, которые во всякое время служили опасным орудием в руках честолюбивых и бессовестных демагогов. Чтобы доста­вить трудящемуся народу выгодный заработок, Цезарь предпринял це­лый ряд построек и работ за государственный счет. Для того же, чтобы

¹В Галлии: Аранзион (ныне Оранж), Юлиев Форум (Фрей), Немавс (Ним): в Ко­ринф и Карфаген также были посланы новые поселенцы.

поставить на ноги сельское население, благосостояние которого в тече­ние этого времени пришло в сильный упадок, он старался помочь ему по­лезными распоряжениями. Цезарь приказал осушить значительные про­странства болот, разделил конфискованные земли между новыми посе­ленцами, к которым присоединил известное число своих ветеранов, и прикупил для этой цели другие земли за счет государства.

Чтобы поднять нравственность, Цезарь издал строгие законы про­тив роскоши, которая выказывалась в содержании слишком большого числа прислуги, в невоздержных излишествах стола, в чрезмерной рос­коши в одежде, в непомерном украшении зданий, надгробных памят­никах и т.

Не меньше услуг оказал Цезарь и провинциям, которые до этого времени задыхались под позорнейшим гнетом самых постыдных в них злоупотреблений, происходило ли то от того, что их опустошали коры­столюбивые полководцы и алчные до добычи солдаты, или истощали и грабили бессовестные наместники и податные откупщики. Налоги и подати были уменьшены, и их собирали с возможной снисходительно­стью; отдача на откуп податей и налогов была отменена, а против лихо­имства были изданы строгие законы. Таким образом могли постепен­но заживать те страшные раны, которые были нанесены провинциям опустошительными походами и еще более жестокостью и алчностью правителей. Конечно, глубоко укоренившиеся язвы, которыми стра­дало Римское государство, всеобщую безнравственность и возрастав­шее обеднение народа рядом со скоплением огромных богатств и бе­зумную роскошь немногих не мог исцелить даже организаторский ге­ний Юлия Цезаря.

Весьма дурное впечатление произвело на народ то обстоятельство, что Цезарь вызвал в Рим египетскую царицу Клеопатру и стал жить с ней открыто. Клеопатра с такой надменностью обращалась с римля­нами, что они начали испытывать на себе двойное рабство. Но что окончательно сделало ненавистным императора, так это то, что он все яснее и яснее выказывал стремление даже и во внешние формы и титу­лы внести царское достоинство.

государственные и правительственные должности Цезарь предостав­лял своим любимцам и наперсникам, которые, со своей стороны, ис­полняли малейшие приказания своего повелителя.

Однако все их старания доставить ему царское достоинство разби­лись о сопротивление народа. Так, когда М. Антоний 15 февраля, в день праздника Луперкалиев (в честь бога стад и «сберегателя от вол­ков», Луперкуса), увидев Цезаря, одетого в пурпуровую тогу и смотрев­шего с ораторской трибуны на торжественную процессию, приблизил­ся к нему и хотел возложить на него царский венец, послышался гром­кий ропот, и Цезарь счел благоразумным отклонить это почетное предложение. Всеобщий крик одобрения был наградой за отказ от этой почести. Таким образом, нечего было и помышлять получить доброво­льное согласие народа на восстановление царского титула. Тогда Це­зарь обратился к сенату.

Цезарь представил сенату свой заветный план похода против парфян. При этом прежде всего он имел в виду отомстить за позор­ное поражение при Каррах. Но в то же время война эта должна была удовлетворить и честолюбию Цезаря, так как служила и к достижению царского достоинства. По приказанию Цезаря обратились к Сивилли­ным книгам, и в них, само собою разумеется, оказалось написанным именно то, что согласовалось с его желанием. Найденное в них пред­сказание гласило: «Рим может победить парфян только тогда, когда во главе его будет стоять царь». Опираясь на это божественное изречение, приверженцы Цезаря предложили разрешить императору присвоить себе царский титул за пределами Италии. Они полагали, что, достиг­нув этого, возвращающемуся из Парфии увенчанному славой победи­телю ничто уже не будет в состоянии помешать получить царский ти­тул на всем пространстве государства. Но судьба решила иначе. Еще не был предпринят поход в Парфию, как уже был отточен кинжал, кото­рый подготовлял внезапный конец жизни и вместе с ней всем обшир­ным планам Цезаря.

В течение почти пятисот пятидесяти лет римляне отвыкли от еди­новластия. В лице монарха им представлялся ни кто иной, как деспот вроде Тарквиния Гордого, и они с ненавистью встречали всякую по­пытку преобразовать существовавшее республиканское государствен­ное устройство в монархию. С недоверчивостью относился народ к до­могательствам Цезаря, и подозрения против него благодаря неустан­ным стараниям его противников с каждым днем увеличивались все более и более. Как часто ни проклинали пагубное господство черни, но всякий раз восставали против единственного средства, которое могло положить конец ее власти. Что касается великого дела, задуманного Цезарем, то оно представлялось лишь делом эгоизма и корыстолюбия; старое государственное устройство считалось превосходным и нужда­ющимся лишь в незначительных изменениях и улучшениях. Но при этом упускалось из виду то чрезвычайное различие в положении ве­щей, которое господствовало во времена предков и в данное время.

Гай Кассий.

С античной статуи.

Республиканское государственное устройство, при котором каждый способный гражданин мог достигать значения, как нельзя более соот­ветствовало тем временам, когда люди отличались республиканскими добродетелями: простотой, чистотой нравов, самоотверженностью, и не было уже пригодно теперь, когда подобные добродетели совершен­но исчезли, когда на их место заступили роскошь и эгоизм, которые, подобно разрушительной болезни, потрясли в основании государственные учреждения и взамен безопасности привели к разложе­нию. Плутарх говорит: «Положение государ­ства требовало исцеления в образе монархии и надлежало благодарить богов за то, что они в лице Цезаря послали такого снисходитель­ного врача». Но недальновидность и фана­тизм не желали признавать этого. Подобно Катону, которому положение государства представлялось на столько отчаянным, что в нем не мог более жить ни один свободный человек, многие полагали умерщвлением императора оказать величайшую услугу и за- служить'бессмертную славу.

М. Брут, зять Катона, на которого он походил своей честностью и преклонением перед идеальной свободой, был одним из таких мечтателей. По искренности своих убеждений гораздо ниже его стоял пьыкий, гордый и мрачный Гай Кассий Лонгин. Он ненавидел императора скорее вследст­вие оскорбленного честолюбия, чем из ис­тинной любви к свободе, так как полагал, что Цезарь предпочел ему других. И Бруту, и Кассию Цезарь оказывал знаки величай­шего своего благоволения; так, когда они, будучи приверженцами Помпея, были взя­ты в плен в Африке, то Цезарь обоим им даровал жизнь, а теперь толь­ко что пожаловал их обоих в звание преторов. Что касается Брута, то Цезарь, покровительствуя ему еще с малолетства ради его прекрасной матери Сервии, предполагал сделать его консулом на следующий год. Тем не менее оба они питали к Цезарю в сердце своем непримиримую ненависть. На Брута и Кассия втайне рассчитывали и возлагали свои надежды и все те, кто желал смерти Цезаря, в особенности Цицерон. Соумышленники соединились наконец тайно, составили заговор и решили поставить во главе его Брута, так как он был храбрый полко­водец, правдивый человек, весьма уважаем народом и вследствие это­го мог придать этому дерзкому предприятию благородный характер.

Прежде всего постарались вывести Брута из его глубокой задумчи­вости различного рода записками, которые он находил по утрам на своем преторском кресле. В одной из них говорилось: «Ты нс истин­ный Брут». В другой заключалось: «Ты спишь, Брут?» На статую ста­рого Брута, его предка, изгнавшего Тарквиниев, часто налеплялись записки, в которых говорилось, например: «О, если б ты жил теперь!» Эти воззвания и речи Кассия пробудили юною, пылкого потомка старинного врага тиранов от его забытья, и Брут стал во главе заго­

ворщиков, истинным руководителем которых оставался однако Кассий, превосходивший его своим умом. Вокруг них сгруппировались Кв. Лигарий, Требоний, Мунииий Базил, Су- льпиций Гальба, Цинна и другие, почти все выдающиеся лица, которые все были облаго­детельствованы Цезарем.

Кальпурния.

С античной камеи

15 марта 44 года должно было происходить заседание сената, в котором, как было говорено уже выше, перед началом похода против пар­фян решено было поднести Цезарю царский титул. Этот-то день заговорщики, число кото­рых доходило до 60 с небольшим человек, и из­брали для приведения в исполнение своего зло­дейского замысла. Цезарь получил многочис- показались на столько неопределенными, что он не счел нужным при­дать им особенное значение. В особенности против Брута он не питал ни малейшего подозрения. Однако вследствие настоятельных просьб своей супруги Кальпурнии Цезарь решил не ходить в этот день в сенат. Но когда утром его посетил двоюродный брат Брута, Децим Брут, и представил ему, что он оскорбит сенат, отложив рассмотрение нере­шенного вопроса, то Цезарь тотчас же вышел из дома.

ленные предостережения. Но намеки на угрожавшую опасность

На улице один из поджидавших друзей Цезаря подал ему запис­ку, заключавшую в себе подробности о заговоре, но Цезарь, не чи­тая, передал ее на сохранение своему писцу. Толкователь по внут­ренностям животных Спуринна, которого Цезарь встретил на пути, предостерег его насчет мартовских ид (15 марта). «Они уже наступи­ли», — возразил Цезарь. «Но еще не прошли», — отвечал Спуринна. Когда Цезарь вошел в собрание, поприветствовал поклоном сенато­ров и затем сел на золотое кресло, заговорщики немедленно столпи­лись вокруг него. Некоторые из них стали за его креслом. Один из заговорщиков, Тиллий Цимбер, подал ему просьбу о помиловании своего брата. Цезарь отклонил просьбу. Тогда остальные заговорщи­ки приблизились к Цезарю, как бы желая лично поддержать про­сьбу. Цимбер вдруг схватил Цезаря за тогу и стянул сс с плеч. Это было условленным знаком. Первый удар кинжалом нанес Цезарю

сзади один из заговорщиков по имени Каска, но столь неуверенной рукой, что лишь легко ранил его в шею.

Цезарь быстро к нему повернулся и воскликнул: «Изверг Каска! что ты делаешь?» и схватил его за руку. Но в то же мгновение на Цезаря по­сыпались удары и в грудь, и в лицо; Цезарь увидел, что на него направ­лены со всех сторон кинжалы. Убийцы поражали с такой горячностью и так неуверенно, что переранили друг друга. Несколько мгновений Цезарь храбро защищался своим железным карандашом. Весь покры­тый кровью, он вдруг увидел, что на него устремляется и Брут. Тогда

М. Ю. Брут.

Цезарь с унынием воскликнул: «И ты, мой сын?» — закрыл лицо тогой и, пораженный двадцатью тремя ударами, пал к подножию статуи Помпея, которая стояла недалеко от его кресла. С безмолвным ужасом смотрели сенаторы на эту ужасную сцену и, не подав Цезарю помощи, бежали из залы заседа­ния. Когда Брут после кровавого деяния, хотел обратиться к сенаторам с речью, то все места оказались покинутыми.

Исполнив свой ужасный замысел, заго- , ворщики бросились с окровавленными кинжалами в руках на форум и стали при­зывать народ к свободе. Но народ оставался холоден и безмолвен. Обманутые в своих ожиданиях, страшась за свою безопас­ность, заговорщики укрылись в храме Ка­питолия. Отсюда они начали переговоры с консулом М. Антонием и сенатом. В сенате

они встретили одобрение своему кровавому злодеянию, и по предло­жению Цицерона убийцы были прощены. Но Антоний не был согла­сен на такой исход этого дела. Он устроил Цезарю торжественные по­хороны и произнес при этом страстную надгробную речь. Антоний изобразил добродетели, заслуги и сердечную заботливость Цезаря о благосостоянии народа. Когда Антоний прочел духовное завещание, которым Цезарь завещал народу свои сады, а каждому римскому граж­данину в подарок по 75 динариев, раздался громкий ропот. Громко проклинали сенат за то, что он оставил ненаказанными убийц всеоб­щего благодетеля. Когда же Антоний, подобно тому, как на театраль­ной сцене для усиления впечатления над гробом убитого заставляют появляться его восковую фигуру, развернул окровавленную и проко­лотую во многих местах тогу Цезаря, а затем прах его предал на площа­ди всесожжению, то неистовство народной толпы дошло до крайних пределов. Народ разразился громкими криками негодования и требо­вал мщения. Толпы устремились по улицам и бросились отыскивать убийц. Один трибун по имени Гельвий Цинна, которого толпа приня­ла за заговорщика того же имени, был разорван разъяренной толпой на

куски. Заговорщики и другие противни­ки Цезаря сочли благоразумным как можно поспешнее бежать из Рима.

Марк Антоний.

М. Антоний сразу забрал власть в свои руки. Он не замедлил воспользова­ться своим могущественным положени­ем. У перепуганного сената Антоний легко выхлопотал себе позволение со­брать для своей личной безопасности охранную стражу. С этой целью он вы­брал около 6000 цезарских ветеранов. Опираясь на эту стражу, Антоний совер­шал бесчисленные злоупотребления с оставшимися после Цезаря письменны­ми актами. В силу подложных распоря­жений Цезаря Антоний издал целый ряд законов и постановлений и по своему произволу распоряжался почетными должностями, наместничествами и царствами. Кто предлагал больше денег, тому присуждались права, почетные места, земельные угодья и целые провинции. Антоний унич­тожил все долги, которые благодаря мотовству он наделал вместе со своей развратной женой Фульвией. Теперь только впервые увидел Рим в стенах своих настоящего тирана.

41.