«Достаточная» субъективная дедукция

Миновав все препятствия, мы переступили порог субъективной дедукции и оказались в ее внутренних помещениях. В этой главе нам предстоит методичное исследование ее аргументативных ходов.

Начнем с ее сокращенного варианта. Приступая в первом изда­нии «Критики чистого разума» к собственно трансцендентальной дедукции (субъективной дедукции), т.е. к априорному доказатель­ству необходимого отношения категорий к предметам опыта, Кант с первых страниц дает понять: в принципе можно ограничиться не­которой частью этого обширного исследования. Кант называет эту часть трансцендентальной дедукции категорий «достаточной дедук­цией» (hinreichende Deduktion). Он поясняет, что существо «доста­точной» дедукции состоит в доказательстве того, «что только по­средством можно мыслить предмет» (А 97), «достаточ­ность» же ее — в том, что уже она позволяет дать «оправдание» (Rechtfertigung) объективной значимости категорий (там же).

Беглость кантовских формулировок оставляет открытыми не­сколько вопросов. Кант, к примеру, не сообщает точных сведений о расположении «достаточной» дедукции в тексте «Критики». Это не позволяет прямо указать эксплицирующие ее аргументы. Их придется искать обходными путями, но пока задержимся на кан­товских высказываниях, которые позволяют установить, почему, с одной стороны, «достаточная» дедукция может быть достаточной для достижения целей дедукции, с другой — почему Кант все же ею не ограничивается.

Перед тем как ввести понятие «достаточной» дедукции, Кант выявляет условия, при соблюдении которых у нас могут существо­вать априорные понятия. Он утверждает, что «если существуют чистые априорные понятия, то они... должны быть исключительно априорными условиями возможного опыта» (А 95).

Сейчас мы увидим, что данное высказывание Канта о возмож­ности элементарных априорных понятий находится в русле «аргу­ментации, лежащей в основании трансцендентальной дедукции ка­тегорий».

Прежде всего, Кант утверждает (и это утверждение, вне всякого сомнения, имеет апостериорный характер — ср. В 127*-128; XVIII: 352), что никакое понятие не может быть осознано нами без по­средства соответствующего ему опыта (А 96; ср. В 1). Тогда получа­ется, что всем имеющимся у нас априорным понятиям некоторым образом соответствует опыт. Но, согласно аргументу, лежащему в основании дедукции, подобная ситуация возможна лишь в том слу­чае, когда эти понятия составляют априорные условия возможнос­ти опыта, что, собственно, Кант и говорит.

Далее Кант отмечает, что «такие понятия, a priori содержащие чистое мышление при всяком опыте, мы находим в категориях» (А

96) . Эго утверждение имеет, вероятно, тот смысл, что если до этого момента в трансцендентальной дедукции Кант рассматривал воз­можность существования априорных понятий в «условном накло­нении», то теперь он констатирует, что подобные понятия действи­тельно существуют и есть не что иное, как категории. При этом подразумевается, что их априорное происхождение доказано в ме­тафизической дедукции, изложенной в параграфе «О чистых рассу­дочных понятиях, или категориях» (А 76—83 / В 102—109).

Сразу после тезиса об априорном происхождении категорий Кант и вводит понятие «достаточной» дедукции: «Такие понятия, а priori содержащие чистое мышление при всяком опыте, мы нахо­дим в категориях, и мы дадим уже достаточную дедукцию и оправ­дание их объективной значимости, если будем в состоянии дока­зать, что только посредством них можно мыслить предмет» (А 96—

97) .

С учетом аргумента, лежащего в основании дедукции, это вы­сказывание несет такой смысл: поскольку категории априорны, можно доказать, что они являются априорными условиями воз­можности опыта и его предметов, и это доказательство будет доста­точным уже тогда, когда будет показано, что только при помощи категорий мы можем мыслить предметы опыта.

Выявленный контекст кантовского определения «достаточной» дедукции уже сейчас позволяет догадаться о том, при каких усло­виях она оказывается достаточной.

Пока это, конечно, только предположение, проверка которого еще предстоит. Мы используем его в качестве рабочей гипотезы и посмотрим, какие выводы можно сделать на его основании. Во- первых, введение Кантом понятия «достаточной» дедукции нахо­дится в таком случае в одном ряду с обозначенным в предисловии к первому изданию «Критики» стремлением уменьшить роль транс­цендентальной дедукции как таковой (субъективной дедукции). Во-вторых, если роль дедукции, с одной стороны, должна быть уменьшена, а с другой — какую-то часть ее все же нужно оставить, то возникает вопрос, какими чертами может обладать эта остав­шаяся часть. Очевидно, что в ней должны быть решены первосте­пенные задачи, встающие перед трансцендентальной дедукцией, вопросы, без ответа на которые вся остальная дедукция заранее об­речена на неудачу.

Оценим с этой точки зрения «достаточную» дедукцию, показы­вающую, что предметы опыта могут быть помыслены только с по­мощью категорий (А 97). Трансцендентальная дедукция категорий в целом есть априорное доказательство необходимого отношения категорий к предметам опыта. Поскольку категории есть формы мышления, а не созерцания, то в дедукции необходимо доказать, что предмет опыта со стороны его мыслимости определяется имен­но категориями (см.

В самой же «Критике», задумывавшейся Кантом в качестве пол­ностью априорного исследования чистых познавательных способ­ностей, трансцендентальная дедукция занимает главенствующее положение, и Кант не ограничивается проведением «достаточной» дедукции.

Какие же вопросы не может решить эта дедукция? Кант пишет, что поскольку в мысли о предмете «участвует не одна лишь способ­ность мыслить, а именно рассудок, и так как сам рассудок как по­знавательная способность, которая должна относиться к объектам, также нуждается в объяснении того, что касается возможности по­добного отношения, то мы прежде всего должны рассмотреть субъ­ективные источники, составляющие априорную основу возмож­ности опыта с точки зрения их трансцендентального, а не эмпири­ческого характера» (А 97).

Эта фраза непосредственно примыкает к предложению, где Кант вводит понятие «достаточной» дедукции, и она должна обо­сновать, почему Кант не ограничивается «достаточной» дедукцией в рамках «Критики». Рассмотрим этот фрагмент подробнее и дадим вероятное его толкование.

Итак, первый момент: в мысли о предмете «участвует не одна лишь способность мыслить». Это значит, по-видимому, то, что предметы опыта, о которых идет здесь речь, должны мыслиться по­средством чувственных данных, так как даются эти предметы именно через чувственные созерцания (А 92 / В 125). Другими сло­вами, мысль о предмете опыта есть не что иное, как мысль об отне­сении чувственных данных к стоящему за ними предмету.

Ситуацию во многом проясняет замечание Канта о том, что для объяснения возможности отношения рассудка к объектам необхо­димо исследовать субъективные источники возможности опыта «с точки зрения их трансцендентального, а не эмпирического харак­тера» (А 97).

Ключевым здесь, по-видимому, является слово «трансценден­тальное». По определению Канта, «трансцендентальным» следует признавать такое представление, на основе которого объясняется возможность априорных познаний (см. А 56 / В 80—81). Следова­тельно, анализ трансцендентальных условий возможности опыта позволяет усмотреть возможность априорных познаний из чистого рассудка. Кант трактует их как объективные познания, действи­тельно подчиняющие себе предметы чувств. Таким образом, говоря об априорном объяснении (иным «трансцендентальное» истолкова­ние быть и не может) возможности отношения рассудка к объек­там, Кант ведет речь об априорном обосновании возможности ап­риорных рассудочных познаний предметов опыта.

Как следует из кантовских замечаний, для этого обоснования приходится выйти за рамки «достаточной» дедукции. Уже один этот факт позволяет заключить, что «достаточная» дедукция не может быть достаточной в рамках «прогрессивного» способа иссле­дования возможности, объема и границ априорных познаний.

Данный вывод полностью согласуется с ранее сделанным допу­щением, согласно которому «достаточная» дедукция является тако­вой лишь в рамках «регрессивного» метода реализации целей кри­тической философии, где имеются апостериорные «включения» и тенденция к уменьшению роли трансцендентальной дедукции.

Но почему все же «достаточная» дедукция не позволяет a priori обосновать возможность априорного познания с помощью катего­рий, т.е. в конечном счете не позволяет a priori доказать необходи­мое отношение категорий к предметам опыта?

Напомним, что «достаточная» дедукция должна показать, что предметы опыта могут мыслиться только с помощью категорий.

Итак, в рамках полностью априорного изучения объема и гра­ниц априорных рассудочных познаний «достаточной» дедукцией ограничиться нельзя. Напротив, если исходить из результатов ме­тафизической дедукции, аргумента, лежащего в основании транс­цендентальной дедукции и ссылки на факт соответствия опыта ка­тегориям, то уже до собственно трансцендентальной дедукции из­вестно, что предметы опыта состоят в необходимом отношении к категориям, и недостаток, отмеченный выше у «достаточной» де­дукции, становится несущественным. Из всей субъективной дедук­ции она действительно может оказаться достаточной в рамках этого способа достижения целей критической философии, так как она иллюстрирует первый и существеннейший шаг априорного до­казательства необходимого отношения предметов опыта к катего­риям — обоснование того, что эти предметы мыслимы только с по­мощью категорий.

Возможно, что «достаточная» дедукция имеет при этом и какие- то другие функции, кроме чисто иллюстративной, но обнаружить их можно будет лишь после того, как удастся локализовать аргу­менты, составляющие «достаточную» дедукцию.

Уточнить положение «достаточной» дедукции в структуре пол­ной субъективной дедукции также можно будет только после отыс­кания и идентификации указанных аргументов в работах Канта.

Как уже отмечалось, Кант не сообщает точных сведений о мес­тонахождении «достаточной» дедукции. Приступая к ее поиску в текстах кантовских произведений, надо поэтому оговорить крите­рии, по которым можно распознать эту дедукцию в окружении не принадлежащих ей аргументов. Главным критерием, конечно, яв­ляется само определение «достаточной» дедукции как исследова­ния, показывающего, что предметы могут мыслиться только с по­мощью категорий. Другой отличительный признак связан с тем, что в «достаточной» дедукции не задействуются субъективные ус­ловия возможности опыта «с точки зрения их трансцендентального характера» (А 97), под которыми Кант имеет в виду прежде всего трансцендентальную апперцепцию и трансцендентальную способ­ность воображения (ср. А 97, 115).

Кроме того, «достаточную» дедукцию в чистом виде вероятнее всего можно встретить в тех работах Канта, где трансценденталь­ной дедукции категорий как таковой отводятся второстепенные ил­люстративные функции. Самым показательным примером произ­ведений такого рода являются, конечно, «Метафизические начала естествознания».

Посмотрим, что пишет здесь Кант по поводу аргументативной структуры «необязательной» трансцендентальной дедукции. Сооб­щив о том, что ее прежние варианты не были свободны от недо­статков, Кант утверждает, что нашел способ сократить и улучшить дедукцию (4: 258). Задачу, составляющую существо трансценден­тальной дедукции категорий — «каким образом возможен опыт по­средством этих категорий и только благодаря им» (там же) — можно решить, пишет Кант, «чуть ли не с помощью одного вывода из строго определенной дефиниции суждения вообще (т.е. акта, единственно посредством которого данные представления стано­вятся познанием объекта)» (4: 258).

Итак, Кант предлагает строить дедукцию на дефиниции «сужде­ния». Ясно, что в этом определении не упоминается ни один из трансцендентальных источников нашего познания, которые, сле­довательно, не могут быть задействованы и в самой дедукции, так как, по словам Канта, она представляет собой вывод из данной де­финиции. Поскольку же суждение есть основное действие способ­ности мыслить, или рассудка (см. А 126), и так как Кант через суж­дения пытается установить связь между категориями и объектами, то главным выводом подобной дедукции будет положение, что предметы опыта, или объекты, могут мыслиться исключительно через категории.

Мы знаем, что задачи «достаточной» дедукции сводятся к дока­зательству, что предметы могут быть помыслены только с помощью чистых понятий рассудка (А 97). Таким образом, по всем критери­ям, краткий вариант трансцендентальной дедукции из «Начал» яв­ляется одним из примеров «достаточной» дедукции категорий.

Но надо уточнить, в каком смысле следует понимать кантовское утверждение, что объекты могут мыслиться и познаваться только в суждениях. Одновременно выяснится, о каких, собственно, пред­метах идет речь в «достаточной» дедукции. Кантовские формули­ровки в «Метафизических началах естествознания» очень сжаты и оставляют много неясностей.

Тем не менее, возможности для анализа аргумента, впервые обозначенного Кантом в «Началах», выглядят благоприятно. Дело в том, что Кант ввел развернутый вариант этого нового доказательст­ва во второе издание «Критики чистого разума», где он, правда, оказался тесно переплетен с понятиями, не принадлежащими «до­статочной» дедукции.

Речь идет о девятнадцатом параграфе второго издания «Крити­ки» (пятый параграф трансцендентальной дедукции), в котором и представлен указанный аргумент. Посмотрим на основные положе­ния этого параграфа. Кант начинает его с замечания, что он «никогда не удовлетворялся дефиницией суждения вообще, давае­мой теми логиками, которые говорят, что суждение есть представ­ление об отношении между двумя понятиями» (В 140—142). Взамен Кант предлагает такой вариант: «суждение есть не что иное, как способ приводить данные знания к объективному единству аппер­цепции» (В 141).

На первый взгляд, это высказывание не совпадает со «строгой дефиницией суждения» из «Метафизических начал естествозна­ния», согласно которой оно есть «акт, единственно посредством которого данные представления становятся познанием объекта» (4: 258). Хотя и здесь, и там говорится о точном определении сужде­ния вообще, при том, что временной промежуток между этими произведениями составляет всего один год.

Между тем, это различие не так уж существенно. Дело в том, что 19 параграф второго издания «Критики» с точки зрения компо­зиции занимает срединное положение в тексте трансцендентальной дедукции, так что в нем Кант использует ранее полученные резуль­таты. Примером может быть как раз понятие «объективного един­ства апперцепции», ранее отождествленное Кантом с понятием «объекта» (см. В 137, 138; подробнее — гл. 4) и используемое в этом значении в девятнадцатом параграфе. Таким образом, нали­чие в данном параграфе понятия «объективного единства аппер­цепции», совпадающего, заметим, с «трансцендентальным единст­вом апперцепции» (см. В 139), тем не менее не означает привлече­ние Кантом трансцендентальных условий познания для обоснова­ния изложенных тут тезисов: существо аргумента не изменится, будем мы говорить об объекте или об объективном единстве аппер­цепции.

Теперь можно, наконец, рассмотреть сам аргумент и выяснить, почему Кант считает, что именно при помощи суждений мы отно­сим представления к объекту, или объективному единству аппер­цепции. Отвечая на этот вопрос, Кант обращает внимание на связ­ку «есть» (ist), всегда используемую в суждениях, и утверждает, что она «имеет в суждении своей целью именно отличить объективное единство данных представлений от субъективного» (В 142). Если это действительно так, то помыслить объективное единство пред­ставлений, или объект, можно только в суждениях. Но что имеется в виду под объективным и субъективным единством представле­ний? Кант говорит, что субъективное единство представлений со­здается по законам репродуктивного воображения, или ассоциации (там же), и приводит в качестве примера положение «тела имеют тяжесть». Когда мы мыслим эти представления посредством сужде­ния — «тело есть нечто тяжелое» — то мы утверждаем, что они «связаны в объекте, т.е. безотносительно к состоянию субъекта» (ohne Unterschied des Zustandes des Subjects), в то время как «по законам ассоциации» мы можем лишь сказать, что они существуют вместе в восприятии (там же), а именно, «если я несу какое-нибудь тело, я чувствую давление тяжести» (там же).

Можно уже подвести некоторые итоги. Во-первых, определился смысл понятия «объект», или «предмет». Помыслить представления связанными в объекте — значит утверждать, что они связаны друг с другом не только в восприятии, но и вне его независимо от состоя­ний субъекта. Во-вторых, подобное отношение представлений вы­ражается связкой «есть» в суждениях, например, «тело есть нечто тяжелое». Исходя из того, что везде, где присутствует связка «есть», имеется суждение, и везде, где имеется суждение, присутствует связка «есть», Кант заключает, что объективное единство представ­лений всегда мыслится определенным через одну из логических функций суждения. Но категории суть не что иное, «как именно эти функции суждения, поскольку многообразное в данном созер­цании определено в отношении их» (там же). Следовательно, пред­ставления могут бьггь отнесены к объекту только с помощью кате­горий, или, другими словами, объективная связь представлений может быть помыслена только через категории — что и нужно было показать в «достаточной» дедукции категорий.

Последний шаг «достаточной» дедукции, а именно, переход от суждений к категориям, который подразумевался, но даже не был обозначен в «Метафизических началах естествознания», сделан Кантом в двадцатом параграфе второго издания «Критики». В этой связи еще раз обратим внимание, что во втором издании «достаточ­ная» дедукция тесно вплетена в аргументативную структуру полной субъективной дедукции, так что, например, в двадцатом параграфе Кант не только завершает «достаточную» дедукцию, но и подводит общие итоги первой стадии полной субъективной дедукции (об этих стадиях речь пойдет в следующем параграфе). Поэтому, гово­ря о «достаточной» дедукции во втором издании «Критики чистого разума», приходится вырывать ее из контекста. Аргументы, состав­ляющие «достаточную» дедукцию, впоследствии будут рассмотрены и в общем контексте трансцендентальной дедукции из второго из­дания «Критики», пока ясно лишь, что они не исчерпывают субъ­ективную дедукцию, хотя и являются существенным компонентом в ее структуре.

Вспомним, что изложенные аргументы отражают сравнительно поздний, появившийся в середине восьмидесятых годов, вариант «достаточной» дедукции, в то время как ее дефиниция исходит еще из первого издания «Критики чистого разума» (1781). Соответст­венно, встает вопрос о ранних вариантах «достаточной» дедукции.

Посмотрим сначала на дедукцию категорий из «Пролегомен» (1783). Поскольку в этом произведении просматривается тенден­ция к уменьшению роли трансцендентальной дедукции как тако­вой, то именно здесь велика вероятность встретить «достаточную» дедукцию в чистом виде.

Центральное место в дедукции категорий из «Пролегомен» (4: 54—63) занимает различение между «суждениями восприятия» и «суждениями опыта» (4: 55). Суждения восприятия имеют лишь «субъективную значимость» (там же), суждения опыта «объектив­ную». Для нас все суждения сначала субъективны (там же), по­скольку представляют собой простые ассоциации данных нам со­зерцаний (4: 62), например, «если солнце освещает камень, он ста­новится теплым» (4: 58). Кант утверждает, что многие из подобных субъективных суждений восприятия могут быть превращены в объ­ективные суждения опыта (но не все, а лишь те, которые в той или иной мере касаются «первичных качеств» — см. 4: 56, 45; А 28—29; В 44—45; А 45-46 / В 62-63), в данном случае — «солнце нагревает камень» (4: 58). В этом суждении задействовано «рассудочное по­нятие причины», которое и обеспечивает объективную значимость высказывания (там же).

Какой смысл в данном случае вкладывает Кант в понятие «объ­ективной значимости»? Для ответа на этот вопрос воспользуемся уже приведенным примером. Кант поясняет, что когда мы прибав­ляем к суждению восприятия «если солнце освещает камень, он становится теплым» понятие причины, то мы утверждаем, что между этими состояниями существует необходимая связь, выра­жаемая посредством суждения «солнце нагревает камень» (там же). Если я допускаю необходимую связь между освещением камня со­лнцем и его последующим нагреванием, или, другими словами, причинную связь между ними, то я, по сути, утверждаю, что эта связь не зависит от моего субъективного состояния, и что не толь­ко я, но и любой другой всегда будет воспринимать эту последова­тельность одинаково (см. 4: 57). Мое суждение, таким образом, претендует на общезначимость, которая, по Канту, совпадает с объективностью (4: 55), или объективной значимостью (4: 56), так как то, что рассматривается нами принадлежащим независимому от нас объекту, должно быть одинаковым для всех (4: 55), и наобо­рот, то, что признается нами общезначимым, считается нами «вы­ражающим не только отношение восприятия к субъекту, но и свой­ство предмета» (Beschaffenheit des Gegenstandes — там же), пусть даже и останется неизвестным, поясняет чуть позже Кант, «каков он сам по себе» (4: 56).

Итак, связывая представления с помощью понятия причины, мы относим их к объекту. Случай с этим чистым понятием рассуд­ка может быть использован в качестве своеобразной модели для других категорий. Понятие причины сводится к логической функ­ции гипотетического суждения (4: 59—61) и отличается от этой функции лишь тем, что в нем мыслится необходимое следование данных в созерцании предметов (4: 60). Таким образом, сообщая некоторой последовательности представлений объективную значи­мость с помощью понятия причины, мы просто подводим данные созерцания под одну из априорных логических функций, т.е. ут­верждаем, что эти созерцания подчиняются именно логической функции гипотетических суждений, а не какой-либо другой. Суж­дения восприятия тоже могут иметь форму, скажем, гипотетичес­кого суждения (см. 4: 71), однако пока мы не исключим возмож­ность соединения данных восприятий через какие-либо другие функции (к примеру, функцию разделительного суждения), мы не будем мыслить эти восприятия сами по себе связанными отноше­нием необходимого следования, как то требуется логической функ­цией гипотетического суждения. Исключая же указанную возмож­ность, мы, с одной стороны, подводим созерцания под категорию причины, с другой утверждаем объективную значимость их связи.

Точно также, полагает Кант, можно использовать и остальные чистые понятия рассудка (4: 60). Применяя эти понятия к созерца­ниям, мы мыслим, что последние сами по себе подчинены опреде­ленной логической функции (4: 62—63), т.е. подчинены ей незави­симо от наших субъективных состояний. И наоборот, допустим, что мы хотим превратить субъективные описания связи наших со­стояний — суждения восприятия — в положения, где были бы вы­ражены свойства объекта — суждения опыта. Единственный, по Канту, способ сделать это — помыслить, что наши состояния не безразличны к логическим функциям, но сами по себе определены по отношению к той или иной функции. Поступая таким спосо­бом, т.е. применяя категории, которые и есть «понятия о созерца­ниях (Anschauungen) вообще, поскольку эти последние определены сами по себе, следовательно, необходимо и общезначимо в отно­шении того или другого из моментов деятельности суждения» (4: 60; без подобного определения созерцаний логические функции так и не обрели бы предметный смысл и не стали бы категориями), мы только и можем придать объективную значимость нашим суж­дениям. Из этого следует, что предметы, или объекты могут мыс­литься только с помощью категорий.

Положения, составляющие концептуальное ядро дедукции кате­горий из «Пролегомен», имеют очевидное сходство с рассмотрен­ным ранее вариантом «достаточной» дедукции из второго издания «Критики». И там, и здесь Кант выявляет условия отнесения наших субъективных представлений к объектам, и там, и здесь ап­риорные условия мыслимости объективной связи представлений отождествляются им с категориями. Даже поясняющие примеры, приводимые Кантом в девятнадцатом параграфе второго издания «Критики» и в дедукции категорий из «Пролегомен», во многом похожи друг на друга.

Таким образом, в «Пролегоменах» действительно изложена «до­статочная» дедукция категорий, причем в максимально «очищен­ном» виде, хотя и здесь в некоторых местах Кант соотносит сужде­ния восприятия с «сознанием моего состояния», а суждения опыта — с «сознанием вообще» (см. 4: 57, 63), вероятно, для того, чтобы как-то связать изложенные аргументы с дедукцией катего­рий из первого издания «Критики» (см. также 4: 78).

Вместе с тем, нельзя не обратить внимание на различия в аргу­ментативной структуре «достаточных» дедукций, представленных в «Пролегоменах» и во втором издании «Критики». За четыре года Кант радикально переработал свою теорию суждений, и во втором издании «Критики» он уже не может говорить о субъективных «суждениях восприятия», так как теперь он считает, что суждения как таковые всегда объективны (В 141—142). Те субъективные связи представлений, которые в «Пролегоменах» оставляются за суждениями восприятия, во втором издании «Критики» приписы­ваются ассоциативному воображению (там же). Цель терминологи­ческих новаций Канта — возведение удобного «лингвистического мостика» между категориями и объектами.

Мы уже можем уточнить общую структуру «достаточной» дедук­ции. Ее главная цель — доказательство, что только посредством ка­тегорий можно мыслить предметы — достигается в два этапа. На первом раскрывается понятие предмета, или объекта, как чего-то отличного от наших восприятий, и выясняется, при каких условиях мы можем отнести наши субъективные представления к предмету, или помыслить их связь как объективную. Затем, на втором этапе доказывается, что эти условия необходимо включают в себя катего­рии.

Эти выводы могут пригодиться при отыскании «достаточной» дедукции в других работах Канта и прежде всего в первом издании «Критики», пока же на некоторое время вернемся к дедукции из «Пролегомен». Мы уже знаем, что всякое исследование, в той или иной мере связанное с априорным доказательством необходимого отношения категорий к предметам опыта, принадлежит к субъек­тивной дедукции категорий. «Достаточная» дедукция реализует первый шаг подобного доказательства. Значит, она относится к субъективной дедукции.

Этот тезис хорошо подтверждается одним из замечаний Канта, которые предваряют изложение дедукции категорий в «Пролегоме­нах», а она, напомним, представляет собой «достаточную» дедук­цию в чистом виде. Кант пишет, что «мы можем a priori изучить природу вещей, не иначе как исследуя условия и общие (хотя и субъективные) законы, единственно при которых возможно такое познание как опыт (по одной лишь форме), и в соответствии с этим определять возможность вещей как предметов опыта» (4: 53— 54). Тем самым Кант указывает на субъективный характер прово­димой далее «достаточной» дедукции¹⁵.

Здесь, однако, возникает новая проблема. Дело в том, что субъ­ективная дедукция вообще, а в ее рамках и «достаточная» дедук­ция, не являются необходимой частью того способа достижения целей критической философии, т.е. определения возможности, объема и границ синтетических познаний из чистого рассудка, ко­торый реализован в «Пролегоменах» и «Метафизических началах естествознания» и который предполагает некоторые апостериор­ные включения. Но если в «Началах» Кант прямо говорит о необя­зательности дедукции, по формальным признакам являющейся именно «достаточной» дедукцией категорий (4: 258), то позиция, занимаемая им в «Пролегоменах», выглядит менее определенной. Поскольку в этой работе Кант все-таки уделяет значительное вни­мание «достаточной» дедукции, то складывается впечатление, что ее роль не исчерпывается здесь одними лишь иллюстративными функциями. Может быть Кант считал, что без «достаточной» де­дукции не удается в до конца пройти даже тот путь достижения целей критицизма, который опирается на некоторые апостериор­ные допущения?

Посмотрим, чем «достаточная» дедукция может оказаться по­лезной для «экзотерического» варианта критической философии.

При обсуждении этого варианта в предыдущем параграфе было ус­тановлено, что допущение реальности априорных рассудочных по­знаний означает признание Кантом истинности следующих поло­жений: 1) рассудочные основоположения повсеместно используют­ся нами для познания природы, 2) они априорны, 3) они широко подтверждаются опытом, 4) не может существовать таких понятий рассудка и вытекающих из них основоположений, которые были бы априорны, подтверждались опытом и одновременно не бьши бы объективными априорными познаниями.

Наиболее проблематичным выглядит второй пункт, и поэтому в том же параграфе было сделано предположение, что Кант не про­сто постулирует истинность соответствующего высказывания, но пытается обосновать ее в дедукции категорий, изложенной в «Про­легоменах», тем более, что сам Кант указывал на этот момент как на один из результатов дедукции (4: 70). Сейчас, после рассмотре­ния общей структуры «достаточной» дедукции, можно подтвердить, что она действительно имеет некоторое отношение к доказательст­ву априорного статуса наших рассудочных принципов, используе­мых для познания природы. В самом деле, «достаточная» дедукция показывает, что объекты, или предметы, опыта, составляющие в совокупности природу (4: 52), могут мыслиться в познании только с помощью категорий как чистых понятий рассудка и вытекающих из них априорных основоположений (4: 60). Из этого следует, что рассудочные положения, использующиеся для познания природы, имеют априорный характер.

Но почему тогда в «Метафизических началах естествознания» Кант признает необязательной не только полную субъективную, но и «достаточную» дедукцию? Причины этого проясняются, если об­ратить внимание, что ни один из рассмотренных выше вариантов «достаточной» дедукции не обходился без отождествления катего­рий с логическими функциями направленных на созерцания суж­дений. Но подобное отождествление составляет ядро метафизичес­кой дедукции категорий, доказывающей априорное происхождение последних. Между тем, уже одной метафизической дедукции в со­четании с положениями, представленными выше в первом, третьем и четвертом пунктах, может оказаться достаточно для установления реальности априорных рассудочных познаний. «Достаточная» де­дукция, включающая в свой состав метафизическую дедукцию ка­тегорий, теряет при этом самостоятельную значимость и может быть оставлена за рамками того метода достижения целей крити- ческой философии, который реализован в «Пролегоменах» и «На­чалах».

Однако этот вывод будет справедлив лишь в том случае, если выделить метафизическую дедукцию в самостоятельное исследова­ние, отграничивая ее тем самым от «достаточной» дедукции катего­рий. В самих же «Пролегоменах» положения, составляющие мета­физическую дедукцию категорий, играют подчиненную роль, входя в структуру «достаточной» дедукции (см. 4: 60—61). Поэтому в «Пролегоменах» «достаточная» дедукция действительно отвечает за обоснование реальности априорных познаний из чистого рассудка, и это никак не противоречит тому, что в «Метафизических началах естествознания», переструктурировав систему исходных посылок и выдвинув на первый план метафизическую дедукцию, Кант исклю­чил «достаточную» дедукцию из числа необходимых исследований. Таким образом, в «Пролегоменах» Кант пытался совместить иллю­страцию возможности априорных познаний из чистого рассудка с доказательством их реальности, а в «Метафизических началах есте­ствознания» — окончательно развел эти вопросы.

Теперь можно, наконец, приступить к поискам «достаточной» дедукции в первом издании «Критики чистого разума», где Кант, напомним, и вводит это понятие (А 96—97). Обнаружить ее в пер­вом издании помогают уже полученные выводы о структуре этой дедукции. Любопытно, что в тексте самой трансцендентальной де­дукции категорий из первого издания «Критики» «достаточная» де­дукция изложена очень кратко.

Положения, составляющие «достаточную» дедукцию, сконцент­рированы во вводном разделе второй части дедукции «Об априор­ных основаниях возможности опыта» (см. А 104—106, 110—111), хотя здесь, в первом издании «Критики», они еще в большей степе­ни, чем во втором, смешиваются с понятиями, не относящимися к «достаточной» дедукции. На страницах 104—106 Кант вводит поня­тие «предмета представлений» (Gegenstand der Vorstellungen) как того, что противится, «чтобы наши знания определялись произ­вольно и как попало, а не некоторым образом a priori, так как, поскольку они должны относиться к предмету, они должны также необходимо быть согласны друг с другом по отношению к этому предмету, т.е. должны обладать тем единством, которое составляет понятие о предмете» (А 104-105).

Это кантовское определение «предмета представлений» имеет много общего с аналогичным определением, данным Кантом спус­тя два года в «Пролегоменах». То определение связывало воедино отношение представления к предмету, общезначимость и необхо­димое соединение представлений (4: 56). В самом деле, произволь­ному определению наших представлений может противостоять только необходимая связь последних, и когда Кант пишет, что предмет, противостоящий произвольному определению представ­лений, требует априорного определения, он, очевидно, имеет в виду именно необходимую связь.

Смысл же кантовского указания, что в отношении к предмету наши знания должны согласовываться друг с другом (А 104—105), очевидно, в том, что всякое наше знание о предметах должно быть общезначимо, и именно поэтому оно находится в согласии с други­ми познаниями этих предметов.

В итоге получается, что требуемая общезначимость наших зна­ний о предмете может быть достигнута лишь тогда, когда мы a pri­ori мыслим наши представления необходимо определенными.

Именно в таком ключе развивалась кантовская дефиниция объ­екта, или предмета, в «Пролегоменах» (4: 55—56). Подобные опре­деления были обозначены ранее в качестве первой фазы «достаточ­ной» дедукции. Вторая фаза этой дедукции в первом издании «Критики» осуществляется Кантом на страницах 110—111. Здесь, вновь повторяя, что для отношения познаний к предметам, эти знания должны обладать качеством необходимости, требующим ап­риорных условий (А 110—111), Кант просто отождествляет эти ап­риорные условия, поскольку речь идет о мышлении, с категориями (А 111). При этом Кант, по-видимому, исходит из того, что помимо категорий не существует других элементарных априорных условий мышления. Это и позволяет сделать заключение о мыслимости предметов только с помощью категорий. Данная посылка, впро­чем, осталась неэксплицированной в рассматриваемом варианте «достаточной» дедукции. Подобное замечание можно сделать и по отношению ко всей «достаточной» дедукции из первого издания «Критики». Кроме того, что она недостаточно развернута сама по себе, ее положения к тому же тесно связываются Кантом с поня­тиями, принадлежащими полной субъективной дедукции.

К примеру, Кант сразу осуществляет переход от априорных ус­ловий мышления о предмете к трансцендентальным (А 106, 111), а именно, к трансцендентальной апперцепции (А 107, 111), связывая с ней вопрос о возможности категорий (А 111). Смысл этого пере­хода будет уточнен впоследствии, пока же можно лишь констати­ровать, что «достаточная» дедукция с трудом поддается идентифи­кации в тексте трансцендентальной дедукции категорий первого издания «Критики», что является результатом недостаточной про­ясненное™ ее структуры. Неудивительно, что в дальнейшем Кант предпринимал неоднократные попытки сделать изложение «доста­точной» дедукции более наглядным, и эти попытки уже оценива­лись нами.

Несмотря на то, что в тексте дедукции категорий первого изда­ния «Критики»»достаточная» дедукция получилась весьма краткой и несовершенной, принципы этой дедукции оказались все же в полной мере раскрыты Кантом уже в первом издании. Эти принци­пы широко применяются Кантом в «доказательствах основополо­жений чистого рассудка», в особенности второй и третьей аналогий опыта (А 182-215 / В 232-262).

Прежде чем обосновать этот тезис, несколько слов о системе основоположений чистого рассудка в целом. В «Критике чистого разума» «Аналитика основоположений» непосредственно примыка­ет к «Аналитике понятой», в состав которой входят метафизичес­кая и трансцендентальная дедукции категорий. В самой же «Анали­тике основоположений» рассмотрению системы последних пред­шествует глава «О схематизме чистых рассудочных понятий» (А 137-147/ В 176-187).

Все основоположения чистого рассудка вытекают из категорий, и поэтому классификация основоположений жестко задана табли­цей категорий, построенной в рамках метафизической дедукции. Категориям количества соответствуют аксиомы созерцания, кате­гориям качества — антиципации восприятия, категориям отноше­ния — аналогии опыта, модальности — постулаты эмпирического мышления вообще (А 161 / В 200). Поскольку основоположения чистого рассудка направлены на предметы, данные нам в про­странстве и времени, Кант в главе о схематизме рассудочных поня­той «переводит» их в чувственную форму, подставляя каждой кате­гории соответствующую ей временную «схему», которая в свою очередь, как уточнял Кант, нуждается в пространстве для ее окон­чательной реализации (см. А 142-145 / В 181-184; В 291).

Далее Кант приступает к доказательству схематизированных (см. А 181 / В 223) основоположений, подчеркивая при этом, что доказательство будет вестись субъективным путем (А 149 / В 188; объективная сторона изложена в главе о схематизме). Анализ пред­ставленных Кантом аргументов показывает, что конкретные мето­дики доказательства различных групп основоположений сущест­венно отличаются друг от друга. Так, для обоснования математи­ческих основоположений (А 162 / В 201), а именно, аксиом созер­цания — «все явления со стороны их созерцания суть экстенсив­ные величины» (А 162) и антиципаций восприятия — «во всех яв­лениях ощущение и то реальное, что соответствует ощущению в предмете... имеет интенсивную величину, т.е. степень» (А 166) — Кант просто эксплицирует структурные особенности восприятия пространства и времени. Время, к примеру, схватывается как пос­ледовательное прибавление однородных частей, оно может быть в той или иной степени наполненным и т.д. (А 162-166, 166-176 / В 202-207, 207-218).

Внешне сходным образом осуществляется доказательство пер­вой аналогии опыта — «все явления содержат в себе постоянное (субстанцию) как сам предмет и изменчивое в качестве лишь опре­деления предмета, т.е. способа его существования» (А 182). Дока­зывая это основоположение, Кант отталкивается от одного из мо­дусов времени — «постоянности» (Beharrlichkeit — А 177 / В219), коррелятом которого в эмпирическом созерцании и является суб­станция (А 182—183; В 226—227). Однако, в отличие от доказатель­ства математических основоположений, в данном случае Канту надо еще показать необходимость наличия подобного коррелята (что оказывается очень непростой задачей, и понять, каким обра­зом Кант справлялся с ней, можно будет только после воссоздания полной структуры всей субъективной дедукции).

Совсем иначе выглядит обоснование четвертой группы осново­положений — постулатов эмпирического мышления вообще. Спе­цифика их в том, что они содержат всего лишь «разъяснение поня­тий возможности, действительности и необходимости в их эмпири­ческом применении» (А 219 / В 266). К примеру, возможно «то, что согласно с формальными условиями опыта», действительно — «то, что связано с материальными условиями опыта» (А 218 / В 265— 266) и т.д. Соответственно, доказательства постулатов эмпиричес­кого мышления превращаются в обоснование приведенных выше определений категорий модальности по отношению к предметам опыта. Само это обоснование выглядит таким образом: Кант пока­зывает, что, допустим, действительность тех или иных предметов нельзя познать, иначе как предположив, что они даны или могут при определенных условиях быть даны в восприятии (А 225 / В 272). Другого пути просто нет, так как «в одном лишь понятии вещи нельзя найти признак ее существования» (там же). Подоб­ным образом Кант излагает и другие постулаты эмпирического мышления. В целом, доказательство постулатов эмпирического мышления сводится к объяснению того, что категории модальное- ти приобретают значение лишь при отнесении их к возможному опыту; а также к уточнению данных значений.

Наибольший интерес в контексте данного параграфа представ­ляют, однако, кантовские доказательства второй и третьей анало­гий опыта: «все, что происходит... предполагает нечто, за чем оно следует по определенному правилу» (А 189 основоположение о причинности; ср. В 232) и «все субстанции, поскольку они сущест­вуют одновременно, находятся в полном общении» (А 211 — осно­воположение о взаимодействии).

Именно в доказательствах этих аналогий опыта просматривает­ся наибольшее сходство с принципами «достаточной» дедукции ка­тегорий. Как и в «достаточной» дедукции, Кант показывает здесь, что субъективные связи восприятий — в отношении их последова­тельности или сосуществования — могут быть превращены в объ­ективные только при условии подчинения их категориям (причин­ности или взаимодействия).

Рассмотрим в качестве примера основные моменты кантовского доказательства второй аналогии опыта — основоположения о при­чинности. Первое, что фиксирует Кант: восприятие многообразно­го в явлении всегда последовательно (А 189 / В 234). При этом Кант подчеркивает, что само по себе восприятие некоторой после­довательности многообразного еще не свидетельствует о том, что схватываемые представления объективно следуют друг за другом, и что более позднее представление объективно возникает вслед за тем, которое воспринималось ранее (А 109 / В 234; А 198 / В 243). В самом деле, даже те представления, которые считаются объектив­но сосуществующими, к примеру, крыша дома и его основание могут восприниматься последовательно (А 192 / В 237).

Для того, чтобы выяснить, каким образом мы можем прийти к установлению объективной последовательности, Кант прежде всего уточняет смысл понятия «объект» относительно многообраз­ного в явлении. Поскольку сами явления есть не более чем наши субъективные представления (А 190 / В 235), единственным крите­рием объективности для данного в них многообразного оказывает­ся подчиненность последнего необходимым правилам (А 191 / В

236) , в частности, основоположению о причинности (А 193—194 / В 239).

Подобная трактовка «объекта» непосредственно перекликается с дефиницией «предмета представлений», которая дана в тексте трансцендентальной дедукции категорий первого издания «Крити- ки» и которая реализует там первую фазу «достаточной» дедукции (А 104).

Но вернемся к кантовскому доказательству второй аналогии опыта. Определив в общем понятие «объекта», Кант сразу получил возможность применить это понятие к последовательности воспри­ятий и сделать вывод, что мы лишь тогда можем говорить о собы­тии как объективном возникновении чего-то нового, когда мы до­пускаем, что в предшествующий момент времени имелось нечто, из чего по некоторому правилу вытекало данное событие, т.е. име­лась причина (А 193—194 / В 239). Для подтверждения этого вывода Кант обращается к исследованию того, как мы реально устанавли­ваем объективную последовательность в явлении. Поскольку мы не можем воспринять само (абсолютное) время (А 200 / В 245), нами используется следующий метод: там, где порядок схватывания пос­ледовательных представлений неопределен — к примеру, мы можем воспринять сначала крышу дома, а потом основание, но можем и наоборот, сначала основание, затем крышу (А 192 / В 237) — мы считаем эти представления сосуществующими; однако в тех случаях, когда порядок схватывания определен — лодку, плыву­щую вниз по течению, нельзя воспринимать то выше, то ниже (там же) — мы склонны считать более поздние представления объектив­но возникающими позже тех, которые воспринимались до них (А 193 / В 238).

Но чем объясняется такая определенность схватывания? По мнению Канта — подчиненностью многообразного в явлении ос­новоположению о причинности (А 193 / В 238). Это подтверждает, что, определяя объективную последовательность многообразного, мы действительно пользуемся указанным основоположением.

Таким образом, в доказательстве второй аналогии опыта на самом деле обнаруживаются параллели с «достаточной» дедукцией категорий. Установив критерий объективности для явлений и при­менив его к последовательности восприятий, Кант выяснил, что все, что мыслится объективно происходящим, должно представ­ляться нами имеющим причину, так как именно понятие причины соответствует упомянутому критерию объективности, т.е. необхо­димой связи восприятий.

Подобным образом разворачивается и «достаточная» дедукция: вначале разъясняется понятие «предмета представлений», затем по­казывается, что данный предмет может быть помыслен только с помощью категорий.

Для того, чтобы поставить точку в дискуссии о родстве доказа­тельства второй аналогии опыта и «достаточной» дедукции, можно привести «генетический» довод: первоначально, в середине семи­десятых годов XVIII века, эти аргументы были совмещены Кантом в единое доказательство. Речь идет о следующем фрагменте кантов­ских черновиков: «Когда мое представление следует за чем-нибудь, его предмет еще не следовал бы, если бы его представление не было определено этим в качестве следствия, которое может проис­ходить не иначе, как в соответствии с некоторым всеобщим зако­ном. Или же должен быть всеобщий закон, согласно которому вся­кое последующее определено чем-то предшествующим, ибо в про­тивном случае я не прилагал бы к последовательности представле­ний никакой последовательности предметов. Ведь чтобы придать моим представлениям предметы, всегда требуется, чтобы представ­ление было определено по некоторому всеобщему закону, так как именно в моменте общезначимости и состоит предмет. Точно также, я не представлял бы ничего в качестве внешнего мне и, сле­довательно, не превращал бы явление в опыт (объективный), если бы представления не относились к чему-то, что параллельно моему Я, и с помощью чего я переносил бы их от себя на другой субъект. Но дело обстояло бы именно так, если бы многообразные пред­ставления не определяли друг друга по всеобщему закону» (XVII: 648).

В приведенном фрагменте отчетливо просматривается контуры как «достаточной» дедукции категорий из «Пролегомен» (связь об­щезначимости и предметности — ср. 4: 55—57), так и доказательст­ва второй аналогии опыта из «Критики чистого разума» (различе­ние субъективной и объективной последовательности). И это под­тверждает внутреннее родство данного доказательства с «достаточ­ной» дедукцией.

В то же время, существенное отличие доказательства второй аналогии опыта и «достаточной» дедукции состоит в том, что де­дукция направлена на все категории сразу, тогда как обоснование второй аналогии опыта ограничивается лишь одной категорией. Это обстоятельство позволяет высказать следующее предположе­ние: возможно, что и «доказательства основоположений чистого рассудка» в целом как бы дублируют «достаточную» дедукцию для каждой отдельной категории.

Если это так, то сразу появляется возможность устранения не­которых неясностей, связанных с «достаточной» дедукцией. Во- первых, становится понятно, почему Кант так кратко изложил «до­статочную» дедукцию в самом тексте трансцендентальной дедук­ции категорий первого издания «Критики» — эта краткость вполне компенсируется подробными «доказательствами основоположений чистого рассудка». Во-вторых, принимая во внимание указанную выше неоднородность доказательства различных групп основопо­ложений, неудивительно, что Кант испытывал трудности в конкре­тизации общего для всех категорий аргумента «достаточной» дедук­ции, окончательный вариант которой сложился у Канта лишь через пять лет после выхода первого издания «Критики». В-третьих, про­ясняется соотношение «доказательств основоположений чистого рассудка» и трансцендентальной дедукции категорий: структурно эти доказательства принадлежат трансцендентальной дедукции, разворачивая и конкретизируя один из центральных аргументатив- ных блоков последней — «достаточную» дедукцию. «Доказательст­ва» некоторых основоположений, а именно аналогий опыта, не яв­ляются полными и исчерпывающими доказательствами — как и сама «достаточная» дедукция.

На этом мы заканчиваем рассмотрение «достаточной» дедукции категорий. Она является составной частью субъективной дедукции категорий. Ее цель — доказательство, что предметы могут мыслить­ся только с помощью категорий — достигается в два этапа. Сначала раскрывается понятие предмета, устанавливаются условия мышле­ния о нем. Затем условия мышления о предмете сопоставляются и отождествляются с категориями. Поскольку «достаточная» дедук­ция включает в себя основные положения метафизической дедук­ции категорий, ее проведение оказывается достаточным для уста­новления реальной возможности априорных рассудочных позна­ний в рамках того способа достижения целей критической филосо­фии, который опирается на эмпирическую констатацию факта со­ответствия опыта категориям. Кроме того, «достаточная» дедукция выполняет иллюстративную роль, реализуя первый и важнейший шаг полной субъективной дедукции, состоящий в доказательстве тождества условий мыслимости предметов опыта с категориями. В то же время, в отличие от полной субъективной дедукции, «доста­точная» дедукция не может доказать, что категории являются необ­ходимыми условиями не только мышления, но и восприятия пред­метов. В чистом виде «достаточная» дедукция представлена Кантом в «Пролегоменах». В составе полной субъективной дедукции она встречается как в первом — на страницах 104—106 и 110—111 — так и во втором — параграфы 19 и 20 — изданиях «Критики чистого разума». Принципам «достаточной» дедукции родственны «доказа­тельства основоположений чистого рассудка», особенно второй и третьей аналогии опыта.

Теперь следовало бы выяснить, какие аргументы наращивают «достаточную» дедукцию и делают ее «полной». Этот вопрос выгля­дит вполне логичным, и в конце концов мы ответим на него, но, как ни странно, на первых стадиях нашего изучения формальных особенностей «полной» субъективной дедукции, к которому мы сейчас приступаем, о нем придется на время забыть. Связь аргу- ментативных линий «достаточной» и «полной» дедукций окажется не вполне очевидной.

2.