«Объективная дедукция» и «субъективная дедукция»

Продвигаясь по тексту дедукции из «Критики чистого разума», обратимся к исследованию ее второго параграфа, озаглавленного Кантом «Переход к трансцендентальной дедукции категорий».

Что же говорит Кант по поводу «объективной дедукции» в ее отличии от «субъективной»? Само это различение вводится им в предисловии к первому изданию «Критики». Указав на важность трансцендентальной дедукции, Кант добавляет, что «это несколько глубоко заложенное исследование имеет, однако, две стороны. Одна относится к предметам чистого рассудка и должна показать и сделать понятной (dartun und begreiflich machen) объективную зна­чимость его априорных понятий... Другая сторона имеет в виду ис­следование самого чистого рассудка в том, что касается его воз­можности и познавательных способностей, на которых он основы­вается, иными словами, исследование рассудка с точки зрения субъекта» (А XVII). Первую «сторону» Кант вычленяет в «объек­тивную дедукцию» (там же), вторую — в «субъективную» (там же).

Кант сообщает еще некоторую информацию о субъективной и объ­ективной дедукциях. Так, объективная дедукция позволяет отве­тить на вопрос «что и насколько может быть познано рассудком и разумом независимо от всякого опыта» (там же), она «сохраняет всю свою силу» вне зависимости от убедительности субъективной дедукции (там же), а для ее проведения «достаточно по крайней мере то, что сказано на страницах 92 и 93» (там же).

Таковы, судя по предисловию к первому изданию «Критики», главные особенности субъективной и объективной дедукций. Центральной проблемой в этой связи должна стать локализация объективной и субъективной дедукций в самом тексте трансцен­дентальной дедукции категорий.

Более простой эта задача выглядит по отношению к объектив­ной дедукции: мы знаем, что она изложена «на страницах 92 и 93» (там же). Поскольку эти страницы соответствуют первому большо­му абзацу параграфа «Переход к трансцендентальной дедукции ка­тегорий», то можно вернуться к его рассмотрению в свете кантов­ских оценок, высказанных по отношению к объективной дедукции категорий.

Содержание первой части этого параграфа (вторая, иллюстра­тивная часть была добавлена во втором издании, заменив краткое описание основных познавательных способностей, выходящее за пределы страниц 92 и 93) сводится к следующему. «Возможны лишь два случая», при которых предмет и представление «могут со­образовываться, необходимым образом относиться друг к другу и как бы встречаться друг с другом: если предмет делает возможным представление или если представление делает возможным предмет» (А 92 / В 124). Такими словами Кант начинает данный параграф. Подобное начало выглядит вполне логичным продолжением предшествующего параграфа, одним из результатов которого был вывод о том, что в трансцендентальной дедукции должно быть а priori доказано необходимое соответствие, или отношение, чистых понятий и предметов.

«В первом случае — продолжает Кант — это отношение имеет лишь эмпирический характер». «Во втором же случае, хотя пред­ставление само по себе не создает своего предмета со стороны его бытия (dem Dasein nach)... тем не менее оно a priori определяет предмет, если только с его помощью можно познать нечто как предмет « (А 92—93 / В 125). Два необходимых условия познания предметов — созерцание, «посредством которого предмет дается», и понятие, «посредством которого предмет, соответствующий этому созерцанию, мыслится» (там же). Вполне возможно поэтому, что категории как априорные понятия могут содержать в себе усло­вия мышления о предметах вообще (А 93 / В 126). «В таком случае они необходимо и a priori относятся к предметам опыта, так как только с их помощью можно мыслить какой-нибудь предмет опыта вообще» (там же).

Далее Кант пишет, что «все исследование» в трансценденталь­ной дедукции должно быть направлено на принцип, согласно кото­рому категории признаются априорными условиями возможности опыта и его предметов (А 94 / В 126).

Перечисленные кантовские тезисы, судя по предисловию к пер­вому изданию «Критики», содержат все необходимые компоненты объективной дедукции категорий (А XVII). Но как же с их помо­щью можно ответить на находящийся в «компетенции» объектив­ной дедукции главный вопрос «что и насколько может быть позна­но рассудком и разумом независимо от опыта»?

Очевидно, что ключевым местом из приведенных рассуждений Канта должно быть признано то, где говорится о невозможности создания представлениями предмета со стороны его бытия.

В данном случае термин «бытие» (Dasein) употребляется Кан­том в рамках оппозиции, встречающейся еще в диссертации 1770 года (2: 285): «вещи, как они являются — вещи, как они есть» (пока этот тезис — отчасти гипотеза, и будет полностью доказан в конце настоящей главы).

С другой стороны, в том же параграфе «Переход к дедукции» Кант подчеркивает, что категории вполне могут быть априорными условиями мышления о предметах опыта, являющихся нам в про­странстве и времени, и что если категории действительно таковы, то они «необходимо и a priori относятся к предметам опыта» (А 93 / В 126). Из всего этого следует, что априорное рассудочное и разум­ное (нельзя забывать, что идеи разума как бы «вырастают» из эле­ментарных понятий мышления, категорий — А 96; А 408—409 / В 435—436) познание может простираться не далее возможного опыта, и единственные его предметы суть явления. Таким образом, на страницах 92 и 93 первого издания «Критики» как будто содер­жится все необходимое для ответа на главный вопрос объективной дедукции о предметах и границах априорного познания из чистого разума и рассудка. Понятно, кстати, почему Кант называет эту де­дукцию «объективной» — с ее помощью определяется, какие имен­но объекты могут быть познаны разумом или рассудком a priori. Вспомним, что и кантовская характеристика объективной стороны дедукции начинается словами, что она «относится к предметам чистого рассудка» (А XVI).

Между тем, более внимательное рассмотрение вопроса «что и насколько может быть познано рассудком и разумом независимо от всякого опыта» показывает, что одного лишь содержания парагра­фа «Переход к дедукции» все же недостаточно для его полного раз­решения.

Итак, в параграфе «Переход к дедукции» Кант не доказы­вает, что категории составляют априорные условия возмож­ности опыта и его предметов, а ограничивается лишь утверж­дением, что они могут быть такими условиями в принципе. Но этого явно недостаточно для вывода, что рассудок реально может a priori познавать явления, и «главный вопрос» (А XVII) «Критики» оказывается решен только наполовину, так как очевидно, что его смысл в определении именно реальных возможностей априорного познания.

Из этого вытекает, что должно быть специальное исследование, доказывающее, что категории суть априорные условия возможнос­ти опыта.

Но ведь именно это доказательство и составляет предмет собст­венно трансцендентальной дедукции категорий (В 168—169), тогда как параграф «Переход к трансцендентальной дедукции катего­рий», как явствует уже из названия, есть лишь преддверие дедук­ции.

Принадлежит ли упомянутое доказательство объективной де­дукции? Если да, то она выходит за пределы параграфа о переходе к дедукции и захватывает другие части трансцендентальной дедук­ции категорий, что противоречит кантовским высказываниям от­носительно того, что аргументы, достаточные для проведения объ­ективной дедукции, содержатся именно в этом параграфе (А XVII). Если нет, то почему объективной дедукции вполне хватает для от­вета на вопрос о реальных возможностях априорного познания (там же)?

Эту трудность легче всего разрешить, вспомнив уже проделан­ный нами анализ аргументов, лежащих в основании трансценден­тальной дедукции категорий.

Таким образом, о возможности этого доказательства можно узнать еще до его проведения. А раз известно, что оно воз­можно, то очевидно, что возможно и априорное познание из категорий: если мы a priori познаем, что предметы не могут не соответствовать категориям, то мы тем самым a priori по­знаем эти предметы через категории. Остается лишь опреде­лить границы этого познания.

Определить же их можно так: доказательство необходимого от­ношения предметов к категориям возможно только тогда, когда будет показано, что категории суть априорные условия возможнос­ти предметов. Но такими предметами в принципе могут быть толь­ко предметы возможного опыта, а никак не вещи, существующие сами по себе (условия возможности последних могли бы содер­жаться лишь в божественном интеллекте). Следовательно, осно­ванное на категориях априорное познание распространяется толь­ко на предметы возможного опыта. Заметим, что указанные поло­жения, устанавливающие границы априорного рассудочного по­знания, точно соответствуют содержанию параграфа «Переход к трансцендентальной дедукции категорий», в котором, по Канту, изложена объективная дедукция категорий. Эти тезисы, собствен­но, и составляют объективную дедукцию.

Итак, доказательство тождества категорий с априорными усло­виями опыта и его предметов действительно не принадлежит объ­ективной дедукции, однако это не означает, что для восполнения пробела обязательно надо обращаться к основному тексту дедук­ции. Для ответа на «главный вопрос» критической философии до­статочно знания о возможности этого доказательства, но это зна­ние проистекает уже из результатов метафизической дедукции и те­зисов, высказанных Кантом в общем введении к дедукции — пара­графе «О принципах трансцендентальной дедукции вообще». Таким образом, если взять дедукцию в целом, не считая общего введения к ней, то для ответа на «основной вопрос» о предметах и границах априорного рассудочного познания вполне хватает аргу­ментов, изложенных в параграфе «Переход к дедукции», и, следо­вательно, содержание объективной дедукции исчерпывается идея­ми этого параграфа.

Другое дело, что для полного ответа к объективной дедукции категорий должна быть добавлена еще метафизическая дедукция, но ведь речь шла исключительно о том, какие части именно транс­цендентальной дедукции нужны для его разрешения (А XVII).

Остается уточнить еще одну характеристику объективной дедук­ции, на которую указывает Кант в предисловии к первому изданию «Критики». Напомним, что он начинает описание объективной стороны дедукции такими словами: « относится к предметам чистого рассудка и должна показать и сделать понятной (dartun und begreiflich machen) объективную значимость его априорных поня­тий» (А XVI). Смысл этого высказывания, по-видимому, в том, что объективная дедукция показывает, в каком случае категории могут быть объективно значимыми, а именно, они могут быть таковыми, когда оказываются априорными условиями возможности опыта и его предметов; а также объясняет, что категории вполне могут быть такими условиями¹⁴. Итак, объективная дедукция делает наглядны­ми условия и границы априорного применения категорий и имен­но в этом смысле демонстрирует и проясняет объективную значи­мость последних.

Теперь займемся субъективной дедукцией и попробуем устано­вить ее расположение в тексте «Критики чистого разума». В отли­чие от объективной дедукции, по поводу местонахождения которой Кант дает конкретную информацию, субъективную дедукцию при­дется выявлять другим способом. Вспомним ее основные характе­ристики. Она проводится «с точки зрения субъекта», отвечает на вопрос о возможности чистого рассудка, представляет «как бы по­иски причины к данному действию» и поэтому напоминает гипоте­зу, хотя на самом деле ею не является. Кроме того, субъективная дедукция так относится к объективной, что последняя может «со­хранять всю свою силу» и быть проведена независимо от субъек­тивной. Наконец, ответ на «главный вопрос» критической филосо­фии может быть получен и без субъективной дедукции, при том, однако, что она «имеет огромное значение для поставленной... главной цели» (А XVII).

Что же такое субъективная дедукция категорий? Где находится она в «Критике чистого разума»?

Ответ оказывается весьма простым. Субъективная дедукция полностью совпадает со второй частью дедукции, трансценденталь­ной дедукцией как таковой, т.е. с априорным доказательством не­обходимого отношения предметов опыта (сфера доказательства су­жена объективной дедукцией) и категорий.

Для обоснования этого тезиса перечислим общие характеристи­ки трансцендентальной дедукции как таковой и покажем их совпа­дение с кантовскими оценками субъективной дедукции. Вначале рассмотрим отношение трансцендентальной дедукции как таковой к ответу на «главный вопрос» о предметах и границах априорных познаний из чистого рассудка, точнее, к ответу на ту его часть, которая касается реальной возможности подобных познаний. Уже отмечалось, что для того, чтобы удостовериться в их реальной воз­можности, достаточно метафизической дедукции, доказывающей априорный характер категорий, и аргумента, лежащего в основа­нии дедукции. Совмещение этих посылок приводит к следующему выводу: возможно a priori доказать необходимое отношение пред­метов к категориям и, следовательно, категории составляют апри­орные условия возможности опыта, и априорное познание предме­тов опыта через категории возможно.

Каков же в этом случае статус самого априорного доказательст­ва, от возможности которого мы заключаем к возможности априор­ных рассудочных познаний? С одной стороны, его осуществление желательно, ведь лучшей демонстрацией возможности доказатель­ства является его успешное проведение. Поэтому собственно трансцендентальная дедукция, которая и есть это доказательство, «имеет огромное значение для поставленной главной цели». С дру­гой стороны, без него в принципе можно обойтись, если заранее известно о его возможности. Те же самые характеристики исполь­зует Кант для прояснения отношения субъективной дедукции к «основному вопросу» критической философии (там же).

Далее, объективная дедукция как определение принципиальной возможности категорий бьггь априорными условиями возможности предметов опыта и их невозможности быть такими условиями для вещей, как они существуют сами по себе, не зависит в своем ис­полнении от самого априорного доказательства того, что категории действительно содержат в себе условия предметов опыта, т.е. не зависит от трансцендентальной дедукции как таковой. Точно такое же отношение, по Канту, существует между объективной и субъек­тивной дедукциями (там же).

Трансцендентальная дедукция на самом деле напоминает гипо­тезу и представляет собой «как бы поиски причины к данному дей­ствию», так как априорное доказательство необходимого отноше­ния предметов опыта и категорий проводится Кантом тогда, когда ему уже известно о наличии такого отношения и о возможности априорных познаний из чистого рассудка, т.е. в конечном счете, известно о возможности самого чистого рассудка. С другой сторо­ны, трансцендентальная дедукция как таковая все же не является гипотезой, но представляет собой априорное доказательство. Всеми этими характеристиками Кант наделяет и субъективную де­дукцию (там же).

Наконец, ввиду того, что трансцендентальная дедукция как та­ковая проводится a priori, она остается «один на один» с субъектив­ными способностями познания и не может быть ничем иным, как экспликацией необходимого взаимопроникновения чувственности и рассудка, проведенной «с точки зрения субъекта». В этом же со­стоит метод и сущность субъективной дедукции (там же).

Полный параллелизм характеристик априорного доказательства тождества категорий и условий возможности предметов опыта, т.е. трансцендентальной дедукции как таковой, и кантовских оценок субъективной дедукции позволяет сделать вывод, что субъективная дедукция и есть трансцендентальная дедукция как таковая.

В свете проведенных различений можно уточнить структуру трансцендентальной дедукции категорий в целом. 1) Определение дедукции — она есть априорное доказательство необходимого от­ношения предметов к категориям. Дедукция нужна, ибо в против­ном случае категории не могут признаваться априорными и нечув­ственными представлениями. Эти положения содержатся в пара­графе «О принципах трансцендентальной дедукции вообще». 2) Конкретизация целей дедукции, совпадающая с ограничением предметной области составляющего ее доказательства — объектив­ная дедукция, изложенная в параграфе «Переход к трансценден­тальной дедукции категорий». Область возможного доказательства ограничивается предметами возможного опыта. 3) Само априорное доказательство тождества категорий с априорными условиями воз­можности опыта и его предметов — субъективная дедукция катего­рий, изложенная во втором издании «Критики» в разделе «Транс­цендентальная дедукция чистых рассудочных понятий», в первом издании — в разделах «Об априорных основаниях возможности опыта» и «Об отношении рассудка к предметам вообще и о воз­можности познавать их a priori» (В 129-169; А 95-130).

Предложенное объяснение соотношения объективной и субъек­тивной дедукций может вызвать некоторые вопросы. Согласно этому истолкованию получается, что, говоря в предисловии к пер­вому изданию «Критики» о возможности обойтись без субъектив­ной дедукции в случае, если она покажется неубедительной читате­лю (А XVII), Кант, по сути дела, с легкостью расстается со всей собственно трансцендентальной дедукцией, а для достижения Целей его системы оказывается достаточно уже одного лишь «пере­хода» к этой дедукции. Между тем, если отвлечься от предисловия к первому изданию и непредвзято взглянуть на структуру централь­ного (см. А 702-703 / В 730-731) отдела «Критики чистого разу­ма» — «Трансцендентальной аналитики», то трансцендентальная дедукция, с композиционной точки зрения, несомненно, окажется ядром этого сегмента «Критики». Эта роль дедукции проявляется, в частности, в том, что в других разделах «Аналитики» Кант не раз ссылается на фундаментальные результаты, полученные в рамках дедукции (в разделе о чистых понятиях рассудка — А 78 / В 103, о схематизме — А 139 / В 178, об основоположениях чистого рассуд­ка — А 156-158 / В 195—197, А 177—178 / В 220, о различении фе­номенов и ноуменов — А 236-237 / В 295—296, А 246—247 / В 303, об амфиболии рефлективных понятий — А 289 / В 335—336; ср. А 115-124), обратного же отношения не обнаруживается.

В этой связи возникают два вопроса. Во-первых, почему Кант мог так просто исключить трансцендентальную дедукцию катего­рий из системы своей философии? Во-вторых, почему, несмотря на то, что в предисловии к первому изданию «Критики» Кант, по сути, предлагает читателю не обращать особого внимания на собст­венно трансцендентальную дедукцию (субъективную дедукцию), он, тем не менее, в основном тексте этого произведения делает ее композиционным центром «Аналитики», а следовательно, и всей «Критики чистого разума»?

Ответ первый вопрос мы уже знаем, а вот второй ставит перед нами совершенно новые задачи.

Чтобы решить их, обратимся к кантовским «Пролегоменам ко всякой будущей метафизике». Здесь Кант сообщает важные сведе­ния о методе, реализованном им в первом издании «Критики чис­того разума». Кант пишет, что в «Критике» он «приступил к делу синтетически, а именно занимался исследованиями в самом чис­том разуме и в самом этом источнике старался определить на осно­ве принципов и начала, и законы его чистого применения» (4: 28). Иными словами, в «Критике» Кант старался, «не опираясь ни на какой факт, развить познание из его первоначальных зародышей» (там же). Таким образом, «Критика чистого разума» замышлялась Кантом как строго априорное исследование чистого разума. В идеале оно должно быть именно таковым — ведь критическая фи­лософия претендует на аподиктичность и должна даже «служить мерилом и, следовательно, примером всякой аподиктической (фи­лософской) достоверности» (А XV). А каковы критерии аподиктич- ности? В одной из статей середины восьмидесятых годов (так и не доведенной до публикации), где Кант подробно анализирует струк­туру знания вообще, он дает такую формулировку: «Аподиктично всякое познание, которое по своей существенной структуре связа­но с сознанием своей необходимости» (XVIII: 290). Напротив, «всякая эмпирическая достоверность связана с сознанием случай­ности истины» (ibid.). Вывод: стремление к аподиктичности подра­зумевает стремление к исключению всего эмпирического.

Между тем, можно показать, что при устранении трансценден­тальной дедукции как таковой (субъективной дедукции) вопрос об объеме и границах априорных познаний из чистого рассудка не может быть решен без ссылок на факты, т.е. эмпирических «вклю­чений».

Вспомним, что в основе решения этого вопроса, обходящегося без трансцендентальной дедукции, лежит аргумент: если невозмож­но a priori доказать необходимое отношение категорий к предме­там, категории должны быть признаны возникающими из опыта.

Очевидно, что этот аргумент имеет смысл лишь при допущении, что в опыте можно найти некоторые основания для утверждения о возможности какого-то, пусть даже не вполне законного, возник­новения из него категорий. Другими словами, лишь тогда, когда известно, что опыт хотя бы приблизительно соответствует осново­положениям, вытекающим из категорий, можно говорить, что, в случае невозможности их априорного доказательства, категории имеют опытное происхождение, и наоборот, из демонстрации не­опытного происхождения категорий в метафизической дедукции заключать к возможности априорного доказательства основополо­жений рассудка.

Чтобы a priori получить знание о соответствии опыта категори­ям, требуется провести субъективную дедукцию, которая, однако, здесь предполагается исключенной. Следовательно, знание о соот­ветствии опыта категориям в данном случае имеет апостериорный характер. Поэтому доказательство возможности априорных позна­ний, проводящееся без трансцендентальной дедукции как таковой (субъективной дедукции), не является полностью априорным. Оно предполагает эмпирическую констатацию факта соответствия опыта категориям. Правда, этот факт бесспорен, и система даже в таком варианте имеет подобие аподиктичности.

И все же идеал аподиктического знания не может бьггь реализо­ван на путях опыта, и теперь понятно, почему Кант, стремясь до­стичь полной достоверности, делал в первом издании «Критики» акцент на субъективной дедукции как априорном доказательстве необходимого соответствия предметов опыта категориям. Однако в последний момент Кант неожиданно изменил свое решение, что и нашло отражение в предисловии к первому изданию «Критики», написанному гораздо позже основного текста. Кант был не вполне доволен изложением субъективной части трансцендентальной де­дукции (ср. А XVII; 4: 150; 4: 258) и, опасаясь ставить в зависи­мость от нее судьбу фундаментальных выводов критической фило­софии, он решил подчеркнуть, что и без субъективной дедукции критицизм стоит на достаточно прочных основаниях. Но посколь­ку изменение кантовской позиции не сопровождалось существен­ными корректировками текста «Критики», смысл оценок Канта из предисловия к первому изданию «Критики чистого разума» оста­вался во многом неясным, а сами эти оценки плохо сочетались с композицией основной части произведения.

Тенденция, наметившаяся в предисловии к первому изданию «Критики» (1781), получила развитие в «Пролегоменах» (1783) и «Метафизических началах естествознания» (1786). В обеих работах Кант, с одной стороны, редуцирует собственно трансценденталь­ную дедукцию категорий (в «Началах» — до одного предложения), с другой — прямо указывает, что теперь в своих исследованиях во­проса об объеме и границах априорного рассудочного познания он отталкивается от фактов (см. 4: 28, 29, 33, 51—52; 4: 257).

Посмотрим на кантовскую трактовку трансцендентальной де­дукции в «Метафизических началах естествознания». Кант отрица­ет, что «без совершенно ясной и удовлетворительной дедукции ка­тегорий система критики чистого разума имеет шаткий фундамент» (4: 256). Система критической философии, основу которой состав­ляет положение «все спекулятивное применение нашего разума ни­когда не простирается дальше предметов возможного опыта» (там же; это, по сути, формулировка ответа на «главный», или «основ­ной», вопрос о границах априорного познания из «Критики»), по­лучает, как утверждает Кант, «аподиктическую достоверность» для любого, «кто подписывается под моими положениями о чувствен­ном характере любого нашего созерцания и о достаточности табли­цы категорий» (там" же). Поясняя свою мысль, Кант различает два вопроса, один из которых обязательно должен разбираться в рам­ках критической философии, без ответа же на второй можно обой­тись, хотя он и «заслуживает внимания» и позволяет «завершить... дедукцию» (4: 256-257).

Первый вопрос касается доказательства того, что категории суть априорные условия возможности предметов опыта (там же). Вто­рой имеет отношение к объяснению «каким образом категории де­лают возможными эти предметы» (4: 257), и «каким образом возмо­жен опыт посредством этих категорий и только благодаря им» (4: 258). Этот вопрос не необходим, так как знание о том, что катего­рии суть априорные условия возможности опыта, может быть полу­чено из других источников: «даже если предположить, что никогда нельзя будет разъяснить в достаточной мере, как единственно бла­годаря этому становится возможным опыт, все же останется безусловно достоверным, что опыт возможен лишь благодаря этим понятиям» (там же). Кант дает понять, что в транс­цендентальной дедукции из «Критики чистого разума» и «Пролего­мен» главным предметом исследования является именно вопрос «каким образом возможен опыт посредством... категорий и только благодаря им» (см. 4: 256, 258). Поэтому-то он и утверждает (в связи с критикой упомянутых вариантов дедукции в некоторых ре­цензиях), что «система критики чистого разума» может сохранить полную достоверность и без исчерпывающей дедукции категорий (4: 257).

Эти высказывания Канта — несмотря на то, что, как выяснится впоследствии, речь в них прежде всего идет о сокращенном вари­анте субъективной дедукции — полностью согласуются с тем, что ранее было установлено относительно трансцендентальной дедук­ции как таковой, или субъективной дедукции вообще. Эта дедук­ция, a priori доказывающая необходимое отношение категорий к предметам опыта, в определенном смысле не необходима, так как и без нее известно, что категории необходимо относятся к предметам опыта, т.е. являются априорными условиями возможности опыта. С другой стороны, ее проведение желательно: оно помогает «завер­шить дедукцию» и одновременно уточнить конкретные механизмы, благодаря которым устанавливается необходимое отношение кате­горий к предметам опыта. В этом смысле субъективная дедукция решает задачу «каким образом категории делают возможными эти предметы».

Таким образом, в «Метафизических началах естествознания» Кант подтверждает оценки субъективной дедукции, данные в пре­дисловии к первому изданию «Критики», вновь заявляя о намере­нии построить систему критической философии без трансценден­тальной дедукции как таковой. Но если в самом тексте первого из­дания «Критики» субъективная дедукция категорий занимает цент­ральные позиции, а «экзотерический» путь достижения целей кри­тической философии даже не намечен, то в «Началах» Кант обо­значает его главные вехи. Ранее мы уже делали предположения о том, какие аргументы необходимы для ответа на «основной во­прос» критической философии без привлечения субъективной де­дукции. Прежде всего, это метафизическая дедукция категорий, доказывающая их априорное происхождение. Затем, аргумент, ле­жащий в основании всей трансцендентальной дедукции — если не­возможно a priori доказать необходимое отношение предметов опыта к категориям, последние возникают из опыта. Необходим, к тому же, аргумент, ограничивающий область априорных познаний, о возможности которых можно заключить при объединении двух первых посылок, т.е. нужна объективная дедукция. Кроме того, путь, сопровождающийся исключением субъективной дедукции, не может быть полностью априорным, но предполагает ссылку на факт приблизительного соответствия опыта основоположениям, вытекающим из категорий.

Посмотрим, совпадают ли с этими допущениями шаги, пред­принятые Кантом в «Метафизических началах естествознания». Кант пишет, что для придания полной достоверности главному вы­воду критической философии достаточно согласиться с таблицей категорий, с принципиальным отождествлением категорий и логи­ческих функций суждений, а также с утверждением о том, что нам доступны только чувственные созерцания (4: 256). Первый вывод, следовательно, можно сделать: метафизическая дедукция катего­рий, которая есть не что иное, как систематизация этих понятий рассудка (построение их таблицы), основанная на их отождествле­нии с логическими функциями суждений (см. А 79 / В 105; В 159), занимает центральное место в том варианте критической филосо­фии, который подразумевает попытку исключения субъективной дедукции.

Эго согласуется с нашими предположениями. Но дальше начи­наются видимые расхождения. Кант не упоминает аргумент, лежа­щий в основании трансцендентальной дедукции, что же касается ссылок на факты — еще одно допущение — то Кант действительно ссылается на факт, но не на факт приблизительного соответствия опыта категориям, а на факт существования априорных синтети­ческих познаний из чистого рассудка.

Кант предлагает согласиться, что «рассудок по своей природе способен давать априорные синтетические основоположения и по­средством них подчиняет категориям все предметы» (4: 257). Далее Кант проводит ограничение значимости этих основоположений яв­лениями (аналог объективной дедукции) и делает окончательный вывод о том, что они есть принципы «возможности опыта вообще» (4: 258). Наибольший же интерес для нас сейчас представляет сле­дующий вопрос: что имеет в виду Кант, когда говорит, что «рассу­док по своей природе способен давать априорные синтетические основоположения»?

Подключим к анализу «Пролегомены». Их сопоставление с «На­чалами», на первый взгляд, свидетельствует, что речь идет о том, что в своих исследованиях объема и границ априорных рассудоч­ных познаний Кант отталкивается именно от факта их существова­ния. Различая «аналитический» метод самих «Пролегомен» и «син­тетический» метод «Критики» (во избежание путаницы с «аналити­ческими» и «синтетическими» суждениями Кант предлагает назвать первый из них «регрессивным», второй «прогрессивным» см. 4: 30), Кант подчеркивает, что в «Пролегоменах» он уже исходит из того, что существуют априорные синтетические познания из чистого рассудка (4: 28—29).

Можно пока принять предположение о тождестве позиции Канта в «Началах» и «Пролегоменах» и попытаться выяснить, какой смысл он вкладывает в утверждение о существовании подоб­ных синтетических познаний. Этот вопрос приобретает особую значимость ввиду того, что в первом издании «Критики» Кант в целом не просто абстрагируется от их существования (это можно было бы ожидать), но и подвергает сомнению его фактичность. Ха­рактерен следующий пример: «Мы действительно обладаем апри­орными синтетическими познаниями — пишет Кант — как это видно из основоположений рассудка, антиципирующих опыт. Тот, кто не в состоянии понять возможность их, может, правда, вначале сомневаться, действительно ли они присущи нам a priori» (ob sie uns auch wirklich a priori beiwohnen — A 762 / В 790). Отсюда прямо следует, что существование априорных синтетических познаний из рассудка не является бесспорным фактом, но должно быть удосто­верено предварительным исследованием их возможности. Вообще, в первом издании «Критики чистого разума» Кант ни разу не упо­минает о существовании априорных синтетических познаний из чистого рассудка как о несомненном факте (ср. А 2).

Чем же объяснить изменение позиции Канта в «Пролегоменах»? И в каком все же смысле он говорит о факте существования апри­орных познаний? Ведь мы так и не ответили на этот вопрос.

Прежде всего, уточним, что речь идет о тех априорных познани­ях, которые относятся не к математике (здесь никаких сомнений не возникает), а исключительно к метафизике, точнее, к одной из ветвей этой науки — чистому, или общему, естествознанию (см. 4: 260; 4: 23-24, 28, 51—52). Именно в рамках чистого естествознания встречаются, к примеру, такие положения, как «субстанция сохра­няется и постоянна» или «все, что происходит, всегда заранее оп­ределено некоторой причиной по постоянным законам» (4: 52). То, что рассудок в познании природы действительно руководствуется этими основоположениями, и что они, следовательно, существу­ют — это, конечно, бесспорный факт. Но откуда известно, что они априорны и, более того, истинны a priori?

Кант пишет, что они «повсеместно признаны независимыми от опыта» (4: 28), истинность же их подтверждается «на основании общего согласия (Einstimmung) из опыта» (там же).

Эти высказывания Канта из четвертого параграфа «Проле­гомен» должны стать отправной точкой нашего дальнейшего ана­лиза.

Итак, для признания факта существования априорного рассу­дочного познания, по Канту, достаточно допустить априорный ха­рактер соответствующих основоположений и обратить внимание на их широкую применимость в опыте. Однако на первый взгляд ка­жется, что этих условий недостаточно для того, чтобы трактовать данные основоположения в качестве априорных познаний. Ведь надо еще исключить возможность того, что эти основоположения суть априорные, но чисто субъективные законы рассудка, без кото­рых невозможно познание природы, но на основании которых нельзя делать вывод, что опыт обязательно должен соответствовать их предписаниям. Вспомним, что сам Кант именно так понимал эти положения — «принципы сообразности» — в диссертации 1770 года. Что же касается фактического соответствия опыта этим прин­ципам, то в таком случае оно может быть объяснено допущением «предустановленной гармонии» между ними и явлениями. Эта ги­потеза не может претендовать на доказательство необходимости со­ответствия явлений и законов рассудка, так как у нас нет достаточ­ных оснований для исключения возможности его нарушения: мо­тивы высшего существа, установившего соответствие, до конца не могут быть постигнуты нами. Но ведь в данном варианте такое до­казательство и не предполагается.

Кант учитывает гипотезу «предустановленной гармонии» (см. напр. 4: 258; В 167-168), но отвергает ее именно потому, что осно­воположения рассудка были бы тогда исключительно субъективны­ми (там же). Такой способ критики позволяет сделать однознач­ный вывод: Кант полагает, что вовсе не может существовать апри­орных основоположений рассудка, широко применимых к опыту, которые не были бы одновременно априорными познаниями, или объективными принципами, т.е. не состояли бы в необходимом от­ношении к предметам опыта, будучи условиями их возможности.

Нельзя не обратить внимание, что зафиксированная позиция Канта является прямым следствием хорошо знакомого нам аргу­мента, лежащего в основании дедукции: если невозможно a priori доказать рассудочные основоположения, т.е. если они не выражают априорных познаний, то и эти основоположения, и содержащиеся в них понятия возникают из опыта, и наоборот, если существуют априорные основоположения, применимые к опыту, то их истин­ность может быть доказана a priori, и сами они поэтому являются априорными познаниями.

Подведем некоторые итоги. Высказывания Канта о фактичес­ком существовании априорных синтетических познаний из чистого рассудка распадаются в результате анализа на несколько импли­цитно содержащихся в них независимых утверждений: 1) существу­ют некоторые основоположения, которыми мы всегда пользуемся для познания природы, 2) они повсеместно признаются априорны­ми, 3) они широко подтверждаются опытом, 4) если некоторое ос­новоположение не может быть доказано a priori, то оно, при усло­вии его широкой применимости в опыте, не может быть априор­ным.

Первое и третье утверждения выражают бесспорные факты, чет­вертое — аргумент, составляющий основание дедукции катего­рий — Кантом, вероятно, считается само собой разумеющимся и являет собой одну из исходных интуиций его трансцендентальных исследований. Наибольшие вопросы вызывает второе утверждение. Разве факт всеобщего признания априорного характера таких, к примеру, основоположений, как принцип причинности или поло­жение о постоянности субстанции, может быть уравнен с фактич­ностью их априорного происхождения? Мы уже видели, что сам Кант в «Критике чистого разума» дает отрицательный ответ, пока­зывая, что до исследования возможности априорных рассудочных познаний можно сомневаться, действительно ли они априорны (А 762 / В 790). Уравнять эти факты можно лишь с целью упрощения при популярном изложении вопроса, именно потому, что все при­знают априорный характер указанных основоположений.

Если учесть, что «Пролегомены», где Кант многократно упоми­нает о факте существования априорных синтетических познаний из чистого рассудка, задумывались именно как популярное изло­жение основных идей «Критики чистого разума» (см. 8: 506), то такое предположение выгладит весьма правдоподобно, хотя, судя по всему, оно верно лишь отчасти. Дело в том, что, несмотря на сокращение трансцендентальной дедукции в «Пролегоменах», Кант все же не отбрасывает ее целиком, как в «Метафизических началах естествознания». Быть может, во вступительной части «Пролего­мен» Кант говорит о факте существования априорных рассудочных познаний, отталкиваясь, в частности, от всеобщего признания ап­риорного характера рассудочных основоположений, а затем, в де­дукции, уже доказывает, что они априорны?

Мы еще обсудим дедукцию из «Пролегомен», но уже сейчас можно сказать, что Кант здесь действительно утверждает, что пока­зал априорное происхождение основоположений рассудка (см. 4: 70), устранив тем самым возможные сомнения в истинности вто­рой предпосылки, входящей в структуру кантовского высказыва­ния о факте существования априорных рассудочных познаний. С другой стороны, в «Пролегоменах» Кант дает понять, что в «компе­тенцию» изложенной там дедукции не входит доказательство тре­тьей посылки (4: 71), так что этой дедукции все равно оказывается недостаточно для «прогрессивного» достижения целей критической философии.

Итак, в «Пролегоменах» Кант еще отводит трансцендентальной дедукции как таковой, хотя и в сокращенном варианте, значитель­ную роль в ответе на вопрос о возможности априорных синтетичес­ких познаний из чистого рассудка. Однако и этот вариант дедукции не удовлетворял Канта (см. 4: 256, 258). К тому же композиция «Пролегомен» оставалась во многом неопределенной (нельзя забы­вать и о сложной истории создания этой работы), а высказывания Канта о факте существования априорных рассудочных познаний (чистого естествознания) во вступительной части «Пролегомен» явно противоречили утверждениям из «Критики», отрицающим не­посредственную очевидность подобных познаний (А 762 / В 790) — пусть даже это противоречие имело поверхностный характер и на деле оказывалось видимостью.

Так или иначе, но в «Метафизических началах естествознания» Кант уточняет структуру аргументов, необходимых для достижения целей критической философии без субъективной дедукции вообще. Напомним, что в обширном примечании, специально посвящен­ном этой проблеме, Кант утверждает вначале, что для ответа на главный вопрос критицизма о границах априорных познаний до­статочно построения таблицы категорий, т.е. метафизической дедукции, а также признания чувственного характера наших созер­цаний (4: 256). Разъясняя свою позицию, Кант добавляет еще одну необходимую предпосылку, а именно, предлагает признать, что «рассудок по своей природе способен давать априорные синтети­ческие основоположения и посредством них подчиняет категориям все предметы, которые могут бьггь ему даны» (4: 257). Некоторая непоследовательность Канта в определении необходимых предпо­сылок может бьггь объяснена тем, что он, возможно, считал вторую посылку (т.е. признание возможности существования априорных рассудочных познаний) отчасти выводимой из первой, т.е. из допу­щения правильности построения таблицы категорий, основанного на их принципиальном отождествлении с логическими функциями суждений (там же). Быть может, соединение указания на факт су­ществования априорных рассудочных познаний с результатами ме­тафизической дедукции позволяло устранить неясности и двусмыс­ленности, обнаруживаемые в «Пролегоменах»?

Вновь перечислим посылки, используемые Кантом в «Метафи­зических началах естествознания» для определения объема и гра­ниц априорных рассудочных познаний, разложив при этом вторую из них в соответствии с проведенным ее анализом: 1) метафизичес­кая дедукция категорий, доказывающая их априорное происхожде­ние, 2) признание факта существования основоположений (выте­кающих из категорий), которые всегда используются для познания природы, 3) допущение априорного характера этих основоположе­ний, 4) ссылка на факт соответствия опыта данным основоположе­ниям, 5) аргумент, составляющий основание трансцендентальной дедукции категорій: если невозможно a priori доказать основопо­ложения, вытекающие из категорий, то эти основоположения, а также сами категории, при условии, что они применимы и широко подтверждаются опытом, имеют опытное происхождение, 6) указа­ние на доступность нам только чувственных созерцаний. Наиболь­шие трудности вызывала в «Пролегоменах» третья посылка. Теперь же она — вместе с той функцией дедукции категорий из «Пролего­мен», которая состояла в ее доказательстве — оказывается излиш­ней, так как уже из первой, второй (она, впрочем, тоже не необхо­дима), четвертой и пятой посылок следует вывод о существовании априорных рассудочных познаний; шестая посылка имеет отноше­ние к ограничению их сферы предметами возможного опыта.

Таким образом, в «Метафизических началах естествознания» Кант устраняет неясности из «Пролегомен» и, по сути, обозначает все необходимые условия для реализации целей критической фи­лософии без придания главенствующего положения трансценден­тальной дедукции как таковой. Напомним, что «охлаждение» Канта к субъективной дедукции было связано с тем, что Кант был недо­волен формой ее изложения в первом издании «Критики». В «На­чалах» Кант тоже упоминает об этом (4: 258). Любопытно, однако, что здесь Кант не только показывает, как можно обойтись без трансцендентальной дедукции как таковой, но и намечает пути улучшения последней. Кант выдвигает аргумент, который должен значительно упростить дедукцию. Этот аргумент будет рассмотрен в следующем параграфе, пока же заметим, что Кант действительно ввел его в текст трансцендентальной дедукции второго издания «Критики» (ср. 4: 258; В 140-143), и он в самом деле значительно упростил и прояснил дедукцию категорий.

Получается, что примерно в то же время, когда вышли «Мета­физические начала естествознания», в 1786 году, у Канта вновь по­явились надежды реализовать полностью априорное обоснование фундаментальных выводов критицизма с помощью субъективной дедукции. Второе издание «Критики», появившееся в 1787 году, во многом отражает эти стремления (о чем свидетельствует уже то, что Кант полностью переработал субъективную дедукцию). Правда, кое-что осталось и от прежних настроений. «Введение» ко второму изданию словно по инерции переписано Кантом по модели вступи­тельной части «Пролегомен» (ср. В 3—6, 14—24; 4: 17-34). И там и здесь большое значение придается факту существования априор­ных синтетических познаний из чистого рассудка, упоминание об этом факте введено Кантом и в дополненный во втором издании «Критики» параграф «Переход к трансцендентальной дедукции ка­тегорий» (В 128).

Вновь обозначившаяся «субъективная» тенденция нашла разви­тие в вышедшей через год после второго издания «Критики» работе «О применении телеологических принципов в философии». В свое­го рода приложении к этой статье Кант делает новую попытку переоценки роли трансцендентальной дедукции, а также вносит уточнения в характеристики, которые он давал дедукции в «Мета­физических началах естествознания».

Прежде всего Кант отмечает видимое противоречие между оценками дедукции из «Начал» и «Критики», при этом речь идет о втором издании «Критики» с новым предисловием. В «Началах» го­ворится, что дедукция не необходима, в «Критике» же «намеренно» проводится мысль, что она необходима (VIII: 184; 8: 136).

Кант пытается разрешить коллизию следующим образом. Спе­рва он отличает «негативную задачу» дедукции от «позитивной». «Негативная» состоит в доказательстве, что «посредством одних лишь — без чувственного созерцания — вовсе не может быть познания вещей» (VIII: 184). Другими словами, здесь показывается, что объектом возможного познания через категории могут бьггь только явления как предметы возможного созерцания. «Позитивная задача» — раскрыть и доказать «объективную значи­мость подобных априорных понятий, в особенности по отношению к эмпирическому» (ibid.).

Отметим, что «негативная задача» дедукции совпадает с целями объективной дедукции, «позитивная» — субъективной, или транс­цендентальной дедукции категорий как таковой.

Далее Кант сообщает, что говоря в «Метафизических началах естествознания» о том, что дедукция не необходима, он имел в виду возможность обойтись без нее в решении «негативной зада­чи» — для этого достаточно уже одной «экспозиции» категорий через логические функции (там же). Для решения же «позитивной задачи» дедукция настоятельно необходима (там же).

Эти мысли Канта выглядят неожиданными, особенно в сравне­нии с предисловием к первому изданию «Критики», где он, напро­тив, подчеркивает необходимость объективной дедукции и необя­зательность субъективной (А XVII).

Посмотрим на «Метафизические начала естествознания» в свете кантовских оценок из «Применения». С одной стороны, в «Нача­лах» Кант действительно пишет, что для ограничения значимости категорий достаточно показать, что «категории суть не что иное, как только формы суждений, поскольку эти последние применяют­ся к созерцаниям (которые у нас всегда чувственные), и единствен­но благодаря этому они получают объекты и становятся познания­ми» (4: 257). Таким образом, Кант и вправду указывает здесь на возможность обойтись без объективной дедукции. Но нельзя не за­метить, что главное внимание в «Метафизических началах естест­вознания» он все же уделяет обоснованию необязательности в кри­тической философии именно субъективной дедукции. В самом Деле, вопрос «каким образом категории делают возможными пред­меты опыта», без решения которого, по Канту, можно обойтись (4: 257—258), вобще не имеет никакого отношения к ограничению об­ласти применения категорий, ибо в самом вопросе эта область уже предполагается суженной до предметов опыта.

Поэтому может сложиться впечатление, что в работе «О приме­нении телеологических принципов в философии» Кант существен­но искажает свою позицию из «Метафизических начал естество­знания» (когда отмечает, что там идет речь исключительно о воз­можности обойтись без объективной дедукции). Однако более вни­мательное рассмотрение позволяет смягчить это первое впечатле­ние. Главные усилия Канта в «Применении» направлены на дока­зательство необходимости дедукции для ответа на вопрос о том, как возможно познание предметов опыта с помощью категорий. Эго и есть «позитивная задача» дедукции (VIII: 184). Но ведь и в «Началах» Кант вполне мог бы сказать, что в решении вопроса «каким образом возможен опыт посредством... категорий и только благодаря им» (4: 258) нельзя продвинуться без дедукции катего­рий, и по отношению к этой задаче дедукция действительно необ­ходима. В то же время, без объективной дедукции при установле­нии границ значимости категорий обойтись и в самом деле можно — в полном соответствии с утверждениями Канта из «При­менения».

И все же в «Применении» Кант значительно смещает акценты: хотя в «Началах» Кант и мог бы сказать, что при ответе на вопрос «каким образом категории делают возможными предметы опыта» без дедукции никак нельзя, тем не менее сам этот вопрос объявля­ется там не относящимся к главным целям критической филосо­фии (4: 257), тогда как в «Применении» Кант утверждает, что воз­можность объективной значимости категорий «должна была дока­зываться» (musste... beweisen werden — VIII: 184).

Мы уже знаем, что этот вопрос, а также сама дедукция необхо­димы только в рамках полностью априорного исследования чисто­го разума. Именно такой изначально задумывалась Кантом «Кри­тика чистого разума». Ранее также предполагалось, что после неко­торого отступления от этого пути в начале и середине восьмидеся­тых годов, во втором издании «Критики» Кант, возможно, вновь вернулся к идее полностью априорной реализации целей критичес­кой философии. Тезисы о дедукции из «Применения», посвящен­ные обоснованию правомочности содержащихся в «Критике» заме­чаний о необходимости дедукции (ibid.), хорошо подтверждают это предположение. Ведь кантовские оценки дедукции, данные в «Применении», имеют смысл лишь при переходе к априорному ре­шению задач критической философии.

На этом мы завершаем изучение роли субъективной дедукции в критической философии восьмидесятых годов — в дальнейшем трактовка этой темы Кантом претерпела значительные трансфор­мации. Но теперь, словно обойдя вокруг стен субъективной дедук­ции (и пока не заглядывая внутрь), мы вынуждены вновь иметь дело с объективной. Нам надо будет прояснить некоторые детали объективной стороны дедукции, ранее оставленные без внимания, тем более, что в «Применении телеологических принципов в фило­софии» Кант существенно меняет ее прежние оценки. Новая пози­ция Канта подразумевает возможность обойтись без объективной дедукции при решении вопроса об определении границ примени­мости категорий. Но до того, как уточнить эту позицию, вернемся к самому началу: к основным тезисам параграфа «Переход к транс­цендентальной дедукции категорий», в котором содержатся все ос­новные компоненты объективной дедукции.

Напомним, что в этом параграфе Кант утверждает, что необхо­димое отношение априорных представлений к предметам возмож­но только тогда, когда эти представления составляют условия воз­можности предметов. И хотя наши представления не могут созда­вать предметы со стороны их бытия, тем не менее они могут a priori определять предмет, если только с их «помощью можно познать нечто как предмет». Два необходимых условия познания — созер­цания и понятия. Посредством первых предмет дается, «но только как явление», посредством вторых — мыслится. Соответственно, в необходимом отношении к предметам опыта могут находиться как априорные созерцания, так и чистые понятия рассудка, категории (см. А 93-94 / В 126).

Ранее мы предположили, что ключевым моментом объективной дедукции является мысль о том, что представления не могут созда­вать предмет со стороны его бытия, причем «вещь со стороны ее бьггия» была отождествлена с «вещью самой по себе». Эго позволи­ло заключить, что категории не могут бьггь условиями априорного познания вещей самих по себе. Между тем, в принципе можно тол­ковать «бытие» как синоним «ощущения», и тогда выхода к вещам самим по себе сразу не получается. Кроме того, в параграфе «Пере­ход к дедукции» интересующая нас мысль выражена Кантом лишь мимоходом, основное же внимание уделено обоснованию принци­пиальной возможности необходимого отношения категорий и предметов опыта, а также конкретизации целей трансценденталь­ной дедукции. Нужны дополнительные аргументы, которые могли бы подтвердить совпадение конкретизации целей дедукции с огра­ничением объема возможных априорных познаний с помощью ка­тегорий явлениями.

Начнем с того, что Кант действительно полагает, что наши рас­судочные понятия не могут быть условиями вещей самих по себе, или вещей, существующих независимо от субъективных форм чув­ственности. В противном случае наш рассудок, производя своими представлениями предметы со стороны их существования, ничем бы не отличался от созерцающего божественного рассудка (см. В 138-139, 145). Эта установка характеризует кантовскую позицию уже в 1770 году (2: 291; ср. А 250). Наиболее же четкие формули­ровки мы встречаем даже не в «Критике», а в «Размышлениях» конца 80-х: «Бог познает все вещи a priori, следовательно, его рас­судок есть чистый рассудок. В нем должны содержаться субъектив­ные условия возможности вещей (но не их явлений, ибо его позна­ние не чувственно), следовательно, субъективные условия возмож­ности вещей в себе ... Трудно понять, каким образом мог бы суще­ствовать интуитивный рассудок, отличный от божественного. Ведь как первооснова (и архетип) он познает в себе возможность всех вещей; но конечные существа не могут познавать другие вещи из самих себя, ибо они не виновницы последних — разве что чистые явления, которые они могли бы познавать a priori. Поэтому вещи сами по себе мы можем познать только в боге» (XVIII: 431, 433; RR 6041, 6048).

Идем дальше. Подводя в первом издании «Критики» итоги трансцендентальной дедукции в параграфе «Краткий вывод о пра­вильности и единственной возможности этой дедукции чистых рас­судочных понятий», Кант так начинает сокращенное изложение идей дедукции: «Если бы предметы, с которыми имеет дело наше познание, бьши вещами в себе, то мы не могли бы a priori иметь о них никаких понятий» (А 128), т.е. не могли бы a priori познать эти предметы. Кант поясняет, что если бы мы получали понятия от самих этих предметов, то такие понятия не были бы априорными. Если же мы попытались бы почерпнуть эти понятия из самих себя, то они не могли бы «определять характер предмета, отличного от наших представлений» — именно в силу того, что эти предметы предполагаются вещами в себе — и не было бы a priori увереннос­ти, что эти понятия не пусты (А 129; ср. А 90 / В 122-123). Совер­шенно иначе обстоит дело, если наши предметы — явления. В этом случае «не только возможно, но и необходимо , чтобы эмпирическому познанию предметов предшествовали некоторые априорные поня­тия» (А 129). В конце параграфа Кант еще раз подчеркивает, что «чистые рассудочные понятия возможны a priori и даже по отноше­нию к опыту необходимы только потому, что наше познание имеет дело лишь с явлениями», и что «на этом единственно возможном основании и была построена наша дедукция категорий» (А 130; сходная аргументация изложена в итоговой части подготовительно­го наброска дедукции начала 1780 года LB1 В12 — XXIII: 20).

Итак, завершая дедукцию категорий, Кант напоминает, что она удается только по отношению к явлениям, вещи же сами по себе не могут быть познаны a priori. Это — предпосылка дедукции. Поэто­му и само ее краткое изложение Кант начинает с ограничения яв­лениями предметной области этого доказательства. Естественно допустить, что сама дедукция разворачивается в такой же последо­вательности. В этом случае не остается ничего иного, как соотне­сти приведенные рассуждения Канта с параграфом «Переход к трансцендентальной дедукции категорий», так как именно здесь конкретизируется предметная область дедукции. Но тогда изло­женные выше аргументы Канта о невозможности априорного по­знания вещей самих по себе — не что иное, как пояснение его мысли из параграфа о переходе к дедукции, согласно которой ап­риорное представление «само по себе не создает своего предмета со стороны его бытия» (А 92 / В 125), что, собственно, и нужно было доказать.

Другой аргумент на ту же тему имеет «генетический» характер. Дело в том, что объективная дедукция была, судя по всему, одним из первых шагов Канта, предпринятых им после «пробуждения от догматического сна». Какие-то следы объективной дедукции видны уже в одном из черновых набросков 1771 года, который, кстати, до некоторой степени предвосхищает письмо к Герцу от 21 февраля 1772 года (см. XVIII: 564-565). Другой кантовский набросок прак­тически полностью дублирует по структуре параграф «Переход к дедукции», с большим, однако, акцентом на ограничительную функцию этих рассуждений.

Приведем фрагмент этого текста, созданного в период между 1772 и 1774 годами: «Если некоторые наши понятия содержат не что иное, как то, посредством чего всякий опыт возможен для нас, то они могут быть высказаны a priori до опыта и, однако, с полной значимостью по отношению ко всему, что когда-либо может встре­титься нам. В этом случае они имеют значимость хотя и не для вещей вообще, но однако же для всего, что когда-либо может быть Дано нам через опыт, ибо они содержат условия, посредством кото­рых возможны эти опыты. Эти положения будут, таким образом, содержать условие возможности не вещей, а опыта. Но вещи, кото­рые не могут быть даны нам ни в каком опыте, для нас ничто; следовательно, в практических целях мы вполне можем использо­вать эти положения как всеобщие, но только не как принципы спе­куляции о предметах вообще». (XVII: 616—619). Далее, как и в параграфе «Переход к трансцендентальной дедукции категорий», Кант выявляет априорные условия мышления и созерцания пред­метов, утверждая, что на основе тех и других может возникнуть априорное познание (XVII: 619).

Содержательные параллели между цитировавшимся фрагментом и параграфом «Переход к дедукции» очевидны. При этом важно подчеркнуть, что соответствующие аргументы уже на ранних этапах разработки дедукции связывались Кантом с задачей ог­раничения предметной области априорного рассудочного позна­ния.

Итак, есть все основания считать, что утверждение Канта в параграфе «Переход к дедукции» о том, что наши представления не могут создавать предмет со стороны его бытия, действительно имеет прямое отношение к ограничению сферы наших априорных познаний из чистого рассудка явлениями. Все проблемы главного варианта объективной дедукции сняты.

Объективная дедукция, как мы видели, разворачивается Кантом не только в параграфе «Переход к дедукции» (хотя в чистом виде только здесь), но и в заключительной части де­дукции категорий из первого издания «Критики» (А 128—130), где ее основные положения излагаются Кантом наряду с дру­гими важнейшими тезисами трансцендентальной дедукции ка­тегорий. Похожий вариант объективной дедукции встречается и в «Пролегоменах», в самом начале раздела «Как возможно чистое естествознание?». Трактуя природу как «существование вещей, поскольку оно определено по общим законам» (4: 50), Кант подчеркивает, что «если бы природа означала существо­вание вещей самих по себе, то мы никогда не могли бы ее познать ни a priori, ни a posteriori» (4: 51). Апостериорное познание общих законов невозможно, ибо опыт не дает необ­ходимости, требуемой для подобных законов (там же). Апри­орное же познание законов вещей самих по себе, т.е. априор­ное доказательство основоположений, подобных нашим рас­судочным, было бы невозможно, так как наш «рассудок и те условия, единственно при которых он может связывать опре­деления вещей в их существовании, не приписывает самим вещам (Dingen selbst) никаких правил» (там же) — не припи­сывает именно потому, что это вещи сами по себе.

Упомянем еще об одном варианте объективной дедукции. Он несколько отличается от предыдущих. Кант опробует его, в част­ности, в «Метафизических началах естествознания», а также в ра­боте 1790 года «Об одном открытии» (4: 257-258; VIII: 240). Исходя из того, что рассудок способен a priori подчинять своим основопо­ложениям предметы, Кант утверждает, что для реализации этой способности рассудку требуются априорные же созерцания, кото­рые неизбежно субъективны и могут быть «только формами явле­ний внешних чувств или внутреннего чувства» (4: 257; ср. 4: 37). На основании этих положений Кант делает вывод, что никакое приме­нение чистого разума не может простираться на что-либо иное, как только на предметы опыта» (4: 258).

Эта разновидность объективной дедукции тоже опирается на предпосылку, что наш рассудок не может содержать условий воз­можности вещей самих по себе, т.е. не может быть созерцающим рассудком — иначе Кант не мог бы a priori заключить, что всякое наше чистое созерцание может содержать лишь «форму явлений».

Между тем, мы помним, что в «Метафизических началах естествознания» Кант утверждал, что для ограничения приме­нимости категорий достаточно одного лишь их определения через логические функции суждений, т.е. метафизической де­дукции. Тем самым он по существу указывал на возможность обойтись без объективной дедукции в определении границ основанного на категориях априорного познания (4: 257). А в работе «О применении телеологических принципов в филосо­фии» Кант подтвердил и даже усилил эти оценки (VIII: 184). Получается, что в «Началах» объективная дедукция соседству­ет с принципиально иным способом ограничения сферы при­менимости категорий. Прежде чем детальнее рассмотреть этот способ, надо выяснить, по каким критериям, он, собственно, может быть отличен от объективной дедукции как таковой. Сам Кант явно не обозначает эти критерии, хотя впоследствии он и отмечал, что это надо было бы сделать (см. XVIII: 686). Но их вполне можно определить на основании имеющихся у нас данных.

Поскольку объективная дедукция проводится в рамках транс­цендентальной дедукции категорий, в последней же объясняется возможность необходимого отношения предметов к категориям, то объективной дедукцией может считаться любая попытка ограниче­ния применимости категорий, которая отталкивается от возмож­ности тех или иных предметов быть в необходимом отношении к чистым понятиям рассудка. Именно поэтому приведенные выше рассуждения Канта из «Метафизических начал естествознания» были отнесены к объективной дедукции: здесь Кант изначально постулирует, что основоположения рассудка подчиняют себе неко­торые предметы. Это и значит, что категории, из которых вытекают данные положения, находятся в необходимом отношении к пред­метам. Только после этого Кант уточняет, о каких предметах идет речь.

Теперь ясно, что исследование, ограничивающее объективную значимость категорий предметами чувств при помощи определения категорий через логические функции суждений, не является объек­тивной дедукцией категорий. Здесь не задействуется аргумент о возможности разного рода предметов необходимо соответствовать категориям.

Рассмотрим это альтернативное объективной дедукции исследо­вание несколько более подробно. Его ключевой момент — в «экс­позиции категорий как... логических функций, отнесенных к объ­ектам вообще» (VIII: 184). Эта экспозиция, составляющая суть ме­тафизической дедукции категорий (см. В 159), устанавливает, что категории отличаются от просто логических функций только тем, что посредством категорий мыслятся предметы, данные в созерца­нии (А 79 / В 105). Если отвлечься от созерцаний, то от категорий останутся лишь пустые формы мышления (А 247—248 / В 304-305). Чтобы наделить эти формы предметным смыслом, т.е. сделать их категориями, к ним надо присоединить созерцание. И хотя логи­ческие функции могли бы применяться к разным созерцаниям, ре­ально мы можем применить эти функции только к тем созерцани­ям, которые у нас есть — пространству и времени как субъектив­ным формам чувственности. Следовательно, область осмысленнос­ти категорий и их применения для познания ограничена предмета­ми наших чувств.

Подобные рассуждения встречаются уже в первом издании «Критики» (см. А 239-248 / В 298-305), в главе о разграничении всех предметов на феномены и ноумены. Однако, там они еще четко не отделены Кантом от объективной дедукции — обсужде­нию их в упомянутой главе предшествует ссылка на результаты де­дукции, среди которых и ограничение применения основоположе­ний рассудка предметами возможного опыта (А 236-237 / В 295— 296). А в главе о схематизме подобные аргументы прямо соотнесе­ны с результатами трансцендентальной дедукции. Кант пишет, что «в дедукции категорий мы видели... что единственный способ, каким предметы могут быть нам даны, есть модификация нашей чувственности и... что чистые априорные понятия кроме функции рассудка в категории должны а priori содержать еще формальные условия чувственности... заклю­чающие в себе общее условие, при котором единственно и можно применить категорию к какому-нибудь предмету» (А 139—140 / В 178-179).

Впервые Кант отделил эти аргументы от объективной дедукции в «Пролегоменах», где он связал их с построением таблицы катего­рий на основе тождества последних с логическими функциями суждений, т.е. соотнес их уже не с трансцендентальной, а с мета­физической дедукцией категорий (4: 85). «Но главное в системе ка­тегорий — пишет здесь Кант — состоит в том, что посредством нее можно было точно определить истинное значение чистых рас­судочных понятий и условие их применения. Действительно, ока­залось, что сами по себе эти понятия есть только логические функ­ции и, как таковые, не составляют ни малейшего понятия об объ­екте самом по себе, а нуждаются в чувственном созерцании как в своей основе» (там же).

Отделение данных выводов от трансцендентальной дедукции сопровождается в «Пролегоменах» переоценкой Кантом роли объ­ективной дедукции в самой «Критике». Говоря о проведенных в «Критике» исследованиях, приводящих к ограничению возможного применения категорий, Кант упоминает вовсе не параграф «Пере­ход к трансцендентальной дедукции категорий», где изложена объ­ективная дедукция, а главу о разграничении предметов на феноме­ны и ноумены (4: 76), где находятся рассуждения, которые теперь связываются Кантом с метафизической дедукцией категорий (2: 236-240; 4: 85).

Тенденция к уменьшению роли объективной дедукции была продолжена в «Метафизических началах естествознания» (4: 257), а затем, в «Применении телеологических принципов в философии», она получила концептуальное завершение (VIII: 184).

Что же касается второго издания «Критики чистого разума», вы­шедшего в промежутке между двумя последними работами, то Кант буквально перенасытил его аргументами, ограничивающими об­ласть применения категорий предметами возможного опыта на основе принципиального отождествления категорий и логических функций как форм мышления (см. В 146—147, 165—166, 288—294, 298—305; А 238—248). Поскольку эти аргументы попали в том числе и в текст нового варианта трансцендентальной дедукции категорий (В 146—147, 165-166), то, опираясь на один лишь текст второго издания «Критики» и не учитывая предисловие к первому изда­нию, оказывается практически невозможно даже предположить, что главная роль в ограничении объема основанных на категориях априорных познаний когда-то могла быть отведена параграфу «Переход к трансцендентальной дедукции категорий».

Причины, по которым рассмотренные ограничительные аргу­менты постепенно вытеснили объективную дедукцию, связаны, скорее всего, с их относительной простотой и доступностью, тогда как в объективной дедукции приходится давать довольно сложные объяснения, почему одни предметы — явления — могут быть в не­обходимом отношении к категориям, а другие — вещи вообще, или в себе — не могут.

Завершаем обсуждение роли объективной и субъективной де­дукций в системе критической философии. Мы также проанализи­ровали структуру и аргументацию объективной дедукции категорий и уточнили внешние особенности субъективной дедукции, т.е. ее место в системе теоретической философии Канта. Теперь наступил момент, когда можно приступить к изучению внутренней структу­ры субъективной дедукции. Но прежде напомним основной вывод настоящего параграфа.

Субъективная и объективная дедукции категорий находятся в рамках трансцендентальной дедукции, представляющей собой ап­риорное доказательство необходимого отношения категорий к предметам. Объективная сторона этого доказательства конкретизи­рует его предметную область, ограничивая ее явлениями как пред­метами возможного опыта, субъективная — есть само это априор­ное доказательство.