Центральный аргумент полной субъективной дедукции

В этой главе мы уточним содержательные моменты кантовской аргументации в полной субъективной дедукции категорий. Для этого надо будет свести воедино два крупнейших аргументативных блока дедукции, выявленных в предыдущей главе.

И действительно, для решения этой проблемы придется выйти за рамки дедукции из «Критики» и обратиться к ее более ранним вариантам. Но прежде надо рассмотреть вопрос о соотношении «достаточной» и полной дедукций, а также более общий вопрос о содержательных особенностях кантовской аргументации в дедук­ции в целом именно на материале «Критики чистого разума». На­чать же этот анализ удобно с изложения обобщенной схемы взаи­модействия рассудка, воображения и чувственности, опирающейся на результаты, полученные в предыдущей главе при обсуждении различных аспектов кантовской позиции по вопросу о необходи­мом отношении явлений к категориям.

Итак, Кант рисует следующую картину взаимодействия наших познавательных способностей . Чувственность поставляет нам многообразие представлений, но говорить о их реальном существо­вании можно лишь в том случае, если эти представления могут быть осознаны нами (А 120). Всякий конкретный акт осознания подобных представлений необходимо связан с возможным самосо­знанием (А 116), т.е. всякое восприятие предполагает возможность присоединения к нему акта «я мыслю» (В 132). Другими словами, все представления чувств связаны с Я, от которого a priori неотде­лимо численное тождество (А 108, 116; В 133—134).

Таким образом, a priori известно, что все представления должны быть объединены в мыслящем субъекте.

Из всего этого Кант делает вывод, что все чувственные пред­ставления, которые могут быть восприняты, т.е. имеют отношение к Я, связаны друг с другом продуктивным синтезом воображения сообразно категориям (В 164—165).

Так выглядят кантовские описания «действия рассудка на чув­ственность» и «первого применения его к предметам возможного для нас созерцания» (В 152). Именно здесь сосредоточены положе­ния, составляющие ядро трансцендентальной дедукции категорий и позволяющие объяснить возможность априорных синтетических познаний с помощью категорий.

Между тем, картина взаимодействия познавательных способ­ностей оказалась бы неполной без учета других функций воображе­ния и «остальных способов применения» рассудка к предметам чувств (там же). Так, мало собрать представления в душе с помо­щью синтеза схватывания, и если бы мы не обладали способностью припоминания ранее воспринятого, включающей в себя воспроиз­ведение удержанных синтезом схватывания представлений и иден­тификацию воспроизведенного с ранее воспринятым (А 99—104, 120-122), то собранные в душе представления не могли бы постав­лять материал для целостных образов (А 122), в которых наличные впечатления связываются с представлениями, сопровождавшими их в прошлом. В свою очередь, подобное объединение представле­ний лишь в том случае может претендовать на соответствие с многообразным эмпирических созерцаний, если мы обладаем спо­собностью ассоциации представлений в воображении, т.е.

Ассоциативные связи представлений носят, однако, субъектив­ный характер, и для придания им объективного значения мы долж­ны помыслить эти связи в качестве необходимых (А 104), что, как показано в «достаточной» дедукции, может быть осуществлено только с помощью категорий (А 111). Превращение субъективных ассоциаций в объективные суждения опыта есть, по всей видимос­ти, не что иное, как второе (ср. В 152) применение рассудка к предметам чувств. Условием же этого применения, равно как и предшествующего ему ассоциативного соединения представлений, оказывается внутренняя ассоциированность явлений (А 121), воз­никающая в результате «первого» применения рассудка к явлениям (ср. В 152; А 113-114, 118, 123).

Что же дают эти кантовские формулировки для прояснения ар- гументативной структуры дедукции, в частности, для уточнения со­отношения «достаточной» и полной субъективных дедукций?

Первое впечатление таково, что «достаточная» дедукция вовсе не включается Кантом в структуру полной субъективной дедукции, доказывающей необходимое отношение явлений к категориям.

В самом деле, «достаточная» дедукция привлекается Кантом для доказательства необходимости категорий при переходе субъектив­ных связей представлений в объективные. Но этот вопрос рассмат­ривается им в рамках обсуждения второго применения рассудка к предметам созерцаний. Поэтому вполне возможно, что «достаточ­ная» дедукция действительно не имеет отношения к анализу осо­бенностей «первого» применения рассудка к явлениям, т.е. к дока­зательству несходимого отношения последних к категориям, со­ставляющему цель полной субъективной дедукции.

Мы и раньше замечали что-то неладное в связующих звеньях «достаточной» и «полной» дедукций. И все же такой вывод настоя­щий сюрприз. Но его надо перепроверить.

Ревизия дедукции постепенно приведет нас к диаметрально противоположному результату. Сперва мы увидим «пространствен­ную» близость «достаточной» и полной дедукций, затем обнаружим следы имевшихся некогда соединительных переходов между аргу- ментативными блоками «апперцепции» и «достаточной» дедукции, и, наконец, восстановим изначальную структуру полной субъек­тивной дедукции.

Для начала надо повнимательнее взглянуть на ход кантовского доказательства. Напомним еще раз его ключевые звенья. Прежде всего, Кант утверждает, что все явления, которые могут быть осо-

знаны, с необходимостью объединены в мыслящем субъекте (А 116; В 132—136). Далее, подобное единство предполагает синтез, который имеет априорный характер (А 118; В 132—136). Наконец, формами этого синтеза Кант считает категории (А 119; В 143). Признание истинности всех трех посылок позволяет заключить, что все возможные предметы восприятия с необходимостью подчи­нены категориям, и цель трансцендентальной дедукции оказывает­ся достигнута. Но если два первых положения выглядят достаточно правдоподобно, то третье, отождествляющее категории с функция­ми единства сознания, вызывает некоторые вопросы.

Во-первых, как убедиться в том, что отнесение представлений к Я обязательно должно сопровождаться таким соединением этих представлений, которое было бы сообразно категориям? Во-вто­рых, как показать, что в отнесении представлений к Я должны, бьггь задействованы все категории? В противном случае может ока­заться, что хотя возможные предметы восприятия и соответствуют с необходимостью некоторым категориям, они могут не соответст­вовать другим. И если речь идет при этом о «важнейших» категори­ях (таковыми являются «категории отношения» — ср. XVIII: 369), то дедукция просто не оправдывает себя.

Рассмотрим, какие варианты решения этих проблем предлага­ются Кантом в текстах трансцендентальной дедукции. Начать можно с аргументации Канта в дедукции «сверху» из первого изда­ния «Критики». Она имеет следующий вид: поскольку осознанию представлений предшествует априорное объединение их в мысля­щем субъекте, а категории суть единственные известные нам апри­орные формы синтеза представлений, то можно сделать вывод, что все явления, которые могут быть осознаны, с необходимостью должны бьггь связаны с помощью категорий (А 116—119).

Ясно, однако, что этот аргумент в лучшем случае доказывает, что объединение представлений в сознании не может обойтись без их связывания с помощью некоторых категорий, но не может га­рантировать участие в этом всех категорий, что, как отмечалось выше, необходимо для успешного проведения дедукции.

Но, может бьггь, только соединение представлений с помощью всех категорий обеспечивает «полное» (durchgaengige) и «всеобщее» (allgemeine) единство сознания (А 112; ср. XVIII: 391)? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, еще раз уточним задачи трансцен­дентальной дедукции. Канту нужно показать, что явления подчине­ны категориям, и если он связывает категории с функциями един­ства представлений в сознании, то, в таком контексте, «полное» и

«всеобщее» единство сознания будет обеспечено теми категориями, которых окажется достаточно для восприятия явлений сообразно всем имеющимся в наличии модусам чувственного созерцания. Ос­тавшиеся же категории, если таковые окажутся, не будут иметь не­обходимого отношения к явлениям.

Применим эти выводы к всеохватывающей форме нашего чув­ственного созерцания — времени. Кант выделяет три модуса вре­мени, «постоянность, последовательность и одновременное суще­ствование» (А 177 / В 219), и связывает функции единства созна­ния сообразно этим модусам с категориями отношения субстан­цией, причиной и взаимодействием. Проблема, однако, в том, что, к примеру, за последовательный синтез представлений, по Канту, отвечает не только априорное понятие причины, но и категории количества. В «схемах» того и другого представляется последова­тельность, правда в первом случае еще и упорядоченная (А 142, 144 / В 182, 183). Но может быть для восприятия длительности доста­точно категорий количества, и именно они обеспечивают единство сознания в этом временном модусе? В этом случае нельзя исклю­чить возможность восприятия такой последовательности многооб­разного, которая не будет подчинена правилу необходимого следо­вания одних членов последовательности за другими. Этот вывод означал бы невозможность априорного доказательства объектив­ной значимости важнейшей категории причины. Но ведь сама трансцендентальная дедукция у Канта исторически начиналась с признания необходимости доказательства объективной значимости именно этого понятия!

Итак, аргументов, представленных в дедукции «сверху» из «сис­тематической» части трансцендентальной дедукции первого изда­ния «Критики», недостаточно для доказательства необходимого от­ношения к явлениям всех категорий.

Так обстоит дело с первым изданием. Посмотрим теперь, не присущи ли подобные недостатки аргументации Канта во втором издании «Критики». Начало доказательства во втором издании на­поминает дедукцию «сверху»: Кант утверждает, что условием воз­можности эмпирического сознания представлений является опи­рающееся на априорные принципы объединение этих представле­ний в апперцепции (В 132-136), обеспечивающее тождество Я от­носительно многообразного возможных эмпирических созерцаний (В 132-133). Это тождество, или необходимое единство самосозна­ния в осознании многообразия представлений, Кант называет «трансцендентальным единством апперцепции» (В 132, 139).

Но если эта часть дедукции из второго издания «Критики» мало отличается от дедукции «сверху», то последующий ход кантовской аргументации выявляет существенные различия. Вместо простого отождествления категорий с априорными функциями единства представлений в сознании, как в дедукции «сверху» из первого из­дания, Кант приступает к дальнейшим исследованиям, вводя в оборот проблематику «достаточной» дедукции. Утверждая, что только благодаря трансцендентальному единству апперцепции «все данное в созерцании многообразное объединяется в понятие об объекте» (В 139), Кант называет это единство «объективным» (там же). Далее Кант показывает с помощью «достаточной» дедукции, что отнесение представлений к объективному единству апперцеп­ции может быть осуществлено только посредством категорий (В 140—143), что позволяет ему заключить, что многообразное единых (т.е. имеющих отношение к возможному сознанию) чувственных созерцаний необходимо подчинено категориям (В: 143).

Прежде чем выяснить, может ли это доказательство способство­вать устранению недостатков, обнаруженных в дедукции «сверху», уточним его структуру. Первым существенным моментом является утверждение необходимого единства многообразного чувственных созерцаний в первоначальной апперцепции (В 132—133). Вторым — установление того обстоятельства, что объективное единство пред­ставлений осуществляется только при помощи связывания ИХ посредством категорий (В 140-143). Наконец, третьим важнейшим моментом доказательства является отождествление первого единства со вторым, трансцендентального единства апперцепции с объективным единством апперцепции (В 137—140). Смысл этого отождествления в том, что те же самые функции, которые требуют­ся для отнесения представлений к объектам, признаются необходи­мыми и для объединения представлений в первоначальной аппер­цепции, т.е. для отнесения их к тождественному Я. Показывая в «достаточной» дедукции совпадение упомянутых функций с кате­гориями, Кант делает вывод, что все относящиеся к Я представле­ния необходимо подчинены категориям.

Но что дает включение «достаточной» дедукции в структуру кантовского доказательства, каковы преимущества нового аргумен­та в сравнении с тем, который представлен в дедукции «сверху» и был рассмотрен ранее? Вспомним, что главной проблемой аргу­ментации в дедукции «сверху» была недоказанность необходимого отношения явлений ко всем категориям. В частности, было неяс­но, отвечает ли категория причины за единство сознания при вос­приятии последовательной смены представлений. Сейчас этот во­прос может быть решен: из «доказательства основоположения о причинности», которое, как мы знаем, является одним из ответвле­ний «достаточной» дедукции, следует, что смена представлений лишь в том случае мыслится объективной, когда мы утверждаем, что в предшествующих содержится основание для последующих (см. А 189—202 / В 232—247). И так как теперь получается, что функция, единственно с помощью которой можно помыслить объ­ективную последовательность представлений, необходима для обеспечения единства сознания в восприятии последовательности, то сменяющие друг друга представления лишь тогда могут быть осознаны нами, если они действительно подчинены закону при­чинности, что и нужно было доказать.

Сходным образом можно показать, что все сосуществующие и сознаваемые нами явления находятся в состоянии взаимодействия (А 211—215 / В 256—262), и что в явлениях должно быть нечто субстанциальное (А 182—189 / В 224—232). А что касается доказа­тельства необходимого отношения явлений к другим категориям, то оно не составляет особой проблемы и может быть даже проведе­но вне рамок полной трансцендентальной дедукции. Скажем, для обоснования необходимого отношения явлений к категориям ко­личества и качества достаточно просто подвергнуть анализу фор­мальные особенности восприятия предметов во времени (А 162— 176 / В 202-218). Категории модальности вообще не имеют непо­средственного отношения к предметам (А 219 / В 266), так что и специального доказательства их объективной значимости не требу­ется. Таким образом, за полной трансцендентальной дедукцией ос­тается главным образом доказательство объективной значимости категорий отношения, и введение в ее структуру «достаточной» де­дукции позволяет, на первый взгляд, приблизить решение этой за­дачи.

Однако более внимательное рассмотрение кантовской аргумен­тации в дедукции второго издания «Критики» показывает, что ей присуши, по сути, те же недостатки, которые были обнаружены в дедукции «сверху» из первого издания.

Новый вариант дедукции опирается на отождествление транс­цендентального и объективного единства апперцепции. Иначе го­воря, Кант признает, что отнесение представлений к Я и отнесение их к объекту (т.е. осознание их связи в качестве объективной в рамках «второго» применения рассудка к предметам) осуществля­ется с помощью одних и тех же функций — категорий.

На этом отождествлении построена дедукция во втором изда­нии, но каким же образом Кант обосновывает его правомерность? Подобное обоснование необходимо, ибо это тождество не самооче­видно, и его постулирование без каких-либо подкрепляющих аргу­ментов приводит к логическому кругу в доказательстве, так как по­лучается, что то, что должно быть доказано в дедукции — совпаде­ние всех категорий с необходимыми функциями единства многооб­разного в апперцепции — заранее принимается в качестве истин­ного. Между тем, кантовские пояснения на этот счет вызывают не­мало вопросов. Кант начинает их с определения объекта как того, «в понятии чего объединено многообразное, охватываемое данным созерцанием» (В 137). Но поскольку «всякое объединение пред­ставлений требует единства сознания в их синтезе» (там же), то Кант приходит к выводу, что единство сознания и составляет «от­ношение представлений к предмету, стало бьггь, их объективную значимость» (В 137). Это и позволяет ему впоследствии отождест­вить трансцендентальное и объективное единство апперцепции (В 139).

Кантовское обоснование выглядит спорным из-за двусмыслен­ности данной им дефиниции объекта и объективного единства представлений. Хочет ли Кант сказать, что всякое объективное единство представлений -невозможно без единства сознания, или он также утверждает, что всякое единство представлений по опре­делению является объективным? В первом случае, однако, единст­во сознания оказалось бы лишь необходимым условием объектив­ного единства, и возможность обратного заключения от функций объективного единства представлений к функциям единства многообразного в сознании осталась бы проблематичной. Во вто­ром случае, даже если уточнить, что объективное единство обеспе­чивается только априорными функциями (см. В 140), т.е. катего­риями, все равно получается, что объективное единство представ­лений и, стало быть, тождественное ему по определению (в данной интерпретации) трансцендентальное единство апперцепции в осо­знании многообразного представлений может быть осуществлено и без категорий причины и взаимодействия. Ведь объективным и, следовательно, могущим быть воспринятым окажется, к примеру, и такой реализуемый с помощью категорий количества синтез сме­няющих друг друга представлений, в котором не будет подчинения этих представлений закону причинности. Полная субъективная де­дукция не достигнет цели.

Если же, в соответствии с положениями «достаточной» дедук­ции, принимать, что объективной последовательностью мы счита­ем лишь такую последовательность, члены которой подчинены не только предписаниям категорий количества, но и основоположе­нию о причинности, то мы вновь возвращаемся к первому случаю. Опять возникает вопрос, на каком основании мы отождествляем функцию объективного единства представлений в мысли о после­довательности с функцией, выражающей условия возможности восприятия последовательности, т.е. осознания смены представле­ний: хотя и ясно, что без последней функции первая была бы не­возможна, но нас интересует доказательство как раз обратного со­отношения, которое здесь отсутствует.

Напомним, что мы рассмотрели особенности кантовской аргу­ментации в полной дедукции второго издания «Критики». Важно, однако, отметить, что основные черты этого варианта дедукции — доказательство необходимого отношения явлений к категориям через «достаточную» дедукцию и отождествление объективного единства представлений с необходимым единством осознания многообразного чувственных созерцаний — отчетливо просматри­ваются и в предварительном разделе «полной» дедукции из первого издания «Критики», а также в первых черновых набросках полной субъективной дедукции 1775 года.

Так, во втором разделе дедукции первого издания (предвари­тельном разделе субъективной дедукции), задаваясь вопросом об условиях отнесения представлений к предметам, которые мыслятся независимыми от нашего познания (А 104), Кант, с одной сторо­ны, сводит эти условия к категориям (ср. А 104, 111—112), с дру­гой — отождествляет единство относящихся к предмету представ­лений с трансцендентальным единством апперцепции (А 106—109), причем и здесь основания для идентификации остаются неясными.

Та же линия аргументации прослеживается и в черновых на­бросках дедукции 1775 года. Утверждая, что «Я есть прообраз (Original) всех объектов» (XVII: 646), и что предмет «параллелен моему Я» (XVII: 648), Кант приходит к выводу о принципиальном тождестве «объективных» и «субъективных функций души». Уста­новив с помощью исследований, которые являются прототипами «достаточной» дедукции, что отнесение представлений к объекту осуществляется главным образом посредством категорий субстан­ции, причины и взаимодействия (XVII: 648—649), он получает воз­можность прямо связать указанные категории с функциями един­ства осознания многообразного явлений, или актами полагания представлений в душе (см. XVII: 646-647, 660, 668).

Вот один из фрагментов «Дуйсбургского наследия», где нагляд­но иллюстрируется этот вывод. По поводу опыта, который «объек­тивен» и есть представление чего-то «в качестве внешнего мне» (XVII: 648), Кант отмечает: «Опыт возможен только благодаря предположению, что все явления подпадают под рубрики рассудка, т.е. что во всяком созерцании как таковом есть величина, во вся­ком явлении — субстанция и акциденция. В изменении явления причина и действие, в его целом — взаимодействие. Эти положе­ния, следовательно, значимы для всех предметов опыта. Те же самые положения значимы и для души относительно порождения ее собственных представлений и суть моменты [их] возникнове­ния» (XVII: 664).

Таким образом, уже в первом варианте полной субъективной дедукции отчетливо прослеживается тенденция к включению в ее состав положений «достаточной» дедукции, а также к соотнесению Я и объектов, или отождествлению единства в осознании многооб­разного и объективного единства представлений. Но как по отно­шению к более поздним вариантам дедукции возникал вопрос о правомерности отождествления объективного и трансценденталь­ного единства апперцепции, точно также этот вопрос встает и от­носительно кантовских черновиков 1775 года. Речь вновь идет о законности установления корреляции между Я и объектами. И опять может показаться, что Кант не дает ответа, а лишь постули­рует подобное отношение.

Если это действительно так, придется признать наличие лакуны в кантовской аргументации, составляющей полную субъективную дедукцию категорий, которая не заполняется и присутствием в сис­теме ее аргументов блока «достаточной» дедукции.

Пробел в дедукции состоит в недоказанности тождества всех ка­тегорий с необходимыми функциями единства апперцепции.

Между тем, отказ от этого положения или его простое деклариро­вание приводят к разрушению всей трансцендентальной дедукции.

Мнение о существенном пробеле в кантовской аргументации давно получило широкое распространение в кантоведческой лите­ратуре²⁰.

2.