Эпический исход
Гомеровский эпос образует незримую грань, отделяющую эллинский мир от крито-микенской архаики со всеми последующими наслоениями. Тот же дух, что слагал «Илиаду», переплавляя множество слов-преданий в единое Слово эпоса, одновременно претворял разнородный материал племенных культов в плоть общей культуры, той самой эллинской культуры, которая отныне и навсегда явно или неявно станет живым соучастником исторического бытия.
Художественное слово, рожденное героическим эпосом, трагическая озадаченность миром и человеком, философский логос, радикальностью своего вопрошания отвечающий трагической загадочности бытия, — вот самоценные и общезначимые слова, «крылатые слова» греческой культуры, посланные ею возможным историческим собеседникам.В прошлом, за гранью Гомерова эпоса находятся лишь объекты научных исследований: пестрый набор местного фольклора, племенных мифов, родовых преданий, усвоенных или привнесенных за время колонизации знаний, установлений, верований, смешанных форм и случайных альянсов66. Начиная с VII в. перед нами картина сложной, но обретшей единую стихию общения культурной жизни.
Эпос образует эту стихию. Как океан, он принимает в себя потоки древнейших азиатских и европейских сказаний, преображает их в себе и разносит по градам и весям обще-значимое слово творимого предания.
В стихии эпоса сам миф обращается преимущественно словом: рассказом, сказкой, метафорой. Слово эпоса не предназначено к практическому использованию в мире — обыденному, магическому или сакральному. Оно само, не переставая быть словом, содержит мир, в котором можно пребывать. Аэд — странник. Топология мифа перестраивается в эпосе, в ней возникает ничейное или общее место, место, отвлеченное от “местного” мира с его заботами и делами, — свободное место общей памяти и индивидуализирующего самосознания, место общения — пространство возможного исхода из мифа.
66 См.: Nilsson M. Geschichte der griechischen Religion: In 3 Bd.
Munchen, 1967; Nilsson M. Homer and Mycenae. L., 1933; Severyns A. Homere: In 3 vol. Bruxelles, 1945—1948; Webster T. From Mycenae to Homer. L., 1958. Нильссон М. Греческая народная религия. СПБ., 1998.83
Гомеровский эпос не только обретенная духовная родина. В нем
запечатлены история и путь исхода из мифического плена, усилие
высвобождения сознания. Не некая однажды добытая свобода, а это
изначальное эпическое усилие, восхождение — со-общенной памятью,
эстетическим воображением, эпическим пониманием — в некое
надместное место — вот что составляет дух, открытый эллинами и сотворивший их67.
«Эпос» и «логос» эллинской культуры не суть простые продукты или результаты эстетической или рационалистической демифологизации. Их внутренние, тайные сношения с мифом и друг с другом, но вместе с тем и глубинный спор, противоборство — определяют строение и энергию основных ее событий и феноменов. Перед нами не монотонное развитие «от мифа к логосу» по контовской схеме, а напряженное выяснение отношений “старого” и “нового”. Миф, эпос и логос, как персонажи драмы, связаны вопросами и ответами, призывами и откликами, утверждениями и оспариваниями...68 Причем “старое” обретает в этой полемике новые слова и новый смысл, внутренне преобразуется и появляется в новом обличье. Соотношение с мифом остается важнейшим структурным и смысловым моментом. «История греческой культуры, — справедливо замечает Дж. Керк, — есть история ее отношения к мифу. Никакая другая из значительных западных цивилизаций не находилась под таким влиянием развитой мифической традиции»69. Эпос же — это первая и во многом определяющая форма установления такого отношения.
Цель последующих заметок проследить на некоторых примерах, как это происходит и что при этом образуется.