1. Философия абсолютного процесса
В то время как на западной окраине греческого мира Пифагор и элейцы развивали свои умозрительные учения об умопостигаемой природе вещей, на крайнем востоке, в Ефесе, ионийская стихийная философия получила новое развитие в лице Гераклита (приблиз.
до 475).Элейцы, исходя из определения истинно сущего, как неизменного и неподвижного вечного единства, отрицали всякий генезис, движение, происхождение и уничтожение вещей, доказывая невозможность какого бы то ни было процесса в абсолютном. Всякое видимое изменение, движение или происхождение они признавали мнимым, все видимое множество явлений—призрачным и ложным. Гераклит, напротив того, изобразил абсолютное сущее как безусловно подвижное, находящееся в процессе абсолютного изменения, становления—генезиса. Абсолютное Гераклита есть самый этот генезис; истина есть путь и жизнь, а жизнь есть вечно текущий процесс: она вечно рождается, происходит, исходит из себя. Элейцы со своим понятием неизменной сущности, субстанции, представляют статическое начало в древней метафизике; Гераклит, глубоко проникнутый религиозной идеей греческих мистерий, разрабатывает метафизическую динамику.
Пифагорейцы признают в основании мира ряд противоположностей, сводимых к двум существенным и неизменным противоположностям предела и беспредельности, которые никогда не переходят друг в друга, но существуют абсолютно и сочетаются друг с другом в гармоническом единстве. Гераклит не допускает неизменных, противоположных друг другу начал в абсолютном: он мыслит самое абсолютное в вечном течении от себя к своему другому, от своего другого—к себе; абсолютное вечно переходит от противоположности к противоположности, обращая одну в другую. Борьба внутренно присуща, имманентна божеству, абсолютной истине: иначе вся действительность, весь мир явлений в круговороте вечной жизни и движения, в борьбе стихий не был бы объясним из абсолютного.
И скрытая гармония также имманентна, внут- ренно присуща абсолютному в его многотрудной борьбе: иначе действительная организация космоса, его стройное течение, общее согласие его явлений были бы также необъяснимы. Абсолютное, расходясь в себе, сходится с собою; единое, различаясь от себя, согласуется с собою, осуществляет гармонию в различии [311].Погруженный, как и его предшественники, в созерцание потока явлений, Гераклит признал высшим законом сущего самое изменение, самый процесс вечного изменения и течения. Все вещи изменяются, каждый момент чувственного бытия есть уже момент протекший; и как время течет неустанно, так и все сущее в сфере времени, которое объемлет собою все. Движется небо, движется воздух и вода, движется все вещество. Наши чувства движутся, и самые восприятия суть движения; движется, изменяясь, наше сознание, и самая речь наша, чтобы выразить истину и жизнь, течет сообразно им, неустанно. Наши тела текут, как ручьи, и материя вечно возобновляется в них, как вода в потоке[312]. И как нельзя дважды войти в одну и ту же струю, так нельзя дважды, т. е. в два различных момента времени, быть в одном и том же теле, находиться в одном и том же состоянии. Быстрота неустанного изменения то расточает, то вновь собирает бренное естество; и не сперва расточает, чтобы впоследствии снова собрать, но в одно и то же время это естество составляется и уничтожается, приходит и уходит. Таким образом, то, что становится в этом процессе, не может даже достичь бытия, ибо генезис, процесс становления, никогда не прекращается и не останавливается[313]: все есть и не есть, все течет и ничто не пребывает.
Все изменяется вокруг нас, и уже по одному этому мы не можем сами не изменяться: все деятельно различается от нас, все различается в себе самом. И если бы уничтожи- лось изменение, движение, то уничтожился бы переход от различия к различию; если бы уничтожился этот переход—уничтожилось бы и различие, все различное перестало бы в действительности различаться.
Іде есть жизнь, существование, там есть и различие, изменение, движение, там нет абстрактного неподвижного «бытия» элейцев, как нет отвлеченных противоположностей пифагорейского учения. Гераклит равно осуждает Пифагора и Ксено- фана[314]: что истинно есть, то живет и, следовательно, двьжется в роковом круговороте, в котором одна противоположность переходит в другую. Если элейцы учат, что поистине все неподвижно, все пребывает и стоит, то на деле ничто не стоит и не пребывает, все движется и течет в силу абсолютного закона жизни. Если элейцы учат, что только обманчивое свидетельство чувств внушает нам мнение о действительности изменения, движения и множества вещей, то, по Гераклиту, лишь мертвенные человеческие чувства являют нам вещи неподвижными, относительно неизменными[315]. Все устойчивое и пребывающее есть лишь призрак воображения, обман чувств. Все, что кажется неизменным и неподвижным, вечно и неустанно течет, ни мгновения не пребывает одним и тем же, но переходит в свое противоположное.День становится ночью, ночь становится днем, жар переходит в холод и холод—в жар, зима—в лето и лето— в зиму, голод—в насыщение и насыщение—в голод, болезнь — в здоровье и здоровье—в болезнь, видимое—в невидимое и невидимое—в видимое, жизнь
в смерть и смерть—в живот. Бог смерти, Гадес, и бог жизни, Дионис,—один и тот же бог; загробное, подземное солнце—есть то же солнце небес[316].
Все становится из всего в силу абсолютности закона изменения. Целое и не целое, сходное и различное, согласное и не согласное — все одно: одно из всего и все из од- ного. Одно и то же и живо и мертво, и бдит и спит, и молодо и старо: то изменяется в это, это, изменяясь, снова становится тем[317]. Одно и то же удовольствие и страдание, знание и незнание, великое и малое, верх и низ; ибо все меняется в всеобщем круговороте, в творческой игре Вечного Младенца. Ибо как дитя играет с песком, пересыпая его, образуя и рассыпая его, так нестареющая Вечность играет с миром . Как из одной глины мы можем лепить фигуры и снова смешивать их, чтобы снова и безостановочно лепить одну за другою, так и природа из одного и того же вещества сначала создала праотцев, потом отцов, потом нас и создаст еще других вслед за нами.
И этот поток генезиса никогда не остановится в своем непрерывном течении, точно так же как и обратный поток разрушения—мрачные волны Коцита и Ахерона. Ибо первая причина, показавшая нам свет солнечный,— она же влечет нас к сени смертной[318]. Один и тот же — Гадес и Дионис, одно и то же—генезис и разрушение; ибо все божеское и человеческое нисходит и восходит, умирает и оживает. Абсолютное истинное есть все: «Бог есть день и ночь, лето и зима, война и мир, голод и насыщение. Одно и то же и свет и тьма, видимое и невидимое, старость и юность, жизнь и смерть, начало и конец[319], добро и зло 5.Гераклит понял мир как процесс и попытался объяснить его из идеи абсолютного процесса. Истина есть путь и жизнь. Гераклит гипостазировал вечный ход этой жизни: он провозгласил генезис как процесс самою истинной сущностью ее. В этом особенность Гераклита, сделавшая его столь любезным всем гегельянцам [320]. Он овеществил, материализовал процесс вечного изменения, превра- тив действие в действующую субстанцию. Доселе основною стихией полагалось какое-либо одно вещество, пребывающее неизменным во всем различии своих видимых форм и проявлений (сгущений и разрежений); Гераклит признал такою основою, или сущностью, самый процесс. Но так как процесс этот есть основа всего чувственного мира, его живая сущность, так как он представляется действующей субстанцией, то Іераклит, естественно, отождествил свое понятие генезиса с понятием природы, понятие процесса—с представлением стихии. Процесс изменения, генезис, есть стихия, из которой все возникает, в которую все разрешается.
Такою стихией является Гераклиту огонь, который есть не что иное, как процесс горения. Гераклит разумеет здесь отнюдь не одно чувственное пламя, но именно процесс, деятельное начало процесса—его «существенную форму», выражаясь языком Аристотеля[321]. Огонь вечно подвижен и все движет; он не только изменяется, но и сам все изменяет, сходит с неба и восходит к небу, угасая и воспламеняясь. Огонь Гераклита есть то, что движет все; он есть производящее начало изменения, его душа и причина; все, что живет, что изменяется, то горит.
В силу общего свойства античной интуитивной мысли Гераклит не мог понять всеобщий процесс генезиса абстрактно, в форме отвлеченной категории гегелевской логики; абсолютный генезис представлялся ему стихийным, реальным процессом горения вечного, божественного огня. Генезис есть жизнь, огонь есть душа вещей 2.Итак, все изменяется, все течет и горит. Но всякое изменение есть переход от чего-либо к чему-либо другому, причем второй момент вытесняет первый и постольку отрицает его собою; процесс явлений в своем вечном круговороте обусловлен всеобщей борьбой и враждою всего сущего. Все состоит из противоположностей, борющихся и переходящих друг в друга в живой стихии горения. Единое согласуется с собою в вечном противоречии, и гармония мироздания вытекает из сочетания противоположных колебаний
В силу вечного закона, все сущее имеет свою противоположность по необходимости, роковым образом[322]. Иначе обособление, индивидуальное существование отдельных вещей не было бы полно и нарушало бы единство и гармонию целого. Оно не было бы полно, не было бы возможно во всей бесконечности материального мира, если бы основывалось на частном исключении, а не на всеобщем законе борьбы, или противоположения. Вместе с тем обособление отдельных вещей нарушало бы единство и гармонию целого, если бы эта гармония не поддерживалась непрестанною борьбою уравновешивающих друг друга противоположностей, если бы каждая вещь не имела свое противоположное и не переходила бы в него по порядку времени, по закону рокового колеса жизни. У К- раклита, как и у Анаксимандра, единство абсолютного осуществляется в роковом движении, уничтожая все обособившееся. Все рождается, обособляется борьбою, и все побеждается, разрушается ею: «Война—отец всего, царь всего: одних оказала богами, других—людьми, одних — свободными, других—рабами» (fr. 44). «Должно знать, что Война всеобща, что Раздор — справедливость, что все и происходит, и уничтожается в силу Раздора» (tr. 39). Таков божественный закон сущего: без борьбы нет противоположностей, без противоположностей нечему соглашаться, нет гармонии, жизни, космоса—есть только одно отрицагельное единство, мертвенная неподвижность элейцев
Мы встречаемся с новым понятием абсолютного.
Впервые оно постигается как живой процесс, впервые момент отрицания, противоречия, мыслится как имманентный акт абсолютного, как одна из его сил. Формула, утверждающая, что абсолютное согласуется с собою, расходясь с собою, различаясь в себе, что сущее—вечно в согласии и разногласии[323], заключает в себе умозрительную идею высшего порядка, которая должна войти так или иначе во всякую метафизику, признающую конкретное, живое абсолютное. Правда, что такая идея выражена Гераклитом лишь в чисто языческой форме: борьба естественно присуща божественному, абсолютному, в силу самой его языческой ограниченности; борьба есть теогоническое и вместе космогоническое начало или, вернее, самый роковой процесс мира, его фатальный закон: война и Зевс—одно и то же[324]. Проникнутый эллинским мистицизмом, Гераклит упрекает самого Гомера, желавшего, чтобы вражда исчезла из среды богов и людей. Борьба, война страшна нам, а не Богу. Бог ею и в ней осуществляет гармонию, а без борьбы все бы погибло и исчезло. Для Бога—все справедливо и прекрасно, тогда как люди одно принимают за зло, другое—за добро[325]. «Есть скрытая гармония превосходнейшая явной: в ней бог смешал и утаил глубоко различия и разницы»[326].Все движется и определяется утверждением и отрицанием, все отчасти утверждается и отрицается, все есть и не есть ибо ни одна вещь не есть та или другая определенная вещь, но становится, вечно созидается противоположными силами. Противные стремления взаимно удерживают и поддерживают друг друга, служат друг другу опорой[327]. Отдельные вещи суть лишь видимые некоторое время точки пересечения противоположных течений[328]. Ничто не есть по себе: все только становится[329]. По учению скептиков, противоположные определения кажутся присущими одной и той же вещи; по учению Гераклита, такие определения действительно присущи им в процессе генезиса. Поэтому и самое абсолютное начало его имеет в себе не только положительную силу единства и гармонии, но также и мощь отрицания, различения, раздора и борьбы.