Задачи позитивизма и их решение
* G. Н. Lewes: «The biographical history of philosophy»
(1857), 662.
582, 14—15 св. перед способный охватить — он имеет мало равных; но как мыслитель
- 18 св. после современных умов.— После Гегеля только Огюст Конт и Людвиг Фейербах могут быть поставлены выше или по крайней мере не ниже его в ряду мыслителей, а так как Конт умер, а Фейербах почти прекратил свою деятельность, то Милль едва ли имеет соперников.
- 8 сн. после Милль — Спенсер, Бокль.
- 6 сн. вместо о Конте... в «Русском слове».—Не помню, чтобы я их встретил в статьях гг. Антоновича и Жигарева о Конте в 1865 г. в «Современнике» и в «Русском слове», а теперь не имею этих статей под руками.
584, 1 сн. вместо фразы Поэтому статьи.— Поэтому остановлюсь несколько на этом пункте.
Читатель найдет в статьях Льюиса и Милля определения слова философия, более близкие к настоящему его смыслу, чем в большинстве замечательных сочинений по этой части. Если ему вздумается заглянуть в область определений, сюда относящихся, например у Ибервега, которого мы уже упомянули, то он удивится, не найдя там ничего похожего. Автор в первом параграфе первого выпуска своей истории резюмирует эти определения в следующих словах: «Понятие философии произошло исторически из понятия о духовной высоте (geistige Auszeichnung) вообще и в особенности о теоретическом развитии.
Оно обыкновенно признается в различных смыслах, соответственно их особенностям; но во всех их философия находит подродовое понятие науки и, вообще говоря, отличается от прочих наук специфическим признаком, что она обращена не на какую-либо отдельную область и даже не на совокупность областей с их полным объемом, но на сущность (Wesen) закона и связь всего действительного. Этой общей основной черте в различных воззрениях на философию соответствуют определения: «философия есть наука принципов». В конце параграфа Ибер- вег замечает, между прочим: «Определение, ограничивающее философию определенной областью (как, например, положение, получившее в последнее время некоторое значение, что философия есть наука духа), по меньшей мере не соответствует универсальному характеру появлявшихся больших философских систем». Не останавливаемся на критике этих определений [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§], но заметим только, что еще никто из историков философии, определивших ее как- либо под рубрикою наука, не остался в своей истории последовательным со своим определением, что всю науку духа (т. е. психических явлений) никто в философию не вводит и что в словах наука принципов, чтобы избегнуть решительного противоречия между первым и вторым, приходится приписывать слову наука значение, совершенно отличное от того, которое это слово имеет в приложении к математике, химии, физиологии, языкознанию и т. под., т. е. в сущности признает значение слова наука для одного этого случая.Льюис говорит (21): «Философия есть объяснение мировых явлений». Милль выражается так (49): «Истинное значение философии мы принимаем... в смысле научного знания о человеке как существе разумном, нравственном и социальном». Оба эти
определения недостаточны, йо заключают в себе при некоторых недостатках весьма важные указания. На определении Милля мы теперь не остановимся, но вернемся к нему позже. Главный недостаток его в том, что оно вовсе не различает философии от науки, именно от антропологии в обширном ее смысле.
Что касается определения Льюиса, то ему недостает точности. Оно, по-видимому, допускает название философия лишь для мышления, прилагаемого ко всей области явлений, тогда как весьма немногие и из мыслителей, вписанных Льюисом в его историю, сумели построить подобные обобщающие системы. Слова же философия науки, философия искусства, философия истории, философия химии, геологии, страстей и т. п. потеряли бы с этой точки зрения всякое значение. Если же опустить слово мировые, то определение это не даст руководства, чем отличается философское объяснение от всякой теории в науке и в ремесле. В сущности мысль Лыоиса заключается в том, что философия дает также объяснение явлений, которое объединяет их в особый мир, т. е. придает им целость, внутреннюю связь. С этой точки зрения это определение несравненно удачнее большинства наличных определений, но тем напрасно Льюис исключил из него религию, как он это делает вслед за своим определением. Религиозное чувство может точно так же входить элементом в философское мировоззрение, как научная критика, как эстетическая образность, соразмерность и патетичность, как нравственное желание в-озвышения человеческого достоинства и осуществления общественной правды. Во всех мистических философиях религиозный прием принятия одного элемента за истину, не подлежащую критике, есть самое обычное явление, положительно обусловливающее все прочие, да и во многих рационалистических философиях оно так бывает. Вся система Сведенборга коренилась на бесспорной для него реальности его видений; да и в ге- гелизме возможность созерцания безусловного была чем-то более объективной гипотезы. Все элементы человеческого духа могут, при тех или других обстоятельствах, сделаться орудием для стремления внести единство и последовательность в понимание мира и в жизненную деятельность, как только они сделались орудием этого философского стремления, то они вошли в философское миросозерцание, обратились в органы философии как личной деятельности, будет ли она направлена на отдельную область явлений или действий или на всю сферу мысли и жизни.Требование ясного понимания факта в его отдельности; требование возможности всегда мысленно разложить составной факт на его элементы; всегда уловить, в какие сложные факты и насколько входит элементарный простой факт; при сравнении фактов указать, что в них общего и что в них различного; при сосуществовании фактов понять их зависимость; при распределении фактов запомнить их порядок; из данной причины предвидеть ее следствия; для данной цели приискать средства; и во всех этих случаях требование возможности всегда проверить точность факта, его вероятность, пределы возможной ошибки,— таковы научные требования знания.
Требование стройности и соразмерности в представлениях; требование соответственности между частностями образа фантазии; соответственности между средствами и целью; между достоинством факта и его местом в ряду фактов; между формой и содержанием; между словом и мыслью; между движением и побуждением; между явлениями жизни человека и его общим строем духа,— таковы эстетические требования искусства.
Требования совершенной преданности идее, представлению, жизненной цели, не допуская временно или постоянно даже мысли о том, что эти идеи, представления, цели могут быть неверны, подлежать сомнению, критике,— таковы религиозные требования веры.
Требования поставлення себе лишь тех целей и употребления лишь тех средств, которые не унижают личные достоинства и не нарушают справедливости; предпочтение же тех, которые возвышают достоинство и лучше воплощают справедливость,— таковы жизненные требования нравственности.
К этому прибавляется пятая группа требований.
Связать мыслимые факты более или менее цельным представлением; связать отдельные цели жизни более или менее последовательным планом; связать мысль и жизнь воедино убеждением, решимостью мыслить, имея в виду воплощение мысли, решимостью действовать во имя мыслимого идеала; путем гипотез создать из знаний науки; путем личного одушевления внести в художественные формы жизнь современности; путем системы догматов дать своему религиозному чувству возможность воплотиться в мысль и в жизнь общества; путем разделения и иерархического подчинения жизненных идеалов придать жизни человеческое значение; в цельном миросозерцании найти достоинства науки, искусства, верования и жизни,— таковы объединяющие требования философии.Эти пять групп стремлений и требований одновременно присутствуют в духе человека, обусловливая его мысль и жизнь, иногда заглушая друг друга, иногда действуя согласно, иногда даже не имея возможности развиться далее зародышного состояния под давлением первых необходимостей жизни или элементарного желания наслаждаться. Пока хоть одна из этих групп не развилась в достаточной степени, чтобы обусловливать мысль и деятельность личности, до тех пор человек не более как культурное животное. Лишь с минуты, когда одна или несколько этих групп влияют на общественную культуру, общество переходит к состоянию цивилизации и начинает человеческую историю.
Насколько опыт путешественников и исследований археологов распространялись, пришлось во всех расах и племенах, во всех классах общества признать существование всех этих пяти групп стремлений, хотя в зародышном состоянии, вероятно, элементарные технические знания предшествовали всем прочим. Относительно пятой группы, именно объединяющих требований философии, можно CKH- зать, что они, вероятно, вызвали первое знание, идущее далее непосредственной техники, первое предрассудочное верование, первое украшение с целью привлечь взгляд другого человека, первую общественную связь, продолжающуюся далее удовлетворения прямой потребности.
Как только различные группы стремлений стали удовлетворяться в личности или в обществе, именно то, что эти различные стремления были удовлетворены в жизни одной и той же личности, в истории одного и того же общества, придало им внешнее, формальное единство.
Культура обусловливала верования, нравственные чувства и художественные потребности. Знания видоизменяли их и в свою очередь направлялись ими в тот или другой пункт. В культе, в обычае, в законе, в общественной жизни, в песне поэта, в действиях героической личности и в волнениях масс воплощалось бессознательно или сознательно объединяющее представление, господствующее миросозерцание. Это невольное единство в многоразличии частных и общественных жизненных проявлений, это объединяющее миросозерцание, придающее историческую физиономию жизни общества, составляют второй смысл слова философия, уже не как субъективного стремления, но как объективного проявления; как элемент не личного духа, но исторического общественного прогресса, естественного, следовательно, иногда и бессознательного.Но в иные эпохи и для иных личностей оно перестает быть бессознательным. Они хотят найти единство в мысли, единство в жизни. Это — сознательные мыслители. Одни ограничиваются какою-либо особенною областью мысли или жизни; другие пытаются построить весь мыслимый мир как единое целое и внести его, как руководящую идею, в жизненную деятельность личностей, в формы культуры, в события истории. Вся эта сфера умственных процессов, все эти более или менее удачные попытки внести сознательное единство в более или менее обширную сферу фактов составляют философию в ее последнем значении, уже не как общее психическое стремление, не как неизбежный элемент общественной истории, но как фазис феноменологии духа, до которого могут развиться лишь некоторые личности, лишь некоторые эпохи. В форме философского мышления, объединяющего частную группу фактов, этот фазис проявляется отдельно в особенных науках и в науке вообще; в художественном произведении, в цикле деятельности художников или в теории искусства; в религиозном догмате, в системе догматов или в аскетическом житии; в отдельных действиях или в целой жизни личности.
Мыслители могут найти себе удовлетворение в каждой из этих особенных сфер.
Но собственного названия философов заслуживают лишь те, которые сознают, что единство в частной области не есть действительное единство; что, не объединяя различные области сознательно, неизбежно предоставляем их действия бессознательно объединяющего процесса жизни и истории, под влиянием психических стремлений к единству; но этот результат бессознательного объединения может быть противоречив нашему нравственному идеалу и во всяком случае не соответствует достоинству личности, требующему сознательности во всех отправлениях мысли.Для философов необходимо цельное миросозерцание, охватывающее все мыслительное и всю жизненную деятельность. Не то, чтобы все частности этого построения установились совершенно определенно: это едва ли может быть в каком-либо миросозерцании; но чрез всю теоретическую и практическую деятельность должны проходить основные, руководящие, неизменные нити как проявления единого философского принципа. Эти проявления обусловливают критическую систематизацию фактов, их группировку, их классификацию, их философскую оценку, метод мышления относительно их. Наконец, эти же проявления принципа обусловливают выделение из области фактов, подлежащих критическому рассмотрению, других теоретических фактов, к которым мысль относится скептически, и практических действий, составляющих обширную область адиафоры (нравственно безразличного). Догматическое отношение к принципу и его основным проявлениям; критическое отношение к главным сферам мысли и деятельности; скептическое отношение ко всему остальному в мысли и безразличное ко всем остальным явлениям жизни составляют одинаково необходимые элементы философской системы. Постоянная работа мысли перестраивает самый важный критический отдел системы, уясняя связь фактов и их группировку, внося в число важных фактов те, к чему относились вчера скептически или равнодушно, и, наоборот, выкидывая из области критики то, что вчера к ней относилось; но все это возможно лишь на основании руководящего принципа. Этот принцип, пожалуй, тоже принят вследствие критики, но критики бессознательной. Он обусловливается господствующим направлением духа в личности или в обществе, тою объективною общественною философиею, о которой мы говорили выше как об неизбежном элементе исторического процесса. Критика же, собственно, лишь уясняет мысли его значение, его проявление и начинает свое вполне сознательное личное действие лишь в построении критической системы на основании принципа. Случается и так, что руководящий принцип остается неосознанным самим философом, хотя этот принцип обусловливает все его построения. Чем удачнее выбран принцип сообразно господствующему строю мысли, наличным знаниям и верованиям, тем выше историческое значение философии, тем лучше она «схватывает в мысли свое время». Чем теснее связь между различными представлениями принципа, чем строже критика в группировке фактов отдельных областей системы и в отделении сферы критики от сферы скептицизма, тем выше философское значение системы, потому что тем лучше она удовлетворяет требованию единства.
Одинаково иметь в виду все проявления мысли и жизни при построении философской системы крайне трудно, и потому большинство систем высказывают явное преобладание или вопросов нравственности, или догматов веры, или фактов знания, или даже не все проявления того или другого элементарного стремления одинаково взяты в соображение, но лишь небольшая сфера нравственных вопросов, некоторые догматы, ограниченный круг наук обусловливают выбор принципа системы и распределение ее частей. Это зависит частью от личного развития мыслителя, частью от господствующего строя мысли, от общественной философии.
Из ряда философов, руководивших мыслию человечества, лишь три имеем преимущественно в виду, чтобы их учение удовлетворяло научным требованиям современности. Это были Аристотель, Фрэнсис Бэкон и Огюст Конт.
Аристотель стоял в первом ряду не только мыслителей, но и ученых своего времени. В школе Платона он ознакомился с высшими приобретениями математики. Современник Евдокла и Гиппократа, он стоит не ниже первого в знаниях астрономических и не ниже второго в знаниях человеческого тела. Учитель Александра, он обладал обширнейшими средствами, чем кто-либо, для собрания фактов в области естествознания или политики. В эту эпоху еще материал положительного знания был доступен одному человеку, и блестящий период греческой науки был впереди. Между тем именно в эпоху Аристотеля походы Александра раздвинули вдвое горизонт мира для греческой мысли. Ввиду этого совершенно естественно было Аристотелю вследствие личного развития и вследствие обстоятельств времени сделаться основателем учения... [да л ее следует незаконченный текст].
Когда Фрэнсис Бэкон в начале XVIII века писал свой «Новый Органон», положение дел было иное. Древние дали значительные образцы научных работ в разных сферах, и новая наука чувствовала себя во всех своих сферах равноправною древним. Математика пошла далее Евклида и Аполлония. Астрономия имела Коперника и Тихо Браге; Кеплер и Галилей работали уже на этом поприще. Оптика обогатилась микроскопом и телескопом. Джильберт трудился в области магнетизма. Везалий опроверг Гал єна. Кругосветные путешествия никого не удивляли. Распространение империй Александра или Трояна было ничтожно пред распространением владений Филиппа II или даже Нидерландской республики. В то же время Фрэнсис Бэкон был далеко не ученый именно в тех областях, которые привлекали наиболее внимание современников и сделали наибольшие успехи. Он не знал математики; он не понимал Коперника; он был весьма плохой наблюдатель природы; тем не менее стремление времени было так сильно, что этот юрист и политик почувствовал необходимость направить все силы своего гибкого ума на теорию объяснения природы.
Систематика мыслимого мира (globus intellec- tualis), методология знания, объяснение природы и теория изобретения были четыре проявления его основного принципа — природы. В психических способностях человека нашел Бэкон основы своей систематики. История еще не была наукою, но строго соответственно принципу Бэкон в ней поставил требование истории литературы и философии. Физику, т. е. настоящую науку природы, он строго разграничил от религии и метафизики. Явлениями восприятия, познания, направленного на истину, воли, направленной [на] добро, он ограничил изучение духовной стороны человека и требовал приложения к нравственности и политике того же метода наведения, который может быть употреблен в естествознании. Наука стала для него отражением действительности. Старательно указал он на идолы, мешающие действительности отразиться в уме человека. Низшие обобщения, частные законы, единственно доступные человеку для объяснения природы, объявлены были Бэконом и самыми плодотворными; к ним должно было восходить на основании опыта путем наведения; от них надо было переходить к изобретениям, помощью которых человек властвует над природою. Как ни недостаточны были личные знания Бэкона и как ни должны были вследствие того оказаться недостаточными все попытки его действительно приложить наведение к научным открытиям, тем не менее философия Бэкона оказалась самым благотворным двигателем новой европейской мысли. В сочинениях знаменитого канцлера эта мысль признала то, что существенно отличало ее от предыдущих построений: преобладание научного взгляда на вещи над всеми другими, необходимость построить новое миросозерцание сообразно этому преобладанию. Для постройки «мыслимого мира» могли найти более точные начала, более подробное его изучение могло дополнить методологию Бэкона; но требование введения научных данных в теории и практике из данных религии и метафизики осталось неизменно руководящим началом европейской мысли. Объяснение природы осталось задачею поколений, общественною фило- софиею наиболее развитых умов, но в представление природы стали включать и человека во всех его проявлениях.
В продолжение двух последующих веков великие мыслители и философы Европы строили свои миросозерцания, имея в виду преимущественно отыскание принципа для новой философии, но оставляя в стороне самые жизненные требования Бэкона: разграничение научного мышления от прочих дея- тельностей мысли и построение, тесно связанное со всеми приобретениями научной мысли. Конечно, история не дозволяла искать принципов вроде тех, которые входили в построение науки. Природа и человеческое мышление, познаваемое и познающее,-— таковы были все источники миросозерцаний. Поэтому материализм и идеализм были двумя полюсами, к которым неудержимо стремились построения. Эммануил Кант первый напомнил о цели всякого научного мышления и указал эти условия в мысли человека; но когда Кант начал влиять на мысль Европы, он был уже слишком стар, чтобы удовлетворительно внести в свое построение все результаты научной мысли. Он дал основы методологии, указал на принцип построения, но вредное
влияние северногерманского протестантизма с его преобладанием богословских факультетов и отвлеченного мышления сказалось и на учении Канта. Оно как бы умышленно держалось дальше от реального мира, где наука достигала своих самых могучих результатов, и этот внешний идеализм построения кенигсбергского философа дал возможность развиться из его учения, под влиянием реакции, следовавшей за французскою революциею, тому ряду блестящих идеалистических построений, которые достигли своего завершения в системе Гегеля. Под влиянием той же реакции развилось во Франции, с несравненно меньшим философским смыслом, учение идеалистического эклектизма.
594, 17 св. после генезисом.— Литтре и Милль достаточно доказали, что возражения Герберта Спенсера в этом случае происходили оттого, что он понимал слова Конта не в постоянном их смысле.
596, 14 св. после этой задаче — оставляя в стороне вопрос, насколько она выполнена Спенсером.
596, 17 сн. после что —- определенные теологические и метафизические взгляды
- 6 св. п о с л е возможные — цели, и все цели как возможные
- 9 сн. перед Произвольный выбор.— Призрак или не призрак, для нее
615, 12 сн. после культа — которая всего более повредила учению Конта и,
- 13 св. в м е с т о в реальности — в возможности
- 5 сн. после или вредное — может быть нравственно безразличным, бесспорно истинное