Заключение
До появления христианства о проблеме взаимодействия государства с религиозными объединениями речи не было, поскольку в большинстве существующих в то время государств господствовало язычество, и, как правило, глава государства являлся верховным жрецом.
Христианская религия отличается от других наличием особой организации - церкви, которая, как духовная организация, должна была заниматься вопросами вероучения, нравоучения, богопочитания, внутренней церковной дисциплины. При этом государство от решения этих вопросов отторгалось. Т.е. возникла ситуация, когда в общественной жизни появилась сфера, не контролируемая государством. Однако власти по-прежнему считали своей обязанностью заниматься данными вопросами, и столкновение интересов в области контроля над духовной жизнью общества должно было привести к поискам выхода из назревающего конфликта. Кроме того, церковь, как общественный союз должна была определить свои отношения с другими союзами, в том числе и с государством. Таким образом, возникла проблема сосуществования церкви и государства.С IV века стали появляться теории, повлиявшие тем или иным образом на характер церковно-государственных отношений в различных странах в разное время. Наиболее значимыми из них стали учения Аврелия Августина (354-430), который предписывал церкви не вмешиваться в дела государства и заниматься только духовным воспитанием граждан, а государству - обеспечивать мир, не вмешиваясь в вопросы веры, Фомы Аквинского (1225-1274), не сомневавшегося в превосходстве духовной власти над светской, Мартина Лютера (1483-1546), который оправдывал светскую власть во всех её неприглядных проявлениях и призывал к подчинению ей. Наконец, естественно-правовые теории XVII - XVIII вв., провозгласив свободу совести, фактически, отделили церковь от государства. Анализ развития этих теорий позволяет сделать вывод об экстерриториальном
характере церкви.
И никто иной, как глава государственной власти, в конечном счёте, должен определить характер взаимоотношений с церковью.На практике отношения, сложившиеся между государством и церковью, как правило, делятся на три типа. Первый - цезарепапизм, когда церковь ставится под контроль государственной власти, глава государства является одновременно и главой церкви, государственная власть вмешивается в вопросы вероучения. Второй тип - папоцезаризм являет собой подчинение государства религиозным организациям и предполагает наличие всей верховной власти у религиозного учреждения с предоставлением главе государства только функции управления. Наконец, третий тип церковно-государственных отношений известен, как симфония властей или такой союз церкви и государства, в основу которого положена не идея их противопоставления, а идея гармонии и согласия, сосуществования, а не стремления к подчинению друг друга.
Правовую базу государственно-церковных отношений в Византии составляли нормы как государственного, так и канонического (церковного) права, причём, задачу их согласования должно было решить законодательство императоров.
В Византии возникла симфоническая модель отношений между государством и церковью, причём, произошло это далеко не сразу. В течение длительного времени императоры искали и выстраивали такую систему государственно-церковных отношений, которая устраивала бы обе стороны и, главное, большинство населения империи. Собственно законодательство императоров и позволяет проследить ту эволюцию, которую претерпевали отношения между государством и церковью на протяжении византийской истории с IV по Х века.
Так в законах, имеющих отношение к религии, императора Константина чётко прослеживаются два момента: веротерпимость по отношению ко всем исповеданиям, обозначенная Миланским эдиктом 313 г., и выделение особым образом христианства и христианской церкви. Церковь получила права юридического лица, христиане стали пользоваться определенными привилегиями, некоторые внутрицерковные вопросы стали решаться с участием императора.
Но Константин не участвовал в назначении священнослужителей, церковная организация не выполняла функции регистрации браков, рождения и смерти, и финансирование христианской церкви со стороны государства также не осуществлялось, поэтому государственной религией в полном смысле этого слова христианство не стало. Кроме того, его религиозная политика носила практический характер - для пользы империи почитать всех богов, в том числе и христианского, не случайно сам он принял христианство только перед смертью. Вера Константина носила синкретический характер, он не делил богов на своих и чужих и стремился умилостивить их всех. Это обстоятельство объясняет и его политику веротерпимости, и то, что христианство во время его правления de facto государственной и господствующей религией не стало.Преемники Константина (Констанций (337 - 361), Иовиан (363-364), Валентиниан I (364-375), Валент (364-378), Грациан (375-383) и Валентиниан II (375-392) в своей законодательной деятельности продолжали возвеличивать христианство, более активно ведя борьбу с язычеством. Исключение в этой цепочке составляет Юлиан Отступник (361-363), который ради выгод империи и своего величия решил, наоборот, прибегнуть к помощи языческих богов. Но его реформы были обречены на неудачу, поскольку, во-первых, большая часть населения обращалась в христианство, во-вторых, консолидирующаяся вокруг единого императора империя нуждалась в соответствующей идеологической поддержке, то есть в религии, сплачивающей адептов вокруг одного, а не нескольких богов.
Хотя на протяжении IV в. христианство выделяется среди других вероисповеданий ромеев, государственной религией оно становится только при императоре Феодосии Великом (379-395), который в 380 г. принял закон, определявший, кто является истинным христианином, и наказывавший государственными санкциями еретиков и язычников. Христианство провозглашалось единственной официальной религией Римской империи. Но попытки Феодосия I поставить церковь на службу государству и установить цезарепапизм были пресечены одним из церковных иерархов, что продемонстрировало силу и самостоятельность церковной организации.
Провозглашение христианства государственной религией имело как положительные, так и отрицательные стороны. С одной стороны, император уже не мог заботиться об империи, не заботясь также о единстве Церкви, поскольку разделённая Церковь означала бы также и разделённую империю, с другой стороны, такая зависимость государства от религиозного единства была опасна для государства, поскольку разногласия внутри церкви ставили вопрос о сохранении его целостности. Императоры V в. (Аркадий (395-408), Гонорий (395-423), Феодосий II Младший (408-450), Валентиниан III (425-455)) принимали антиеретические и антиязыческие законы, вводили новые привилегии для христианской церкви и духовенства, но действовали они, в основном, исходя из интересов государства, не отделяя свою церковную политику от государственной. Для сохранения целостности государства императорам приходилось заниматься организацией церковных соборов, первоочередной задачей которых было предотвращение раскола в церкви.
Императорам, на наш взгляд, было довольно трудно заботиться о единстве империи ещё и потому, что их положение на троне представлялось им ненадёжным. При отсутствии закона о престолонаследии и формальном утверждении сенатом и войском им нужна была дополнительная легитимация. Лев I (457 - 474) свой приход к власти подкрепил церковным обрядом венчания на царство. Император получил не только поддержку большинства жителей империи (христиан), но и право вмешиваться в решение религиозных вопросов, но уже не как pontifex maximus, а как лицо, получившее от Бога право заботиться о благополучии подданных.
Императоры IV - начала VI веков: Зенон (474-491), Анастасий I (491 - 518) и Юстин I (518-527), вплотную столкнувшись с религиозными разногласиями, вызвавшими нестабильную ситуацию в империи, пытались разрешить их различными способами: от компромиссных соглашений до вооруженного вмешательства и репрессий. Некоторые из них вмешивались в вопросы вероучения. Конечно, это можно рассматривать как проявление цезарепапизма, но, думается, в большей степени, у императоров присутствовало не желание подчинить своей власти церковь и поставить её под свой контроль, а стремление добиться политической стабильности, устранив нестабильность религиозную.
На наш взгляд, лозунг «религиозный мир ради политической стабильности» был девизом всех императоров на протяжении двух столетий от Константина Великого до Юстина I. Не отделяя духовную и материальную сферы жизни, считая себя ответственными и за ту, и за другую, они не разграничивали полномочий между церковной и светской властью на законодательном уровне.Это разграничение принадлежит Юстиниану Великому (527 - 565), главным руководящим началом политики которого являлось восстановление единой Римской империи в границах I - II веков и её сохранение во главе с единым императором. Он также понимал, что распри внутри христианской церкви подрывают её единство, а, значит, и единство империи, олицетворением которого является император. Как великий понтифик он не мог оставаться в стороне от этих распрей, но и раскол империи был нежелателен. Отсюда понятно стремление Юстиниана устранить фигуру императора от этих споров и возложить вину за распри на саму церковь.
Для того чтобы религиозная борьба не задела фигуру императора Юстиниан отстраняет данную фигуру от участия в ней. Проявлением этого стало разделение полномочий царства - императорской власти и священства - церковной власти. При этом царство должно заботиться о делах человеческих, т.е. императору вверяются сугубо политические функции, в первую очередь, сохранение мира в единой империи, священство должно служит делам Божественным, т.е. сохранение мира в церкви перекладывается на плечи духовенства. Если священство «беспорочно ... и с искренностью к Богу сопричастно», а царство «подобающим образом вверенное ему государство приводит в порядок», между ними устанавливается согласие (συμφωνία) на благо человечеству. Юстиниан подчеркивает не только разделение, но и союз, сотрудничество священства и царства, поскольку христианство уже стало идеологической составляющей имперской жизни, идеологической опорой государства, и император не может оставить религиозные дела без внимания.
Итак, отделив идеологическую сферу от политической, Юстиниан, во-первых, снял с фигуры императора вину за церковные распри, во-вторых, фактически изъял из обязанностей императора исполнение функций pontifex maximus, вверив данные функции церкви. Но благодаря союзу двух властей император не отстранялся от религиозных дел, по-прежнему принимал в них участие, но данное участие уже имело четкие границы и в случае выхода за них вело к конфликтам между императором и церковными иерархами.На протяжении VI - VII вв. византийским императорам пришлось столкнуться с множеством проблем, главными из которых являлись внешнеполитические, оказавшиеся тесно связанными с религиозными. Особо серьёзную проблему представляло монофизитское по своим убеждениям население восточных областей империи, которые и подвергались нашествиям. Чтобы привлечь на свою сторону население этих территорий, императорам пришлось особое внимание уделить именно религиозным вопросам, найти способ примирения проживающих в восточных провинциях монофизитов и православных (халкидонитов), к которым относилось большинство населения империи. В какой-то степени религиозный мир в империи восстановить удалось, но уже в VII в. монофизитские провинции были завоеваны арабами, и примирительная политика потеряла свою актуальность. Непростые отношения сложились у Византийской империи и с западными провинциями, а именно с Римом. Виной тому стали в том числе и религиозные разногласия с папским престолом по тем или иным вопросам. Недальновидная, зачастую чрезмерно жестокая политика императоров по отношению к римскому папе, который становился едва ли не единственным институтом, сплачивающим собственно Romanitas в единое целое, приводила к постепенному отделению Рима от Византийской империи (Константинополя). При этом папы, не желая попасть под влияние василевса, нередко сами шли на конфликт. В целом же церковная политика преемников Юстиниана I, как и его самого, служила, в первую очередь, интересам империи и строилась, в основном, на принципе симфонии. Подтверждением является тот факт, что, в большинстве своём, догматические споры решались на церковных соборах, авторами вероучительных концепций являлись, как правило, первоиерархи церкви. Попытки навязывания кем-либо из императоров (например, Ираклием (610 - 641)) своей воли приводили к плачевным для них самих и для империи последствиям и пресекались либо константинопольским патриархом, реально ставшим вторым лицом в стране, либо римским папой, либо самим населением.
Самое серьёзное нарушении концепции симфонии властей допустили в VIII - начале IX вв. императоры-иконоборцы, вмешивавшиеся во внутрицерковную деятельность, пытавшиеся поставить церковь под контроль государства. Однако, в полном объёме им этого сделать не удалось. Цезарепапизм даже в период иконоборчества выразился лишь в отдельных проявлениях, но не стал господствующей концепцией государственноцерковных отношений в Византии, а церковь осталась самостоятельным организмом, не подчиняющимся воле императоров. Связано это с тем, что большинство иконоборческих мероприятий было вызвано политическими причинами, а догматические дискуссии стояли на втором плане. Чуть более ста лет политика государства по отношению к церкви зависела от личных убеждений императоров, от их политических притязаний, и в какой-то степени, от государственных интересов. При этом часто религиозные реформы императоров-иконоборцев были губительными для исполнения их политических решений. Здесь следует отметить, что de jure цезарепапизм в Византии благодаря Юстиниану стал невозможен. Что же касается реальной жизни, то сильные императоры всегда стремились поставить всё (в том числе и церковь) под свой контроль, слабые - могли сами попасть под влияние (контроль) патриархов, а мудрые - стремились следовать идеалу симфонии на практике.
Законодательное оформление теории церковно-государственных отношений произошло в IX - начале Х веков. В частности «Исагога» и «Василики» окончательно утвердили концепцию симфонии властей. Согласно «Исагоге» церковь и государство образуют один организм. «Как человек состоит из души и тела, так и для государственного организма необходимы две власти: духовная и светская, т.е. император и патриарх; и как жизнь человеческая может быть правильной только тогда, когда душа и тело находятся в гармонии между собою, тело следует разумным велениям души, так и в государственном организме благополучие подданных и правильное течение их жизни могут быть только тогда, когда священство и императорство
находятся в согласии между собою» . «Василики» закрепили за канонами семи вселенских соборов статус государственных законов (кн.Ѵ тит.3). А Новеллы Льва VI, хотя не предусматривали какого-то особого урегулирования церковно-государственных отношений, на наш взгляд, подчёркивали тот симфонический тип, о котором писал император Юстиниан. Несмотря на конфликт, происшедший между Львом Мудрым и церковными иерархами по поводу четвёртого брака василевса, несмотря на явное стремление поставить церковь под свой контроль, выразившееся в рекомендации и избрание на константинопольский патриарший престол младшего брата императора - Стефана, новые императорские законы предусматривали как распределение компетенций государства и церкви, так и тот союз, который сложился между ними.
Чётко сформулированное в Исагоге понятие государства и церкви как единого организма стало доминирующим в определении церковногосударственных отношений и оставалось таковым до конца существования империи. Наряду с идеалом симфонии оно было рецепировано странами
785
странами православной ойкумены вместе с христианизацией . Исключением не стала и Русь, которая вплоть до конца XVII века стремилась следовать этому
784 Цит. по: Курганов Ф. Взаимоотношения между гражданской и церковной властью в Византийской империи... С. 70.
785 Оболенский Г. Византийское содружество наций. М., 1998. 334 - 342
идеалу. Но в начале XVIII в. вместо прежнего согласия Церкви и государства установился новый характер взаимодействия церкви и государства, с преобладающей властью последнего. Поэтому симфония властей оставалась идеальной и для России начала ХХ века. Так, Л.А.Тихомиров утверждал, что в монархической политике концепция союза, симфонии государственной и церковной власти должна быть основой их отношений. При этом «для Монархии нужно сохранить свое верховенство во всей области государственных отношений, в которые входит церковная организация. Для Церкви - в свою очередь необходимо сохранить свою верховную власть в области духовной. Во всей же прочей области социальной взаимные отношения Церкви и государства определяются желаниями и потребностями церковной организации, поскольку их признает удовлетворимыми Государство, и
786
требованиями Государства, поскольку им способна подчиниться Церковь» . Возможно, и в начале XXI века стоит задуматься о подобном опыте государственно-церковных отношений, о чётком разделении сфер влияния государства и церкви, об их взаимодействии и невмешательстве в дела друг друга.