4. Основоположение на основе ratio essendi чистого музыкалъного бытия.
с) Музыкалъное действование
1. В силу второго вида необходимости закон основания приводит к обязательному следованию действия за причиной. Редукция этого вида необходимости в чистом музыкальном бытии приводит нас к третьему основоположению, гласящему о хаpaктepе действий и причин в музыке.
Первое и второе основоположение отвергает абсолютную раздельность А и В. Тем самым, след., отвергается и разделъностъ причины и следствия. Данное А, являющееся причиной для В, слито с ним. Есть, значит, один и единственный предмет, который сам для себя есть и причина и следствие. Музыкальное бытие само в себе растворяет причину своих проявлений, само в себе растворяет действие своих проявлений. Оно сплошь все есть причина и сплошь есть действие. Чистое музыкальное бытие все пронизано бесконечными энергиями и силами, оно есть нечто постоянно набухающее и трепещущее, живое и нервное. В музыкальном произведении каждый его момент пронизан бесчисленным количеством сил; он - своеобразное средоточие и фокус жизненных токов цельного организма. Все музыкальное произведение есть живая система нерасчленимых энергий, взаимно проникающих друг друга; оно - реальное единство перекрещивающихся причин, которые есть одновременно и действия этих причин. Музыка - бесформенное единство самопротивоборствующих моментов взаимопроникновенного множества. Отсюда ясно наше третье основоположение чистого музыкального бытия.
Третье основоположение. Чистое музыкальное бытие есть всеобще-нераздельное и
слитно-взаимопроникновенное самопротиво
борство.
2. Этим преодолевается механическая обусловленность действия причины в пространственно-временном мире. Нельзя было
бы мыслить живую ткань музыкального произведения без этой системы взаимопроникающихся энергий. Есть что-то
живо-бьющееся, вечно-ждущее, нервно-трепещущее в абсолютном музыкальном бытии. И это - при полной нерасчленимости составляющих моментов, при полной их безымянности и взаимо-самопогруженности.
В абсолютной музыке что-то борется само с собой, что-то вечно родится и никак не может родиться окончательно. Это - действие, не вызывающее новых последствий, а лишь смутно-млеющее или взрывно-взмывающее самопорождение. Это - причины, не выявленные никакими предыдущими моментами и ничего причинно не производящие, а глухая и слепая мощь бытия, в которой нет ничего и все возможно.3. В качестве примера для опытного переживания музыкального самопротивоборства может служить почти всякое живое выявление музыкального переживания, в том числе и приведенные нами выше описания. Но специально для иллюстрации музыкального
самопротивоборства не мешает привести то описание состояний сознания по поводу cis-тоіі’ного квартета Бетховена, которое мы находим у Рих. Вагнера. Вагнеру эта музыка представляется как бы "одним из дней жизни подлинного Бетховена в связи с его глубочайшими внутренними переживаниями". Все, что есть в этой музыке, есть просто Бетховен; все это колдовство есть просто игра; гений усмехается сам себе; все, клубясь, стремится в бездонную пучину, все это - само с собой, само против себя, само для себя, само в себе и - в бездне.
"Довольно длинное вступительное adagio - самое
скорбное из всего, что когда-либо было выражено в
звуках, - я бы назвал пробуждением на рассвете того дня, который "на всем своем унылом протяжении ни одному желанию исполниться не даст, ни одному". Но в то же время это есть покаянная молитва - совещание с Богом, преисполненное веры в вечное добро. - Взор, обращенный внутрь, видит утешительное явление, понятное только ему (аПедго 6/8), и желание обращается в дивно-грустную игру с самим собой: глубочайшее сновидение пробуждается в
воспоминании. И вот художник, в
отраднейшем сознании своего
искусства, словно приготовляется (короткое переходное alkgro moderato) к волшебной работе; вновь оживившуюся силу присущего ему чародейства он заставляет действовать (andante 2/4) с целью приворожить появившийся прелестный образ, и затем без устали восхищается этим блаженным показателем полной душевной невинности, направляя на него
преломленные лучи вечного света и тем придавая своему видению все новые и новые, неслыханные формы.
- И мы как будто уже видим, что художник, нашедший в самом себе глубокое счастье, устремляет теперь свойвзор, несказанно прояснившийся, на внешний мир (presto 2/2): этот мир снова перед его глазами, как в Пасторальной симфонии. Все освещено внутренним счастьем художника. Он словно сам прислушивается к звукам тех явлений, что воздушно и вместе грубовато движутся перед ним в ритмическом танце. Он глядит на жизнь и по-видимому обдумывает (небольшое adagio 3/4), как бы ему самому сыграть танец для этой жизни: короткое, но сумрачное размышление, - словно он
погрузился в глубокий сон своей души. Один взгляд - и артист снова увидел суть мира: он пробуждается, проводит рукой по струнам и начинает играть такой танец, какого мир никогда еще не слыхивал (allegro finale). Это - танец самого мира: дикое веселие, мучительная жалоба, любовный восторг, высшее блаженство, печаль, ярость, сладострастие и горе; сверкают молнии, грохочет гром. И над всем этим - чудовищный музыкант, который все и вся покоряет и связует, - все и вся гордо и уверенно в вихре и
водовороте направляет в бездонную пучину: он усмехается на самого себя, - ведь для него это
колдовство было только игрой. - Ночь подает ему знак: его день свершен" (Р. Вагнер, "Бетховен").